Противоречия в эллинистическом мире и римские завоевания на Балканах 1 страница

§ 1. Македония и Рим в конце III в. до н. э.; т. н. первая македонская война

В завершающий этап борьбы Рима с Карфагеном за преобладание в Западном Средиземноморье обострились социально-политические отношения во всём греко-эллинистическом мире. Так, Египет, переживавший экономический подъём и утвердившийся во внешнем могуществе при Птолемее Эвергете I (246–221), обнаруживает явные признаки начинающегося хозяйственного и политического упадка при Птолемее Филопаторе.1) Тяжёлая эксплуатация относительно небольшой группой завоевателей огромных масс трудящихся свободных непривилегированных местных жителей и рабов являлась источником богатства для эксплуататорской верхушки страны фараонов. В её интересах велись тяжёлые и частые войны. Эксплуатация угнетённых масс вызывала обострение социальных противоречий, выливавшихся в восстания, которые создавали затруднения во внутренней и внешней политике Птолемеев.2)

Папирусы и надписи времён Филопатора раскрывают нам картину начавшегося упадка Египта. В то время наблюдается известный спад экономического развития, особенно в области сельского хозяйства и ремесла. Это получило своё выражение в упадке, земледелия, в появлении пустующих земель, в неполной загрузке ремесленных мастерских, что подтверждается инструкцией эконому, составленной вскоре после 217 г. до н. э. Ухудшение экономического положения ещё более обостряло социальные противоречия. Непрерывными стали открытые массовые восстания, напрягавшие обстановку в стране; Птолемеевское правительство пыталось смягчить напряжённость внутренними реформами. Хотя тяжёлая война с Антиохом III за Келесирию (219–217 гг.) закончилась крупной победой Птолемеев, удержавших свои позиции в этом районе важных торговых и стратегических путей, эта победа была последней. За ней последовали крупные восстания в Египте. Правительство долго не могло с ними справиться. Эти обстоятельства определили новый внешнеполитический курс Птолемея Филопатора. Пришлось отказаться от внешней политики Эвергета I и стать на путь внешнеполитической пассивности.3) Египет начинает терять внешние владения, а своё господство на море вынужден уступить Македонии.

Большие изменения произошли в царстве Селевкидов. В III в. от него отпали Парфия и Бактрия, наместник Малой Азии Ахей. Особенно после гибели Селевка III осложнилась династическая борьба. Борьба Антиоха с мятежными силами внутри страны и с Египтом за Келесирию ещё больше усилили неустойчивое положение царства Селевкидов.

Более прочным оказалось положение Македонии. Она стала вести в эллинистическом мире активную внешнюю политику.

Известно, что ещё при Антигоне Досоне, когда противоречия в эллинистическом мире усилились, особо обострились македоно-египетские противоречия. В то время египетский царь Птолемей Эвергет стал могущественным и опаснейшим врагом Македонии. Он поддерживал антимакедонские движения на Балканах, в том числе и демократическое движение в южногреческих городах. Египет представлял собой основную опасность для Антигона Досона.4) За спиной ахейцев и Арата, который сумел разжечь старую ненависть греков и Македонии, стоял египетский царь.5) Антигон развёртывает военные действия с целью ограничения египетского влияния в Греции и постепенного её подчинения господству Македонии.6) Начало этих военных действий описано у Полибия в отрывке его XX книги; там излагается рейд Антигона с его кораблями на беотийский берег.

Свою антиптолемеевскую политику Антигон проводил планомерно, для чего вступил в связь с братьями Селевком Каллиником и Антиохом Сираксом; восстанавливал старые отношения своей династии с городами Карии.7) Большое внимание Антигон уделяет островным государствам, которые в III столетии всё более начинают подчиняться египетскому влиянию. Разрушить это влияние и составляло цель Антигона Досона.8)

Одним из первых включились в орбиту македонской политики незиоты, за ними последовали и другие обитатели островов.

В нашем распоряжении имеется ряд декретов, изданных незиотами, в которых ясно видна активизация Антигоном антиегипетской деятельности на островах.9) Македоняне установили дружественные отношения с жителями Минойи и Аморгоса. Важное значение в этом отношении имеют декреты, найденные Омолем на Делосе и Деламяром на острове Косе.10) Из этих декретов, в частности, видно, что посланцы македонского царя действовали активно и не скупились на денежные и другие материальные траты.

