Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






ВСЕ КЛАССЫ 131 страница






И потом, когда Лушка завлекла в свои сети Давыдова, Макар вовсе не ревнует и не имеет никаких претензий к Семену. Ему лишь жаль, что его бывшая жена избрала очередной «жертвой» именно его товарища. Но и после этого, как оказалось позднее, На-

 

 

гульнов не перестал любить Лушку, отпустив ее в ночь гибели Тимофея.

Есть у Макара Нагульнова и другие, более безобидные чудачества. Первое — это, конечно же, увлечение английским языком. Почти за четыре месяца Макар выучил... восемь английских слов, притом слов, с его точки зрения, «особо революционных»: «револю-шьен», «коммунистишьен» и т. д.

По признанию Макара, знание иностранного языка понадобилось ему для того, чтобы при первой же возможности принять самое активное и деятельное участие в мировой революции. Как только английские, «индейские» и другие пролетарии свергнут капиталистов, он, Макар, сразу же отправится к братьям по классу и объяснит им, что надо делать, чтобы не повторить ошибок их российских товарищей.

Вполне понятно, что этот «сизифов труд», который добровольно взвалил на свои плечи Нагульнов, никогда не принесет результатов ни по объективным, ни по субъективным причинам. Да и сама идея мировой революции, занимавшая умы большевиков, в конце концов оказалась несостоятельной и была снята с повестки дня, хотя Макару и не удалось дожить до этого времени и он не познал разочарования, не увидел крушения цели, к которой стремился. Ведь именно с ней он связывал всю свою жизнь и все надежды, вполне искренне принося в жертву идолу мировой революции всего себя и свои человеческие чувства.

Примечательно и другое искреннее увлечение Нагульнова: по ночам, изучая английский язык, он слушал пение петухов. Казалось бы, довольно странное занятие для «рыцаря мировой революции», но попробуем разобраться, в чем его причина.

Возможно, в увлечении Нагульнова петушиным пением нашла выход его подсознательная тяга, ни больше ни меньше, как к Гармонии с большой буквы. В самом деле: противоречивый мир, в котором он живет, не устраивал Макара: кто-то хочет создавать колхоз, кто-то не хочет и, более того, активно этому противится. А вот петушиный хор поет торжественно и складно вне зависимости от того, какой политический режим установлен в стране.

 

- Правда, и среди петухов нашелся «оппортунист», который внес дисгармонию в стройный хор гремяченских петухов. И Макар тотчас же выносит ему приговор: как любой «несогласный» с генеральной линией, петух, который портит общее пение, должен быть уничтожен. Думается, этот поступок Нагульнова также приоткрывает тайники его души.

Макар вообще в общении с людьми человек довольно грубый. Особенно груб он бывает, общаясь с дедом Щукарем. Правда, самого деда также нередко «заносит» в его россказнях и рассуждениях, и тогда Нагульнов тотчас же пытается заткнуть рот невоздержанному в речах старику.

Щукарь действительно вполне способен нарушить плавный ход колхозного собрания: когда на повестке дня стоит, например, вопрос о норме выработки колхозников, дед как ни в чем не бывало начинает весьма подробно рассказывать о том, как казак по прозвищу Молчун довел до белого каления своим молчанием даже попа на исповеди... Конечно, Щукарь — не петух, и отрубить ему голову, по крайней мере на собрании, не представляется возможным, но Нагульнова снова, как и в случае с «петухом-оппортунистом», мучает ощущение дисгармонии. И тогда Макар оказывается, по сути, единственным участником собрания, который желает заткнуть рот говорливому деду. Даже Давыдов, поначалу сердившийся на Щукаря, хохочет, как ребенок. Макар снова оказывается в одиночестве.

И все-таки именно такие идеалисты, как Нагульнов, и делали революцию, принося себя в жертву в самом прямом смысле. А потом уже по их костям к власти приходили партийные функционеры.

ОБРАЗ СЕМЕНА ДАВЫДОВА

В РОМАНЕ М. ШОЛОХОВА

«ПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА»

Семен Давыдов, бывший моряк и слесарь путиловского завода, приезжает в хутор Гре-мячий Лог для организации колхоза. Задача

 

 

перед ним стоит непростая, ведь казаки издавна считали себя привилегированным сословием, покорность им вовсе не свойственна, как, впрочем, и революционный энтузиазм.

