Глава 5. — Лорен, мистер Велакес говорит, что он твой клиент

— Лорен, мистер Велакес говорит, что он твой клиент…

Фрэнсис умолкла, заметив мрачный взгляд смуглого красивого незнакомца, которого она пригласила пройти в квартиру. Он внимательно рассматривал Лорен и Мэтти.

Тишина стояла в комнате. Но в этой тишине крылось такое напряжение, что по коже Лорен забегали мурашки. Ее глаза были прикованы к лицу Рамона. Он побледнел от шока. Постепенно шок вытеснила злоба с оттенком горечи.

— Все правильно. У тебя есть ребенок. — Его голос был свирепым и почти неузнаваемым, акцент стал сильно заметен. — И это мой сын.

Это было утверждение, не вопрос. Сходство между Рамоном и Мэтти было поразительным. Лорен не смогла бы скрыть правду, даже если бы захотела. Она молча кивнула.

Рамон грубо выругался.

— Ты прятала моего сына от меня? — произнес он сипло.

У Рамона не осталось никаких сомнений. Малыш был его миниатюрной копией. И его мозг пытался осознать то, что видели глаза.

И не только глаза, понял он. Его сердце, его душа распознавала свою плоть и кровь. Как Лорен посмела?! Она родила ему сына, но ни словом не обмолвилась об этом.

Второй раз в жизни Рамон ощутил во рту горький привкус предательства. Впервые это случилось, когда ему было восемнадцать лет. Он застыл в дверях гостиничного номера и смотрел, как женщина, которую он любил, лежит в постели с незнакомым мужчиной.

— Теперь ты понимаешь, почему не можешь жениться на этой потаскухе? — спросил отец. — Каталина Кортес никогда не любила тебя, сын мой. Это был план, разработанный вместе с ее любовником, — соблазнить и женить тебя на себе, а при разводе потребовать большое содержание. Тебя держали за дурака, Рамон. — Эстебан Велакес говорил жестко и прямо. — Но, к счастью, никто пока не пострадал. Возможно, только твоя гордость, — добавил герцог.

Отец был расстроен, и это усиливало унижение Рамона. Глядя на Каталину, он поклялся никогда не доверять ни одной женщине. Многие годы это решение помогало ему, так как он убедился, что большинству женщин действительно нельзя доверять. Но Лорен казалась ему другой. Одним из ее качеств, которое восхищало Рамона, была ее честность. Будущего герцога всю жизнь окружали подхалимы, которые говорили то, что, как они считали, он хотел услышать, а Лорен говорила то, что думала. Это было ново для него.

Теперь выяснилось, что Лорен заслуживает не больше доверия, чем Каталина. Она не обманывала Рамона с другим мужчиной, однако скрыла от него первые месяцы жизни его сына, и он никогда не сможет простить ей это.

— Сколько ему? — с трудом выговорил Рамон.

— Десять месяцев.

Лорен покусывала губу. Рамон явно был потрясен. Осознание того, что она не имела права скрывать от него рождение Матео, охватило ее.

«Этот плейбойствующий испанский герцог прямо сказал, что рассматривает женитьбу как долг, цель которого — обеспечение рода Велакесов наследником», — пыталась убедить себя молодая женщина. Но совесть продолжала мучить ее.

— Десять месяцев? Ты прятала от меня моего сына почти год? — Он быстро все подсчитал в уме. — И ты уже знала, что беременна, в тот вечер, когда мы виделись в последний раз. — Рамон закрыл глаза. — Dios! Почему, Лорен?

— Лорен, что происходит? — взволнованно перебила его Фрэнсис. — Кто этот человек? — Она смотрела на вызывающего у нее опасения незнакомца, одетого в черные джинсы, черный джемпер и кожаный жилет. — Может, позвонить в полицию?

— Нет, все в порядке, мам. — Лорен тяжело вздохнула. — Рамон — отец Мэтти. И мне нужно поговорить с ним, а тебе пора идти. Такси, наверное, уже ждет. Пожалуйста, не волнуйся. — Лорен взглядом остановила мать, собирающуюся возразить. — Все будет хорошо.

