💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Вода снизу и сверху

Когда потерпевший крушение, наконец, замечает вдали полоску берега, он кричит из последних сил: «Земля! Земля!» Так, должно быть, и я днем 11 ноября кричал: «Дождь! Дождь!»

Я уже давно заметил, что поверхность моря как‑ то странно успокаивается: так бывает, когда на гребни волн льют масло. Но внезапно я понял. «Дождь! Ведь это же дождь! И он приближается!»

Я заранее разделся, чтобы смыть всю соль, въевшуюся в тело, потом сел на борт и стал ждать, разостлав на коленях брезент, чтобы вода стекала по нему в подставленный резиновый мешок, вмещающий семьдесят литров. Сначала я услышал нарастающий характерный шум, очень похожий на потрескивание: звук воды, падающей на воду. Не менее двадцати минут я следил за приближением этой манны небесной и ждал. Дождь обрушился сверху и придавил волны. Ветер подул с невероятной силой в момент, когда облако проходило надо мной, подгоняемое циклоном. И, наконец, хлынул настоящий тропический ливень.

Очень скоро брезент стал прогибаться под тяжестью наполняющей его воды. Я тут же захотел напиться. О ужас! Пришлось тотчас же вылить все в море: вода растворила соль, осевшую на брезенте. Но после того как тент отмылся, собранная в нем вода, несмотря на сильнейший запах резины, показалась мне благословением божьим. А какое наслаждение я испытывал, моясь под потоками пресной воды! Дождь был короткий, но чрезвычайно обильный. Я не только напился, но и собрал в резиновый мешок добрых пятнадцать литров пресной воды. Теперь у меня есть говорящая подушка. По ночам она будет булькать у меня под ухом, нашептывая о том, что жизнь на следующий день обеспечена. Если даже я не поймаю рыбы и мне нечего будет есть, у меня будет что пить.

В течение трех недель у меня не было ни капли пресной воды, не считая того, что мне удавалось выжать из рыб. И что же? Я себя чувствовал вполне нормально. Просто мне был очень приятен вкус пресной воды. Состояние моей кожи было великолепно, хотя соль и вызвала некоторое раздражение. Слизистые все время оставались влажными, моча в норме и по количеству, и по запаху и цвету. Таким образом, можно совершенно уверенно сказать, что терпящие бедствие способны прожить без пресной воды в течение трех недель. И даже больше, так как я вполне мог бы и дальше придерживаться такого же режима. К счастью, провидение избавило меня в дальнейшем от сока, выжатого из рыбы – пить его было, конечно, нелегким испытанием. Начиная с этого дня и до конца плавания у меня не было недостатка в дождевой воде. Несколько раз замечая, что ее запасы истощаются, я начинал уже волноваться, но дождь словно знал, когда нужно было их пополнять.

Тщетно я пытался несколько раз отмыть от соли свою одежду и постель… Увы! До тех пор, пока я не выбрался на сушу, мне суждено было оставаться «человеком соленой воды», как говорят полинезийцы. Соль, все та же вездесущая соль преследовала меня все время, пока я находился в океане.

В этот день мне было суждено испытать и радость и ужас.

Радость мне принесла красивая птица. Это был до сих пор еще не встречавшийся мне вид. Англичане ее называют “white tailet Tropic bird”, что буквально означает «тропический белохвост», у нас, во Франции, ее зовут «хвост соломкой». Представьте себе белую голубку с черным клювом и хохолком на конце хвоста. С самым независимым видом она пользуется этим хохолком как рулем глубины. Я схватил “Raft book” – книгу, предназначенную для терпящих бедствие, и прочитал, что встреча с этой птицей еще не говорит о непременной близости земли; но так как она могла прилететь лишь с американского берега – в Старом Свете она совершенно неизвестна, – то это был уже добрый знак. Впервые я был уверен, что встретил птицу, прилетевшую с континента, к которому направлялся.

