Уплачено сполна

Монза хмуро глядела на постель, и хмуро глядела на лежащего в ней Трясучку. Он широко развалился со скомканным одеялом на животе. Большая длинная рука свисала с матраса, белая ладонь, изогнувшись, упиралась тыльной стороной в половицу. Большая ступня высовывалась из-под одеяла с чёрными комочками грязи под ногтями. Его лицо, мирное как у ребёнка, повернуто в её сторону, глаза закрыты, рот слегка приоткрыт. Его грудь и перечеркивающий её длинный шрам вздымались и опадали в такт дыханию.

При свете дня, всё это казалось серьёзной ошибкой.

Она бросила на Трясучку монеты, и они со звоном плюхнулись ему на грудь и раскатились по постели. Он вздрогнул, просыпаясь и продирая глаза.

- Штоткое? - Он затуманено уставился вниз на прилипшее к груди серебро.

- Пять монет. Более чем честная цена за эту ночь.

- Э? - Он двумя пальцами протёр глаза, выгоняя сон. - Ты мне платишь? - Он смахнул монеты с себя на одеяло. - Возникает смутное ощущение, что я что-то вроде шлюхи.

- А ты не такой?

- Нет. У меня есть чуточку гордости.

- Так значит, человека ты за деньги убьёшь, но пизду за них не отлижешь? - Она фыркнула. - Отсюда вывод. Хочешь моего совета? Возьми пять серебренников и впредь занимайся убийствами. К ним у тебя есть способности.

Трясучка перевернулся и натянул одеяло по самую шею. - Закрой за собой дверь, а? Тут страшно холодно.

Меч работы Кальвеса злобно полосовал воздух. Рубил направо и налево, вверх и вниз. Она крутилась в дальнем углу двора, шурша сапогами по разбитым плиткам, делая уколы левой рукой, сверкающий кончик меча выскакивал вперёд на высоте груди. Пар от частого дыхания курился вокруг лица, несмотря на холод, рубашка липла к спине.

С каждым днём её ногам постепенно становилось лучше. При быстром движении их до сих пор жгло, по утрам они деревенели как старые пни и в вечернее время их грызла ломота, но, по крайней мере, у неё получалось ходить, не корчив рожи от боли. Даже в коленях, со всеми их щелчками, появилась некоторая упругость. Плечу и челюсти уже удавалось расслабляться. Зашитые под скальп монеты лишь слегка ныли, если на них нажать.

Однако правая рука оставалась точно такой же разбитой. Она засунула меч Бенны подмышку и стянула перчатку. Даже это было болезненным. Скрюченная хреновина дрожала - слабая и бледная, рубец от проволоки Гоббы тускло багровел на кисти. Сморщившись, она сомкнула кривые пальцы, мизинец по-прежнему настойчиво смотрел прямо. Мысль о том, что она до конца жизни обречена на эту отвратительную обузу, вызвала внезапный приступ ярости.

- Сука, - шипела она сквозь стиснутые зубы, натягивая перчатку обратно. Она вспоминала, как отец дал ей, восьмилетней, в первый раз подержать меч. Вспоминала, каким тяжёлым она его считала, каким чуждым и громоздким он казался в правой руке. Вряд ли сейчас, в левой, он действовал лучше. Но у неё нет выбора, кроме как научиться.

Начать с нуля, если потребуется.

Она бросилась к гнилой ставне, вытянув навстречу ей клинок, развернув предплечье плоскостью к земле. Она с криком нанесла три удара, и кончик меча поставил на раме три засечки, одну над другой. Она, буркнув, крутанула предплечьем и хлестнула вниз, чётко разрубая дерево надвое. Взметнулись щепки.

Лучше. Лучше с каждым днём.

- Великолепно. - Морвеер стоял в дверях, с парой свежих царапин на щеке. - В Стирии нет такой ставни, что отважилась бы выйти на нас. - Он неспешно вышел во дворик, сложив руки сзади. - Думаю, что когда работала твоя правая рука, ты была ещё более впечатляюща.

- Мне будет жаль ставню.

- У тебя всё серьёзно, надо заметить. Оправилась от своих... физических нагрузок прошлой ночью с нашим северным знакомцем?

- Моя постель - моё дело. А ты? Оправился от своего приземления в моё окно?

- Не больше царапины-другой.

- Мои сожаления. - Она забросила Кальвес обратно в ножны. - Сделано?

- Конечно.

- Он мёртв?

- Будет.

- Когда?

Морвеер ухмыльнулся квадрату белёсых небес над ними. - Терпение есть первейшая из добродетелей, генерал Муркатто. Банк только что открылся, а чтобы сработало применённое мною вещество нужно время. Хорошая работа редко делается быстро.

- Но оно сработает?

- О, по-другому никак. Всё произойдёт... на высшем уровне.

- Хочу увидеть это.