Если бы она была в этом уверена…

Лорен проводила Фрэнсис и заперла входную дверь. Недомогание усилилось — теперь голова просто раскалывалась, как будто кто-то сверлил ей череп. Следовало бы принять лекарство и лечь в постель хотя бы на несколько минут. Вместо этого Лорен вернулась в гостиную.

Рамон стоял у каминной полки и рассматривал фотографии Мэтти, сделанные, когда малышу было несколько дней от роду. Он взглянул на Лорен.

— Я даже не знаю его имени, — сказал он тихо, но в голосе отчетливо слышалась еле сдерживаемая ярость.

— Его зовут Матео.

— Матео. — Рамон произнес имя своего сына с удивлением.

Его сын… До сих пор Рамон рассматривал отцовство как обязанность, которую он должен будет выполнить когда-нибудь в будущем, но в действительности никогда не задумывался о том, что же это такое — иметь ребенка. А теперь он встретился с сыном, который был его миниатюрной копией, и испытывал благоговейную радость оттого, что этот прекрасный малыш — его сын.

Матео сидел на бедре у Лорен, его головка лежала у нее на плече. Он услышал свое имя, заинтересовался и улыбнулся Рамону.

Малыш обычно побаивался незнакомцев, особенно когда уставал, но, к удивлению Лорен, протянул ручки к отцу. Рамон подошел и взял его дрожащими руками. Внезапно Лорен охватила необъяснимая паника. Ей не хотелось отдавать Мэтти. Но малыш радостно заулыбался, как только Рамон прижал его к своей груди:

— Матео.

Он погладил темные шелковистые волосики и посмотрел ребенку в глаза, которые были такой же формы и цвета, как его собственные. На Рамона нахлынула волна эмоций, которая на минуту лишила его сил. Он пропустил почти целый год жизни своего сына. Лорен украла у него эти невосполнимые месяцы.

Лорен проглотила слезы, чуть было не выступившие у нее на глазах. Мэтти выглядел таким крошечным на руках отца. Рамон с нежностью рассматривал сына.

— Мэтти устал, — тихо сказала она. — Он обычно спит в это время. Я отнесу его в кроватку.

Лорен хотела забрать ребенка, но Рамон помотал головой:

— Я сам отнесу его. Покажи мне, где он спит.

Молодая женщина медленно повела его по коридору в крошечную комнатушку, служившую детской.

— У него сегодня был тяжелый день, — объяснила Лорен после того, как Рамон осторожно уложил Матео в кроватку.

— Алистер Гэмбрил сказал мне этим утром, что ты спешно уехала домой, потому что твой сын заболел.

Значит, вот как он узнал о Мэтти! Она опоздала.

— Что случилось с Матео? — требовательно поинтересовался Рамон, вернувшись в гостиную. — Сейчас он выглядит совершенно здоровым.

— Он начал задыхаться сегодня утром. Мама вызвала скорую, и его отвезли в больницу. Очевидно, приступ был вызван высокой температурой. Врач сказал, что у Мэтти воспалено горло, и прописал курс антибиотиков. Он должен скоро поправиться. Правда, есть вероятность того, что приступ повторится.

Лорен провела рукой по волосам, исподлобья взглянула на Рамона. Он пристально смотрел на нее сузившимися от злобы глазами. Рамон снял жилет и внезапно швырнул его с силой на кресло. Женщина вздрогнула.

— Почему ты это сделала? — Он изо всех сил сжал ее плечи.

Она заплакала:

— Рамон! Ты делаешь мне больно.

— Я убью тебя! — прорычал Рамон. Его лицо походило на страшную маску, кожа обтянула заострившиеся, как лезвия, скулы. Он заметил ее испуг и еще больше разозлился. — Предательница! Сука! Как ты посмела скрывать от меня моего собственного сына?

— Я не думала, что ты захочешь его.

— Ты даже не дала мне шанса. — Его ноздри раздувались, Рамон пытался сдерживать темперамент. — Почему ты думала, что я буду против собственного ребенка?

Лорен горько усмехнулась:

— Ты же сказал, что твой долг — найти знатную испанскую невесту для того, чтобы произвести на свет наследника голубых кровей. Я собиралась признаться тебе в тот вечер, когда мы встречались в «Виноградной лозе», но ты четко дал понять, что я ничего не значу для тебя.

Ей не забыть выражение его лица, когда она преподнесла ему подарок на их маленький юбилей.