Антигон Досон нанёс сильный удар могуществу Египта завоеванием Карии, значительно увеличившим влияние Македонии на островах и в самой Греции. Завоевав Карию, Антигон создал нечто вроде союза между Македонией и островными государствами, направленного против Египта.

После смерти Антигона Досона и Птолемея Эвергета противоречия между их государствами не уменьшились.11) При их преемниках Филиппе V и Птолемее Филопаторе они ещё более обострились.12)

В царствование Филиппа Македония становится одной из крупнейших держав Средиземноморья; с ней вынуждены были считаться римляне, с ней ищет союза Карфаген.13) Такое положение Македонии на международной арене могло быть только следствием и при условии её достаточно прочного внутреннего положения.

При Филиппе V укрепилась экономика Македонского государства. Филипп был способным государственным деятелем и полководцем, хотя Полибий большее внимание обращает на его беспощадность и жестокость. Он развил активную деятельность, которая касалась важнейших отраслей экономического развития Македонии и особенно укрепления её военной мощи. Военная система тщательно регулировалась, включая службу снабжения.14) Та же забота, и та же активность осуществлялась в развитии и процветании городской жизни.

Для улучшения экономического положения своего царства Филипп предпринимал и другие меры. Одним из самых опасных явлений было постепенное уменьшение населения Македонии, вызванное непрестанными войнами. Чтобы смягчить и ликвидировать такое положение в городе и деревне, Филипп решил повторить мероприятия своих предшественников. Он стал переселять большое число фракийцев в Македонию, особенно во внутреннюю её часть, в городские и сельские местности, 15) покровительствовал обработке земли в крупных поместьях. Он увеличил налоги на обрабатываемую землю, на импорт и экспорт, проводил интенсивную чеканку монет. Особое место в экономике страны занимали рудники и леса, они являлись государственной монополией и источниками доходов Македонского государства.16)

Филипп держал в своих руках важные греческие позиции. Через Деметриаду он следил за всем, что делается в Фессалии, через Халкиду господствовал над Эвбеей и Беотией, через Акрокоринф распространял своё влияние на Пелопоннес.17)

Однако социально-политическая обстановка на Балканском полуострове была крайне обострена. В Греции велась опустошительная война, получившая название Союзнической (220–217). Основной источник для её изучения – Полибий, но его сведения не полны, так как он ничего не говорит ни о характере, ни о причинах войны.

Война вызвала необычайно острые социальные потрясения в греческих государствах. Это был период «непрестанных жестоких распрей, в которых многие были умерщвлены или изгнаны, сверх того имущество расхищалось, производились всё новые переделы земли».18) Социальные противоречия в 20-х гг. III в. до н. э. наиболее остро проявились в борьбе между демократическими силами, возглавляемыми Этолией, и олигархическим Ахейским союзом, поддерживаемым Македонией.19)