Но уже первая встреча Давыдова с казаками свидетельствует о том, что он способен найти с ними общий язык. Семен не отправился сразу же в сельсовет, мимо людей, как это делали в основном все приезжавшие до него представители «начальства», а принялся помогать кучеру распрягать коней, разговорился с собравшимися неподалеку казаками, шутил и угощал их папиросами.

И казаки приняли приезжего. При этом Давыдов не пытался заигрывать с «народом», просто он говорил понятным людям языком; к тому же он не только не обиделся, когда дед-балагур посмеялся над его щербатыми зубами, но и сам отпустил шутку по этому поводу. А умение посмеяться над собой — качество, которое вызывает у людей особую симпатию. Давыдов, наверное, в тот момент даже не предполагал, насколько оно, это качество, пригодится ему в дальнейшем.

Оказалось, что у приезжего не только язык хорошо подвешен. Он ловко управлялся с лошадьми и конской сбруей, рассказывая попутно о том, что был пулеметчиком. Казаки — люди военные, и поэтому упоминание о воинской службе еще больше сблизило их со щербатым балагуром. Рассмотрев руки Давыдова, казаки приняли его за кузнеца, но он поправил их, сказав, что он — слесарь.

Правда, узнав о том, что Давыдов приехал «насчет колхоза», казаки поостыли и не стали скрывать своего разочарования. Мало кто из них верил в возможность собрать всех людей в одну «коммуну», где они должны вместе трудиться. Более того, очень много казаков были против самой этой идеи — нарушить вековой уклад ведения хозяйства и устои собственности. Вот их-то и предстояло переубедить Давыдову, опираясь на помощь своих ближайших помощников — секретаря гремяченской партячейки Нагульнова и председателя Совета Разметнова.

Первая встреча с Нагульновым и Размет-новым не разочаровала Давыдова. Они некоторое время присматривались друг к другу,

 

но принадлежность к одной политической партии и общность задач способствовала их взаимопониманию. Давыдову не надо было объяснять своим новым товарищам, что такое «классовая борьба», «коллективизация»...

Первым конкретным мероприятием, которое предстояло провести Давыдову, стало раскулачивание зажиточных казаков. Еще не зная досконально проблем Гремячего Лога, Давыдов прислушивается к мнению общего собрания, которое решает голосованием, кого причислять к кулакам, а кого нет. Вопрос это был далеко не простой, ведь «утвержденный собранием» кулак автоматически лишался гражданских прав и всей своей собственности, а затем безвозвратно ссылался со всем семейством «в места не столь отдаленные».

Полагаясь в большинстве случаев на мнение собрания, Давыдов, тем не менее, проявляет «партийную твердость» при рассмотрении дела Тита Бородина. Тит {или как его называют местные жители — Титок) сам из бедняков, в гражданскую воевал в Красной гвардии, имеет ранения и награды, но после войны чрезвычайно усердно занялся хозяйством, стал нанимать работников и превратился в весьма зажиточного (по меркам Гремячего Лога) человека.

Казаки не хотят записывать Тита Бороди- ■ на в кулаки, но Давыдов смотрит на проблему с точки зрения «революционной принципиальности» и говорит, что Бородину за партизанское прошлое — честь и хвала, но раз он превратился в кулака, то его необходимо «раздавить» без всякой жалости. Казаки, понимая, что времена меняются и противиться «линии партии» становится опасно, голосуют за раскулачивание Бородина.

Именно при раскулачивании Тита Бородина Давыдов пострадал в хуторе в первый раз. Именно на Давыдове вымещал свое возмущение и обиду Титок, несколько раз ударив его по голове «занозой» (железным штырем). Если бы не подоспевшая вовремя помощь, Семену скорее всего пришлось бы совсем худо.

При обсуждении Давыдовым, Нагульновым и Разметновым вопросов проведения раскулачивания нам становится более понятным образ этого коммуниста-двадцатипяти-

 

 

тысячника — такой, каким его задумывал М, А. Шолохов. Мы узнаем некоторые факты из биографии Семена. Так председатель Совета Андрей Разметнов отказывается «воевать с детишками» — при раскулачивали многодетного Гаева он не мог выдержать их плача и вынужден был уйти. Давыдов буквально взрывается: «Жалеешь... А они нас жалели?». Он вспоминает, как отец его был после забастовки отправлен в Сибирь, а мать была вынуждена пойти на панель, чтобы прокормить Семена и его маленьких сестричек. Вот и получается, согласно давыдовской логике, что одиннадцать детишек псевдокулака Гаева (раскулачивание которого, кстати, было признано позднее незаконным) должны быть сосланы в Сибирь, потому что он когда-то закрывал рты своим сестренкам, чтобы те не плакали, когда их мать приводила очередного «гостя». Раскулачивание, безусловно, было тяжким преступлением.