— Ты подчеркнул, что я могу быть только любовницей. Я боялась, что ты сочтешь Мэтти недостойным имени Велакес. У меня в роду нет аристократов. — Рамон смотрел на нее по-прежнему враждебно, а Лорен тихо продолжала, покусывая губу. — С того самого момента, как я ушла от тебя, меня мучило чувство вины и неопределенности. Я не знала, что мне делать. Я разрывалась между желанием сказать тебе о ребенке и боязнью того, как ты можешь отреагировать. Много раз — до того, как Мэтти родился, и после — я брала телефон и начинала набирать твой номер. Но нервы сдавали, и я отключала телефон, — призналась она. — Я не хотела, чтобы Мэтти рос, чувствуя, что он недостаточно хорош, чтобы стать членом прославленной семьи Велакес. Детям важно знать, что их ценят.

Эту истину Лорен усвоила, когда отец бросил их с матерью. Тогда она поняла, что совершенно не интересует его.

— Ты думаешь, лучше растить Матео без отца? — язвительно спросил Рамон. — Какое право ты имеешь лишать его одного из родителей?

Лорен побледнела. Конечно, она виновата в том, что Мэтти будет расти только с матерью, но это лучше, чем иметь отца, который, как она боялась, будет считать отцовство обременительной обязанностью.

— И какую часть его жизни ты собиралась украсть у меня? — со злобой продолжал Рамон. — В твои планы входило сообщить мне об этом хоть когда-нибудь? — Он похолодел. — Неужели случайная обмолвка Алистера Гэмбрила — это единственная причина, по которой я узнал о существовании сына?

Лорен не ответила, а он продолжать смотреть на нее с горьким презрением.

— Dios! Ты спала со мной вчера и даже тогда не сказала мне ничего. Что все это значит? Может, ты использовала меня как производителя, чтобы зачать братишку для Матео?

— Нет! Не будь смешным! — Лорен обиделась. — Это ты подошел ко мне, если помнишь. Ты танцевал со мной весь вечер, а потом привел меня в свой номер.

— Ты пошла достаточно охотно.

— Только потому, что Гай расстроил меня. Я никогда не планировала того, что произошло между нами.

Лорен не смотрела на Рамона. Краска залила щеки женщины, потому что она лгала.

Во время бала Лорен сильно влекло к нему, в глубине души ей хотелось, чтобы он увел ее к себе и занялся с ней любовью. Даже теперь ее предательское тело жаждало, чтобы он прикасался к ней, как прикасался накануне. Воспоминания о его ласках, доводящих ее до экстаза, заставили Лорен затрепетать.

Рамон пригладил рукой волосы, отошел от нее, заметался по маленькой гостиной, как медведь в клетке.

— Кто занимается Матео, если ты проводишь на работе весь день? Ведь твоя мать живет, кажется, в Джерси?

— Он посещает ясли. Это прекрасное заведение. Самое лучшее, — быстро добавила она, когда Рамон нахмурился.

Плата за ясли была, честно говоря, непомерной, но Лорен с радостью отдавала эти деньги, зная, что Матео там нравится и о нем хорошо заботятся.

— А когда ты вернулась на работу? — продолжил расспросы Рамон.

— Как только ему исполнилось три месяца.

— Dios mio! Ты сбагрила его c рук, когда малышу было всего три месяца? — В глазах Рамона читался неподдельный ужас. — Мои сестры проводили со своими детьми несколько лет.

Лорен посмотрела на него изумленно:

— Я не знала, что у тебя есть сестры. Пока мы были вместе, ты никогда ничего не рассказывал о своей семье.

Он пожал плечами:

— Я давно научился охранять свою личную жизнь и жизнь моей семьи. Это случилось после того, как две экс-любовницы разболтали бульварным газетенкам кое-какие подробности об отношениях со мной. Даже цвет и форма моей ванны представляет интерес для некоторых людей, — сухо добавил Рамон.

«Но я сохранял дистанцию между нами и по другой причине», — признался он себе. Многие годы он вел двойную жизнь. В Испании он был наследником герцогского титула и никогда не забывал о своих обязанностях, а в Англии позволял себе расслабиться. Рамон никогда не позволял двум своим мирам пересекаться.