- Конечно, хочешь. Даже в моих руках наука смерти никогда не бывает совершенно точной, однако, судя по всему, где-то, через час настанет наилучшее время. Естественно, я серьёзнейше предупреждаю тебя: в банке ни до чего не дотрагиваться. - Он повернулся, грозя ей пальцем через плечо. - И позаботься, чтобы тебя не опознали. Наша совместная работа только начинается.

В операционном зале все были при деле. Дюжины служащих усердно трудились за тяжелыми столами, склонялись над счётными книгами, их перья царапали, стучали и снова царапали. У стен скучно стояли стражники, приглядывая вполсилы или не приглядывая вовсе. Монза протискивалась между ухоженными и нарядными скоплениями мужчин и женщин, проскальзывала между их умащенными и унизанными драгоценностями рядами, Трясучка проталкивался следом. Торговцы, лавочники и жёны богачей, телохранители и лакеи с несгораемыми ящиками и мешочками для монет. Насколько она понимала, всё это обычный дневной устоявшийся из года в год оборот банковского дома Валинт и Балк.

Места, где берёт свои деньги герцог Орсо.

Потом она мельком увидела тощего человека с крючковатым носом, разговаривающего с группой облаченных в меха купцов. По бокам располагались конторщики, под мышками у них счётные книги. Лицо стервятника высветилось в толпе как искра в погребе, и точно также разожгло пожар в ней самой. Мофис. Человек, убить которого она приехала в Вестпорт. И едва ли стоило добавлять, что он выглядел очень похожим на живого.

Кто-то позвал из угла зала, но взор Монзы сосредоточился на цели. Неожиданно заклинило челюсти. Она начала проталкиваться сквозь очереди навстречу банкиру герцога.

- Что ты творишь? - прошипел ей на ухо Трясучка, но она стряхнула его, отталкивая прочь с пути мужчину в высокой шляпе.

- Дайте ему воздуха! - завопил кто-то. Люди оглядывались, бормотали, высовывали шеи, чтоб что-то увидеть, упорядоченные потоки стали распадаться. Монза продолжала идти, всё ближе и ближе. Ближе, чем допускал рассудок. Без понятия, что она сделает, когда доберётся до Мофиса. Укусит? Скажет " Привет"? Между ними уже меньше десяти шагов - также близко она была, когда он наблюдал за её умирающим братом.

А затем банкир внезапно дёрнулся. Монза притормозила, осторожно высвобождаясь от толпы. Она увидела, как Мофис согнулся пополам, будто бы получил в живот. Закашлялся, и снова - жёстким, рыгающим кашлем. Накренившись, он сделал шаг и прижался к стене. Вокруг двигались люди, по заведению гуляли смущённые шепотки, к которым добавлялись странные возгласы.

- Отойдите!

- Что это?

- Переверните его!

Глаза Мофиса слезились и дрожали, на шее выступили вены. Он вонзил ногти в одного из стоящих рядом служащих, колени подкашивались. Подскочил помощник, поддерживая хозяина, пока тот медленно опускался на пол.

- Сэр? Сэр?

Дух завораживающего зрелища, казалось, охватил весь зал, колеблющийся на грани испуга. Монза придвинулась ещё ближе, глядя на одетое в бархат плечо. Глаза Мофиса встретились с её глазами, и они уставились друг на друга. Его лицо напряглось, кожа покраснела, затвердели волокна мышц. Рука, трепеща, протянулась ей навстречу, указывая костлявым пальцем.

- Му, - выдавил он. - Му... Му...

Его глаза закатились, и он заплясал, стуча ногами, выгибая спину, безумно дёргаясь на мраморных плитках как вытащенная на берег рыба. Люди около него в ужасе таращили глаза. Один из них согнулся во внезапном приступе кашля. Повсюду в операционном зале кричали.

- На помощь!

- Сюда!

- Кто-нибудь!

- Я сказал, воздуха!

Счетовод, шатаясь, поднялся из-за стола, с грохотом опрокидывая стул, держа ладони у горла. Сделал несколько нетвёрдых шагов, побагровел лицом, а затем рухнул. Башмак слетел с его брыкающейся ноги. Один из служащих рядом с Мофисом стоял на коленях, силясь вдохнуть воздух. Пронзительно закричала женщина.

- Клянусь мёртвыми... - донёсся голос Трясучки.

Розоватая пена пузырилась и капала из широко раскрытого рта банкира. Судороги увяли до дрожи. А затем и до ничего. Тело обмякло, невидящие зрачки вытаращились за плечо Монзы на выставленные вдоль стен улыбающиеся бюсты.

Двое мертвы. Осталось пятеро.