В этом беда Давыдова, беда всего его поколения и нескольких поколений последующих: он, как и очень многие, верил, что можно построить «счастливую жизнь» для большинства, но для этого нужно принести в жертву (разумеется, «во имя высоких революционных идеалов»!) какое-то «незначительное меньшинство», пусть даже это будут дети, старики и прочие, на ком очень скоро, как показала история, в годы большого террора, поставят клеймо — «член семьи врага народа». «Добровольно-принудительная» коллективизация и большой террор тридцатых-сороковых годов — все это звенья одной цепи.

На самом деле все обстояло проще. Логика действий новой власти выглядела следующим образом: необходимо создать колхозы, чтобы централизовать сельскохозяйственное производство и лишить крестьян самостоятельности. Но как обеспечить колхозам материальную базу? Ведь зажиточный земледелец в колхоз не пойдет, а у бедноты — нет ничего, на то она и беднота. Решено: забрать все имущество у зажиточных крестьян, то есть у «кулаков», и объявить его колхозной собственностью. Вот вам и материальная база! Разумеется, все эти мероприятия должны были сопровождаться массированной пропа-гандистскойкампанией.

 

Понимал ли все это Давыдов? Пожалуй, нет. Положительные черты в его образе проявляются как раз тогда, когда он находится в стороне от президиума колхозного собрания и, вообще, подальше от большой политики. Ведь по натуре Давыдов — человек неплохой. Более того — он чуть ли не единственный из описанных в романе, как сейчас принято говорить, «партийных функционеров», который вызывает у читателя положительные эмоции. Руководители районного уровня: Корчжинский, Беглых и другие, готовые в случае необходимости «принести в жертву» Макара Нагульнова — законченные формалисты и бюрократы. Председатель соседнего колхоза Поляница — просто-таки жулик и обманщик, хотя тоже «двадцатипятитысячник». Пожалуй, лишь секретарь райкома Нестеренко и командир агитколонны Кондратько могут вызвать симпатию.

И еще: Давыдов очень одинокий человек, можно сказать, самый одинокий в романе. Он и сам осознает свое полное одиночество. Наблюдая за детьми в поле, он, еще молодой человек, думает о том, что так и умрет, не оставив потомства, что останется после его смерти единственная память — гремячен-ский колхоз, который, может статься, даже назовут его именем — слесарька Семки Давыдова.

Связь с Лушкой, которую и любовью-то можно с большой натяжкой назвать, лишь усилила его одиночество. И дело даже не в том, что связь эту обсуждали на каждом шагу абсолютно все. Финал отношений Давыдова с Лушкой, несомненно, нанес Семену тяжелейшую душевную травму: ведь Лушка не просто «встречалась с кем-то еще». Она помогала Тимофею Рваному — злейшему врагу Давыдова и других коммунистов, который, не попади в него пуля Макара Нагульнова, обязательно постарался бы убить Семена и, возможно, на этот раз бы не промахнулся.

Единственное «светлое пятно» в жизни Давыдова — это молоденькая девушка Варя, Варюха-горюха. Ей одной удалось растопить лед, которым было сковано сердце матроса, пулеметчика, слесаря и председателя колхоза Семена Давыдова. И все вроде бы у них складывалось хорошо... но пулеметная оче-

 

 

редь оборвала жизнь Семена Давыдова — человека, который хотел осчастливить всех, по его мнению, достойных счастья. И все-таки не смог сделать счастливым никого конкретно.

КОМИЧЕСКОЕ

В РОМАНЕ М. ШОЛОХОВА

«ПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА»

Юмору и комическому началу вообще в романе М. Шолохова отводится особая роль. Несомненно остроумный и как человек, и как писатель, автор не жалеет комических черт, описывая героев, которые ему симпатичны.