Объявлением войны Этолийскому союзу в 220 г. до н. э. Филипп стремился ослабить демократические силы в Греции и антимакедонские настроения в ней. Этолия в то время была единственным местом в Греции, где сохранилось демократическое устройство. Она оставалась оплотом демократии. Само её существование способствовало оживлению демократических группировок в греческих городах и активизации их деятельности, что может быть подтверждено на примерах Мессены и Спарты. Мессена входила в Ахейский союз и как таковая подверглась нападению со стороны этолийцев, что послужило поводом к войне. В этом городе демократические элементы были настолько сильны, что свои военные силы удержали от участия на стороне Македонии, а позднее сумели осуществить переворот: расправиться с олигархами и произвести передел земли. По Полибию, в результате переворота у них «водворилось народовладение, и знатные граждане находились в изгнании, так как даже управление государством перешло к людям, которым достались по жребию участки земли изгнанной знати».20) Движение в поддержку Этолии развёртывается и в Спарте.21) Если олигархи здесь сохраняют верность Македонии, то демократы считают себя последователями Клеомена и борются за его идеи. В 219 г. до н. э. они убили своих эфоров, изгнали противников этолийцев, а с Этолией заключили союз. Но Филипп действовал быстро и решительно. Он поспешил на помощь ахейцам, оказавшимся под угрозой вражеских вторжений с юга, со стороны Спарты, не севера, со стороны Этолии. Зимою 219–218 гг. македонский царь появился в Пелопоннесе и подверг беспощадному опустошению Элиду и Лаконию. После этого он нанёс сильный удар Этолии, куда прибыл через Фессалию и Эпир. В Эпире он призвал к оружию поголовно всех эпирян. Кроме того, Полибий упоминает критян в войске Филиппа, по-видимому, это были наёмники. С этими силами он осадил Амбракию.22) Тем временем этолийский стратег Скопас вторгся в пределы Македонии, уничтожил хлеб на полях, собрал богатую добычу и разрушил город Дий.23) Воспользовавшись отсутствием Филиппа, на Македонию напали дарданы.24) Перезимовав в Фессалии, Филипп двинулся в Пелопоннес. В это время Спарта вновь охвачена волнением. Лакедемонянин Хилон решил стать на путь Клеомена.25) Военные действия с территории непосредственно Этолии переносятся на Пелопоннесский полуостров. Отсюда, получив от Ахейского союза жалование и провиант для своих войск, Филипп морем переправился в центр Этолийского союза – город Ферм, который был слабо защищён этолянами. Город, «полный хлеба и богатства», был взят приступом, разграблен и разрушен почти до основания.26) Из Ферма Филипп вывез огромную добычу. Он взял всё, что «можно было унести и увезти».27) Затем взял и разрушил ещё целый ряд городов. Павсаний называет его вторжения «разбойническими набегами».28)

В 217 г. Союзническая война закончилась. Инициаторами её завершения выступили обе стороны.

Крайнее обострение социальных противоречий становилось опасным не только для Филиппа и его союзников, но и для их соперников. В македонском войске участились «смуты» в пехоте среди пелтастов и в гвардии среди агематов. Полибий указывает, что в гарнизонах Коринфа, Халкиды, Фокиды и других городов македонские солдаты открыто выступали против царя. «Они стали собираться толпами и грабили жилища знатнейших царских друзей, выломали двери в царском дворце и сломали черепичную крышу». Полибий говорит, что «происшествие это повергло весь город в тревогу и смятение».29) Филипп был вынужден применять угрозы и просьбы. Ему приходилось, по выражению Полибия, «уступать настояниям». Кроме этого, зрела измена и среди командного состава. Представители Филиппа Леонтий, Птолемей и Мегалея, а также советник македонского царя Апелла были в активной оппозиции к Филиппу. Леонтий являлся начальником пелтастов, Мегалея – правителем царской канцелярии, а Апелла – одним из опекунов царя, пользовавшимся у Филиппа наибольшим влиянием.30) Вдохновителем заговора был Апелла. Он удалился в Халкиду и позаботился о том, чтобы «царь ниоткуда не получал средств, необходимых для осуществления его планов». Леонтий и Мегалея должны были оставаться при царе и «противодействовать ему на месте небрежным ведением его дел».31) Они вели тайные сношения с этолянами, предлагали им «мужаться и упорствовать в войне, ибо недостаток в средствах делает положение Филиппа отчаянным».32) Оппозиция, таким образом, была заинтересована в военном поражении Филиппа в Греции.33) О серьёзности этого заговора для Македонского государства свидетельствует жестокая расправа царя с заговорщиками. Леонтия и Птолемея Филипп казнил; Апелла и Мегалея покончили жизнь самоубийством.34) Всё это не могло не беспокоить македонского царя и не способствовать быстрейшему заключению мира. Не были против мира и союзники Филиппа. Они смотрели на Македонию как на силу, способную подавить социальные движения в Греции. Но она оказалась неспособной выполнить эту миссию вследствие сопротивления широких народных масс. Кроме того, Македония обращалась со своими союзниками как с подданными.35) Полибий приводит ряд фактов бесчинств со стороны высшего македонского командования по отношению к ахейцам; ахейцы вынудили Арата и его друзей потребовать от Филиппа «положить конец злу в самом зародыше», 36) что говорит о том, что союзники Македонии хотели быстрей положить конец войне. Полибий сообщает, что этолийцы готовы были пойти на все уступки, лишь бы добиться мира.37) Очевидно, что война, усилившая революционные настроения в Греции, напугала правящие группы рабовладельцев и заставила их поторопиться с заключением мира.

