Тост сторожа детсада

Куда нам, взрослым, деться?

В холодном мире пусто.

Пусть недостаток детства

нам возместит искусство.

Скажу и подлецу я,

ворота отпирая:

давай, брат, жить танцуя,

давай, брат, жить играя.

Пусть ярче солнце светит

и в жилах кровь не киснет.

Пусть меньше будет смерти

и больше будет жизни.

Возращение к «Цинцинноту»

Кто объяснит, почему так происходит? … Всегда, ну почти всегда, с очень редкими исключениями: когда приезжает или уезжает мой гость, особенно если это близкий, дорогой хмне человек, или когда я сам отбываю далеко или издалека прибываю, – резко меняет свой знак погода. И в том месте, откуда прибыл, и в том, куда…

Загадка эта не только меня касается, а похоже, всеобщая – недаром в народе говорят о прибывших: «погоду привез». Либо хорошую, либо…

Погода на нас влияет и тем может предопределить некоторые события жизни – это понятно. Но как объяснить влияние обратное?

Или это другая, не причинно-следственная событийная взаимосвязь, а клоническая (от слова «клонировать», воспроизводить повторно) – по соответствию сути или виду, по рифме? … По той же закономерности, какая понуждает собак и их хозяев быть иной раз столь похожими друг на дружку, что и не сразу различишь, как говаривал первый и последний президент СССР, кто есть ху? …

Как бы то ни было, а погода в Океане Настроений вполне срифмовалась с нашим отплытием: не успел плотоостров Халявин усилиями своего хозяина направиться в сторону торчавшего на мели «Цинцинната», как внезапно задул ветрище, все более шквалистый, пошли волны, все более крупные и увесистые, небо заволоклось мутным маревом с клочковатыми, бегущими вперегонки тучками, похожими на мохнатых монгольских лошадок…

– О-о, к шторму дело! – бодро сказал ИАХ и усилил работу веслом.

По счастью, ветер дул как раз в направлении нашего корабля, нас на него несло. Увидев это, Иван Афанасьевич вынул весло из воды – зачем помогать стихии, она и так совершит свое – и прилег.

– Вы тоже прилягте на всякий случай, чтобы порывом не сдуло, – посоветовал он.

Мы легли рядом. Слышно было, как на колонне отчаянно трепыхается островной флажок, потренькивают, посвистывают и подвывают «мерзавчики», превратившиеся в духовые инструменты… Я посмотрел на пальму: ветер немилосердно трепал ее ветви – как-то там приходится петуху? …

– Придется поскучать без гостей-то, – вздохнул ИАХ. – Когда пожалуете теперь?

– Скоро, Иван Афанасич, – поспешил я заверить. – Плавание наше ведь не заканчивается, в следующую книгу плывем. Обязательно завернем.

– И собаку вам можем привезти в следующий раз, хотите? – спросила Оля. – У моей подруги щенки… у пуделихи то есть щенки ожидаются…

– Насчет собаки оно конешно, псовую братию люблю, но в нашем островном клубе холостяков придется совет собирать, голосование проводить. Петьку особо уговаривать не понадобится, а вот Хвостик, боюсь, вето наложит…

– А обезьяну хотите? – предложил ДС. – У моего друга-психиатра живет юный макак, точь-в-точь на него похожий, просто до неприличия. Последнее время сладу с ним нет: факс сломал, компьютер изгадил, бросается с люстры на пациенток…

– Переходный возраст, – уточнил я. – А у вас тут все условия для сурового мужского перевоспитания.

– С обезьяном общность найдем, – твердо сказал ИАХ. – Изъяны исправим. Заметано.

Очутившись вблизи «Цинцинната», мы обнаружили радостный сюрприз: с мели его снесло. Вибрируя и прихлопывая парусами, фрегат плясал на мощных волнах, показывая свою остойчивость – качество, особо ценимое моряками и завидное для сухопутников: способность возвращаться в равновесное положение при самых, казалось бы, безвозвратных от него отклонениях.

Оставалось только подчалить к бортовому канатному трапу, уцепиться за него и взобраться на палубу, как вдруг Фортуна, до сего мига мило нам улыбавшаяся, оскалилась и показала ту часть своего тела, которую видят обычно существа невезучие: ветер резко задул в противоположную сторону.

Плотоостров стремительно понесло обратно, он летел по волнам, уже холмоподобным, с гребня на гребень, проваливался в междуволния, снова вздымался, «Цинциннат» удалялся…

– Стоп! В воду не прыгать! – скомандовал ИАХ, заметив мое импульсивное движение. – Не гоношись! В дрейф – ложись!

– Мальчики, назад едем! – крикнула Оля голосом, в котором смешались отчаяние и торжество. – В клубе холостяков будем жить!