Смешные сцены романа не только развлекают читателя, делая сам процесс чтения более интересным и занимательным, но и позволяют глубже проникнуть во внутренний мир его персонажей. Можно сказать, что ключевым словом к пониманию характеров героев является то самое слово «чудинка», которое прозвучало в разговоре Давыдова с возницей Иваном Аржановым.

Иван тогда показал Давыдову кнутовище, которое он вырезал из ветви вишневого деревца. Росло деревце, стройное и красивое, пришел человек и сделал из него кнутовище — то есть палку, прямую, голую и негнущуюся. Так и сам человек: если есть в нем чудинка — тогда он живое деревце, а нет чудинки — тогда и не человек это вовсе, а мертвая палка.

Разумеется, наибольшую долю комического содержит в себе образ деда Щукаря. Он то и дело попадает в забавные ситуации, о которых потом с удовольствием рассказывает; при случае (а случай для деда находится почти всегда) Щукарь пускается в очень умные, по его мнению, рассуждения на самые разнообразные темы. Все это вызывает улыбку и смех не только у других действующих лиц романа, но, разумеется, и у читателя.

Сама жизнь деда Щукаря началась с досадного недоразумения: повитуха предсказала, что он станет генералом. Ждал-ждал Щукарь своего «генеральства» долгие годы,

 

да так и не дождался. Он не только в генералы не попал, но даже и на военную службу простым казаком его не взяли. А все потому, что здоровье свое он подорвал еще в младенчестве: после того как пьяные поп с дьяком окрестили младенца в крутом кипятке, тот так кричал, что нажил «грызь», то есть грыжу.

Прозвище свое Щукарь получил в детстве. Вместе с другими мальчишками он повадился откусывать под водой зубами крючки у старого, глухого, как пень, рыболова. Однажды он и попался на крючок, словно щука, после чего и стал на всю оставшуюся жизнь Щукарем.

Дальше — больше. За что — неизвестно, но невзлюбили Щукаря все окрестные собаки, да и другие животные. И быки на него нападали, и свиньи, и хорьки, и змеи его кусали... — в общем, с животным миром родного края Щукарь познакомился основательно.

Не было в Гремячем Логе человека, от мала до велика, который не смеялся бы над дедом Щукарем, — благо, повод всегда или почти всегда находился. Да, люди смеются над ним, но в то же время они испытывают к нему несомненную симпатию. Когда Щукарь вольно или невольно начинает «развлекать» казаков, собравшихся, например, на колхозном собрании, пожалуй, один лишь Макар Нагульнов предпринимает попытки остановить потоки красноречия, которые дед обрушивает на головы своих благодарных слушателей.

Можно сказать, что практически в каждом человеческом коллективе есть такой дед Щукарь, который немного нелеп, смешон, но все-таки всем симпатичен. Во времена коллективизации, когда в жизни простых людей вообще не было особых поводов для веселья, тоску гремяченских казаков гнали прочь незлобивые россказни неунывающего деда.

Особенно интересны и примечательны отношения деда Щукаря с «рыцарем мировой революции» Макаром Нагульновым. На людях Нагульнов всегда старался сохранить серьезность и покрикивал на деда Щукаря по поводу, а зачастую и без повода. Действительно, какие уж тут смешки, когда не сегодня-завтра должна грянуть мировая революция.

 

 

Но тот же мрачный и неулыбчивый Макар ночами слушает вместе с дедом Щукарем стройный хор гремяченских петухов. Нагульнов изучает английский язык, а рядом с ним примостился дед Щукарь и читает словарь «по догадке» — видит без очков лишь слова, напечатанные крупным шрифтом, а о том, что напечатано шрифтом помельче, он лишь «догадывается». Такое «мирное сосуществование» в ночные часы Нагульнова и Щукаря не только комично, но и трогательно.

Примечательно также, что один и тот же петушиный хор они слышат и воспринимают по-разному: набожный дед Щукарь при этом вспоминает пение в архиерейском соборе, а лихой рубака Нагульнов мечтательно вздыхает: «Как в конном строю!»

Несмотря на то что Нагульнов при каждом удобном случае «шпыняет» деда Щукаря, старик, тем не менее, называет его не иначе как «Макарушка». Похоже, что Щукарь, которого Бог обделил детьми, любит Нагульнова как. родного сына.

