Но как тогда можно узнать, к каким целям следует стремиться, если все нужно принимать?

Сам поиск цели является частью рационального процесса. Будущее существует благодаря разуму. Вот почему для животных нет ни будущего, ни цели. Они живут, но у них нет цели. Разум порождает идеалы, он порождает цели, он порождает будущее. Настоящая проблема заключается не в том, какая цель верна, а какая нет. Главный вопрос в том, вообще иметь или не иметь цели.

Новое поколение спрашивает – иметь цель или не иметь. Как только у вас появляется цель, вы начинаете отворачиваться от жизни. Вы начинаете формировать свою жизнь соответственно своей цели. Настоящее теряет свое значение. Его следует подогнать под будущее.

Ум, ориентированный на цель, – это рассудок, а ум, ориентированный на жизнь, – это иррациональность. Так что вопрос не в том, как иметь правильную цель. Вопрос в том, как сделать так, чтобы рассудок не был единственным явлением ума.

Рассудок должен иметь цели; он без них не может. Но это не должно становиться диктатом; это должно быть одной из растущих ветвей. Рассудок должен существовать, это необходимость, но есть еще одна часть человеческого ума, пустая, не имеющая цели, которая существует как дети и животные. Она существует только здесь и сейчас. Эта пустая, иррациональная часть испытывает более глубокие сферы жизни, любви, искусства, ей нет нужды до будущего, поэтому она глубоко погружается в здесь и сейчас. Рассудок следует развивать, но и эта часть должна одновременно развиваться.

Были очень религиозные ученые. Здесь могут быть два случая. Либо это глубокая гармония, либо это попеременное открывание и закрывание двух выходов безо всякой гармонии. Я могу быть ученым, затем я оставляю свой мир науки и иду молиться в церковь. Тогда молится не ученый. Это не гармония; это глубокое раздвоение. Нет диалога между ученым и верующим. Ученый в церковь и не приходил.

Когда этот человек возвращается в лабораторию, то он уже не верующий. Между ними двумя глубокое раздвоение; они не накладываются. В этом человеке вы найдете дихотомию, а не гармонию. Он говорит вещи, которых потом сам стыдится. Он делает научные заявления, которые противоречат его уму верующего.

Поэтому многие учёные были шизофрениками. Одна часть их была одним, другая часть – другим. Это не то, что я называю гармонией. Под гармонией я имею в виду способность двигаться от одного к другому, не закрываясь ни одному. Тогда молиться идет ученый, и в лабораторию идет верующий. Нет ни расщепления, ни промежутка.

Иначе можно стать двумя лицами. Обычно мы состоим из множества лиц; у нас много обличий. Сначала мы отождествляемся с одним, потом переключаем скорость и становимся кем-то иным. Эта смена передач не есть гармония Она порождает внутри вас очень большое напряжение. С таким количеством личностей трудно расслабиться. Неразделенное сознание, способное переходить в диаметральную противоположность, возможно только тогда, когда мы представляем себе человеческое существо как единое по природе своей – когда нет порицания противоположностей.

Сомнение – это часть труда ученого. Вера – тоже его часть. Это два взгляда из разных измерений на одну и ту же вещь. Поэтому ученый может молиться в своей лаборатории; и ничего особенного в этом нет. Сомнение является частью его работы, инструментом его труда, так же как и вера. В этом нет врожденной дихотомии. Если вы можете легко и свободно переходить от одного к другому, то даже само движение не ощутимо. Вы движетесь, но не чувствуете движения. Движение ощущается только тогда, когда есть препятствие. При глубокой гармонии движение неощутимо.

И еще одно: когда я говорю " Восток" и " Запад", я не подразумеваю того, что на Западе не было восточных умов, а на Востоке не было западных умов. Я говорю об общей тенденции. Когда-нибудь нам стоит написать историю мира, где мир делился бы не географически, а по психологическому принципу. В ней на Востоке было бы много западных лиц, а на Западе – много восточных.

Я не хочу сказать, что обе тенденции не существуют на Западе. Но главное направление на Западе было в сторону рационального роста, даже в религии. Вот почему Церковь обрела такую власть. Иисус был очень иррациональным человеком, но у св. Павла ум был научным и очень рациональным. Христианство принадлежит св. Павлу, а не Иисусу. При таком анархисте, каким он был, просто невозможна такая большая организация. Иисус был восточным человеком, а св. Павел – нет.

Между наукой и церковью возник конфликт. Они обе национальны. Обе пытались дать рациональное объяснение религиозному явлению. И Церковь была обречена на поражение, потому что религиозные понятия сами по себе иррациональны. Рассудок теряется, когда дело касается религии. Вот почему Церковь была побеждена наукой.

На Востоке между наукой и религией конфликта не было, потому что религия никогда не претендовала на область рассудка. Они не принадлежат к одной и той же категории, поэтому им не о чем спорить.