– Как бы не так, – возразил ДС. – Кто как, а я еще норму супружасов недовыполнил…

– А теперь прыгайте! – приказал внезапно ИАХ, как раз в миг, когда плотоостров наш оказался в лощине между двумя громадными длинными волнищами, похожими на железнодорожные насыпи, и одна из них уже превращалась в вертикальную стену, готовую на нас обрушиться. – Смело – оп! Быстро! Они готовы! Они – за вами! Но ждать не будут! Единственный шанс! Теперь – или…

Тут мы увидели, кто такие Они: три больших плавника, похожих то ли на маленькие темные паруса, то ли на большие рога, выступили из воды; три иссиня-черные с прозеленью спины колыхались призывно совсем рядом… И свист, говорящий свист, нежный, ласкающий, ни с чем не сравнимый…

– Дельфины, – слабым голосом пролепетала Оля. – Дельфинчики… Милые… Я боюсь…

– Глазки боятся, а ножки прыгают! – ИАХ взял Олю за руку, намереваясь помочь. – Легко будет!

– Сама! – вскрикнула Оля и бултыхнулась в воду.

Мы успели увидеть, как одна из спин колыхнулась

Оле навстречу и выставилась из воды как матрас; в следущий миг спутница наша уже лежала на этом ложе плашмя, крепко ухватившись руками за плавник – и тут волна-стена с космическим ревом рухнула на остров Халявин и поглотила все…

…Я очнулся в странном положении – лежа на спине в пенном соленом потоке, зажатый между каким-то твердо-скользким столбиком и упирающимся в меня боком рядом лежащего человека. То, на чем я лежал, вернее, на чем лежали мы с человеком впритык, было тоже скользковатым и непрестанно двигалось, то подымая нас вверх, то бросая вниз, то метая из стороны в сторону, но не давая соскользнуть и упасть. Мы плыли как будто в живой лодке-плоскодонке, и сверх того, в невидимом атмосферическом одеяле, сотканном из могучего запаха морских водорослей и из свиста, того самого нежного астрального свиста…

Через несколько мгновений я осознал, что нахожусь на спине дельфина, даже не одного, а двух, и что человек, лежащий рядом со мной – ДС.

Мы повернули друг к другу головы и попытались улыбнуться, довольно неубедительно.

– Какая-то симметрия, что ли? – пробормотал я. – Или симметричное сновидение? …

– Они устроили нам лодку из своих спин, – хрипло заговорил ДС. – Вглубь не заныривают, высоко держат, дышать дают… Между волнами идут, как ракеты… А вот куда несут, непонятно…

– Ребята, приплыли! – раздался вдруг откуда-то сверху, совсем близко, Олин радостный голос. – Приплыли, слезайте! Я уже здесь! Поднимайтесь!

Движение приостановилось; мы с ДС бултыхались на дельфиньих спинах в волнах, перекатывавшихся через нас, уже не таких больших – шторм, видимо, затихал… Приподняли головы и увидели, что находимся возле самого борта нашего корабля, прямо перед канатным трапом. Оля стояла на палубе, пригласительно наклонялась и махала рукой.

– Залазьте, залазьте! Очухались?

В этот момент что-то большое с шумом выметнулось из воды рядом с нами и подлетело вверх, чуть не достав Олину протянутую руку.

– Не бойтесь, это Кирюша. Это он прощается.

Мы поняли, что это дельфин, доставивший к «Цинциннату» Олю.

– А почему Кирюша? – спросил я, перебираясь вслед за ДС со спин наших спасителей на канатный трап. – Он вам так представился?

– Да, только на своем языке. Это мой перевод. У каждого дельфина есть свое имя, разве не знаете? И у ваших тоже…

– Нас везли Сим и Гомер, – убежденно сказал ДС.

Сомневаться в этом было нельзя, потому что это было красиво.

Hа корабле: три «мерзавчика»

Некрасиво получилось только одно: мы покинули остров Халявин, не попрощавшись с хозяином и спасибо ему не сказав. Вышло так, правда, по произволу стихии – как нынче говорят, по форсмажорному обстоятельству…

Да и остался ли в живых Иван Афанасьевич? Уцелел ли остров после обрушения водяной стены? …

Дул вялый зюйд-вест, «Цинциннат» двигался со скоростью около тринадцати узлов в час в направлении Моря Скуки… Поминутно мы забирались на капитанский мостик, поочередно смотрели в подзорную трубу, надеясь углядеть где-нибудь вдали знакомый флажок, пальму… Нет. Ничего. Только буграми по горизонту ходили остатки уходящего шторма, да стаи чаек кружились то там, то здесь с надрывными криками.

– Ой… Слушайте… Слышите?! – крикнула Оля шепотом. Именно так: шепотом по негромкости, а криком по значимости.