Интересно, что при более внимательном и вдумчивом чтении романа обнаруживается следующая деталь: под маской балагура и «пустомели», которую всю жизнь носит на своем лице дед Щукарь, скрывается человек мудрый, трезвомыслящий и, главное, не боящийся высказывать крамольные мысли.

Именно дед Щукарь как бы между прочим говорит, что при Советской власти дураки, конечно, «вымерли», но... новые народились и притом в огромном количестве! И этих, новых, как и старых, «не сеют, не жнут», а они сами растут.

А чего стоит замечание Щукаря, которое он адресует Нагульнову, когда тот в очередной раз прерывает его во время собрания. Дед напоминает Макару, что когда тот на первомайские праздники полдня разглагольствовал о мировой революции, то говорил все одно и то же, и скучно до невозможности. Щукарь даже признается, что во время выступления Нагульнова он не стал его слушать, а нашел место на лавке поудобнее, свернулся калачиком, да и заснул.

Любому другому, кроме деда Щукаря, такие высказывания скорее всего не сошли бы с рук. За такие речи в те времена вполне можно было угодить под статью о «контрре-

 

волюционной агитации». Так что не так прост дед Щукарь, как это принято считать...

И вот однажды старик навсегда перестал шутить и балагурить. Случилось это после того, как были убиты Давыдов и Нагульнов. Именно их смерть повлияла таким образом на неунывающего прежде Щукаря. Это означает, что чужое горе способно ранить его куда сильнее, чем свое собственное. А ведь несмотря на то что сам Щукарь столько раз за свою долгую жизнь оказывался на краю гибели, ни разу опасность и беда, угрожавшие лично ему, не могли поколебать его жизнеутверждающего оптимизма.

Без всякого преувеличения и излишнего пафоса мы с полным основанием можем утверждать, что дед Щукарь — это истинно народный образ, оттого-то и стало его имя нарицательным.

Разумеется, комическое в романе связано не только с образом деда Щукаря. Свою «чудинку» имеет большинство действующих лиц произведения. Тот же Семен Давыдов, человек непростой судьбы, которого партия послала в казачий край отнюдь не для того, чтобы «шутки шутить», достаточно часто обнаруживает любовь к шутке, к острому словцу, да и собственное умение шутить.

Уже на первых страницах романа, когда казаки шутят над щербатыми зубами приезжего, Давыдов не стесняется поиронизировать над самим собой, чем сразу же завоевывает симпатию местных жителей.

Когда в хуторе вспыхивает бунт и женщины, требуя у Давыдова ключи от колхозных амбаров, начинают его по-настоящему избивать, Семен выбирает для себя одно-единственное средство защиты — шутку. Он не переставал шутить даже тогда, когда у него от боли перехватывало дыхание.

Думается, что если бы не природное чувство юмора, то Давыдову не удалось бы сплотить вокруг себя и своих товарищей-коммунистов, остальных казаков и организовать колхоз, что называется, «малой кровью».

Особенно трогательным и человечным выглядит природное чувство юмора Давыдова, когда он общается с детьми — например, с мальчиком Федоткой. Давыдов обладает особым талантом: он умеет общаться с деть-

 

 

ми на равных, а ведь большинство взрослых со временем утрачивают эту способность. Достаточно вспомнить, как Давыдов и Федот-ка смеются над щербатыми зубами друг друга и выясняют, у кого зубы в конце концов вырастут, а. у кого — нет. И тогда становится понятно: ведь Давыдов по сути своей — «большой ребенок». Оттого-то, возможно, он так робок в общении с женщинами — что с Лушкой, что с Варюхой-горюхой...

Давыдов чувствует себя своим среди детишек, Нагульнов, затаив дыхание, слушает петухов, Разметнов буквально влюбляется в голубей... Вот она, та самая «чудинка», которая делает их настоящими людьми.

ВРАГИ НАРОДА

В РОМАНЕ М. ШОЛОХОВА

«ПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА»

Еще не до конца разгадана тайна бессмертия великих творений человеческого разума и сердца. По-прежнему зачарованно смотрит мир на улыбку Джоконды, по-прежнему манит за собой загадочная «Незнакомка», по-прежнему спорят критики о том, осуждает ли Шолохов своего Григория Мелехова или сочувствует ему. Не до конца еще разгадана тайна великих творений, но велик подвиг тех, кто сумел увидеть и запечатлеть вечное в современном, и запечатлеть навсегда. К таким бессмертным творениям и относится роман Шолохова «Поднятая целина» — боевая, страстная'книга о переломном этапе в истории нашей Родины, о том, как в борьбе и муках с тяжелыми потерями рождается новое.

