КОММЕНТАРИЙ. Практическое занятие № 5

АЛЕКСАНДР ГЕНИС

Практическое занятие № 5

Третья волна эмиграции как зарождение новой словесности

План

1. Третья волна эмиграции: литературный феномен в контексте эпохи.

2. «Новый американец» как формат новой русской словесности.

3. Проза, вдохновленная культурой (нон-фикшн).

Задание

1. Прочитайте критическую статью А. Гениса «Третья волна: примерка свободы». Ознакомьтесь с научными статьями Е.Ю. Скарлыгиной, рассматривающей литературные процессы русского зарубежья. При помощи поставленных вопросов к тексту обозначьте характерные особенности и противоречия феномена Третьей волны эмиграции.

2. Прочитайте «филологический роман» А. Гениса «Довлатов и окрестности» (просмотрите!!!), критические статьи И. Ефимова, С. Костырко (обязательно к прочтению!!!). Как А. Генис характеризует журналистскую деятельность С. Довлатова? Приведите и поясните авторские оценочные определения газеты «Новый американец», к примеру: «Мы стали беззаботной и беспартийной фракцией изнывающей от официоза эмиграции». Выявите (с помощью литературной критики) «инструменты познания» жизни С. Довлатова и А. Гениса.

3. Почему А. Генис определяет свой собственный жанр как «гуманитарную прозу», «культурологическую публицистику», «филологическую прозу»? С помощью ключа к автопортрету А. Гениса «Визитная карточка» выявите образ автора. Прочитайте фрагмент эссе «Вид из окна» (что выражает заголовок?). Совпадает ли с вашим читательским ощущением мнение критики об авторе: «Генис — осуществившийся одинокий человек, создающий действительно свой собственный смысл, свою систему ценностей. Он принимает хаос и абсурд, как единственную нашу реальность» («Литературная газета»)?

Литература

1. Вайль П., Генис А. Хранитель алфавита // Литературная газета. — 1990. — № 37.

2. Генис А.А. Довлатов и окрестности. — М., Вагриус, 1999.

3. Генис А. На уровне простоты: Мемуарный очерк о Сергее Довлатове // Малоизвестный Довлатов. Сборник. — СПб., АОЗТ «Журнал “Звезда”», 1999. — С. 465-473.

4. Генис А.А. Сад камней. Сергей Довлатов // Звезда. — 1997. — № 7.

5. Генис А.А. Темнота и тишина. — СПб., Пушкинский фонд, 1998.

6. Генис А.А. Третья волна: примерка свободы // Звезда. — 2010. — № 5.

7. Ефимов И. Сергей Довлатов как зеркало Александра Гениса // Звезда. — 2000. — № 1.

8. Костырко С. Четки // Новый мир. — 2009. — № 9.

9. Скарлыгина Е.Ю. В зеркале трех эмиграций (самоидентификация как проблема эмигрантского сознания) // Новое литературное обозрение. — 2008. — № 93.

10. Скарлыгина Е.Ю. Литературный процесс в России 1970-1980-х годов и журналы русской эмиграции // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. — 2012. — № 2. — С. 84-93.

11. Скарлыгина Е.Ю. Третья русская эмиграция в контексте отечественной культуры 1960-1980-х годов и культуры русского зарубежья // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. — 2009. — № 1. — С. 126-134.

12. Скидан А. Новая «гуманитарная проза» Александра Гениса // Русский журнал [Электронный ресурс]. — URL: https://magazines.russ.ru/skidan.html (дата обращения: 08.02.2012).

13. Толстая Т.Н. Здесь был Генис // Не кысь. — М., 2004.

14. Толстая Т.Н. Кот и окрестности / Т.Н. Толстая // День: Личное. — М., Подкова, 2002. — С. 333-339.

15. Чанцев А. Пицца с черной икрой // Октябрь. — 2005. — № 5.

КОММЕНТАРИЙ

Александр Александрович Генис (р. 1953) — яркий представитель русской эссеистской словесности конца XX – начала XXI века. Филолог по образованию, А. Генис сформировался как журналист и литератор в эпоху Третьей волны эмиграции (1974 — 1991). В русском зарубежье (Нью-Йорк) сотрудничал с газетой «Новое русское слово», журналом «Синтаксис», газетой «Новый американец», Радио «Свобода». В книге «Современная русская проза» (1982) совместно с П. Вайлем «впервые была осуществлена попытка осмыслить литературный феномен Третьей волны» [45]. По словам критиков, А. Генис «исследует ситуацию эмиграции уже не как проблему политическую, социальную, эстетическую, но как проблему экзистенциальную» [74]. Сам А. Генис замечает, что «эмигрантскую словесность составляет диалог со своим прошлым, который автор ведет из чужого настоящего»; «у эмигрантской литературы нет своей темы, но есть свое место — на полях чужой действительности» [32]. С 1989 года он активно публикуется в России в качественной и специализированной литературной прессе, а также в толстых журналах.

Относя А. Гениса к феномену новой журналистики, критика отмечает, что, «культивируя собственный стиль... составляющими которого являются интеллигентность, эрудированность, тонкость и небанальность суждений, парадоксальность, ироническая подача материала, — Генис воспитал, думается, целое поколение наших новых колумнистов» [141]. Как автор-эссеист, он откровенно выделяется честертоновской способностью удивляться и удивлять читателя: «Каждая его фраза таит либо изящный парадокс, либо неожиданный ход, либо зернышко иронии, либо точную метафору» [60] и видеть непредвиденное: «Как носитель третьего глаза, он видит то, что ускользает от обычного зрения» [127].

