Диалектика «культурного-посткультурного» в кантовской критической философии и новоевропейской культуре

В этой точке разговор выходит на тему диалектики «культурного-посткультурного». С одной стороны, разговор о такой диалектике должен относиться к эволюции кантовской критической философии. А с другой стороны, этот разговор имеет смысл отнести к подобной диалектике в масштабах новоевропейской культуры в целом – модерна. Для того чтобы соединить обе линии рассуждения надо утвердиться в том, что кантовская критическая философия имеет непосредственное отношение к событиям масштаба модерна. Кантовская философия должна иметь парадигмальное значение для фундаментальной эволюции модернистских идей. Если считать, что существует такой метатеоретический слой модернистского самоопределения, внутри которого движение переходит от одной «кантовской» позиции к другой, то в кантовской философии мы получим символическое выражение предполагаемого движения. Диалектику кантовского думанья и чувствования в этом случае можно воспринимать как отображение диалектики думанья и чувствования в определенном аспекте всего модерна.

Надо точнее определиться с этим аспектом. Что такое кантовская критическая философия в спектре философских позиций модерна? Является ли эта философия «одной из» множества модернистских философских проектов? Нет. Кантовская философия занимает позицию, которую условно можно назвать метафилософской. Метафилософской в отношении человека. Точнее сказать, метафилософской в отношении человека и культуры. Я уже говорил, что кантовскую критическую философию в целом можно назвать «критикой культуры» или «критикой культурного разума». Я показывал, каким образом кантовская философия все более проявляет себя в качестве «критики культуры». Я показывал, что «этический» проект Канта является в этом смысле проектом «посткультуры». Именно поэтому кантовская философия является философией самоопределения модерна в целом. И не просто философией самоопределения. В этом самоопределении она занимает позицию некоторого предела. Как я уже говорил, это предел, который можно назвать проектом «чистой посткультуры», занимает предельно критическую позицию по отношению к «человеку, культурно полагающему». Если этот предел является определенной точкой, относительно которой можно оценивать любое культурное проектирование, то любое культурное проектирование модерна можно рассматривать либо как движение к этому пределу, либо как движение от него. В этом смысле и модно говорить о диалектике «культурного-посткультурного». Любой идеолог, проектируя очередной вариант модерна, будет явно или неявно соотноситься с кантовским пределом. Для того чтобы отделить этот предел от собственно кантовской философии, можно назвать его «пределом чистой посткультуры».

Противоположный предел можно условно назвать «пределом чистой культуры». Принципы, которые должны быть содержанием этого предела, должны представлять собой отрицание принципов построения «чистой посткультуры». Но это определение слишком неконкретно. Для наполнения его конкретностью и для соединения разговора о принципах с европейской историей я начну выявление этих принципов с анализа феномена «вечного фашизма» («ур-фашизма»), который был обозначен У.Эко. В этом феномене я собираюсь найти предельное интегральное выражение «культурной ремиссии», то есть попытки восстановления «культурной архитектуры общества». В принципах «вечного фашизма» я собираюсь увидеть принципы «вечной культурности», вечного стремления к восстановлению «культурной архитектуры». Диалектика «культурного-посткультурного» в свете этого стремления должна быть диалектикой проектных решений, расположенных на указанной линии и относящихся к самосознанию и самопроектированию модерна.

Принципы «вечного фашизма»

Вот принципы «вечного фашизма», как они даются У.Эко.

1. Фашизм основан на традиционализме, но «традиционализм старее фашизма. Он выступает доминантой контрреволюционной католической мысли после Французской революции, но зародился он в поздний эллинистический период как реакция на рационализм классической Греции. В средиземноморском бассейне народы разных религий (все они с равной толерантностью были допускаемы в римский Пантеон) искали откровения, явленного на заре истории человечества. Это откровение испокон веков таилось под покровом языков, чей смысл утратился. Откровение было вверено египетским иероглифам, кельтским рунам, а также священным, доселе не прояснённым памятникам азиатских религий. Эта новая культура неизбежно оказывалась синкретичной. Синкретизм – это не просто, как указывают словари, сочетание разноформных верований и практик. Здесь основа сочетаемости – прежде всего пренебрежение к противоречиям. Исходя из подобной логики, все первородные откровения содержат зародыш истины, а если они разноречивы или вообще несовместимы, это не имеет значения, потому что аллегорически всё равно они все восходят к некоей исконной истине».