Однако заключение мира диктовалось не только соображениями внутреннего порядка. Истощение сил обеих сторон и обострение социальных противоречий как в Македонии, так и в Греции было налицо. Заключения мира требовала и осложнившаяся международная обстановка. Решающая борьба между Римом и Карфагеном привлекала к себе всё большее внимание македонского правительства.38) Развязку войны ускорило известие о поражении римских войск при Тразименском озере. Характерно, что посредниками в заключении мира стали Хиос, Родос, Византий и Египет. Очевидно, эта война наносила ущерб их экономическим интересам, и не только экономическим.

В 217 г. в Навпакте Македония и греческие государства, с одной стороны, и Этолийский союз, с другой, заключили между собой мирный договор. Основное его условие – «оставаться каждой стороне при своих владениях».39)

Речь этолийского представителя Агелая при заключении мира, обращённая к царю и эллинам, имела характер программы, в которой отчётливо высказано желание «никогда не воевать друг с другом». В этой речи звучит страстный призыв к единению в греческом мире, особенно в такое время, когда «на западе встали сильные полчища и возгорелась великая война». Оратор предлагает забыть старые счёты, отбросить в сторону неприязнь, объединить свои силы, иначе «как бы у всех нас не была отнята свобода мириться и воевать и вообще устраивать для себя взаимные развлечения, отнята до такой степени, что мы будем вымаливать у богов как милости, чтобы нам вольно было воевать и мириться друг с другом, когда хотим, и вообще решать по-своему наши домашние распри».40)

В этой речи с исключительной определённостью выражена захватническая политика как Рима, так и Карфагена в Западном Средиземноморье, их ненасытное стремление расширять пределы своей экспансии. При таких обстоятельствах как римляне, так и карфагеняне стали одинаково потенциальными врагами Греции. Кто бы из них ни вышел победителем, тот «поведёт свои войска далеко за пределы, в которых подобало бы ему держаться».41) Перед «тучами с запада» Агелай призывал македонского царя отложить споры до лучших времён.

В этой программной речи Агелай – вчерашний враг Филиппа – убеждает его принять меры против грозящей Греции опасности с запада и перестать обессиливать греков, которые могут стать лёгкой добычей для врага.42) Вместе с тем он рекомендовал македонскому царю обращать взоры на запад для расширения его владений, следить за ходом войны в Италии, выждать удобный момент и «попытаться добыть себе всемирное владычество».43) Характерно, что это же самое советует Филиппу его советник Деметрий Фаросский. Полибий отмечает, что Деметрий, которому Филипп V показал письмо, полученное из Македонии, о победе Ганнибала, посоветовал македонскому царю «кончить возможно скорее войну с этолянами, заняться покорением Иллирии и переправиться в Италию».44) Деметрий утверждал, что Италия и переправа к ней будут первым шагом к завоеванию всего мира.45)

Сомнительно, чтобы в то время Филипп вынашивал планы о мировом господстве. Для осуществления таких широких замыслов Македония не имела ни сил, ни возможностей. Хотя утверждения македонских заговорщиков об ограниченных средствах и отчаянном положении Филиппа следует признать преувеличенными, тем не менее нельзя не отметить, что Союзническая война ослабила силы Македонского государства. Особенно слабым чувствовал себя Филипп на море.46) Наличие большого заговора среди близких соратников царя свидетельствовало об активизации враждебных Филиппу сил внутри страны. При таких обстоятельствах более реалистичным было принять предложение Ахейского и Этолийского союзов об объединении усилий против господства победоносной стороны в Средиземном море. Усилившаяся на западных границах Балканского полуострова Карфагенская держава становилась грозной опасностью как для греческих государств, так и для Македонии.

Ливий указывал, что Филипп радовался войне, вспыхнувшей между римлянами и карфагенянами, но колебался, какому народу предпочтительно желать победы, так как боевые силы их ещё не выяснились. После третьего сражения, когда победа в третий раз осталась за пунийцами, он склонился на сторону того народа, которому покровительствовало счастье.47) Вряд ли перед македонским царём стояла дилемма, чью из борющихся сторон принять. Он и не мог ждать победителя в этой борьбе, ибо был уверен, что с победителем решать македонские дела будет невозможно, тем более, что после Тразименского сражения исход войны был ещё далеко не решен. И всё же Филипп принял сторону Карфагена. Они оба нужны были друг другу, и оба боялись друг друга. Союз с Карфагеном давал Филиппу возможность безотлагательно решить иллирийский вопрос, прямо направленный против Рима. Эти обстоятельства определили дальнейшие его действия в Иллирии.

