Наказание более суровое, чем смерть, возложенное мужем на неверную жену

Король Шарль, восьмой по счету из носящих это имя в своем роду, послал в Германию дворянина Бернажа, сеньора де Сирё, что вблизи Амбуаза, который с большим усердием держал свой путь, не щадя ни дня ни ночи, и однажды поздно вечером прибыл к замку одного благородного господина, где попросил ночлега и с трудом получил разрешение на оный. Однако же, когда хозяин замка узнал, что перед ним слуга короля Шарля, он вышел к нему навстречу и просил его не обижаться на суровый прием со стороны его людей, ибо из-за некоторых родственников его жены, желавших ему зла, он должен был держать свой дом на запоре. Вечером упомянутый Бернаж поведал ему суть королевского поручения, и благородный господин предложил сослужить любую службу королю Франции. Он ввел его в дом, где предоставил постель и оказал должные почести. А так как было время ужина, хозяин ввел гостя в залу, где была натянута узорная занавесь, и когда на стол подали жаркое, из-за этой занавеси вышла женщина — самая красивая женщина, какую только можно увидать на свете. Но волосы ее были острижены, а сама она была одета в черное, как одеваются немки. После этого хозяин с упомянутым Бернажем вымыли руки, принесли воды этой даме, и она вымыла руки и села в конце стола, не вымолвив ни слова; и с нею тоже никто не обмолвился словом. Сеньор Бернаж внимательно рассмотрел ее, и показалось ему, что это одна из самых прекрасных дам, когда-либо им виденных, хотя она была бледна лицом и вид ее был печален. Когда она немного поела и попросила попить, слуга подал ей питье в необыкновенном сосуде — это был череп человека, и отверстия в нем были заделаны серебром; прекрасная дама отпила из него два или три раза. Когда она поужинала и вымыла руки, она сделала реверанс хозяину дома и вернулась обратно за занавесь, не вымолвив ни слова. Бернаж был столь поражен увиденным, что стал задумчив и печален. Хозяин замка заметил это и рассказал следующее. «Я вижу, что вы весьма удивлены тем, что увидели за столом. Но видя честность, которую я встретил с вашей стороны, не хочу таить от вас, что тут произошло, чтобы вы не подумали, что подобная во мне жестокость не имеет глубоких причин. Дама, которую вы видели, — это моя жена, которую я возлюбил больше, чем когда-либо муж любил свою жену, — настолько, что я женился на ней, позабыв всякий страх, так что привез ее сюда против воли ее родителей. Она выказывала мне столько знаков любви, что я поставил бы на карту десять тысяч жизней, чтобы ввести ее в свой дом для ее и моего удовольствия, и мы жили в таком мире и согласии, что я считал себя самым счастливым мужем среди христиан. Но во время одного путешествия, которое мне пришлось совершить, она настолько забыла о своей чести, разуме и любви ко мне, что полюбила одного молодого дворянина, которого я выкормил в своем доме; и тогда после моего возвращения подозрение вкралось в мою душу. Но любовь моя к ней была так велика, что я не мог противостоять ей, пока случай не раскрыл мне глаза и я не увидел того, чего боялся пуще смерти. Поэтому любовь, которую я к ней имел, обратилась в ярость и отчаяние, и я дошел до того, что однажды, притворясь, что ухожу из дома, спрятался в комнате, где она живет ныне и куда вскоре после моего мнимого отбытия она вошла и пригласила войти того молодого повесу, и он вошел с чрезмерной вольностью, с какою входили туда лишь я и она. Но когда я увидел, что он вознамерился залезть на кровать подле нее, я выскочил, схватил его под мышки и убил; а поскольку преступление моей жены, казалось мне, столь велико, что смерти было бы недостаточно, чтобы ее наказать, я назначил ей кару, которая, я думаю, ей тягостнее, чем смерть: я запер ее в комнате, где она уединялась для величайших своих наслаждений, вместе с останками того, кого она любила больше меня, и поместил в шкап все кости ее друга, подобно тому как украшают комнаты драгоценными вещами. И наконец, чтобы она не потеряла о нем память, когда она пьет и ест за столом передо мной, вместо кубка ей подают череп этого негодяя; таким образом, она видит живым человека, которого сама сделала своим врагом, и мертвого от любви к ней друга, чью дружбу она предпочла моей. Так что за обедом и ужином она видит две самые неприятные для нее вещи: живого врага и мертвого друга, и все из-за своего греха. В условиях проживания я ей выделяю такое же содержание, как и себе самому, единственное — она ходит остриженной, ибо красота волос не подобает прелюбодеянию и не прикрывает бесстыдства; поэтому ей стригут голову, показывая тем самым, что она потеряла честь, целомудрие и стыдливость. Если вы хотите ее повидать, я вас туда проведу». Бернаж с охотою согласился, и оба они спустились вниз и там нашли ее в очень красивой комнате, сидящую в одиночестве у огня. Хозяин замка отдернул занавеску перед большим шкапом, и там были подвешены кости мертвеца. Бернажу очень захотелось поговорить с прекрасной дамой, но он не посмел, боясь мужа. Однако тот, подметив это, молвил ему: «Если вы желаете ей что-то сказать, вы увидите, какие речи она держит». Бернаж обратился к ней с такими словами: «Мадам, если ваше терпение равновелико вашему мучению, я почту вас самой счастливой женщиной мира». Прекрасная дама со слезами на глазах и величайшим смирением ответила: «Месье, я признаю, что моя вина была столь велика, что вся боль наказания, возложенного на меня хозяином дома (ибо я не осмеливаюсь называть его моим мужем), ничто для меня по сравнению с раскаянием при мысли о том, как я его обидела». И, вы-молвя это, она горько заплакала. Тут хозяин замка взял Бернажа за руку и увел его. На следующее утро Бернаж отправился выполнять поручение, данное ему королем. Однако же, прощаясь с благородным господином, он не удержался от таких слов: «Месье, мое расположение к вам, честь и добрый прием, оказанные мне в вашем доме, побуждают меня вам сказать, что, мне кажется, видя великое раскаяние вашей бедной жены, вы должны быть к ней милосердны; а поскольку вы молоды и у вас нет детей, было бы весьма жаль потерять такой дом, как ваш, оставив его в наследство людям, которые вас, быть может, вовсе не любят». Благородный господин, уже решивший никогда больше не вести беседы со своей женой, при этих словах сеньора Бернажа глубоко задумался и наконец понял, что тот прав, и пообещал ему, что если жена и далее будет неизменно пребывать в таком же смирении, он возымеет к ней некоторую жалость. После чего Бернаж отправился исполнять свое поручение, а когда он вернулся к королю, своему господину, и поведал ему эту историю, принц подтвердил, что так все и есть на самом деле. Между прочим, описав красоту прекрасной дамы, принц послал своего художника по имени Жан де Пари, чтобы тот живо передал ее облик; и художник сделал это с согласия ее мужа, который из-за желания иметь детей и жалости к жене, переносившей наказание в таком глубоком уничижении, снова взял ее к себе, и с тех пор у них было много прекрасных детей.

Маргарита Наваррская, «Гептамерон», новелла 32

[Перевод М. С. Фанченко]