— Ты прекрасно знаешь, что я не способна совершить что-то подобное, — отрезала Лорен, обиженная его недоверием. — В отличие от твоих сестер я живу в реальном мире. Я должна ходить на работу, чтобы иметь возможность оплачивать счета. Не могу сказать, что такая ситуация идеальна, но я делаю для Мэтти все, что могу. Я даже сцеживала грудное молоко в обеденный перерыв в женской уборной, чтобы Мэтти накормили им в яслях на следующий день.

Ее жизнь несколько первых месяцев после рождения сына была сущим кошмаром: смесью усталости, озабоченности, слез, которые она тайком проливала в перерывах между совещаниями. Рамон никогда не поймет, как трудно было Лорен оставлять малыша на руках у воспитательницы и идти на работу.

— Для него было бы гораздо лучше, если бы ты кормила его сама, — заявил он. — Кормление грудью — это очень важное время, когда между матерью и ребенком формируется особая связь.

— Я не знала, что ты разбираешься в вопросах грудного вскармливания, — бросила она, уязвленная его высокомерием. — Мне очень не нравится оставлять Мэтти, но у меня нет другого выбора…

— Это не так. У тебя всегда был выбор, — горько заметил Рамон. — Если бы ты сказала мне, что ждешь ребенка, я сразу обеспечил бы тебя всем необходимым. Мой сын родился бы в Испании и провел бы эти десять месяцев в Кастильо-дель-Торо, в окружении своей бабушки, тетушек и кузенов, а не в убогой квартире, отправляясь каждый день в приют, пока ты занимаешься своей драгоценной карь ерой.

«Убогая квартира, приют…» Оскорбительные замечания Рамона привели Лорен в ярость. Но не успела она сформулировать ответ, он заговорил опять тихим непреклонным голосом, который испугал ее гораздо больше, чем его взрывной темперамент:

— Мой сын будет принадлежать мне. Не сомневайся, Лорен.

Рамон смотрел на фотографии Матео и думал, что конечно же его сын является испанским аристократом, хотя и рожден от англичанки. Он ощутил громадную ответственность и желание защищать малыша.

— Совершенно очевидно, что Матео поразительно похож на меня. Он из породы Велакесов. А если ты будешь отрицать, что я его отец, я буду настаивать на проведении теста ДНК, а затем увезу его в Испанию.

— Ты не сделаешь этого. — Лорен тряхнула головой, забыв о мигрени.

Она дрожала, хотя всего две минуты назад ее тело пылало. Температура явно повысилась. Но когда Лорен посмотрела на Рамона, ее ноги подкосились от страха, и она упала на диван.

— У тебя нет права забрать его у меня, — неуверенно произнесла она.

Рамон темпераментно ударил кулаком по столу.

— Ты смеешь говорить мне о правах? Какое право ты имела лишать Матео отца? Наши отношения здесь не важны, — хмуро сказал он. — Значение имеет только то, что лучше для Матео.

— Неужели разлука со мной скажется на нем положительно? — Лорен прижала руки к раскалывающейся голове, пытаясь сосредоточиться. — Я, может быть, и не специалист в семейном праве, но ни один суд не разлучит ребенка с матерью.

— Увидим, — холодно бросил Рамон. — Весьма вероятно, судья согласится, что ребенку лучше жить со своим отцом, который согласен посвятить ему жизнь, в большой и дружной семье, где все будут любить его, а не с матерью, проводящей целый день на работе, пока он находится на попечении нянек в яслях. Десятимесячный ребенок нуждается в уходе родных людей, и я буду с ним день и ночь.

— Правда? — спросила Лорен с недоверием. — А как же твои поездки и перелеты по всему миру, связанные с бизнесом? Наверное, ты будешь оставлять Матео с няней. А как же твои бесконечные посещения всяческих мероприятий?

— Я намерен сократить деловые поездки до минимума, и, если быть честным, я устал от светских мероприятий и вечеринок. Я бы предпочел проводить время со своим сыном.

Рамон посмотрел на побелевшее лицо Лорен и поймал себя на том, что ощутил всплеск сочувствия к ней. Но он постарался взять себя в руки. Она намеренно скрывала от него сына и не заслуживает снисхождения.

