XLIV. Губительница душ

Старуха Малютина дала согласие на брак дочери с графом Солтыком, и он считал себя счастливейшим человеком в мире. Цель его была достигнута – обожаемая им девушка будет его женой.

На следующее утро Эмма уже начала полновластно распоряжаться в доме графа, где все повиновались ей беспрекословно, а влюбленный жених не спускал с нее глаз и старался предупреждать ее малейшие желания.

Во время завтрака она приказала заложить сани и попросила патера Глинского проводить ее в Киев, возлагая на него обязанность известить Огинских об ее помолвке с графом. Она же намеревалась лично объявить об этом Казимиру Ядевскому.

– Вы останетесь дома в обществе maman и Генриетты, – прибавила она, обращаясь к Солтыку, – я вернусь сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром.

Граф вздыхал, уверял, что эта разлука покажется ему целой вечностью, умолял взять его с собой, но Эмма была непреклонна, и он наконец покорился своей горькой участи. Сани уже стояли у крыльца. Он свел с лестницы свою невесту, усадил ее, заботливо окутал ей ноги пушистой медвежьей полостью и получил за это неожиданную награду: красавица протянула к нему свои прелестные губки и позволила себя поцеловать.

– Пошел! – закричала она кучеру, и откормленные лошади помчались стрелой по белоснежной равнине.

Приехав в Киев, она рассталась с иезуитом и послала Бориса за Ядевским. Тот не замедлил явиться.

– Ваше любезное приглашение удивило меня, – начал он, – я думал, что вы уже забыли о моем существовании.

– Опять упреки! – вспылила Эмма. – Чего тебе еще нужно? Ведь ты мой и я никому не уступлю тебя.

– Ты сама не веришь словам своим.

– Разве ты разлюбил меня?

– Я?! Ты обвиняешь меня?.. И это после того, как ты живешь в деревне у Солтыка!

– Вместе с моей матерью.

– И изменяешь мне на каждом шагу.

– Ты не имеешь права говорить со мною таким тоном... Я откровенно предупредила тебя, что в отношении графа преследую известную мне цель, что эта цель вскоре будет достигнута и тогда ничто уже не разлучит меня с тобою. Ты должен вполне положиться на меня даже теперь, когда я решилась на такой отважный шаг, но я вынуждена была его сделать...

– Признавайся, что ты сделала?

– Со вчерашнего дня я помолвлена с графом Солтыком.

– Эмма!

– Не прерывай меня, выслушай до конца. На мне лежит священная обязанность. Я разыграла эту комедию для того, чтобы овладеть графом... теперь он в моих руках... но клянусь тебе, что свадьба моя с ним не состоится. Через несколько дней я уеду с ним в Бояры, где судьба его решится окончательно. Затем я вернусь в Киев и пойду с тобою под венец.

– Не верю я этой сказке! – вскричал Казимир. – Ты меня обманываешь, как говорится, отводишь глаза для того, чтобы я не помешал тебе сделаться графинею Солтык, и будешь смяться над легковерным юношей, который любит тебя до безумия!

– Если ты не веришь моим словам, то лучше нам разойтись в разные стороны. Я вижу, что ты меня не любишь... Любовь без взаимного доверия всего лишь дым, а не священное чувство.

– Сознайся, что поверить твоей выдумке было бы чистейшим безумием.

Эмма не ожидала такой настойчивости со стороны Казимира, это заставило ее на минуту призадуматься. Мгновенно в ее голове созрел другой план. Ей надо было, во что бы то ни стало, удержать Ядевского за собой, и она решилась на отчаянное средство для достижения своей цели.

– А что, если ты получишь полное доказательство моей любви? – вдруг спросила она. – Если я отдамся тебе?

Казалось, молодой человек не понял смысла ее слов: до такой степени это ошеломило его.

– Здесь я не могу принять тебя, – продолжала она, – я окружена шпионами. Но у меня есть приятельница, у которой собственный дом в одной из самых отдаленных частей города. Там я буду ждать тебя сегодня вечером – ты согласен?

Казимир бросился перед ней на колени и от волнения не мог выговорить ни слова, а только целовал ее руки.

– Придешь?

– Непременно!

– Ровно в десять часов вечера приди на улицу... – она назвала ее и описала внешний вид дома, – там встретит тебя преданный мне человек и проводит ко мне.

– Прости меня! – воскликнул юноша, прижимая ее к груди, а она краснела и улыбалась под его пламенными поцелуями.

Как только ушел Ядевский, сектантка послала Бориса за Рахилью и, когда та пришла, заперлась с ней в своей спальне.

– Сегодня ночью должен на некоторое время исчезнуть поручик Ядевский, которого ты знаешь, – сказала Эмма.

– Если обойдется без кровопролития, то я готова исполнить ваше приказание, – отвечала еврейка.

– Я назначила ему свидание. Жди его на улице около десяти часов вечера и проводи ко мне. Распорядись, чтобы твои люди были на месте до его прихода. Ядевский снимет с себя шпагу, потом начнет меня целовать, и я накину ему петлю на шею. Его свяжут, отнесут в подземелье, где он останется до тех пор, пока я сама не освобожу его. Скажи своим людям, чтобы они не смели обращаться с ним жестоко.

– Понимаю.

Еврейка ушла домой, получив от Малютиной еще кое-какие инструкции.

