Я устал, я буду спать. Ты иди, я тут сам. На следующий день в его спальне можно было выключить свет и закрыть дверь, привидения оставили нас в покое.

История про котенка по имени «Гав», который ходил на чердак бояться грозы вместе со щенком, — кладезь мудрости. Если бояться вместе — не так страшно, ты становишься не таким уж слабым и никчемным, ты разделяешь свой страх с кем-то, и это позволяет тебе перевалить через пик переживаний.

Со взрослыми страхами, переросшими в укоренившиеся фобии или панические атаки, разобраться будет куда как сложнее. Потому, пока малыш еще мал, его по крайней мере лучше не осуждать за страх, а еще лучше помочь — самим или с помощью психотерапевта.

Повторюсь, что для маленьких детей бояться — естественно. Еще и потому, что именно так они проживают свое столкновение со смертью. Понимание неизбежной вероятности смерти в этой жизни, в их детской жизни может появиться в любой момент. Но, как правило, это происходит в возрасте 5—6 лет, при условии, что ребенок не имел прямого столкновения с чьей- то смертью раньше. Дети, может, головой и не понимают того, что есть смерть. Но их чувства и иногда опыт говорят им о том, что это какая-то страшная и непонятная потеря. И тогда:

— им становится страшно засыпать, потому что смерть так похожа на сон,

— они не хотят вырастать, потому что умирают в основном старые люди,

— они начинают беспокоиться, когда уходят близкие люди, потому что боятся их потерять,

— они начинают «перестраховываться», потому что боятся быть незащищенными.

Поскольку взрослые по большому счету о смерти знают примерно столько же, сколько дети, то они, как правило, всячески избегают детских вопросов на эту неприятную и болезненную тему. А детям важно знать. Ну, чтобы хоть как-то ориентироваться. И если взрослые с ними про это не разговаривают, им остается только одно — фантазировать. Фантазии часто могут оказаться страшнее реальности.

Чтобы как-то справляться с этой темой, дети придумали рассказывать друг другу страшилки и коллективно пугаться. Детский фольклор «В одном черном- черном городе стоял черный-черный дом...» и многие другие, которые непременно рассказывались во всех пионерских лагерях загробным голосом после отбоя, имели колоссальный успех и немалый психотерапевтический эффект. А игра «Панночка померла...» — это же практически психодрама похорон! Дети — совершенные существа, и если даже их лишить нашей поддержки, они смогут найти выход, как помогать себе сами. Потому что в их психике природой заложено колоссальное стремление выжить и вырасти. При этом взрослым желательно не очень упорствовать в подавлении этого стремления, в чем они, к сожалению, преуспели.

И все же, безусловно, было бы здоровее разговаривать с детьми о смерти, когда они про нее спрашивают. Рассказывать стоит только то, что посчитаете нужным сказать, что принято в традициях вашей семьи, только то, во что вы верите сами. Если вы убеждены, что бабушка теперь на небесах и наблюдает за вами из-за облаков, тогда честно поделитесь своей уверенностью. Если вы подозреваете, что соседский дедушка теперь точно в раю, то так и сознайтесь. Если вам кажется, что теперь уже никто и никогда не сможет увидеть погибшего котеночка живым, не сможет гладить его и играть с ним, лучше признайтесь в этой горькой правде, как она есть. И если после этого ваш ребенок расстроится или заплачет — это будет естественной, здоровой реакцией на потерю. Чего точно не стоит делать в данном вопросе — это лгать ребенку. Потому что он всегда почувствует неправду, и если в результате не скажут хотя бы принятую в этой семье правду про смерть (а всю правду про нее не дано знать никому), он непременно начнет фантазировать, скорее всего почувствует себя очень одиноким и, возможно, станет вам чуточку меньше доверять.

Мы с детьми, конечно, разговариваем о смерти, хотя не всем им так уж приятна эта тема. Но мне кажется, она важна, что часто подтверждают ребята уже после того, как разговор состоялся. Тем более что мой опыт таких бесед доказывает: люди боятся в смерти точно того же, чего опасаются в собственной жизни. Так что диалог про смерть — это еще одна возможность соприкоснуться с собственным страхом и немного больше узнать о жизни.

Мы заговорили с ним о смерти «случайно». В Москве тогда взрывались террористами дома, и ужас навис над городом, и не было, наверное, человека, кто бы так или иначе не думал о смерти в те дни. Ему было уже девять, и на мой вопрос, а думал ли он о ней, он ответил утвердительно. Сначала мы рисовали смерть, я — свою, он— свою: страшную, черную, противную. Потом я спросила его: