💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Теоретическая нагруженность наблюдений

Фальсификационистская трактовка теории и эмпирического исследования. Взгляд Роберта Мертона на соотношение теории и исследования. Структура теории. Соотношение теории и фактов. Множественность теоретических интерпретаций. «Истинная» теория и релятивистская методология. Выводятся ли гипотезы из теории?

Мы говорим о теории относительной депривации, теории всемирного тяготения, теории психоанализа, теории когнитивного диссонанса, подразумевая идеальное воспроизведение некоторых состояний мира. Буквально «теория» означает «зрелище» — инсценировку, более или менее продуманную. Теория — это умное видение реальности, способность вникнуть в замысел и картину происходящего.

Теория отражает реальность, но не равнодушно, как отражает зеркальная поверхность. В когнитивной психологии известны образцы изображений, в которых можно распознать разные лица и предметы, Дело за малым: надо лишь предварительно знать, что видишь. А неопытный (= атеоретичный) наблюдатель ничего не увидит, как бы ни старался, Картина Сальвадора Дали «Невольничий рынок с исчезающим бюстом Вольтера» — знаменитый пример совмещения разных изображений в одном материале.

Аналогичным образом обстоит дело и в социологических исследованиях. Мы не просто наблюдаем людей, сообщества, социальные институты, предметную среду, а конструируем этот мир из предварительно установленных значимых смыслов. Конструировать теорию не означает выдумывать ее произвольно. Конструирование теории — это

⁹ Стоун Л. Будущее истории / Пер. с англ. Е.В. Ананьевой // Thesis: Теория и история экономических и социальных институтов и систем: Альманах. Т. II. Вып. 4. М., 1994. С. 172.

воспроизведение замысла, которому подчинены факты и события. Подчиниться этому замыслу все равно, что понять его.

Взаимосвязь фактов и теории такова, что конфликт между результатами наблюдения и теоретическими генерализациями не разрушает теорию в целом, а модифицирует ее. Смена теорий — научная революция — происходит тогда, когда новая альтернативная система допущений становится признанной и сообществе ученых. Но и тогда старая теория не исчезает. Ее элементы продолжают существовать в корпусе научного знания в качестве альтернативного либо периферийного компонента.

То обстоятельство, что факты воспринимаются совершенно иначе в контексте иной теории, не означает, что меняется структура «данных». В рисунке удава в «Маленьком принце» А. Сент-Экзюпери идея-схема самого рисунка являет собой существенное ограничение для возможных альтернативных интерпретаций, которые отнюдь не произвольны, а зависят от «данных». Там же, в «Маленьком принце», можно найти образец универсальной всеохватывающей теории — «ящик, в котором находится нужный нам барашек». Восприятие изображения определяется «теорией», вносящей смысл в «эмпирическую реальность».

Здесь можно говорить лишь об «онтологической относительности» в смысле В. Куайна¹⁰, но не об искусственности эмпирических подтверждений, задаваемых теорией. Проблема заключается в том, что изолированные фрагменты какой-либо картины могут допускать произвольные интерпретации-версии, а целостный образ всей картины образует теорию par excellence. Так, следователь (он же — исследователь) по разрозненным фактам (уликам) пытается выстроить версию происшедшего преступления, Его опытность заключается в умении избрать самый сильный гипотетический образ ситуации, который позволил бы восстановить недостающие сведения по имеющимся. Такого рода гештальты не заменяют отчетливых концептуализации, однако позволяют сделать первые шаги в организации данных. На стадии формирования теории сильный эвристический импульс дают метафоры, заменяющие логически обоснованное знание. Зрелая теория уже рассматривает метафоры как признак методологической неполноценности знания,

Теория может включать в себя огромное количество «актеров» и «сцен», и тогда инсценировка приобретает если не универсальный, то

¹⁰ Куайн В., Онтологическая относительность // Современная философия науки: Хрестоматия / Сост., пер., вступ. ст. и коммент. А.А. Печенкина. М.: Наука, 1994. С. 23-36.

масштабный характер. Теория может быть и совсем маленькой, состоять из нескольких постулатов. Например, одна из теорий, включенных в обширную программу «Академического сознания» (обследование преподавателей общественных наук в американских университетах и колледжах, П. Лазарсфельд, В. Тиленс, 1958), заключалась в объяснении успешной карьеры профессора количеством его переходов с одного места работы на другое — постоянно повышая свой должностной статус, он достигает большего, чем его коллега, постоянно работающий на одном и том же месте. Здесь всего две переменные — карьера и число перемещений. Но за ними стоит многоплановая картина университетской жизни.

Далеко не всякие теории-«инсценировки» принадлежат области научного знания. Например, теория о том, что успех на экзамене зависит от «счастливого» билета, разделяется многими студентами, но среди преподавателей эта теория признания не получила. Каждый человек имеет собственные представления обо всем, и в этой мере каждый сам себе теоретик.

Теория может рассматриваться как концептуальная интерпретация связи, фиксируемой эмпирически. Но и эмпирия существенным образом зависит от используемых исследователем концептуализации. В этом заключается одна из вечных проблем методологии социологического исследования — некий аналог яйца и курицы. Вероятно, сама постановка вопроса, что чему предшествует — теория эмпирии или эмпирия теории, — является надуманной. Теория являет собой совокупность необходимых и достаточных переменных, описывающих определенный фрагмент реальности. Например, теория организаций включает такие существенные переменные, как величина организации, статусная структура, степень централизации, эффективность функционирования, тип лидерства и т. п. Из этих переменных создаются теоретические «картины», позволяющие объяснить многие события и тенденции в деятельности организаций. Например, показано, что в формальных организациях существует тенденция к отклонению от первоначально установленных целей; чем крупнее организация, тем сложнее иерархическая структура персонала; чем более децентрализована организация, тем отчетливее выражена статусная идентификация ее членов. Установлено, в частности, что более централизованные структуры имеют более высокую производительность, зато в менее централизованных сильнее выражены нормы трудовой морали. Члены организации, идентифицирующие свои интересы с интересами организации, обнаруживают высокую критичность по отношению к средствам решения задач, тогда как «аутсайдеры» более критично настроены к целям организации. Подобного рода фрагменты могут образовать каркас общей теории.

8-365

Идея самодостаточности теорий, включающих в сферы своего влияния эмпирическое исследование, развита в рамках попперианской традиции в методологам науки. Цель эмпирического исследования — не подтверждение теории, а ее фальсификация¹¹. По К. Попперу, в сфере построения теорий не существует никакой логики. Этот процесс вообще не может быть реконструирован логическими средствами, поскольку здесь действует иррациональный компонент — творческая интуиция. Исследовательский процесс ориентирован преимущественно на проверку уже «изготовленных» научных высказываний, чем на создание теорий. А фальсификационистский принцип предписывает, принимая новое решение проблемы, искать аргументы, опровергающие, а не подтверждающие его. Условием развития теории становится, таким образом, рациональная критика ее оснований. Такая теория может быть только предположительной, — разъясняет этот принцип Имре Лакатос: «Мы никогда не знаем, мы только догадываемся. Мы можем, однако, обращать наши догадки в объекты критики, критиковать и усовершенствовать их. В рамках этой критической программы многие из старых проблем — вроде проблем вероятностной индукции, редукции, оправдания синтетического априори, оправдания чувственного опыта и т.д. — становятся псевдопроблемами, так как все они отвечают на неверный догматической вопрос: «Каким образом мы знаем?». Вместо этих старых проблем возникает много новых. Новый центральный вопрос: «Каким образом мы улучшаем свои догадки?» — достаточен, чтобы философы работали века; а вопросы: как жить, действовать, бороться, умирать, когда остаются только догадки, — дают более чем достаточно работы будущим политическим философам и деятелям просвещения»¹².

Иную позицию относительно соотношения теории и эмпирического исследования занимает Р. Мертон. Он полагает, что исследование не ограничивается пассивной проверкой теорий. Оно преодолевает рамки, задаваемые подтверждением либо отрицанием гипотез. Исследование, по Мертону, играет активную роль, способствуя формированию теории. Исследование инициирует теорию, переформулирует и проясняет ее и делает более отчетливой. Мертон считает, что исследовательский процесс предназначен как для проверки теорий, так и для их конструирования¹³. Наука развивается несмотря на

¹¹ Popper К. The logic of scientific discovery. New York: Science Edition, 1961. P. 30.

¹² Лакатос И. Бесконечный регресс и основания математики // Современная философия науки: Хрестоматия / Сост., пер., вступ. ст. и коммент. А.А. Печенкина. М.: Наука, 1994. С. 74.

¹³ Merton R. Social theory and social structure. Rev. edition. New York: Free Press, 1957. P. 103.

противостояние в оценке роли теории, которая опирается на эмпирический материал и в то же время содержит понятия, значения которых не определяются в операциональных терминах.

Общая черта всех теорий заключается в выработке абстрактной идеальной схемы, позволяющей понять, объяснить и предвидеть (в конце концов, предугадать) события. Часто социологические теории не формулируются в ясных и отчетливых терминах, избегают доказательности, но, тем не менее, успешно работают на интуитивном уровне. В определенной степени теория являет собой уход от реальности для того, чтобы, возвысившись до идейной чистоты, вернуться к ней и установить самое существенное в ее игре — замысел. Тогда можно будет избавиться от мельтешащих в глазах случайностей. В этом отношении справедливо полагать, что лучше один раз услышать, чем сто раз увидеть.

Научная теория отличается от самодеятельных теорий строгостью и доказательностью суждений. Эталоны теоретичности заданы математикой, которая познает мир непосредственно в его сущности, формулируя теоремы. Экспериментальные науки вынуждены иметь дело с материалом, несущим на себе печать атеоретичности, но все равно стремятся приблизить свои выводы к совершенству теорем. Социология обладает еще меньшими эпистемическими возможностями, компенсирует свою научную неполноценность выраженным беллетристическим компонентом. Это дает основания для вывода, что в социальных науках теории вообще не существует, здесь можно говорить лишь об описании статистических регулярностей. Такова, в частности, была позиция выдающегося статистика Коррадо Джини. Но и статистические регулярности не часто лежат в основании социологических обобщений. К. Кнорр показала, что в общественных науках только в трех процентах публикаций открыто ставится задача эмпирической проверки теории¹⁴.

Теории могут быть результатом сочинительства, но, сколь бы увлекательны ни были придуманные картины мира, они не сравнятся с теоремами. Зато история и социология имеют в своем распоряжении «идеальные типы» — теоретические схемы, с помощью которых устанавливается смысловая связь между событиями. Сами факты являются следствием идеальной типизации, и если не соответствуют теории, в их существовании можно усомниться.

Трактовка теории, как любого измышления, мало что дает для организации исследовательского процесса. Более строгое определение

¹⁴ Кпоrr К. The nature of scientific concensus and the case of the social sciences // International Journal of Sociology. 1978. Vol. 8. No 1/2. P. 113-145.

8*

теории основано на понятиях «гипотеза» и «выводимость». Теория — это совокупность гипотетических конструктов, связанных отношениями выводимости. Данное определение ограничивает класс возможных теорий предположениями, соответствующими требованиям общности, фальсифицируемости, проверяемости и т.п. А кроме того, эти предположения связаны парными отношениями следования (импликациями или отношениями выводимости).

Когда речь идет о дедуктивном выводе, высказывание «Если А, то В» не вызывает сомнений. Элементы социологических теорий соединены вероятностными отношениями. Некоторые из них образуют концептуальное ядро теории, другие находятся на периферии теоретического пространства, т. е. обладают слабой связью с основополагающими понятиями теории. Например, многократные высказывания позднего Ф. Энгельса об «обратном» влиянии идеологической надстройки на производственные отношения является ослаблением структурных постулатов марксизма о способе производства материальной жизни как главном детерминирующем факторе общественного развития. Не существует ни одной достаточно полной теории, элементы которой находились бы в отношениях взаимовыводимости. Равным образом невозможно написать абсолютно завершенную картину.

Базовые элементы теории могут не требовать прямой эмпирической проверки, но вытекающие из них гипотезы должны предполагать возможность опровержения. Например, теория о взаимосвязи пуританского мировоззрения с развитием научного знания формулируется Р. Мертоном следующим образом: «Пуританская этика как идеальнотипическое выражение ценностной установки на аскетический протестантизм предопределила интересы англичан XVII века, что составило важный элемент развития науки. Глубоко укорененные религиозные интересы того времени требовали последовательного применения систематического, рационального и эмпирического исследования природы для прославления Бога в его творениях и для контроля над развращенным миром»¹⁵. В частности, одна из версий опровержения мертоновской теории науки заключается в анализе «непротестантских» форм научного знания. Если обнаружится, что требование «систематического, рационального и эмпирического исследования природы для прославления Бога» присуще и другим религиям, это еще не опровергает теорию, хотя делает ее уязвимой.

Теория структурирована по уровням обобщения и устойчивости гипотез. Концептуальное ядро теории характеризуется наибольшей

¹⁵ Merton R. Puritanism, pietism, and science // Social theory and social structure. New York: Free Press, 1957. P. 574-575.

устойчивостью, а периферия теории, соприкасающаяся с наблюдаемыми событиями, достаточно изменчива и аморфна. Можно сказать, что пространство теории обладает различной плотностью: на периферии гипотезы более зависят от наблюдений, чем в центре, они довольно слабо связаны и с базовыми концептуализациями, являют собой нечто вроде «защитного пояса» научной дисциплины. В той мере, в какой теория основана на слабых логических зависимостях, она превращается в «исследовательскую программу» (И. Лакатос) — многоуровневую форму организации знания, включающую непроверяемые (аксиоматические) предложения, правила приведения в соответствие понятий и переменных, индуктивные выводные процедуры и технику проверки гипотез.

Теоретическая исследовательская программа обладает не только максимальной внутренней согласованностью, но и объяснительной способностью: вытекающие из нее гипотезы должны подтверждаться. Вместе с тем истинность гипотетического предложения не означает истинности теории. Импликация А ^__ В подразумевает, что истинность А влечет за собой истинность В; ложность В влечет за собой ложность А, а истинность В не влечет за собой истинности А. Фигуры логического вывода применимы к дедуктивной теории. Социологическая теория предполагает проверку каждой гипотезы отдельно. Единственный способ подтверждения теории — независимое подтверждение каждой отдельной гипотезы. Никогда нельзя поручиться, что существует некое малое число базовых гипотез, подтверждение которых является достаточным основанием для подтверждения теории. При этом теоретическая система должна обеспечивать концептуальную валидность, т.е. логическую согласованность гипотезы с предложениями более высокого уровня. Переход от низшего уровня гипотетических конструктов к более высокому не обладает ни концептуальной, ни эмпирической валидностью — истинность консеквента не означает истинности антецедента. Никакие подтверждения не гарантируют истинности теоретического конструкта. Зато опровержение консеквента ведет к опровержению антецедента. Поэтому базовые теоретические конструкты относительно защищены от фальсифицируемых «периферийных» гипотез.

Подтверждение теории заключается в опровержении конкурентных гипотез. Если же конкурентная гипотеза не отбрасывается, теория начинает терять убедительность. Собственно говоря, задача заключается в том, чтобы искать правдоподобные конкурентные гипотезы и пытаться опровергнуть устоявшуюся парадигматическую картину мира.

Теория непосредственно зависит от фактов только в том случае, когда ее предложения не являются вероятностными. Закон всемирно

го тяготения несовместим с фактом «падения» физического тела вверх. Но вероятностное суждение теории имеет дело уже не с единичным событием, а с объективной возможностью события. Предположим, что закон гравитации формулируется в вероятностных терминах и тогда никакое единичное событие не опровергает теорию. Иное дело, что много событий, не объясняемых теорией, делают ее сомнительной. Суждения теории получают здесь иное обоснование. В 1935г. Р. Фишер предложил стандартный проект опровержения гипотезы о случайном сочетании событий, которую он назвал «нулевой гипотезой».

Одной и той же совокупности подтверждаемых гипотез может быть поставлено в соответствие сколь угодно много теорий. Простонапросто один и тот же факт может быть объяснен по-разному с равной степенью логической убедительности. Через некоторое количество точек можно провести бесконечное количество разных кривых. При проверке статистических гипотез мы можем с определенным риском ошибиться отвергнуть предположение о случайном распределении. Но если гипотеза не отвергается, это не означает, что полученное распределение подтверждает теоретическое объяснение событий. Существует бесконечное число иных объяснений, согласующихся с наблюдениями. Принцип многообразия теорий означает неизбежность вечного перехода от одной теории к другой. Здесь нет никаких логических ограничений, существуют только границы человеческого воображения.

Вера во всесилие научного социологического знания существенно подрывается тем обстоятельством, что одни и те же факты могут быть успешно объяснены двумя и более теориями. Теории не выводятся из фактов, а согласуются с ними. Отсюда вытекает, что исследователь не берет теории из жизни, даже если он считает себя реалистом, а организует материю фактов таким образом, чтобы она обнаружила запрятанную в ней идею. Так, гончар исполняет свое ремесло — формообразование кувшина.

На этом скользком пути методолога подстерегают бесчисленные уклоны. Самый опасный из них — уклон релятивизма. Это иллюзия, будто формообразователь может лепить из кажущейся пассивной материи, что угодно и как угодно. Сопутствующая релятивистской иллюзии гордыня и произвол часто оправдываются ссылкой на свободу творчества и плюрализм. Самые последовательные сторонники релятивизма прямо говорят об «эпистемологическом анархизме» (П. Фейерабенд). На самом деле факты очень упрямы. Они обладают своим собственным стремлением к форме (Аристотель назвал заложенное в материи ожидание мощным словом «дйнбмйу» — сила) и подчиняются лишь тому, кто знает их и готов отказаться от плюрализма во имя послушания правилам материала. В противном случае

факты остаются мертвыми и безразличными к форме. Теория же нужна не ради самой себя, а для того, чтобы факты заговорили.

И все-таки: существует ли одна — «истинная» — теория для объяснения определенной совокупности событий или мы можем принять тезис о множественности «истинных теорий»? Ответ на этот вопрос таков: нельзя отказаться от убеждения в том, что существует одна-единственная исчерпывающая истинная теория, иначе мы перестанем отличать фантазирование от реальности и разрушим веру в объективность, без которой ремесло научного сотрудника теряет смысл; но в то же время не подлежит сомнению, что, пытаясь распознать действительность за движением теней, наука ограничена полем своего тенеобразного знания и не имеет права пересекать запретную линию и прикасаться к абсолютным истинам. Для этого профессиональное сообщество оснащено неплохой системой сигнализации и защиты от нарушителей.

Хотя построение теории часто считается скорее делом искусства, чем науки, необходимо установить общие правила, которых должен придерживаться теоретик, чтобы его идеи были признаны научными. Корпус любой теории образуют суждения различной степени общности. Некоторые из них принимаются без доказательства, т. е. постулируются, другие являются их следствиями, третьи описывают определенную область наблюдений и зависят от них. Поскольку каждое из предложений теории, в том числе ее постулаты, может быть опровергнуто, теория состоит из гипотез. Нет ни одной научной теории, получившей окончательное подтверждение, зато любая из них опровергается частично либо полностью.

Теория является системой гипотез, объединенных отношениями выводимости. Под выводимостью подразумевается логическое следование, однако теория вполне терпима к суждениям, хотя и не вытекающим из ее базовых постулатов, но не противоречащих им. Вместо «выводимости» удобнее пользоваться более широким понятием — «инференция», обозначающее и логическую выводимость, и размещение предложения в смысловом поле теории при условии, что это предложение не разрушает теорию. В последнем случае принято говорить о «слабой выводимости». В социологии, концептуальный лексикон которой несет значительную метафорическую нагрузку, отношения выводимости чаще всего очень и очень слабые. Но от этого некуда деться. Даже противоречивые суждения в рамках одной теории не разрушают ее, а расцениваются как своеобразный подход к проблеме. Лучше иметь дело с непротиворечивыми системами гипотез. Тогда мы будем понимать под выводимостью такое отношение гипотез Н ₁и Н ₂, при котором невозможно признать истинной гипотезу Н ₁без одновременного признания истинной гипотезы Н ₂. Стоит заметить, что признание истинности и сама выводимость

не ограничены логическими умозаключениями. Многое здесь зависит от эпистемических норм, регулирующих процесс «признания истинности».