А в два часа после полудня мне пришлось пережить неописуемый ужас. Я спокойно почитывал своего Эсхила, как вдруг рулевое весло подпрыгнуло от сильного толчка. «Опять акула», подумал я и обернулся: за кормой шла огромная рыба‑ меч длиною метров шесть. Вид у нее был свирепый. Описывая круги вокруг лодки, она задела за руль и ее спинной плавник встал дыбом. Трудно было недооценить такого грозного противника! Я прекрасно понимал, что если я ее только раню, она уйдет, а затем развернется и… прощай, «Еретик». Судорожно хватаю стрелу, пробую зарядить подводное ружье, но делаю неловкое движение и роняю стрелу за борт. Это последняя. Теперь я безоружен. Тогда я быстро привязываю к подводному ружью перочинный нож – «штык» готов. Если она нападет, я хоть продам свою жизнь подороже.

Я провел 12 часов в невыносимом напряжении. С наступлением темноты я следил за рыбой по искрящемуся следу и по плеску воды, разрезаемой спинным плавником. Несколько раз она задевала спиной дно лодки, но, казалось, она сама чего‑ то побаивается. Ни разу рыба меч не осмелилась подойти спереди. Иногда, набирая скорость, она совсем уже приближалась, но в последний момент быстро сворачивала. Да, она меня боялась… и может быть не меньше, чем я ее.

Всякое живое существо обладает теми или иными средствами обороны, и если нападающий их не знает, это его пугает больше всего.

К полуночи искрящийся след рыбы‑ меч исчез. Однако эту ночь я провел без сна.

В тот же день у меня была еще одна встреча, которая словно принесла мне весточку с далекой земли. Я увидел стеклянный шарик, какими пользуются рыбаки при установке сетей. Он был весь покрыт мелкими рачками и ракушками. Несомненно, он уже давно носился по волнам, прежде чем встретиться со мной, но все же это был посланец от людей.

Вечер 11 ноября. Я страдаю невыносимой хандрой, наверное, в результате волнений и усталости. К ночи дождь усиливается. Не слишком ли много пресной воды после стольких страданий? В дневнике появляется запись:

«Утонуть в пресной воде посреди океана парадоксально! Но именно так со мной и случится, если дождь будет лить с прежней силой. У меня запас воды уже по крайней мере на месяц. Как льет, великий боже! Да и океан словно взбесился! Утром – бледное солнце, но дождь еще продолжается».

Попалась первая «саргассовая водоросль». По крайней мере я так думал. На самом же деле оказалось, что это великолепная медуза с синими и фиолетовыми разводами, так называемый «португальский воин».[53]Ее предательские щупальцы могут вызвать длительное и чрезвычайно опасное раздражение вплоть до язв.

После нескольких бессонных ночей я прихожу к выводу, что самое главное в жизни – это хорошо выспаться! «Двое суток без сна и у меня хандра; любая неприятность начинает меня раздражать всерьез».

Этот район прямо кишит тунцами и рыбами‑ меч. Они выпрыгивают из воды со всех сторон. Птицы и тунцы – еще куда ни шло, но рыба‑ меч… Избавь меня, боже! Лодка движется хорошо, но я охотно согласился бы достигнуть цели пятью‑ шестью днями позже, лишь бы иметь возможность немного отдохнуть, ни о чем не беспокоясь. Ничто так сильно не действует на нервы, как это бушующее свинцовое море. Поистине океан вокруг меня словно оделся в траур, совершенно черный, как тушь; лишь местами виднеются белые барашки, светящиеся ночью от фосфоресцирующего планктона. Настоящее вечернее платье с белыми цветами – японский траур. Ни звездочки, ни клочка чистого неба. Тяжелые низкие облака давят на меня… О, как я теперь понимаю это выражение.

В 17 часов 12 ноября пишу:

«Дождь, без конца дождь. Хватит, наконец, – довольно!»