— То, что ты сделала, нельзя простить, — твердо сказал он. — Молись, чтобы получить повышение, на которое, по словам Алистера, ты можешь претендовать. Тебе понадобится масса денег для того, чтобы выиграть в суде спор за опекунство, и для апелляций, потому что, если я проиграю одно слушание, сразу будет назначено следующее. Ты представляешь себе эту картину, Лорен? Я никогда не сдамся в борьбе за сына, так как совершенно уверен, что ему будет лучше со мной. Матео — наследник Велакесов, и я не понимаю, почему ты хотела лишить его того, что принадлежит ему по праву рождения.

Лорен сильно закашлялась и не смогла сдержать стон, так как у нее болел каждый мускул. Она дрожала от холода, но на ее лбу поблескивали капельки пота. Молодая женщина откинула голову на спинку дивана.

Рамон нахмурился, заметив, что ее кожа приобрела странный сероватый оттенок:

— Что с тобой? Ты выглядишь ужасно.

Она безрадостно улыбнулась:

— А ты не думаешь, что мое состояние вызвано тем, что ты собираешься отобрать у меня Мэтти? — Ей казалось, будто ее рот заполнен битым стеклом; говорить было сущим мучением. — Я, видимо, заразилась на работе, в офисе гуляет опасный вирус. — Лорен опустила глаза. — Извини меня, — прошептала она. — Я искренне верила, что тебе нет дела до Матео или, еще хуже, он станет обузой для тебя. Но что бы ты ни думал, клянусь, я делала все, что могла, чтобы быть ему хорошей матерью.

Темные глаза Рамона были холодными.

— К сожалению, я не могу считать выражение «все, что могла» достойным моего сына. — Он поморщился, когда она расчихалась. — Dios! В таком состоянии нельзя подходить к ребенку. Ты еле стоишь на ногах, — прорычал Рамон, когда Лорен попыталась встать и зашаталась. — Как я понял, твоя мать завтра отправляется в круиз и не может сидеть с мальчиком?

Лорен нехотя кивнула и вздрогнула, так как от слабого движения ее голова готова была расколоться. Рамон достал из кармана телефон:

— Я вызову личный самолет, чтобы нас забрали сегодня. В двадцати милях отсюда есть посадочная полоса.

— Забрали куда? — прокаркала Лорен, с ужасом обнаружив, что ее голос садится.

Она никогда в жизни не чувствовала себя так плохо, а суровая решимость Рамона испугала ее до смерти.

— Я забираю своего сына в Испанию. Ты едешь тоже. В отличие от тебя я знаю, что Матео нужны и отец, и мать, — отрезал он.

— Ох, нет! — Лорен затрясла головой и застонала от боли. — Я не позволю тебе увезти Мэтти, — сказала она чуть не плача.

— Не смеши. Ты больна, а ему требуется уход до тех пор, пока ты не поправишься. И единственное место, где он все получит, — это его семья. Моя мать будет счастлива познакомиться со своим новым внуком. А я найду няню, которая будет присматривать за Матео на случай, если приступ повторится.

Недовольный рев донесся из коридора. Мэтти часто просыпался после короткого сна не в лучшем настроении. Лорен поспешила в детскую. Малыш стоял в кроватке, держался за решетку и пронзительно визжал.

— Ну что ты, дорогой? Наверное, ты хочешь пить? — приговаривала Лорен, надеясь успокоить его.

Но Мэтти продолжал кричать и извивался столь энергично, что мать, попытавшись взять мальчика на руки, чуть не выронила его.

— Отдай его мне, — сурово приказал Рамон, заглядывая в комнату. — У тебя нет сил удержать его.

«Сын определенно унаследовал темперамент Велакесов», — подумал он со смесью гордости и сожаления. Даже в этом возрасте у Матео была сильная воля. Он нуждался в строгой руке отца ничуть не меньше, чем в материнской заботе.

— Матео. — Рамон заговорил мягко, но твердо, и, к расстройству Лорен, Мэтти прекратил плакать и с интересом уставился на высокого мужчину, протягивающего к нему руки. — Иди к своему papito, мой хороший.

Иди к своему папочке? У Лорен перехватило дыхание, когда Матео радостно заулыбался и потянулся к Рамону.

— Рамон, — пролепетала молодая женщина.

Он лишь на секунду задержался на пороге крошечной детской и бросил на нее гневный взгляд.