По возвращении в Македонию Филипп начинает войну с римским союзником, иллирийским царьком Скердилаидом, подвергавшим опустошениям македонские границы.48) Поэтому македонский царь находил «настоятельно необходимым покончить с делами Иллирии».49) Эти стремления Филиппа всё время поддерживались и подогревались Деметрием «ради себя и собственных выгод». Таким путём он надеялся отомстить римлянам и возвратить себе господство на Фаросе.50) Полибий характеризует Деметрия как человека смелого и отважного, но действовавшего необдуманно и наугад.51)

Филипп отвоевал у Скердилаида захваченные им города и стал укреплять свою армию, особенно флот. Зиму с 217 на 216 год Филипп занимался военными приготовлениями. Полибий не оставляет сомнения в том, что все эти мероприятия нужны были Филиппу для борьбы за Иллирию.52) Он был чуть ли не первым из царей Македонии, принявшимся за сооружение сотни судов иллирийского устройства для переправы своего войска, для скорейшего размещения его в заранее назначенных пунктах и для устрашения врага неожиданным появлением. После оснащения судов и упражнений македонян в гребле Филипп с намерением овладеть городом Аполлонией вышел в море. Это намерение, однако, не было осуществлено. Он отступил от своей попытки при первом известии о том, что римский флот находится в Адриатике. Полибий подчеркивает, что опасения Филиппа были напрасны, и если бы он проявил настойчивость, «достиг бы своей цели в Иллирии».53) Обращает на себя внимание тот факт, что римляне, несмотря на ожесточённую борьбу с Ганнибалом, снарядили из своего флота, стоящего у Лилибея, эскадру из десяти кораблей на помощь Скердилаиду против Филиппа.54) Эти действия римлян носили ярко выраженный антимакедонский характер. Они имели цель не только защитить свои морские коммуникации, но и сохранить за собой свои позиции в Иллирии.

П. Н. Тарков в докторской диссертации «Греко-эллинистический мир на рубеже III–II вв. до н. э.» указывает, что в 217–216 гг. до н. э. македонская политика не могла ещё быть антиримской. В это время сами римляне не считали ещё Филиппа своим врагом. Они абсолютно спокойны за Македонию. Они в это время даже не следят за Филиппом, ищут у него помощи и надеются на эту помощь.

Для доказательства такого своего положения П. Н. Тарков ссылается на Саллюстия, который в письме Митридата к царю Арзака указывает, что римляне начали войну с Филиппом после того, как они «претендовали быть его друзьями». Такое произвольное толкование основано на неточном цитировании источника. У Саллюстия совершенно определённо указано, что римляне объявили войну Филиппу, а пока заняты были тяжкой войной с Карфагеном, «они притворялись его друзьями» («amicitiam simulantes»).55) Так что из Саллюстия нельзя вывести заключения, что римляне претендовали тогда на дружбу с македонянами. П. Н. Тарков подчеркивает, что применительно к 216–215 гг. до н. э. надо говорить не о вражде, а о дружбе между Римом и Македонией, о стремлении к такой дружбе со стороны римлян; Рим в это время ухаживал за Филиппом, чтобы последний не присоединился к карфагенянам.

Такое утверждение в общей форме, с точки зрения общей картины пунической войны вполне логично. В условиях тяжёлой и опасной борьбы; с грозным противником Рим, естественно, боялся второго фронта на Балканах и стремился сделать всё от себя зависящее, чтобы этот фронт не был открыт. Хищник должен был зализывать свои раны.56) Но здесь следует учесть конкретные обстоятельства. Как известно, римляне проникли на Балканы за десять лет до начала первой Союзнической войны. В то время, при помощи сильного войска обоих консулов, а также благодаря содействию иллирийца Деметрия – династа острова Фароса, римляне укрепили свои позиции в этом районе Адриатического моря и вошли в сношение с Этолийским и Ахейским союзами. Утверждение римлян в Иллирии было очень нежелательно для Македонии. Изгнание их оттуда – для неё жизненный вопрос огромного значения.57) Использовав внутренние противоречия в самой Иллирии после Союзнической войны, Филипп захватил ряд её областей и приблизил свои владения к районам, находившимся под протекторатом Рима. Проникновение Рима на Балканы неизбежно должно было натолкнуться на сопротивление Македонии.58)

Битва при Каннах и поражение в ней римлян укрепило желание македонского царя заключить с Карфагеном союз.