С. Костырко говорит о жанровом своеобразии творчества А. Гениса: «В последние годы, используя жанровые клише мемуарного эссе, культурологического очерка, путевой прозы, литературно-критической статьи, Генис пишет, по сути, прозу исповедальную... Из текстов Гениса ушел пафос прежнего “мы” (ушел буквально — с какого-то момента Генис перестал писать в соавторстве с Вайлем), теперь перед читателем “я”. И соответственно, мы читаем у Гениса уже не про “них”, а про “него”. То есть — про себя. Про себя в поисках наших индивидуальных точек крепления к жизни, про себя, выясняющих сегодня, что есть гармония и дисгармония, что есть почва и кровь, что есть культура, что есть вера и безверие... Стилистику своих новых текстов Генис ориентирует уже не на жанр культурологического, а на жанр философского эссе...» [74]. Подобное «движение от свободы культурологического рассуждения к дисциплине “феноменологического эссе”» определяет природу новой прозы А. Гениса: «…перед нами уже не парадоксалист-пересмешник, журналист-интеллектуал, а — “просто” художник... “поэт”, пишущий художественную прозу в жанрах, предназначенных для “ритора”» [там же]. А. Генис утверждает: «Словесность для того и существует, чтобы сгущать речь в поэзию. Вся литература — стихи, включая прозу» (сравним с честертоновским «весь мир говорит стихами»).

Автор дает точную и емкую формулировку эссеистского способа постижения смысла окружающего мира: «Я пишу о том, чего не знаю, чтобы узнать». «Сквозной мотив» эссеистики А. Гениса — мотив культуры, «с плотным использованием культурных символов и аллюзий, цитат, парадоксов, да и просто самого образа культуры и взаимоотношений автора-повествователя с этим образом» [там же]. Он «оказывается медиатором, проводником», и это «дает возможность увидеть одновременно “во все стороны мира”, любую точку культурного пространства. Автор сам назначает себе свое собственное понимание культуры; того, что может называться искусством. Именно так культурная журналистика, с постоянными отсылками, линками и сносками, уподобляется интернету, становится его прообразом и подобием» [7].

Вопросы к тексту «Третья волна: примерка свободы»

1. Какими историческими датами и почему А. Генис предлагает измерять интервал Третьей волны?

2. Почему автор сравнивает эмиграцию и метрополию с «двумя сообщающимися сосудами»?

3. Что дает автору основание утверждать, что «Третья волна предоставила российской культуре убежище и полигон»?

4. Что позволило журналу «Континент» стать «наиболее представительным органом эмиграции» и «самым авторитетным изданием как в зарубежье, так и в России»?

5. Какой смысл А. Генис вкладывает в определение «примерка свободы»?

6. В чем, по оценке А. Гениса, состояла «драма эмигрантской словесности» и одновременно «уникальность Третьей волны»?

7. Какую роль в становлении новой русской словесности сыграла газета «Новый американец»?

8. В чем феномен авторского способа общения С. Довлатова с читателем?

9. Какие социально-исторические процессы обусловили изменение всей «структуры культурного пространства»?

10. По какому пути, согласно прогнозу А. Гениса, может пойти развитие национальной культуры в начале XXI века? Можем ли мы наблюдать подтверждающие приметы времени?

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА (ИЗ СБОРНИКА «ТЕМНОТА И ТИШИНА»)

У меня был свой сад камней: полуметровая фанерная коробка с песком, маленькие грабли и девять камешков неправильной формы.

С игрушечным садом совладать ничуть не проще, чем с настоящим.

Началось все с того, что, подчиняясь первому импульсу, я устроил на столе миниатюрный Стоунхедж: установил в центре самый большой камень и выложил вокруг него щербатую колоннаду.

Тут же и выяснилось, что сад камней исключает симметрию.

Окружность не вписывается в прямоугольную ограду, а упраздняет ее. Две правильные фигуры не могут сосуществовать в одном пространстве. Они убивают друг друга.

Сад теряет объем. Это уже не овеществленный символ, не скульптура мира, а декоративная аллегория, флаг малоизвестной африканской державы.

Решив не навязывать природе свою идею порядка, я во всем доверился случаю. Не глядя швыряя камни, как игральные кости, я надеялся, что удача уложит их многозначительным узором.

Зарывшиеся в песок камешки напоминали то речную отмель, то морской пляж, но чаще — пустырь. Получающиеся пейзажи весьма искусно передавали скучную неприхотливость природы, но никаким «высшим значением» тут и не пахло.

Сад не получался. Его реальность не сгущалась и даже не разрежалась, а оставалась сама собой — сырой и серой.

Бросившись в другую крайность, я решил сад приукрасить: насыпал в коробку розового песка и заменил камни кусками кораллов.

Оглядев получившееся, я понял, что такой сад камней мог быть только у Элвиса Пресли.

Тогда, обложившись книгами, я стал подражать прославленным образцам. Поделив камни на «гостей» и «хозяев», я выстраивал их отношения по правилам конфуцианской учености и буддистской образности. На песке появлялись священные острова Амиды, волны Западного океана, плывущая тигрица с тигрятами.

Все бы ничего, но к следующему утру я забывал, что именно соорудил накануне, так что мне приходилось строить сад заново. Наверное, у меня не хватало ни терпения, ни самоуверенности, чтобы дать себе время сжиться с настольным ландшафтом.

Отказавшись от книжной науки, я отдался интуиции. Теперь я выкладывал камни так, как им — а не мне — того хотелось. Подолгу вертя каждый из них в руке, я пытался развить в пальцах тактильный слух.

Мне чудилось, что одному камню удобнее лежать, другому стоять, третьему прислоняться к четвертому, а пятому просто быть в стороне от остальных. Заботясь об удобстве моих камней, я и думать забыл о саде.

Не знаю, чем бы это кончилось, если бы в нашем доме не поселился котенок. Обнаружив коробку с песком, он приспособил ее для своих нужд.