2. «Традиционализм неизбежно ведёт к неприятию модернизма. Как итальянские фашисты, так и немецкие нацисты вроде бы обожали технику, в то время как традиционалистские мыслители обычно технику клеймили, видя в ней отрицание традиционных духовных ценностей. Но, по сути дела, нацизм наслаждался лишь внешним аспектом своей индустриализации. В глубине его идеологии главенствовала теория Blut und Boden – " Крови и почвы". Отрицание современного мира проводилось под соусом отрицания капиталистической современности. Это, по существу, отрицание духа 1789 года (а также, разумеется, 1776-го) – духа Просвещения. Век Рационализма видится как начало современного разврата. Поэтому ур-фашизм может быть определён как иррационализм».

3. «Иррационализм крепко связан с культом действия ради действия. Действование прекрасно само по себе и поэтому осуществляемо вне и без рефлексии. Думание – немужественное дело. Культура видится с подозрением, будучи потенциальной носительницей критического отношения. Тут всё: и высказывание Геббельса «Когда я слышу слово “культура”, я хватаюсь за пистолет», и милые общие места насчёт интеллектуальных размазней, яйцеголовых интеллигентов, радикал-снобизма и университетов – рассадников коммунистической заразы. Подозрительность по отношению к интеллектуальному миру всегда сигнализирует присутствие ур-фашизма. Официальные фашистские мыслители в основном занимались тем, что обвиняли современную им культуру и либеральную интеллигенцию в отходе от вековечных ценностей».

4. «Никакая форма синкретизма не может вынести критики. Критический подход оперирует дистинкциями, дистинкции же являются атрибутом современности. В современной культуре научное сообщество уважает несогласие, как основу развития науки. В глазах ур-фашизма несогласие есть предательство».

5. «Несогласие – это ещё и знак инакости. Ур-фашизм растёт и ищет консенсусов, эксплуатируя прирождённую боязнь инородного. Первейшие лозунги фашистоидного или пре-фашистоидного движения направлены против инородцев. Ур-фашизм, таким образом, по определению замешан на расизме».

6. «Ур-фашизм рождается из индивидуальной или социальной фрустрации. Поэтому все исторические фашизмы опирались на фрустрированные средние классы, пострадавшие от какого-либо экономического либо политического кризиса и испытывающие страх перед угрозой со стороны раздражённых низов. В наше время, когда прежние «пролетарии» превращаются в мелкую буржуазию, а люмпен из политической жизни самоустраняется, фашизм найдёт в этом новом большинстве превосходную аудиторию».

7. «Тем, кто вообще социально обездолен, ур-фашизм говорит, что единственным залогом их привилегий является факт рождения в определённой стране. Так выковывается национализм. К тому же единственное, что может сплотить нацию, – это враги. Поэтому в основе ур-фашистской психологии заложена одержимость идеей заговора, по возможности международного. Сочлены должны ощущать себя осаждёнными. Лучший способ сосредоточить аудиторию на заговоре – использовать пружины ксенофобии».

8. «Сочлены должны чувствовать себя оскорблёнными из-за того, что враги выставляют напоказ богатство, бравируют силой. Когда я был маленьким, мне внушали, что англичане – «нация пятиразового питания». Англичане питаются интенсивнее, чем бедные, но честные итальянцы. Богаты ещё евреи, к тому же они помогают своим, имеют тайную сеть взаимопомощи. Это с одной стороны; в то же время сочлены убеждены, что сумеют одолеть любого врага. Так, благодаря колебанию риторических струн, враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые. По этой причине фашизмы обречены всегда проигрывать войны: они не в состоянии объективно оценивать боеспособность противника».

9. «Для ур-фашизма нет борьбы за жизнь, а есть жизнь ради борьбы. Раз так, пацифизм однозначен братанию с врагом. Пацифизм предосудителен, поскольку жизнь есть вечная борьба. В то же время имеется и комплекс Страшного суда. Поскольку враг должен быть – и будет – уничтожен, значит, состоится последний бой, в результате которого данное движение приобретёт полный контроль над миром. В свете подобного «тотального решения» предполагается наступление эры всеобщего мира, Золотого века».

10. «Для всех реакционных идеологий типичен элитаризм, в силу его глубинной аристократичности. В ходе истории все аристократические и милитаристские элитаризмы держались на презрении к слабому. Ур-фашизм исповедует популистский элитаризм. Рядовые граждане составляют собой наилучший народ на свете. Партия составляется из наилучших рядовых граждан. Рядовой гражданин может (либо обязан) сделаться членом партии. Однако не может быть патрициев без плебеев. Вождь, который знает, что получил власть не через делегирование, а захватил силой, понимает также, что сила его основывается на слабости массы, и эта масса слаба настолько, чтобы нуждаться в Погонщике и заслуживать его. Поэтому в таких обществах, организованных иерархически (по милитаристской модели), каждый отдельный вождь презирает, с одной стороны, вышестоящих, а с другой – подчинённых. Тем самым укрепляется массовый элитаризм».