С большим мастерством Шолохов выводит в своем романе группу матерых врагов социалистического государства: есаула По-ловцева, поручика Лятьевского, кулака Ост-ровнова, Лапшинова, Бородина и других. Это кучка преступных отщепенцев, внутренне опустошенных и обреченных на разгром и гибель.

Но так ли просты и примитивны эти обреченные, по замыслу Шолохова, какими нарисовал он врагов? Ведь в 1937 году он писал:

 

«Врагов у нас показывают плакатно и примитивно». Да, действительно, в романе все гораздо трагичнее и глубже. Вот перед нами Половцев: «Из-под крутого, волчьего склада, лысеющего лба он бегло оглядел комнату и, улыбчиво сощурив светло-голубые глазки, тяжко блестевшие из глубоких провалов глазниц, поклонился». Где Половцев, там льется кровь, готовятся убийства и диверсии, он вдохновитель мести и преступлений. Но при всем этом Половцев — смелый и умный враг, он бесстрашно появляется в хуторе, зная, что за ним по следам идут работники государственной безопасности, смело идет на такой шаг, как убийство Хопрова. Он хорошо разбирается в людях, подобных Островнову, знает, как привлечь их на свою сторону. По-ловцеву не откажешь в природном уме, решительности, готовности погибнуть за свои идеалы. И тем разительнее удивительная легкость, с какой он выдает в конце романа всех своих сообщников, понимая, что он все равно будет расстрелян.

Шолохова враги Советской власти интересуют не только как враги, но и как люди, поэтому он видит, что Тит Бородин совсем не похож на Островнова или Лапшинова, и Ля-тьевский совсем другого склада, нежели Половцев. Яков Лукич Островное по природе своей умный человек, любящий и умеющий трудиться. Его объяснения Давыдову, как вести хозяйство, не могут не подкупить, потому что за ними угадывается знающий человек. Губит Якова Лукича стремление к богатству и трусость. Автор показывает, как постепенно вырождается его герой, от убийства Хопрова он пришел к самому страшному и подлому преступлению — убийству своей матери, и как только заканчивается этот страшный путь вырождения, так сразу и расстается Шолохов со своим персонажем, исчерпавшим в себе остатки человеческого, что было заложено в нем от природы, от самой жизни.

Таков же и конец Половцева. Его вырождение, его предательство от цинизма, разъевшего эту некогда незаурядную натуру. Казалось бы, совсем уже понятен образ Тимофея Рваного, соучастника убийства Никиты Хопрова, — беглый ссыльный, покушавшийся на жизнь секретаря парторганизации, но вот

 

 

автор описывает его мертвым: «Он и мертвый был красив, этот бабий баловень и любимец, на нетронутый загаром, чистый и белый лоб упала темная прядь волос... И легкая тень улыбки запряталась в цветущих губах, всего лишь несколько дней назад так жадно целовавших Лушку». Чего больше в этих словах: торжества при виде поверженного врага или жалости при виде до поры оборванной жизни. Скорее — второе. Так можно говорить только о жертве. Тимофей и был жертвой тех сил, что ввергли его в борьбу с народом, с жизнью.

Гуманизм писателя-коммуниста заставляет Шолохова до конца верить в хорошее в человеке, заставляя ненавидеть не людей, а те силы, которые калечили людей. И только тогда становилась безоговорочной ненависть автора, когда личная злоба, ненависть и жестокость персонажа губили в нем все человеческое, когда распад личности завершался, достигал своего предела.

ОБРАЗЫ КОНТРРЕВОЛЮЦИОНЕРОВ

В РОМАНЕ М. ШОЛОХОВА

«ПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА»

Представители белого движения показаны автором в романе без упрощения характеров. Белые офицеры Половцев и Лятьевский, раскулаченный Тимофей Рваный — все они непримиримые враги Советской власти, люди сильные, мужественные, убежденные в правоте своего дела. По этим качествам они не уступают описанным в романе коммунистам — Давыдову, Нагульнову и Разметнову, что делает их противостояние по-настоящему драматичным.

