Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава іі






 

В тот раз Старик вызвал меня не в служебный кабинет, а к себе домой, на Шарнгорстштрассе.

Не знаю, почему, но перед тем, как ехать к Старику, я оставил машину на берегу канала и долго гулял пешком, точно прощаясь с городом. Сходил на Унтер-ден-Линден, к старому Фрицу[21], славному тем, что лучшие поэты и философы его эпохи ютятся под хвостом королевского коня. Сейчас памятник был забран досками и сквозь щели гневно таращился в небо, точно высматривал очередную армаду... В те тоскливо-сырые дни конца февраля враг ждать себя не заставлял: тут и там за крышами гнойно дымили пожарища; истерически завывая, проносились санитарные машины. Порою, знакомая улица оказывалась перерезанной рухнувшим домом...

Кружным путем вернулся я на набережную, перешел мост и долго стоял перед хмурыми колоннами Пергамона. Тяжеловесная пародия на античный храм, серо-черная от въедливой копоти, наводила меня на обычные мысли о нашей навязчивой, чисто немецкой гигантомании.

Я не люблю столицу, ее липкий туман, безвкусно-пышные закопченные громады - но стойкое предчувствие разлуки отзывалось глухою болью. Словно не увижу больше ни мутно-зеленой Шпрее под мостами, ни толстых лап надземки над изрытой бомбами Александерплатц.

Когда я вошел в кабинет Старика, хозяин сидел, склонившись над столом, и лишь поднятием отечной руки приветствовал мое появление. Пепел из трубки только что просыпался на разложенные игральные карты, и Старик неуклюже сдувал его. Такой уютный, краснощекий рождественский дедушка. И обстановка самая мирная: потертые кожаные кресла, стол под лампой в виде бронзового Меркурия, ряды книг... Не надо только присматриваться к фотографиям на стеллаже. Они могут надолго лишить покоя. Люди, что сняты рядом с молодым Стариком, теперь командуют армиями и повелевают странами. Их фамилии много лет звучат уже для немцев, как имена воскресших языческих богов. Вряд ли они вывешивают у себя дома фото, где запечатлены в одних трусах, горланящими с кружкою пива. Но Старику можно все. Его вряд ли тронет даже Первый Адепт. Сам Глава Ордена побаивается Старика, хотя тот занимает скромную должность консультанта «Аненэрбе»[22] по индо-тибетским учениям.

- Бруно, - сказал Старик, дождавшись, пока я нырну в «гостевое» кресло. - Ты хочешь кофе, чаю или рюмочку «Эделькирш»?

Больше всего ему нравится, когда гость, отказавшись от угощения, просит набить табаком одну из многочисленных трубок. У Старика завидная коллекция.

Трубку майссенского фарфора с серебряной крышкою подарил ему когда-то Гиндербург.

Я отказываюсь от угощения, выбираю скромный, хорошо обкуренный «брайяр» и прошу набить его. Хозяин подносит мне трубку вместе с разожженным трутом. Табачная смесь бесподобна, она благоухает чем-то довоенным, цветочно-безмятежным...

Передвигая карты, Старик рассказывает о чепухе, каких-то своих снах и недомоганиях, о том, как он подвернул ногу, спускаясь в бомбоубежище. Я понимаю, что он намерен исподволь перейти к главной теме, но невольно отвлекаюсь на другое. Слева от меня на нижней полке, как бы невзначай прислоненный к корешку «Дхаммапады», стоит снимок: Старик и будущий Глава Ордена позируют, обнявшись, оба в коротких штанах и лихо заломленных тирольских шляпах, на фоне какого-то слащавого озера с беседкой. Где это, когда?.. Блестят у Главы Ордена очки, смолоду он слеповат, наш Генрих Птицелов...

Строго говоря, лишь с помощью Старика, его небрежно брошенных сквозь трубочный дым иронических максим и редких, но глубоких откровений я понял, насколько неисповедима воля высших неизвестных. Хозяин - один из немногих, кто тесно общался с такими столпами оккультизма, как великий магистр «Ордена Восточного Храма» Алистер Кроули, или русский маг Григорий Гурджиев, или наш Карл Хаусгофер, носивший погоны немецкого генерала и сан буддийского священника, - тот самый Хаусгофер, что в тюрьме Ландсхурт внушил Первому Адепту замысел «Моей борьбы...» Если бы не он, я никогда бы не поверил, что величайшее в истории дело может воплощаться руками столь, мягко говоря, слабых людей, как наши вожди. Но, оказывается, у Неизвестных другие представления о пригодности человека на роль их орудия...

Взять хотя бы того же Первого Адепта. Что за нелепая, противоречивая фигура, клоун Сатаны, вызывающий то смех, то ужас! В юности, сбежав от семейных неурядиц, таскался по ночлежкам Вены; голодал, однако последние медяки тратил на шарлатанские книжонки самозваных «гуру», набивал себе башку дикой смесью из йоги, астрологии и писаний об арийском сверхчеловеке. Рехнулся вовсе; на фронте полковой командир Лист клялся, что не допустит до офицерского чина «этого припадочного богемского ефрейтора». Но из припадочного вырос живой бог, покоривший пол мира, и даже суровый «старый борец» Грегор Штрассер вынужден был признать: «Господин с комической щеточкой усов превращается в архангела».