— Возьми свое пальто, — приказал Рамон. — Машина будет здесь через пять минут.

Над ее головой летел херувим. Лорен открыла глаза пошире и поняла, что херувим был фрагментом потолочной росписи. Она нахмурилась, не понимая, откуда взялась роспись и что случилось с белым потолком ее скромной спальни.

— А, вы проснулись.

Голос доносился откуда-то от окна. Лорен прищурилась, ослепленная солнечным светом, и наконец рассмотрела спешащую к ней миловидную женщину.

— Здравствуйте, Лорен. Я Кэти Моррис, — мягко сказала женщина. — Я английская медсестра и помогаю сеньору Велакесу ухаживать за вами.

Рамон! Отрывочные картинки начали всплывать в голове Лорен. Она вспомнила, как Рамон нес ее на руках по трапу самолета. Затем, ненадолго придя в себя, она обнаружила, что находится в машине, мчащейся на большой скорости к громадному замку, окруженному скалистыми горами.

Лорен попыталась встать, однако поняла, что у нее нет сил. Но Мэтти у Рамона! И ей необходимо найти его.

— Не думаю, что вам стоит вставать сегодня, — произнесла медсестра вежливым, но твердым тоном, уложила ее на подушку и поправила одеяло. — Вы были очень больны последние четыре дня. Вы подхватили опасный вирус. Мистер Велакес буквально не спускал с вас глаз. Он даже спал в кресле рядом с вашей кроватью, чтобы не оставлять вас ночью. Сейчас он кормит вашего сыночка завтраком и, я думаю, скоро вернется.

Когда Кэти умолкла, Лорен пробормотала:

— Так что, я в Испании? В замке Рамона?

— В Кастильо-дель-Торо, — подтвердила медсестра. — Это чудесный замок, построенный в тринадцатом веке и тесно связанный с историей семьи Велакес. По-английски это Замок Быка. Он назван в честь одного из предков сеньора Велакеса, прославившегося победами на поле брани, а также на любовном фронте. — Кэти усмехнулась. — У меня сложилось впечатление, что местные жители почитают нынешнего герцога так же, как и его знаменитого предка. Мне кажется, сейчас вам не помешает чашечка чаю, а затем я помогу вам принять ванну.

В детской, расположенной напротив комнаты Лорен, Рамон усадил Мэтти в высокий стульчик для кормления и с удовлетворением рассматривал безукоризненно чистую одежду малыша, умытое личико и расчесанные шелковистые кудряшки. Правда, нельзя было сказать, что купание и одевание Мэтти прошли без ущерба для отца. Он с сожалением взглянул на намокшие брюки и рубашку. Вытерев Матео и застегнув непослушные пуговички детского комбинезона, Рамон почувствовал, что заслуживает медали.

— Интересно, как твоя madre умудряется каждый день проделывать такое перед уходом на работу? — спросил он малыша, восхищаясь — с оттенком зависти — Лорен.

Первые четыре дня отцовства Рамону почти не удавалось сомкнуть глаз. Конечно же он мог передать Матео Кэти Моррис, которую нанял в качестве няни, но Рамон был настолько увлечен крошечным существом — своим сыном, — что хотел узнать его получше и проводил с ним все свободное время.

Всю жизнь Рамон знал, что его обязанность — произвести на свет наследника рода Велакесов, но он никогда не задумывался над тем, что это такое — иметь ребенка. Матео, можно сказать, ворвался в его жизнь и в какой-то мере лишил его свободы. Но когда Рамон смотрел в карие глазки сына, он понимал, что возможность летать по всему миру на своем самолете — небольшая цена за счастье иметь сына.

— Время завтрака, — объявил он Матео, когда горничная вошла в детскую с подносом.

Рамон взял мисочку с овсянкой, наполнил ложку и предложил ребенку, но тот решительно отказался открывать рот.

— Давай, chiquito, парнишка, это вкусно, — попытался убедить его отец. — Одну ложечку за папу? — Матео попытался схватить ложку. — Ладно, ты хочешь быть независимым и кушать сам?

Может быть, его сын гений? Рамон передал малышу ложку и придвинул мисочку ближе к нему.