К. В. Нич указывает, что отправленное Филиппом в Италию посольство было снабжено двойными полномочиями. Сначала оно заключало договор с Римом, но тотчас же, вслед, оно заключило уже окончательный договор с Ганнибалом. Нич считает это положение бесспорным.59) На самом деле источники не дают нам права делать такое заключение.

Далеко не полная история македонского посольства к Ганнибалу дошла до нас в интерпретации Полибия и Ливия. От Полибия имеется договор лишь в одном фрагменте, а Ливий более подробно показывает, в каких условиях и при каких обстоятельствах этот договор был заключён.

По свидетельству Ливия, отправленные к Ганнибалу македонские послы, минуя гавани Брундизия и Тарента, охраняемые римскими сторожевыми кораблями, направились по Апулии в Капую, но на пути наткнулись на римский сторожевой пост и были отведены к претору Валерию Левину, стоявшему лагерем в окрестностях Луцерии.

Тит Ливий совершенно определённо показывает, что в действиях главы посольства Ксенофана надо видеть ловкий манёвр македонян, застигнутых врагами врасплох. Ксенофан заявил римскому претору, что он послан царём Филиппом заключить с римским народом дружественный союз и имеет на это поручение к консулам, к сенату и римскому народу. Ливий подчеркивает, что этот манёвр руководителя македонского посольства удался. Претор обрадовался возможности такого союза, принял врагов ласково, как гостей, дал им проводников, чтобы указать точную дорогу и объяснить, какие места и горы заняты римлянами и какие карфагенянами. Ксенофан удачно воспользовался доверчивостью римского претора, прошёл мимо римских гарнизонов, прибыл в Кампанию, а оттуда ближайшим путём в лагерь Ганнибала, с которым заключил союз. Здесь нет никаких указаний на то, что македонское посольство имело полномочие заключить договор с Римом, как утверждает Нич, и что будто бы этот договор был заключён раньше, чем с Карфагеном. Из Ливия и Полибия мы знаем только о заключении македоно-карфагенского договора. Принципиальной разницы в трактовке текстов договора в этих источниках нет. Правда, у Ливия он толкуется более широко и более конкретно, с упором на основные положения, а не на клятву, как у Полибия.

Оборонительный и наступательный союз Филиппа с Ганнибалом относится к 215 г. до н. э. Ливий приводит условия, на которых этот союз был заключён. Условия сводятся к следующему: 1) царь Филипп должен переправиться с возможно большим флотом, в количестве, примерно, 200 кораблей, в Италию, опустошать побережье и вообще, по мере возможности, вести войну на суше и на море; 2) по окончании войны вся Италия с самим городом Римом должна остаться за карфагенянами и Ганнибалом, вся добыча должна остаться Ганнибалу; 3) после покорения Италии обе армии должны переправиться в Грецию и вести войну с тем, с кем угодно будет царю, причём государства, находящиеся на материке, и острова, прилегающие к Македонии, должны остаться за Филиппом и его царством. С македонскими послами, на македонском корабле Ганнибал отправил в Македонию своих послов – Гизгона, Бостара и Магона, чтобы услышать от самого царя клятвенное подтверждение союза.60) Но ратификация этого договора затянулась. Ливий указывает, что Валерий Флакк захватил послов, у которых при обыске найден был и текст договора и письмо Ганнибала к Филиппу. Послов отправили под усиленной охраной к консулу Гракху в Кумы, а оттуда в Рим. После тщательного допроса сенатом этих пленных заключили в тюрьму, а их провожатых продали в рабство. Узнав о содержании договора, сенат поручил П. Валерию «посадить на корабли Варроновых воинов, бывших в Таренте, и, имея флот в 50 кораблей, не только оберегать прибрежье Италии, но и собирать сведения о македонской войне: если намерения Филиппа окажутся согласными с письмами и показаниями послов, то он должен письменно уведомить претора Л. Атустия, а сам, передав войско своему легату, направиться в Тарент к флоту, чтобы как можно скорее переправиться в Македонию и постараться задержать Филиппа в его царстве».