Что мы имеем в виду, когда говорим, что гипотеза выводится из теории? Если принимается некоторая теория Т иустанавливается, что из нее следует гипотеза Н, Т ^__ Н, то признается истинность Н. Например, из теории «Все люди смертны» и гипотезы, что «Сократ человек», вытекает истинность гипотезы «Сократ смертен». Отрицание гипотезы при принятии отношения выводимости Т ^__ Н влечет за собой отрицание теории: если неверно, что Сократ смертен, при том, что он человек, теория «Все люди смертны» неверна. Отсюда следует принципиальный вывод: если гипотеза истинна, это не означает истинности теории.

Истинность теории предполагает истинность выводимых из нее гипотез только в том случае, если отношения выводимости являются дедуктивными. Тогда гипотезы доказываются как теоремы. Но мы уже говорили, что в социальных науках эти отношения очень слабые. Поэтому далеко не все следствия истинной теории оказываются здесь истинными — гипотезы в рамках одной и той же «картины мира» ведут себя довольно автономно, и данное обстоятельство является одним из основных критериев проверяемости научной теории. Теория, которая подтверждает сама себя, уживается только с теми гипотезами, которые сама же из себя выводит. Например, фрейдистская теория «рационализации» трактует действия, вызывающие чувство тревожности либо снижающие самооценку, как мотивированные «хорошими», социально одобряемыми намерениями — так вытесняются из сознания подлинные причины действий или неудач. Не имея возможности достать виноград, лиса говорит: «Зелен, ягодки нет зрелой», рационализируя свое несоответствие современным требованиям.

Такого рода теории выводят свои гипотезы из себя. И, напротив, теории, зависящие от своих гипотез, стремятся освободить их от жесткой «выводимости», оставляя их, тем не менее, в зоне своего влияния. Относительная самостоятельность гипотез влечет за собой вполне определенную методологическую установку: достичь полного подтверждения теории можно только путем независимого подтверждения каждой из гипотез-следствий. А поскольку каждую гипотезу не проверишь, теории чаще всего остаются неподтвержденными. Из того обстоятельства, что одно и то же следствие может проистекать из разных причин, можно заключить, что многообразие теорий, объясняющих одни и те же данные, в принципе, безгранично. Возникает вопрос, что делать с противоречивыми версиями объяснения? С одной стороны, исследователь не имеет права считать истинной только одну теорию, с другой — обязан строить непротиворечивую картину

предмета. Выход из данного противоречия — принятие одной из теорий в качестве «точки зрения», которая при желании может быть заменена иной точкой зрения. Если же теории непротиворечивы, они вынуждены до времени сосуществовать в рамках одной исследовательской программы.

Тот факт, что самооценка интеллектуального уровня профессоров ниже, чем самооценка умственных способностей студентов, объясняется разными теориями. Теория относительной депривации исходит из существенных различий в критериях самооценки между профессорами и студентами. Однако не исключена и иная теоретическая версия: студенты действительно умнее профессоров. Обе теории могут быть успешно подтверждены фактами, и ни одна из них категорически не отвергается. Профессора могут быть слишком критичны по отношению к себе и одновременно быть не умнее студентов.

Удобно обобщить сказанное понятием «научный плюрализм», предполагающим признание относительной независимости гипотез, многообразия теорий и сосуществования различных объяснений одних и тех же фактов. Подобный либерально-демократический подход в научной политике не означает отказа от веры в одну истинную теорию, которая являет собой конечную цель всей работы; просто на пути к единственной цели приемлемы многообразные промежуточные инстанции. Если это многообразие считать не вынужденным и временным, а нормальным и постоянным, то в качестве нормы следует признать и эклектизм, разрушающий дисциплинарную организацию науки.