Я начинаю сомневаться, не ближе ли я нахожусь к берегу, чем это говорят мои расчеты. Число птиц увеличивается; я их вижу по целому десятку зараз, а в моей книге о птицах говорится, что если их более шести, то до берега остается от 100 до 200 миль.

Я и не подозревал, что на самом деле едва удалился на какую‑ нибудь сотню миль от островов Зеленого Мыса.

* * *

В ночь с 12 на 13 ноября меня снова навещает акула. Во всяком случае, я думаю, что это акула. В самом деле, откуда мне знать – акула это или рыба‑ меч? Каждый раз, когда акула подходит ко мне днем, я спокоен: я награждаю ее традиционным ударом весла по носу и она удирает.

Но ночью, страшась, как бы одна из этих дьявольских рыб не проткнула мне лодку своим мечом, я не решаюсь что‑ либо предпринять; цепенея от напряжения, я стараюсь определить, кто мой незваный гость, и жду, когда он удалится. Прощай, мой ночной покой! Часто акулы и другие морские жители развлекаются, подталкивая мою лодку, словно мячик, и я не смею им мешать.

Проливной дождь не прекращается. Спасаясь от этого потопа, полностью растягиваю брезент над головой. Вода скапливается и проникает через оставленные для дыхания отверстия. Если ее наберется слишком много, тент у завязок может лопнуть, поэтому мне приходится время от времени выплескивать воду через борт. Мало кто может представить, как разрывается сердце у потерпевшего кораблекрушение, когда он выливает за борт запасы пресной воды. Теперь даже без акулы и рыбы‑ меч спать практически невозможно. Ливень не прекращается ни на минуту. Каждые четверть часа приходится вычерпывать воду. Трудно вообразить, до какой степени вода умеет просачиваться через любую, даже самую маленькую дырочку.

Мало‑ помалу я начинаю верить во враждебность некоторых предметов. Например, хочу заняться определением координат, измеряю искомый угол и произвожу вычисления. Карандаш кладу рядом с собой. Через десять секунд хочу его взять, но он уже ухитрился исчезнуть.[54]

У меня определенно начинается мания преследования. Раньше я в таких случаях просто смеялся и вспоминал что‑ нибудь вроде известной истории с веревочкой или случай с чайником из «Трое в одной лодке».

* * *

«14 ноября, пятница. За последние двое суток я измучился больше, чем за все время путешествия. Моя кожа покрылась мелкими прыщами, язык обложен; все это мне очень не нравится. Буря была непродолжительной, но сильной. На несколько часов мне пришлось бросить плавучий якорь, но в половине десятого я уже снова поставил парус. Ливень продолжается, и у меня все промокло насквозь. Состояние духа бодрое, однако из‑ за постоянной сырости у меня появляется физическая усталость. Солнца нет и ничто не просыхает. Единственное утешение в том, что я не стоял на месте. Жаль, что невозможно определить широту; не видно ни солнца, ни звезд. А на горизонте маячит очередной проклятущий дождь.

Появилось солнце! Ветер ослаб. Океан почти успокоился. Но что творилось вчера! Говорят: „После дождя – хорошая погода“. С каким нетерпением я ее жду».

Ночью гигантская волна подхватила лодку с кормы, протащила с чудовищной скоростью за собой и наполнила водою. Рулевое весло сломалось, словно спичка. Лодка тотчас же встает поперек, парус полощется и зловеще хлопает, дергая наложенные мною швы, которые вот‑ вот лопнут. Я бросаюсь вперед, чтобы спустить полотнище, с размаху падаю всем телом на тент, и он лопается возле завязок. Непоправимый разрыв. И это в тот момент, когда мне предстоит выдержать настоящий приступ волн. Я спустил в море оба плавучих якоря. «Еретик» послушно разворачивается и грудью встречает непрекращающиеся атаки врага. Я совершенно изнемогаю от усталости. Для меня сейчас самое главное – отдых. Будь, что будет! Плотно затягиваю брезент и решаю проспать 24 часа, какова бы ни была погода, каков бы ни был ход событий.