Так как послов римляне захватили, Филипп вынужден был отправить второе посольство в составе Гераклита, по прозвищу Тёмного, Критона Беотийца и Сосифея Магнезийца. Они благополучно выполнили поручение и доставили ответ. Но принять какие-либо практические шаги по осуществлению этого договора вследствие окончания лета Филиппу не пришлось. «Такое огромное влияние, – пишет Ливий, – на отсрочку угрожавшей римлянам войны имело взятие в плен одного корабля с послами».61)

В дошедшей до нас VII книге «Всеобщей истории» Полибия текст договора приводится вперемежку с клятвами в верности между правительством Македонии и Ганнибалом.62) Ганнибал произносит клятву от своего имени, от имени всех находившихся при нём членов карфагенского совета старейшин и всех карфагенян, участвовавших в его походе. Карфагенский полководец выразил желание пребывать в «клятвенном союзе дружбы» с македонянами и всеми греками. Обе стороны обязались взаимно защищать друг друга, совместно охранять и оберегать свои владения. В договоре с особой силой исключались всякие попытки «злоупотреблять друг на друга, прибегать к козням друг против друга». У обеих сторон должны были быть общие враги и друзья. «Со всей ревностью и благожеланием, – говорится в договоре, – без хитрости и злого умысла мы, македоняне, должны быть врагами для врагов карфагенян, исключая царей, города и гавани, с которыми соединяет нас клятвенная дружба. И мы, карфагеняне, должны быть врагами для врагов царя Филиппа, исключая царей, города и народы, с которыми соединяет нас клятвенная дружба. И вы будете нашими союзниками в войне, которую мы ведём с римлянами, доколе боги не даруют нам и вам победы. Вы же, карфагеняне, должны помогать нам, македонянам, поскольку будет нужда в том, и так, как мы сообща признаём». После победы над римлянами и их союзниками заключение с ними мира и дружбы должно быть только при согласии как Македонии, так и Карфагена. Причём такой мир будет возможен только в том случае, если Рим откажется от Иллирии и возвратит Деметрию Фаросскому всех его подданных, какие только находятся в пределах Римского государства. «Если же римляне пойдут войной на вас или на нас, то обязуемся помогать друг другу в войне, поскольку будет нужда в том одной или другой стороны, то же самое и на тот случай, если войну начнёт кто-либо другой, исключая царей, города и народы, с которыми связывает нас клятвенная дружба».

Эти указания Ливия и Полибия дают нам возможность сделать следующие выводы. 1) Оборонительный и наступательный союз между Македонией и Карфагеном был антиримским. Об этом говорит тот факт, что Филипп во главе большого флота должен был помогать Ганнибалу уничтожить сопротивление римлян (Ливий). В войне против них македоняне считаются союзниками карфагенян. Они объявляют римлян своими врагами, заключение союза с которыми возможно лишь с общего согласия обеих сторон (Полибий). 2) Филипп с Ганнибалом чётко определяют послевоенное разделение сферы влияния, оставляя запад за Карфагеном, восток – за Македонией. Армии этих двух крупнейших полководцев должны переправиться в Грецию и «вести войну с теми, с кем угодно будет царю» (Ливий). От римлян потребуется отказ от Иллирии (Полибий). Всё это должно быть осуществлено после того, как Филипп поможет Ганнибалу захватить Италию (Полибий, Ливий). Это значит, что разделение сфер влияния в Средиземноморье зависело от успешного исхода пунической войны, в которой борьба с Римом становилась первоочередной задачей как Карфагена, так и Македонского государства. Более поздние античные источники не расходятся с этим мнением. Так, Евтропий указывает, что Филипп послал к Ганнибалу послов, обещая прислать ему помощь против римлян, с тем, чтобы после победы над римлянами Ганнибал также помог ему против греков. Но римляне перехватили послов Филиппа и, узнавши о деле, приказали идти в Македонию Марку Валерию Левину.63)