— Ну, тогда вперед. Нет, Матео, ложкой… — Он с ужасом наблюдал, как мальчик поднял мисочку и вывалил ее содержимое себе на макушку. Овсянка залила копну шелковистых кудряшек.

— Теперь придется купать тебя снова! — Рамон попытался вытереть кашу хоть частично.

Он смотрел на Матео, а ребенок серьезно смотрел на него. Его розовые, как бутон, губки вдруг сложились в ангельскую улыбку. И в этот момент Рамон почувствовал, что очень сильно любит его. Он закинул голову и радостно засмеялся.

— Ты чудовище, знаешь об этом? — Он вынул Матео из стульчика и обнял его. — Ты — мой сын, и я никогда не расстанусь с тобой, — с пылом поклялся он.

Тихий звук заставил его обернуться, и он напрягся, увидев Лорен, стоящую в дверях. Она выглядела бледной и слабой, и блеск слез в ее глазах заставил Рамона нахмуриться.

— Почему ты не в постели? — спросил он строго. — Кэти говорила, что ты проснулась, но еще слаба и не можешь вставать.

Лорен сглотнула, не в силах сдержать слезы при виде довольного сына, сидящего на руках у отца.

— Мне хотелось увидеть Мэтти, — сипло проговорила она. — Медсестра сказала, что ты кормишь его завтраком. — Лорен была удивлена, узнав, что Рамон сам заботится о ребенке, а не перепоручил его няне. «Он даже выглядит как-то по-другому», — отметила она. В потертых джинсах и черной рубашке поло он казался более человечным и ничем не напоминал высокомерного герцога, который ворвался в ее квартиру и угрожал отнять Мэтти.

Рамон взглянул на овсянку, склеившую волосы малыша, и скорчил гримасу:

— Как видишь, кормление завтраком не увенчалось успехом.

Лорен слабо улыбнулась:

— Он сотни раз проделывал такое дома. Особенно ему нравится заниматься этим по утрам, когда я опаздываю на работу. Матео не любит, когда его кормят. Для своего возраста он очень решительный и предпочитает все делать сам.

— В этом он похож на свою мать, — сухо заметил Рамон. — Тебе очень тяжело было заниматься одновременно ребенком и работой, но ты не хотела обратиться ко мне за помощью, не так ли, Лорен?

Она услышала злобу в его голосе и закусила губу.

— Я не знала, как ты отнесешься к ребенку, — пробормотала она.

— Жаль, что ты сразу все мне не сказала.

Чувство вины в очередной раз охватило Лорен.

Она могла бы весь день придумывать оправдания, но в глубине души понимала, что была не права, скрывая правду от Рамона.

— Я искупаю Мэтти, — торопливо сказала она, стараясь избежать его обвиняющего взгляда.

Мэтти обожал принимать ванну и мог минут двадцать играть с мыльными пузырями.

— Он любит воду, — сказал Рамон, улыбаясь в ответ на шумные протесты Матео, когда вынимал его из ванны, а Лорен закутывала малыша в махровое полотенце. — Через месяц, когда вода прогреется, я начну купать его в бассейне. Пусть учится плавать с самого раннего возраста.

Его слова поразили Лорен в самое сердце. Она не могла оставаться в Испании так долго. Ей нужно было вернуться на работу. И счета за квартиру не будут оплачиваться сами. Однако она не собиралась оставлять Мэтти в Кастильо-дель-Торо.

Лорен побрела вслед за Рамоном, который нес Мэтти, в детскую. Она чуть не прослезилась вновь, увидев, как Рамон вытирает ребенка полотенцем. Его движения были невероятно нежными. Если бы она знала Рамона с этой стороны, то повела бы себя совершенно иначе. Но, выслушивая его рассуждения о долге и необходимости иметь наследника, Лорен считала, что ребенок не доставит ему радости. Однако сейчас женщина не сомневалась, что между отцом и сыном существует некая внутренняя связь, и вынуждена была признать, что у нее нет никаких прав пытаться разрушить ее.

Рамон посмотрел на ее бледное лицо и нахмурился:

— Ты выглядишь неважно. Ложись в постель. А я одену Матео и отнесу его моей матери. Иди. Я могу управиться с ним и без тебя.

Молодая женщина, всхлипывая, выбежала из детской, пытаясь решить, что же, ради всего святого, ей теперь делать.