Некоторым особняком в этом ряду стоит ведущий двойную жизнь Яков Островнов. Ему и при Советской власти жилось бы неплохо. Возможно, так бы и случилось, если бы в его доме не объявился его бывший командир — есаул Половцев.

Можно сказать, что именно Половцев представляет собой наиболее «классический» образ белогвардейца, борющегося в подполье с Советской властью. О его способности ока-

 

зывать влияние на людей, подчиненных ему, свидетельствует тот факт, что Яков Лукич, например, даже стоя босиком на деревянном полу деревенской хаты, непроизвольно «щелкал» несуществующими каблуками, вытягиваясь в струнку перед есаулом.

Половцев — не просто солдафон и фанатик. Он человек образованный, что и позволило ему какое-то время работать учителем.

После того как есаулу не удалось отплыть в Турцию, он стал кадровым офицером Красной Армии. Но специальная комиссия раскопала сведения о его прошлом (на Половцева поступил донос), и с карьерой в армии пришлось распрощаться, под угрозой оказалась его свобода и даже жизнь.

В Гремячий Лог Половцев прибывает в качестве представителя некоей подпольной организации, которая якобы имеет тесный контакт с высокими военными чинами Красной Армии, а также с «заграницей».

В последнем случае, возможно, проявляется некоторая наивность есаула: он уже однажды оказался в числе обманутых зарубежными союзниками, а теперь считает связи с «заграницей» положительным обстоятельством. Но на помощь иностранцев рассчитывать особеннонечего.

Не исключено, правда, что в разговоре с Яковом Лукичом Половцев упоминает о международных контактах его организации, что называется, «для красного словца», чтобы придать своим словам большую весомость. Ведь перед Половцевым стоит конкретная задача — уговорить Островнова, чтобы тот примкнул к контрреволюционному движению и начал оказывать ему (то есть Половцеву) реальную помощь и поддержку.

Если бы Островнов не согласился на содействие, то в этом случае Половцеву пришлось бы искать другое укрытие и тогда бы события развивались совсем по-иному.

Островнову многое неясно из того, что творится в стране. Половцев объясняет казаку, что целью Советской власти является создание коммуны, в которой абсолютно все должно стать общим. Островнову такое положение вещей, конечно же, не по нраву, и он достаточно быстро соглашается на вступление в контрреволюционную организацию, о чем и дает соответствующую расписку. И скорее

 

 

всего, именно эта расписка становится тем обстоятельством, которое делает для Якова Лукича невозможной «дорогу назад». С этой поры он, хочет того или нет, вынужден выполнять любое распоряжение есаула.

Примечательно, что, перед тем как дать свое согласие, Островнов приходит к своей старушке-матери, чтобы та благословила его на борьбу с «бусурманской властью». Набожная старушка, возмущенная разорением церквей, тотчас благословляет сына. Она еще не знает, что тем самым подписывает приговор и самой себе.

Есаул уверяет Островнова, что всеобщее восстание на Дону обязательно состоится, но время для него еще не пришло. Тактика Половцева пока что заключается в том, чтобы руками Якова Лукича всеми способами вредить только что образованному колхозу. Причем есаул считает, что Островнов должен действовать «по-умному», ничем не привлекая к себе внимания, а если и произойдет какая-нибудь неприятность по вине Якова Лукича, то тот обязательно должен настаивать на том, что это якобы произошло «по недомыслию».

Именно такой акцией явилась, например, инициатива Островнова относительного чистоты в стойлах быков — при наступлении морозов заполнять их не соломой, как это делалось издавна, а песком. Когда на утро оказалось, что быки, поднявшись с замерзшей песчаной поверхности, оставили на ней куски кожи и даже хвосты, то председатель колхоза Давыдов был взбешен и грозил Ост-ровнову серьезным наказанием за вредительство. Но рекомендованная Половцевым тактика поведения Якова Лукича принесла свои плоды: все списали на «недомыслие» и якобы излишнюю тягу Островнова к нововведениям.

Еще до случая с быками один из казаков, по фамилии Хопров, заметил, что у Остров-новых в доме живет таинственный постоялец. Хопров обращается к Якову Лукичу за объяснениями и, когда не получает их, грозит донести «куда следует». Хопров был настроен решительно, и даже то, что он сам в прошлом был замешан в действиях, неблаговидных для новой власти, не могло его не остановить.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.