- Чума! - завизжал кто-то, и, словно генерал на поле битвы прокричал в атаку, заведение мгновенно погрузилось в хаос толкотни. Монзу чуть не опрокинули, когда один из разговаривавших с Мофисом купцов бросился бежать. Трясучка выступил вперёд и оттолкнул его, распластав на трупе банкира. К ней прижался мужик в перекошенных глазных линзах, вытаращенные глаза ужасно увеличивались на багровом лице. Она инстинктивно стукнула его правой, скривилась, когда изуродованные костяшки задребезжали о его подбородок, прострелив толчком боли до самого плеча, рубанула каблуком и повалила навзничь.

Никакая чума не разносится быстрее паники, писал Столикус, и не уносит больше жизней.

Налёт цивилизованности внезапно слетел, как не бывало. Богатеи и снобы превратились в животных. Тех, что оказались на пути толпы раскидали в стороны. Тем что упали не было пощады. Она видела, как жирный торговец двинул по лицу хорошо одетую леди, и её, визжащую, прибило к стене, на окровавленном лице скрутился парик. Она видела свернувшегося на полу затоптанного толпой старика. Упал и лопнул несгораемый ящик, просыпались серебреные монеты, на них не обращали внимания, пинали по полу, колошматили башмаками. Это было безумием разгрома. Надрывные крики и давка, брань и зловоние страха, россыпь тел и сломанной рухляди.

Кто-то толкнул её и она дала сдачи локтем, чувствуя хруст чего-то и капельки крови на щеке. Её поймало в давке как бревно в реке, било, вертело, цепляло и рвало. Смешав со всеми её вынесло сквозь двери наружу, почти что не опуская ногами на землю, народ напирал, толкал, притирался к ней. Её снесло в сторону, стащило со ступенек, нога подвернулась на булыжниках и она ударилась об стену банка.

Она ощутила, как Трясучка поймал её за локоть и полуповёл-полупонёс прочь. Пара банковских охранников встала, тщетно пытаясь сдержать поток паники древками алебард. Толпа неожиданно рванулась, и Монзу отнесло назад. Сквозь болтающиеся руки она разглядела на земле бьющегося в судорогах человека, отхаркивающего на мостовую розовую пену. Стена напуганных, завороженных лиц дёрнулась и зашевелилась, когда люди начали пробиваться от него подальше.

У Монзы кружилась голова, во рту горчило. Трясучка шёл рядом, часто дыша носом и оглядываясь через плечо. Они зашли за угол банка и пробрались к разваливающемуся дому - позади стихал сводящий с ума ор. Она увидела Морвеера, стоящего у высокого окна, будто наслаждающийся театральной постановкой в личной ложе богатый покровитель. Он улыбнулся ей и помахал рукой. Трясучка прорычал что-то на своём языке, тяжело толкая тяжёлую дверь, и Монза ввалилась следом. Она выхватила Кальвес и побежала по ступеням, перескакивая сразу через две, не замечая жжения в коленях.

Когда она добралась туда, Морвеер всё стоял у окна, его помощница, скрестив ноги, сидела на столе, с чавканьем обгладывая буханку хлеба. - Кажется там, на улице, совершенный раздрай! - Отравитель повернулся в комнату, и его улыбка испарилась, как только он увидел лицо Монзы. - Что? Он жив?

- Он мёртв. Мертвы десятки.

Брови Морвеера капельку приподнялись. - Их естественный уклад таков, что книги всегда пребудут в постоянном движении по зданию. Нельзя было рисковать, не решит ли Мофис поработать с какой-нибудь другой. На что я никогда не полагаюсь, Дэй?

- На случай. Всегда первым делом убедись. - Дэй оторвала зубами очередной кусок хлеба и бубнила сквозь него. - Поэтому-то мы и отравили их все. Каждую счётную книгу в том заведении.

- Это не то, о чём мы договаривались, - рычала Монза.

- Я всё же думаю, что то. Во что бы то ни стало, говорила ты мне, не взирая, кто погибнет на пути. Это единственные условия, на которых я работаю. Что-либо иное допускает недопонимание. - Морвеер выглядел отчасти озадаченным, отчасти развлекающимся. - Я осведомлён, что некоторым натурам претит убийство оптом, но я определённо не предвидел, что ты, Монцкарро Муркатто, Талинская Змея, Мясник Каприла будешь одной из них. Не стоит беспокоиться из-за денег. За Мофиса ты заплатишь десять тысяч, как мы и договаривались. Остальные - беспла...

- Вопрос не в деньгах, болван!

- Тогда в чём вопрос? Я взял на себя часть работы, как и было тобой поручено, и добился успеха, в чём же здесь моя вина? Ты говоришь, что совсем не имела в виду такого результата и не берёшь на себя ответственность за эту работу, так в чём же здесь твоя вина? Очевидно, ответственность свалилась не на нас, а между нами, совсем как дерьмо с задницы нищего, да прямиком в открытый погреб, навсегда скрывшись с глаз и не создавая никому никаких дальнейших неудобств. Неудачное недопонимание, можем же мы так его назвать? Несчастный случай? Как будто внезапно налетел ветер, и упало огромное дерево и накрыло в том месте всех букашек и раздавило... их... насмерть!