Ветер бушевал около десяти часов. Моя скорлупка вела себя восхитительно, но самая большая опасность еще не миновала. Когда ветер пронесся дальше, осталось бушующее море. При сильном ветре волна, как бы поддерживаемая твердой рукой, не падает. Но как только эта опора исчезает, разъяренные валы начинают беспорядочно обрушиваться от собственной тяжести, разбивая все на своем пути.

* * *

«Суббота 15 ноября. 13 часов 30 минут. Дождь. Чтобы не терять время, пишу. У меня осталось только два рулевых весла. Будем надеяться, что они выдержат. Проливной дождь идет с 10 часов вчерашнего вечера. Солнце даже не проглядывает. Я весь промок. Все мокрое и ничего нельзя просушить. Спальный мешок превратился в компресс. О том, чтобы определить координаты, не может быть и речи. Ночью была такая погода, что у меня стали закрадываться сомнения: уж не занесло ли меня в „зону бурь“? К счастью, дующий сейчас ветер – все тот же пассат. „Еретик“ идет очень быстро, временами даже слишком быстро: беспокоюсь, не опасно ли это для моего паруса. Когда же, наконец, прояснится? Сегодня на западе проявился было голубой кусочек неба, но… ветер дует с востока. Будем надеяться на завтра. А пока в перспективе еще одна веселенькая ночка. Около семи часов утра надо мной довольно низко пролетел самолет. Я попытался привлечь его внимание, но тщетно: мой фонарик не работает. С 3 ноября это был первый признак близости берега. Будем надеяться, что за ним последуют и другие. Как это ни странно, но небо на западе совсем очистилось».

В тот день завязалась настоящая космическая борьба между добрыми и злыми силами природы. Наблюдая за происходящим, я назвал это «битвой между Синим и Черным». Она началась с того, что на западе появился синий кружок размером с жандармскую фуражку. Я никак не мог предположить, что из этого может выйти что‑ нибудь серьезное. Сплошные черные, как густая тушь, облака со всех сторон надвигались на это несчастное синее пятнышко. Полные сознания собственной силы, они шли на приступ. Но синее расширило фланги, и через несколько часов маленькие синие просветы появились на юге и на севере, то есть справа и слева от меня. Казалось, они будут тотчас же поглощены этим гигантским черным пятном, которое продолжало решительно наступать. Но если черное действовало массированными ударами, то синее придерживалось тактики просачивания и черного становилось все меньше и меньше. Добрые силы торжествовали. И, наконец, к четырем часам пополудни синее окончательно победило.

«Боже мой, что может быть лучше солнца! Я весь покрыт прыщами. Но солнце сияет, и это главное».

На самом же деле это было началом наиболее трудного этапа моего плавания.

Я ничего не знаю о своем местонахождении. Солнца не было три дня, и сейчас я в полном неведении. Поэтому, когда 16 ноября, в воскресенье, я взял в руки секстант, мною овладело волнение. Чудо! Я совсем не спустился и нахожусь на той же широте, проходящей севернее Гваделупы, а именно на 16°59. Это самое важное. Что касается лодки, то она напоминала поле боя. Во время бури у меня сорвало шляпу и унесло; теперь мне придется укрываться от тропического солнца тоненьким клеенчатым колпачком, совсем не подходящим для такого климата. Тент разорван в двух местах. Сама лодка не пострадала, но внутри ее абсолютно все пропиталось соленой водой. Даже после долгих солнечных дней я чувствовал по ночам, что все мои теплые вещи и постельные принадлежности влажны. Пока я не высадился на берег, мне суждено было проводить все ночи в сырой постели.

Одно неприятное событие показало, что я должен быть бдителен как никогда.

