💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Кодификация советского права в 20-е г.

Переход после гражданской войны к мирному хозяйственному строительству активизировал дальнейшую разработку гражданско-правового законодательства, нормирующего основные направления хозяйственной работы. Новый этап развития поставил ряд важнейших правовых пробм, в том числе вопросы о правовых источниках и юридической тех нике.

Первоначальную роль источника права играло революционное правосознание. Поскольку практика и «революционное мировоззрение трудящихся масс» в тот период еще не могли принимать форму определенных законов, а старое за­конодательство было неприемлемым для нового строя, революционное правосознание оставалось почти единственным источником права. В 1917—1918 гг. принимались новые декреты о суде, в каждом из которых так или иначе интерпретировалось понятие революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1 (1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Декрета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) — «социалистическая совесть».

Уже на данном этапе делалась попытка разграничить категории «революционная совесть» и «революционное правосознание». Первая означала субъективную способность осознавать и применять революционное правосознание, вторая —объективное содержание права.

Правоведы 20-х гг. придавали важное значение этим декретам, но все же главное место отводили судебному решению как ведущей форме правотворчества. Объяснялось это отчасти тем, что декреты этого периода (1917—1920 гг.) были разрознены и не приведены в систему. На данном этапе «революционное правосознание» составляло стереотип «революционной законности» вообще, которая, в свою очередь, почти совпадала с представлением о «революционной целесообразности». Лишь к концу периода «военного коммунизма» в правовой теории произошла определенная дифференциация этих категорий.

Сама кодификация рассматривалась в этой связи только как этап в осуществлении революционного правосознания (или целесообразности), как способ «лучшего в данных виях достижения цели». Законодательные нормы не могли покрывать всего многообразия действительности, в каждый отдельный момент точно отражать «опыт хозяйственного строительства». В этой ситуации революционное (или, как чаще начали говорить в 20-е гг., социалистическое) правосознание приобретало новую значение — метода, восполняющего пробелы в законе.

В целом в правовой теории 20-х гг. под революционной законностью стали понимать установленный и определенный государством правопорядок, комплекс правил, что связывалось с необходимостью разработки системы соответствующих норм. Расчет на скорое отмирание права (при социализме) обусловил особое отношение к правовой норме:

«закон отмечает те вехи, по которым определяются границы данного правопорядка, данной системы правовых отношений... Теоретически закон должен дать основной принцип данной системы, а остальное — уже дело пролетарского суда» (П. Стучка).

Ориентация на «революционное правосознание» как на важнейший источник права содержалась в концепциях сторонников психологической теории права (М. Рейснер), в которых отождествлялось собственно право с революционным правосознанием. Аргументам психологистов противопоставлялась социологическая интерпретация права. С этой точки зрения законодательство являлось не чем иным, как плановой политикой. «Мы не говорим о верховенстве законов, но говорим, что части подчинены целому и что в социальном строительстве отдельные его акты увязываются объединяющим их общим планом» (И. Ильинский).

Советские правоведы 20-х гг. столкнулись со значительным противоречием, заложенным в самой правовой системе переходного периода, между «пролетарским судом» и «буржуазным правом». Преемственность юридических форм («буржуазное» — советское право) выражалась, в частности, в том, что праву переходного периода наряду с принципом целесообразности был присущ и принцип «справедливости». Хотя последняя ни разу прямо не упоминалась в ГК РСФСР, но определенно присутствовала в содержании его статей, в ряде случаев даже определяя границы применения закона. Судебная и правоприменительная практика представлялась советским правоведам наиболее эффективным средством противодействия «буржуазным» началам, все еще существующим в праве переходного периода. «Творческая активность судебной практики, точно ограниченная исключительно интересами государства и трудящихся, но вовсе не ограниченная неподвижными рамками закона» — в этом виделось начало коррективов правотворческой деятельности в условиях переходного периода.

Разрешение дилеммы «пролетарский суд — буржуазное право» осуществлялось следующим образом: судья должен был прежде всего попытаться найти прямой ответ в действующем законе. Если это не удавалось, он обращался к анализу «общих начал», которые можно вывести из существа советского законодательства. Не найдя достаточно определенного ответа и там, судьи вправе был искать решение в последней инстанции — в «общих принципах классовой политики». Такой порядок обусловливал необходимость тщательно регламентировать процедуру судебного разбирательства, поэтому законодатель значительное внимание уделял разработке норм процессуального права.

Уже в 1919 г. Стучка предложил начать кодификацию нового права. Главенствующее место должна была занять Конституция. Далее шло «социальное право», включающее семейное право и право социального обеспечения. Затем должны были располагаться «имущественные права», точнее, нормы, отменяющие и ограничивающие эти права (о национализации земли и производства), а также «допустимость применения пережитков частной собственности переходного времени». Завершат сборник кодифицированные правила о труде, «остатки договорного права» и международное право. Систематизированные таким образом нормы составят «обязательное для всех право», тогда как все дальнейшие узаконения будут представлять собой лишь технические инструкции. Этот первый подход к вопросу о системе права был обусловлен практической необходимостью, связанной с формированием системы советского законодательства.

20-е гг. стали периодом интенсивной кодификационной работы. Были приняты и вступили в действие Гражданский, Уголовный, Земельный, Гражданско-процессуальный, Уголовно-процессуальный кодексы, Кодекс законов о труде, разработаны проекты Хозяйственного, Торгового, Промышленного, Кооперативного, Административного кодексов.