- Ррраздавило, - прощебетала Дэй.

- Если тебя донимает совесть...

Монза ощутила прилив гнева, рука в перчатке до боли крепко сжала ножны, искривлённые кости, смещаясь, хрустели. - Совесть это отмазка, чтобы ничего не делать. А я про разумное использование ситуации. Отныне мы сойдёмся на одном покойнике за один раз.

- Точно сойдёмся?

Она неожиданно шагнула вглубь комнаты, и отравитель попятился, встревожено переводя глаза на её меч и обратно. - Не испытывай меня. Даже не пробуй. Один труп... за один раз... я сказала.

Морвеер осторожно прочистил горло. - Конечно, ты - клиент. Мы поступим, как ты велишь. В самом деле, нет причин злиться.

- Ну уж если я разозлюсь, я тебе скажу.

Он издал болезненный вздох. - В чём трагедия нашего ремесла, Дэй?

- Признательности нет. - Ассистентка пропихнула в рот последнюю маленькую корочку.

- Совершенно верно. Пойдём, прогуляемся по городу, пока наша хозяйка решает, чьё имя из её списочка следующим удостоится нашего внимания. Такое впечатление, что здешний воздух заразили лицемерием. - Он с видом оскорблённой невинности вышел вон. Дэй зыркнула из-под песчаных ресниц, пожала плечами, встала, отряхнула с блузки крошки и проследовала за учителем.

Монза отвернулась к окну. Толпа в основном рассосалась. Появились кучки встревоженных городских стражников, перекрывавших улицу перед банком, соблюдая безопасную дистанцию от неподвижных тел, распростёртых на мостовой. Она подумала, что бы на это сказал Бенна. Скорее всего, посоветовал бы ей успокоиться. Посоветовал бы выбросить всё из головы.

Она схватила обеими руками сундук и, рыча, запустила его через комнату. Он ударился о стену, подняв в воздух клочья обивки, грохнулся вниз и, опрокинувшись, раскрылся, разбрасывая по полу одежду.

Трясучка всё стоял в дверях, наблюдая за ней. - Я завязываю.

- Нет! - Она осеклась. - Нет. Мне по-прежнему нужна твоя помощь.

- Стоя лицом к лицу с мужчиной, это одно... но так...

- С другими будет по-другому. Я прослежу за этим.

- Чистые, красивые убийства? Вот уж вряд ли. Если настроился убивать, трудно предрешить число мёртвых. - Трясучка медленно помотал головой. – Это Морвеер и подобные ему уёбища могут отойти в сторонку и лыбиться, но не я.

- Ну так что? - Она медленно приближалась к нему, так, как подходят к норовистой лошади, стараясь успокоить её глазами и не позволить понести. - Назад на Север с полусотней заработанного за поездку серебра? Отрастишь волосы и вернёшься к нестиранным рубашкам и окровавленному снегу? Мне казалось, ты гордый. Мне казалось, ты хочешь добиться лучшего, чем то, что было.

- Ты права. Я хотел стать лучше.

- И можешь стать. Со мной. Кто знает? Вдруг, этим ты спасёшь чьи-то жизни. - Она нежно положила левую руку ему на грудь. - Наставь меня на праведный путь. Тогда ты сможешь стать одновременно и хорошим и богатым.

- Начинаю сомневаться, что человек может быть и тем и тем.

- Помоги мне. Я должна идти дальше... ради брата.

- Уверена? До мёртвых помощь не дойдёт. Месть нужна тебе самой.

- Тогда ради меня! - Она через силу смягчила голос. – От меня зависит хоть что-то, чтобы ты передумал?

Его губы скривились. - Собираешься швырнуть мне ещё пятёрку?

- Зря я так, не стоило. - Она скользнула рукой выше, обвела вдоль линии его подбородка, пытаясь взвесить верные слова, настроить на верное решение. - Ты не виноват. Не стало брата, а он был для меня всем. Не хочу потерять кого-то... - Она не закончила фразу.

Теперь во взгляде Трясучки появилось странное выражение. Отчасти сердитое, отчасти алчное, отчасти стесняющееся. Некоторое время он стоял молча, и она ощущала как на его лице вздуваются и расслабляются мышцы.

- Десять тысяч, - сказал он.

- Шесть.

- Восемь.

- Принято. - Она уронила руку, и они уставились друг на друга. - Собирайся, мы уезжаем через час.

- Ладно. - Он виновато прокрался за дверь, избегая её взгляда, а она осталась здесь, в одиночестве.

В этом-то и была основная беда с хорошими людьми. Они обходятся дьявольски дорого.