11. Культ смерти. «Всякого и каждого воспитывают, чтобы он стал героем. В мифах герой воплощает собой редкое, экстраординарное существо; однако в идеологии ур-фашизма героизм – это норма. Культ героизма непосредственно связан с культом смерти. Не случайно девизом фалангистов было: Viva la muerte! Нормальным людям говорят, что смерть огорчительна, но надо будет встретить её с достоинством. Верующим людям говорят, что смерть есть страдательный метод достижения сверхъестественного блаженства. Герой же ур-фашизма алчет смерти, предуказанной ему в качестве наилучшей компенсации за героическую жизнь. Герою ур-фашизма умереть невтерпёж. В героическом нетерпении, заметим в скобках, ему гораздо чаще случается умерщвлять других».

12. «Поскольку как перманентная война, так и героизм – довольно трудные игры, ур-фашизм переносит своё стремление к власти на половую сферу. На этом основан культ мужественности (то есть пренебрежение к женщине и беспощадное преследование любых неконформистских сексуальных привычек: от целомудрия до гомосексуализма). Поскольку и пол – это довольно трудная игра, герой ур-фашизма играется с пистолетом, то есть эрзацем фаллоса. Постоянные военные игры имеют своей подоплёкой неизбывную invidia penis».

13. «Ур-фашизм строится на качественном (квалитативном) популизме. В условиях демократии граждане пользуются правами личности; совокупность граждан осуществляет свои политические права только при наличии количественного (квантитативного) основания: исполняются решения большинства. В глазах ур-фашизма индивидуум прав личности не имеет, а Народ предстаёт как качество, как монолитное единство, выражающее совокупную волю. Поскольку никакое количество человеческих существ на самом деле не может иметь совокупную волю, Вождь претендует на то, чтобы представительствовать от всех. Утратив право делегировать, рядовые граждане не действуют, они только призываются – часть за целое, pars pro toto – играть роль Народа. Народ, таким образом, бытует как феномен исключительно театральный. За примером качественного популизма необязательно обращаться к Нюрнбергскому стадиону или римской переполненной площади перед балконом Муссолини. В нашем близком будущем перспектива качественного популизма – это телевидение или электронная сеть интернет, которые способны представить эмоциональную реакцию отобранной группы граждан как «суждение народа». Крепко стоя на своем квалитативном популизме, ур-фашизм ополчается против «прогнивших парламентских демократий». Первое, что заявил Муссолини на своей речи в итальянском парламенте, было: «Хотелось бы мне превратить эту глухую, серую залу в спортзал для моих ребяток». Он, конечно же, быстро нашёл гораздо лучшее пристанище для «своих ребяток», но парламент тем не менее разогнал. Всякий раз, когда политик ставит под вопрос легитимность парламента, поскольку тот якобы уже не отражает «суждение народа», явственно унюхивается запашок Вечного Фашизма».

14. «Ур-фашизм говорит на Новоязе. Новояз был изобретён Оруэллом в романе «1984» как официальный язык Ангсоца, Английского социализма, но элементы ур-фашизма свойственны самым различным диктатурам. И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложного критического мышления. Но мы должны уметь вычленять и другие формы Новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток-шоу» ^[6].

Принципы «вечного фашизма» и принципы «вечной культурности»

Теперь можно дать краткий список признаков «вечного фашизма».

1. Культ традиции. Поиск исконной истины, основанной на откровении. Синкретизм, пренебрежение к противоречиям.

2. Неприятие модернизма. Непринятие духа Просвещения, следовательно, иррационализм.

3. Культ действия. Неприятие модернизма ради действия. Подозрительность по отношению к рефлексии и интеллектуальности.

4. Предельное взаимное согласие. Несогласие есть предательство.

5. Боязнь инородного, следовательно, расизм.

6. Рождение из индивидуальной или социальной фрустрации. Опора на фрустрированные средние классы.

7. Национализм, идея заговора.

8. Враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые.

9. Жизнь есть вечная борьба. Нет борьбы за жизнь, а есть жизнь ради борьбы.

10. Глубинная аристократичность. Популистский элитаризм (рядовые граждане составляют собой наилучший народ).

11. Культ смерти.

12. Постоянные военные игры имеют своей подоплёкой неизбывную invidia penis.