Мы прислушались – и услышали свист… Тот самый.

И звуки выброса из воды и плюханья, легко отличимые от ударов и плеска волн.

– Они здесь! Вернулись!

За кормой резвились дельфины, покинувшие нас после того, как мы оказались в безопасности на борту. Все трое: Кирюша, Сим и Гомер, один за другим высоко выпрыгивали из воды, словно соревнуясь, кто выскочит выше всех, и вытянутые клювы их то и дело поднимались над краем борта.

Мы опрометью кинулись на корму.

– Смотрите!! – заорал ДС вслух (обычно он орет молча). – У них что-то есть!! Для нас!!!

Мощный выирыг Кирюши последовал вслед за тем, и на корму из клюва его что-то полетело, упало и покатилось… Бутылка!

«Мерзавчик»!

Оля проворно схватила бутылку и принялась распечатывать – это было не трудно, всего лишь отодрать с горлышка скотч… Но тут выпрыгнул Сим (мы, хотя и не успели разглядеть наших друзей, как-то нутром знали, кого как зовут, наверное, они нам это транслировали – дельфины, как известно, великие телепаты) – взлетел над бортом еще выше Кирюши и вбросил еще одного «мерзавчика», прямо с лету его подхватил ДС.

А следующего, как уже понятно читателю, пришлось принять от Гомера мне. Вышло это, правда, не совсем гладко: Гомер, хотя и был самым крупным из троих, прыгал всех ниже, до края борта не доставал – то ли вес мешал, то ли возраст – и несколько раз мне пришлось тянуть руку вниз, чтобы выхватить у него «мерзавчик» из клюва, но ничего не получалось, бутылка летела обратно в воду, Гомер там ее ловил и, прежде чем снова прыгнуть, делал по два или три кувырка, чтобы набраться духу…

Наконец, выпрыгнул еще ниже, зато успел подкинуть бутылку в воздух, и я, перевесившись с борта вниз головой, успел ее подхватить на лету, но не удержал равновесия и оказался бы снова в воде, если бы ДС не удалось поймать меня за штанину и с превеликим трудом затащить назад.

Тем временем Оля с нетерпеливым любопытством, свойственным лучшей половине человечества, распечатала свой «мерзавчик».

– Бумажка какая-то… В трубочку свернута… Вытрясла… Записка, ребята!

– Что еще за Петр Петрович, – удивился я. – И след птичьей лапы… Вместо подписи, что ли?

– Кроме петуха никто такую подпись поставить не мог, – с экспертной уверенностью заявил ДС. – Тээк-с. Что в следующем послании?

– Ну, это ясно кто! – засмеялась Оля. – Читайте скорее третье!

– Сейчас… секундочку… Тьфу ты ччч…

В моем «мерзавчике» бумажка расправилась и вытрясаться не желала.

– Разбейте, – посоветовал ДС.

– Ни-ни, – не позволила Оля, – это музейный экспонат, это история. Дайте-ка сюда…

Булавочной заколкой подцепила бумажку, вытащила и с торжеством показала:

– Живооой!!! – завопили мы в один голос. – Ура-аа! – и кинулись в пляс, в обнимку друг с дружкой, бумажками и бутылками.

– Стойте, – опомнилась Оля. – Надо Ивану Афанасичу записку послать, хотя бы словцо…

Вытащила карандаш и блокнот – они всегда при ней, профессия требует – но блокнот весь измок вместе с одеждой…

– Вот клочок петиного послания, текст не пострадал, – выручил ДС. – Что писать будем?

– Вот что:

– Вряд ли мы это сообщение передадим, – сказал я грустно, – вон, посмотрите: Они уже далеко…

Три сине-черных спинных плавника, издали похожих на рыбацкие поплавки, то пропадая, то выдаваясь вверх, быстро двигались к горизонту.

– Ох, ну… Мужики вы или нет? … Дайте мне…

Мгновенно Оля запихнула бумажку в бутылку, залепила ее тем же скотчем и бросилась к борту.

– Кирюша! Кирюююшааа!! Кирюшенькааа!..

Ноль реакции со стороны удаляющихся.

И тогда Оля размахнулась и со всех своих женских силенок бросила «мерзавчика» в море.

Совсем недалеко. Безнадежно.

Что произошло дальше, легко догадаться, поняв логику нашего подзатянувшегося повествования.

Один из дельфинов – конечно, Кирюша, кто бы усомнился – дал полный назад, доплыл до беспомощной бутылки, поймал ее в клюв, трижды жонглерски подбросил, как рыбку, вверх, успев при каждом подбрасывании дружественно покивать нам головой, – и ринулся догонять товарищей.

Через полминуты Они слились с горизонтом.