Во время бури я решил закрыть кормовую часть «Еретика» от волн, которые каждую минуту могли залить мое утлое суденышко. Я взял большой кусок прорезиненной ткани, крепко привязал его к концам поплавков лодки и туго натянул. Это приспособление не давало подниматься гребням волн возле самой кормовой доски. Когда буря кончилась, я решил, что будет не лишним его оставить. На следующую ночь я проснутся от невероятного шума и тотчас же выскочил из своего спального мешка. Моей кормовой защиты не было: она была сорвана. Я проверил поплавки – они совершенно не пострадали и были все также туго накачаны. Животное, которое я так никогда и не увидел, вероятно было привлечено ярко‑ желтым цветом прорезиненной ткани, свешивавшейся между поплавками. Выпрыгнув из воды, оно схватило ее и оторвало. Работа была настолько чистой, что я нигде не мог обнаружить ни малейшего следа этой операции.

Я пострадал не меньше своего судна: сильно похудел и очень ослаб. Каждое движение, как после голода в Средиземном море, меня чрезвычайно утомляет. Но самым серьезным было состояние моей кожи. Тело покрылось мелкими прыщиками, которые в течение нескольких дней продолжали распространяться и увеличиваться, переходя из одной стадии в другую. Я жил в постоянном страхе перед фурункулезом, который, принимая во внимание мои особые условия жизни, был бы для меня настоящей катастрофой. Причиняемая им боль могла меня окончательно истощить. Кроме того, я не смог бы ни сесть, ни лечь. Для борьбы против этого бедствия я располагал лишь ртутно‑ хромовой мазью, которая придавала мне вид кровавый и трагический. Ночью боль обострялась и от соприкосновения с бельем становилась невыносимой. Малейшая ранка не заживала и начинала гноиться, поэтому я тщательно дезинфицировал каждую царапину. Ногти рук совершенно вросли в мясо и под многими из них образовались мелкие гнойники, причинявшие мне невыносимые муки; я вынужден был вскрывать их без всякой анестезии. Конечно, я мог бы воспользоваться имевшимся у меня пенициллином, но в интересах моего опыта я стремился обходиться без применения медикаментов, пока хватит сил. Кожа на ногах начала сходить клочьями, за три дня у меня выпали ногти на четырех пальцах ног. Без деревянного настила я бы просто не мог стоять. Поэтому я считаю, что такой пол должен быть в каждом спасательном судне. Без него у меня могла бы начаться гангрена, или во всяком случае артериальные расстройства. А так я отделался лишь местными расстройствами. Давление оставалось нормальным, выделение пота то же. И все же, когда 16 ноября появилось всемогущее солнце, я встретил его восторженно и с благодарностью, как избавителя от всех тягот, причиняемых мне постоянной сыростью. Я не знал тогда, что именно оно подвергнет меня самым тяжким испытаниям в течение следующих жесточайших 27 дней.

Видишь, терпящий бедствие, никогда не нужно приходить в отчаяние! Ты должен знать, что когда тебе кажется, будто ты уже находишься в самой бездне человеческих страданий, обстоятельства могут измениться и все преобразить. Однако не спеши и не питай слишком большие надежды. Не забывай, что если некоторые испытания кажутся нам невыносимыми, на смену им могут придти другие, которые сотрут воспоминание о первых. Когда болят зубы, это кажется ужасным, и мы говорим: пусть бы уж лучше болели уши. Но когда начинают болеть уши, зубная боль кажется приятным воспоминанием. Я могу дать лишь один совет: в любых обстоятельствах сохраняй спокойствие!

Несомненно, муки, вызванные ненастьем, были ужасны. Однако будущее, то самое будущее, которое, когда я увидел солнце, предстало передо мной в розовом свете, оказалось куда тяжелее.