О да, в явном, вещественном плане Первый - отпетый негодяй, грязный извращенный человечек. Уж мы-то знаем... Его чуть не шлепнули за доносительство рабочие-дружинники пресловутой Баварской Советской республики. И в группу Дрекслера, зародыш нашей партии, будущий Первый Адепт был внедрен, как осведомитель, начальником отдела пропаганды военного округа капитаном Майром... А его сексуальные похождения? Ради денег ублаготворял пожилую фрау Бехштейн, жену фабриканта роялей, и зверски мучил свою племянницу Гели Раубаль. Послушные законники объявили, что Гели застрелилась; но нам было ведомо, какие раны и кровоподтеки покрывали тело «самоубийцы», как беспощадно сломал ей кто-то пальцы рук... И при всем при этом, один из «священной семерки» основателей партии, серьезный оккультист Дитрих Эккарт сказал перед смертью, указывая на Первого: «Следуйте за ним. Он поведет танец, музыку которого написал я. Мы дали ему средства общения с ними...»

«Может быть то, что зовется моралью, духовными устоями, лишь мешает Высшим превратить человека в свой послушный инструмент, и как раз такой хлипкий, разболтанный психофизический механизм есть самый чуткий проводник Их энергии?..

Прислушиваюсь. Хозяин рассказывает что-то о картах, выложенных перед ним. Это специальные гадательные, они достались ему необычным путем: «в магазинах таких не купишь». Даже подвернутая нога была ими предсказана.

- А хочешь, попробую раскинуть на тебя? Узнаем твое будущее...

До сих пор я не обращал внимания на карты Старика, теперь всмотрелся. Очень плотные, словно из полированного дерева, крытые коричневым лаком; фигуры азиатски вычурны, тронуты золотом и киноварью. Да это и не привычные короли или валеты, а нечто совсем другое: старец в длинных одеждах, величавый лев, дверь храма...

Точными движениями фокусника Старик разбросал комбинацию, перевернул, собрал, дал мне снять, и снова разложил...

- Видишь, какая интересная штука получается? Вот эта развилка дорог обозначает испытание. Но далее ждет тебя сфинкс - удача. И, наконец, крокодил, знаменующий награду.

Неожиданно я понял, к чему ведет Старик. В трубке у меня захлюпало; мертвея, машинально выколотил я угли в медное блюдо на треноге. Сказать, что я был ошеломлен, раздавлен - значит, ничего не сказать. Я словно со страшной скоростью провалился куда-то под гнетом смертной тоски.

- Угадал, Бруно, все угадал, братец! - довольно сказал хозяин, похлопывая меня по колену. - Гордись и готовься внутренне...

И добавил, печально вздохнув:

- Нет больше Винклера, Бруно. Убили Винклера.

- Как нет?! Кто убил?! Неделю назад было радио из Герата, я сам расшифровал...

- Иранский пограничник. Говорят, проводник был на службе у англосаксов и нарочно вывел его на пулю.

Мы молчали. Старик упрятал карты в ящик стола, стал заряжать трубку свежим табаком.

- Впрочем, Бруно, это дело добровольное. Никто тебя не осудит, если...

Я потупился, стараясь держать мысли поглубже. Вступали в действие правила иной, не карточной игры, наиболее рискованной из всех, что мог вести адепт Ордена. Тысячемильный путь в чужом обличье, через воюющие страны, по глухим дебрям и ледяным высям к цели, таящей стократ больше угрозы, чем вся дорога... Но игру эту можно было блистательно выиграть, шансы оставались немалые. Зато в случае отказа… Да что отказа! Несколько секунд промедления - и Старик может заявить, что он шутил, и испытывал меня: что уже подготовлен новый связной вместо Винклера. И все. Потом я смогу хоть до завтра каяться, молить хозяина поверить мне, - даром! Как бы ни любил меня Старик, как бы ни жалел он о сокровенных знаниях, вложенных в меня - машина заработает. Где-нибудь в переулке мой «опель» получит удар от мебельного фургона, или даже во время очередных стрельб в нашем тире сосед случайно продырявит мне череп, или... Да мало ли есть способов убрать посвященного, который усомнился...

Будто сигналы точного времени отзвучали во мне, и я спросил, вставая:

- Когда и где я смогу получит маршрут и задание?

- Пошли, - с облегчением вздохнул Старик и оперся ладонями на стол, медленно поднимал одеревенелый крестец. Он был искренне рад, что мною не пришлось пожертвовать. Кроме того - кто знает, сколько времени довелось бы искать другого подобного исполнителя! Специально тренированного, постигнувшего высокую степень йоги, знающего языки... Орден не может похвастаться более чем тремя-четырьмя такими адептами, как я или Винклер. А Винклера уже нет...

Только сейчас, отвлекшись от разговора, своим изощренным чутьем уловил я, как пульсирует кругом воздух. За стеною работала установка, пронизывавшая дом Старика выбросами магнитных волн. Нас не могли подслушивать через телефонные аппараты; ни один микрофон, спрятанный в комнатах, не передал бы ничего, кроме бессмысленного треска...

По узкой ковровой лестнице спустились мы в маленькую комнату, где я не бывал раньше. Как нечто мутное, почти не выделяя деталей, воспринял я красно-синюю гамму тибетских ковров, мягкий свет подвесного ажурного фонаря, блики на полированной меди будд и боддхисатв[23]… Все внимание мое сосредоточилось на черно-лаковом, с перламутровыми вставками, ларце. Из этого ларца бережно достал Старик и протянул мне на ладони круглый шлифованный камешек. Внутри него, словно в темном стекле, стояла зеленоватая огненная точка. Хозяин легко дотронулся до камня, и точка начала расти, наливаться яркостью…

 

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.