Иезуит не решался ехать к Огинским, не обдумав заранее, в каких выражениях он сообщит им поразительную новость. Долго ломал он себе голову, как вдруг в голове его мелькнула мысль переговорить с Анютой, которую наверняка обрадует известие о помолвке Солтыка. Он не ошибся. Девушка бросилась ему на шею и расцеловала его, потом повела в кабинет, где сидели ее родители, и радостно объявила:

– Граф Солтык женится на Эмме Малютиной. Он отказывается от меня, потому что не смог покорить мое сердце и убедился, что я никогда не полюблю его.

На лице Огинского изобразилось изумление, а жена его начала осыпать упреками патера Глинского.

– Перестаньте, – остановила ее Анюта, – вы знаете, что я люблю Казимира Ядевского и пойду в монастырь, если вы не отдадите меня за него замуж. – Скажите графу, – обратилась она к иезуиту, – что я ему очень благодарна и надеюсь, что он останется моим другом.

Этим окончилось затруднительное объяснение, и патер Глинский откланялся. Анюта воспользовалась неожиданно сложившимися обстоятельствами для того, чтобы испросить согласие родителей на брак с Ядевским. Отец был готов уступить ее просьбе, но мать была сильно заражена тем, что называется «польский гонор», и отказала наотрез. Это не обескуражило девушку, и она тотчас послала с Тарасом записку к Казимиру. Старик вернулся вечером и доложил своей барышне, что поручика Ядевского дома нет, а денщик рассказал ему, что какая-то дама назначила его барину вечером свидание.

– Наверно, Малютина! – воскликнула Анюта.

– За ней надо следить, – сказал Тарас, – она теперь в Красном кабачке. Кроме того, я узнал, что сегодня была у нее Рахиль. Жаль мне господина Ядевского! Говорят, что Малютина выходит замуж за графа Солтыка.

– Пойдем, посмотрим, что делает Эмма в Красном кабачке? – предложила Анюта, и полчаса спустя, переодевшись в крестьянское платье, они вышли из дома.

– Малютина поехала в кабачок на лодке и, наверно, вернется оттуда тем же путем, – заметил старик, – пойдемте и мы рекой, милая барышня.

Зима уже подходила к концу. Днепр вскрылся, погода была холодная, но ясная. Полная луна отражалась в воде, на дворе было светло, только сильный ветер вздымал на реке пенистые волны.

– Не боитесь ли вы, сударыня? – спросил Тарас.

– Я ничего не боюсь, – решительным тоном отвечала Анюта, садясь в лодку вместе со своим провожатым.

– Красавица еще там, – заметил старик, увидя огонь в окнах шинка, – подождем, пока она выйдет.

Минут через десять из кабачка вышла Эмма в сопровождении крестьянина, с виду похожего на рыбака, села с ним в лодку и переправилась на противоположный берег реки, не заметив, что другая лодка плывет за ними следом.

На берегу и в узком переулке, куда повернула Малютина, не было ни одного огонька – будто все вымерли. Сектантка остановилась перед домом, где Солтыку являлись тени его умерших родителей, постучалась в ворота, и они тотчас отворились. В ту же минуту Анюта схватила ее за руку.

– Что вам надо? – спросила Эмма, нимало не испугавшись.

– Наконец-то я поймала тебя! – вскричала Анюта. – Ты завлекла в свои сети и Солтыка и Ядевского, хочешь, я скажу, с какой целью?

– Вы с ума сошли!

– Ты говоришь, что любишь Казимира... нет, ты жаждешь его крови, хищная гиена, и с помощью своих сообщников собираешься его зарезать! Ты убила Пиктурно... отдала Тараевича на съедение диким зверям... Ты точно так же убьешь Солтыка и Ядевского, если я тебе не помешаю, кровожадная жрица дьявольской секты!.. Губительница душ!

Дикий яростный вопль раненой пантеры вырвался из груди сектантки. Она выхватила из-за пояса кинжал и готова была пронзить им свою соперницу, но тут вовремя подоспел Тарас и вырвал оружие из ее рук, а она шмыгнула во двор и захлопнула за собой калитку.

Эмма не потеряла присутствия духа и хладнокровно отдала своим сообщникам необходимые приказания. Юрий перелез через забор и побежал предостеречь Рахиль, Джике было приказано идти на встречу к Ядевскому и назначить ему свидание за городом, на первом перекрестке, по дороге в Комчино, а Табичу велено было как можно скорее оседлать лошадь. Первый успел исполнить возложенное на него поручение, но вторая еще не вышла из дома, когда сани, в которых приехал Ядевский, остановились у ворот.

– Стой! – закричал Тарас, хватая лошадь под уздцы.

– Что тут случилось? – спросил поручик.

– Нам удалось раскрыть готовящееся на вас покушение, – отвечал старик, – вас собирались зарезать в этом доме.

– Кто же?

– Малютина.

– Я едва не поплатилась жизнью за любовь мою к вам, – прибавила Анюта.

– Злодейка хотела заколоть мою барышню вот этим кинжалом, но я бросился между ними, и удар достался мне... Ничего... заживет, – прибавил верный слуга.

– Возможно ли это? Неужели Эмма действительно жрица кровавой секты?! – воскликнул Казимир.

– Да, – подтвердила Анюта. – Она дьявол под личиной ангела... Она завлекла вас для того, чтобы принести в жертву... и вы поверили клятвам в любви этой сектантки, руки которой запятнаны человеческой кровью!

– Боже мой, Боже мой! – стонал Казимир, закрывая лицо руками.

– Уйдемте отсюда поскорее, – сказал Тарас, – а то мы все попадем в руки этих дьяволов.

Анюта села в сани рядом с Казимиром, а Тарас – на козлы с кучером.

– Куда прикажете? – спросил тот.

– В полицию и как можно скорее, – отвечал старик, – иначе от этой шайки губителей не останется и следа.