16 ноября, после 29 дней плавания, я имел все основания быть настроенным оптимистически. Безусловно, мое здоровье было в худшем состоянии, чем при отплытии, но зато, с точки зрения самого плавания, я прошел наиболее трудную часть пути. До сих пор мне приходилось идти под углом к ветру, а теперь мой курс лежал точно по ветру. Пресной воды мне должно было хватить по крайней мере на месяц. Рыба, количество которой со времени отплытия все увеличивалось, проявляла ко мне удивительную привязанность. Ветераны, раненные мною еще в первые дни и наученные горьким опытом, осторожно держались в стороне. По утрам они поднимались на поверхность, затем, бросив на меня недоверчивый взгляд, снова ныряли, появлялись в некотором отдалении и плыли параллельно моему курсу. Их присутствие становилось для меня все более и более дорогим. Прежде всего это были мои знакомые, но главное, глядя на них, подходили и другие. Успокоенные видом своих лукавых собратьев, пришельцы резвились вокруг меня целыми косяками, и я выуживал их столько, сколько хотел.

«Специалисты» советовали мне оборудовать на дне лодки садок для рыбы. Теперь ясно, сколь «практичен» был такой совет! Ведь садок мне был совершенно не нужен, так как моя «кладовая» сама следовала за мной. И это еще не все. Окружающие меня верные спутники загоняли прямо ко мне в лодку летающих рыб. Оказавшись среди дорад, летающие рыбы в ужасе выпрыгивали из воды и, ударившись о парус, падали в лодку. Каждое утро я собирал их от пяти до десяти штук.

Днем, конечно, этого не случалось, так как они меня видели. Но каждые пять минут целая эскадрилья летучих рыб, а то и две взмывали над волнами океана. Изумительное зрелище представляют дорады, преследующие свою добычу над волнами океана. Какая сноровка и ловкость! Проследив за полетом летучих рыб, они появляются с широко раскрытым ртом как раз в месте их падения. Правда, некоторым, наиболее опытным, удается изменить кривую полета, перепрыгивая с волны на волну, и таким образом обмануть своих преследователей.

* * *

Когда буря кончилась, я, обвязавшись веревкой, спустился в воду и осмотрел подводную часть своего судна. Почти все, чти я починил в Лас‑ Пальмасе, было вновь разрушено волнами. Клей кое‑ где сдал и резиновые заплаты обвисли жалкими клочьями. В швах лодки угнездилось множество мелких рачков.

Из всех инженеров компании «Раббер Лайф Бот», с которыми я имел дело, только один – специалист по дирижаблям и ведущий конструктор моей надувной лодки г‑ н Дебрутель – предупредил меня, что мелкие морские жители поселятся на «Еретике». Поэтому меня больше всего беспокоили швы в перегородках надувных камер. Сами камеры не должны были протекать, но в швы, хоть и проклеенные добавочной полосой резины, могли проникнуть маленькие рачки и ракушки, которые, вырастая, отклеили бы эти защитные полосы давлением своего тела.

Еще в Танжере я убедился, что, даже когда судно находится на стоянке в глубокой бухте, его дно покрывают мелкие ракушки и что знаменитые швы – их излюбленное место. А эти швы скрепляли кормовую доску с резиновым полом и резиновый пол с боковыми камерами.

На пути от Касабланки до Канарских островов большая глубина и скорость течения мешали появлению паразитов. Но за время моего пребывания в Лас‑ Пальмасе водоросли и ракушки покрыли дно лодки толстым слоем. Отчистив этот слой, я с тревогой увидел, что защитные полосы вздулись в некоторых местах. Эти вздутия грозили разрастись вдоль всего шва. В них прочно угнездились ракушки. Тогда я велел вторично проклеить швы.

Осмотр подводной части, сделанный после бури, показал, что именно эти вторичные проклейки не устояли перед бурей. Но поскольку я не мог починить в воде дно лодки, мне оставалось лишь положиться на опыт и знания г‑ на Дебрутеля.