13. Качественный популизм. Народ предстаёт как качество, как монолитное единство, выражающее совокупную волю. Против «прогнивших парламентских демократий».

14. Новояз.

Теперь надо так переписать определения «вечного фашизма», чтобы они были предельно позитивными и общими. Такая система определений будет и определением «вечной культурности».

1. Культ традиции следует воспринимать в расширительном смысле – как культ надындивидуального целого. С этой точки зрения человек является (или должен являться) частью объемлющего его целого. Каждый отдельный человек воспринимает (или должен воспринимать) себя, прежде всего, через принадлежность к такому целому. Реализовываться это стремление может по-разному. В частном случае оно может оформляться как принадлежность к уже существующим целостностям, связь с которыми была утрачена. В этом случае куль целого трансформируется в культ традиции. Пренебрежение к противоречиям, синкретизм надо воспринимать как особенность конструирования принадлежности к целому. В общем случае ее может и не быть. Культ традиции, культ целого по-другому можно назвать стратегией приоритета целого над частями.

2. Неприятие модернизма в свете культа надындивидуального целого должно быть частным случаем неприятия противоположной стратегии. Противоположной стратегией должен быть культ индивидуального, признание приоритетности индивида над теми целостностями, которым придают надындивидуальный характер. Непринятие модернизма является неприятием рационализма в том смысле, в каком рациональность является способом выхода из состояния непосредственного пребывания в каком-то состоянии, в границах какой-то целостности. Выпадение из этого состояния, из этой целостности можно считать тем, что создает рефлексивную позиции по отношению к ним. Индивидуалистический распад целостности – это всегда рождение спектра рефлексивных позиций. Переосмысление реальности и ее перестройка на основе множества рефлексирующих субъектов – это то, что можно назвать стратегией рационализма. Если модернизм означает реализацию индивидуалистической антропологической стратегии, то модернизм неизбежно реализуется через рационализм. В стратегии культа надындивидуального целого отношение между индивидом и надындивидуальным целым должно иметь принципиально иной характер. Для его обозначения можно использовать слово «вера». Культ надындивидуального целого требует от индивида веры. Можно назвать это иррационализмом, в том смысле, что от индивида требуют некритического принятия в себя определенной системы принципов существования мира и человека в нем. Можно сказать, что предельным вариантом культа целого является существование «только верой».

3. Культ действия является следствием существования «только верой». Социокультурная система, организованная стратегией приоритета целого над частями, задает систему принципов существования, по которым надо действовать, не рефлексируя над ними. Рефлексия разлагает и непосредственность принадлежности к целому, и непосредственность действия. Потому человек, находящийся в такой системе, по определению должен быть «человеком действия». Рефлексия должна находиться под подозрением, так как она всегда выглядит как выпадение из целого, как возвращение выпавшей индивидуальности каких-то прав.

4. Неприятие критики является следствием существования «только верой». Для такого типа существования критика просто не нужна. Поэтому в виде того, что может идти изнутри системы, она отрицается как лишнее и потенциально разрушающее изнутри. А в виде того, что идет извне, она отрицается как попытка разрушить систему извне. Стратегия не приемлет критику потому, что считает принципы своего существование раз и навсегда определенными и не подлежащими обсуждению. Возможный синкретизм здесь не причем.

5. Предельное взаимное согласие и боязнь инородного – это только разные ракурсы стремления к максимальной целостности.

6. Рождение из индивидуальной или социальной фрустрации. Этот тезис надо сформулировать по-другому: рождение из экзистенциальной катастрофы, причем такой катастрофы, смысл которой легко распознается как «индивидуалистический распад мира» или «потеря человеком соотнесения себя с мировым целым». В общем случае принципы организации «мирового целого» представляют собой специфическую систему, которой могут быть противопоставлены другие специфические системы организации «мирового целого».

7. Жизнь есть вечная борьба. Это заостренный вариант тезиса о том, что жизнь есть вечное движение к идеалу. Жизнь есть вечное движение от неистинного к истинному, от неправедного к праведному, от недолжного к должному. Принадлежность к целому является не состоянием, а процессом. Целостность мира в общем случае не дана, она является целью, к которой надо постоянно идти.

8. Культ смерти – это предельно натурализированный вариант растворения индивида в надындивидуальном целом.

9. Собственный язык. Стремление социокультурной системы говорить на «своем» языке следует рассматривать как естественное стремление к самовыделению и самозамыканию. В частном случае, когда целое системы противопоставляется окружающему контексту, «свой» язык неизбежно будет «новоязом».