💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Олвин Тоффлер. Адаптивная корпорация. В период глубоких стремительных перемен все представления руководства той или иной компании об окружающем мире должны проверяться на точность в соответствии с

В период глубоких стремительных перемен все представления руководства той или иной компании об окружающем мире должны проверяться на точность в соответствии с ежедневными утренними новостями. Однако новости в том виде, в каком они выплескиваются прессой и телевидением, представляют собой структурно неорганизованный хаос. Целесообразно поэтому обратить внимание на ряд. коренных изменений в той среде, в которой действуют корпорации, и попытаться заключить их в логические рамки.

Оглядываясь назад, я думаю, что содержащееся в докладе1 описание нарождающегося общества не вполне точно не потому, что оно неверно, а в силу того, что в нем многое оставлено за скобками, а рассмотренные факторы недостаточно увязаны между собой. К 1980 году, когда была опубликована моя книга «Третья волна», я расширил и углубил рабочую модель нового общества. В этой книге я анализировал, к примеру, серьезные изменения, которые претерпевают личность и сообщество в наши дни, а также структуру элит и «сферы власти», что сильнейшим образом воздействует на формы общения, человеческие отношения внутри фирмы и организацию корпорации в целом. Поэтому описанная в книге модель предстает более сложной и содержательной.

Тем не менее доклад предвосхитил появление многих важных тенденций. Сбылись прогнозы относительно рассредоточения производства и изменений в структуре семьи. Стремительно распространяется кабельное телевидение, о котором в то время лишь начали говорить. Япония стала главным конкурентом США. И если некоторые сепаратистские тенденции ослабли, как в Канаде, <...> было бы ошибкой полагать, что ослабло и подспудное движение за политическую децентрализацию и региональную автономию.

Продолжающийся процесс отхода от единообразия в производстве, потреблении, средствах коммуникации, семье и других аспектах жизни подразумевает, что в будущем отдельные регионы будут все сильнее отличаться друг от друга. Между тем <...> многие виды производства, нуждавшиеся прежде в национальном рынке, в результате технического прогресса, роста населения и повышения его благосостояния могут теперь развиваться без поддержки в общенациональных масштабах.

Хотя экономический кризис последнего времени, по-видимому, уменьшил воинствующий антиматериализм молодежи, было бы ошибкой предполагать, что происходит возврат к ценностям прошлого. Массовое общество характеризовалось относительно высоким уровнем консенсуса — наличием общих ценностей. Америка, сильно изменившаяся с момента написания упомянутого доклада, двигалась, как в нем и предполагалось, в направлении диссенсуса и широкого разнообразия ценностей. <...> Главным элементом индустриального общества была фабрика. Здесь концентрировались сырье, рабочая сила и организационное искусство. Города, где сосредоточивались многочисленные предприятия, представляли собой «суперфабрики». Но фабрика была и чем-то большим, чем просто средством производства. Она определяла образ жизни, давала гудок, по которому люди вставали и ложились спать, она требовала от рабочих элементарной грамотности и обязательности. И прежде всего фабрика служила моделью для других институтов, поэтому конторы, государственные учреждения, больницы и особенно школы начали походить на нее по своему внешнему облику и по организационной структуре.

Сегодня ситуация меняется в двух отношениях. Мы являемся свидетелями, во-первых, оттока производства из главных городских центров, а во-вторых, приближающегося упадка фабрики как основной формы производства.

По мере продвижения от машинной к информационной экономике прогресс в области телекоммуникаций позволит человеку участвовать в производственных процессах, находясь в местах, удаленных от крупных городов.

Сокращение расходов на передачу информации, уже приведшее к широкому распространению индивидуальных средств связи, сделает ненужной концентрацию рабочих в нескольких центрах и будет способствовать дальнейшему рассредоточению производства и переносу его в домашние условия, в офисы, конференц-залы и центры оперативной связи, где взаимодействующие группы специалистов будут встречаться для решения задач текущего характера. По мере того, как все большие объемы работы начинают зависеть от личных усилий и манипуляций символами, громадные индустриальные объединения начнут рушиться. Вполне возможно, что мы приблизимся к новой форме «кустарного промысла», основанного на суперсовременной технологии.

Конечно, это не означает, что фабрики исчезнут или что массовое производство прекратится. Это лишь значит, что они перестанут играть главную роль в нашей жизни и как производительная сила, и как модель для других институтов. <...>

В эпоху индустриализма бюрократия оставалась доминирующей формой организации. Как фабрика производила стандартизированную продукцию, так и бюрократия была машиной, принимавшей стандартизированные решения. Бюрократии присущи формализи-рованное разделение функций, выполнение рутинных операций, постоянство и строгая иерархичность. Высшее руководство принимает решения, выпускает инструкции, которые передаются вниз, где и совершается работа. Такая система способна выполнять ограниченное количество повторяющихся функций в относительно предсказуемых обстоятельствах. Поэтому она стала основной формой человеческой организации в индустриальную эпоху. В супериндустриальном обществе бюрократия будет постепенно вытесняться адхократиеи, структурой холдингового типа, координирующей работу множества временных рабочих групп, возникающих и прекращающих свою деятельность в соответствии с темпом перемен в окружающей организацию среде. <...>

Адхократии завтрашнего дня потребуются работники, обладающие совершенно новыми свойствами. Возникнет потребность в лю- дях, способных быстро переучиваться и наделенных воображением. При решении впервые возникающих или единичных проблем сотрудник корпорации завтрашнего дня будет действовать не «по учебнику». Он должен уметь выносить суждения и принимать сложные оценочные решения, а не механически выполнять спущенные сверху распоряжения.

Он должен уметь свободно ориентироваться среди множества задач и организационных обстоятельств и учиться работать с постоянно меняющимся коллективом.

Индустриальное общество знает одну стандартную модель семьи — так называемую нуклеарную семью, где родители и дети живут одни, без бабушек и дедушек, зятьев и невесток, дядюшек и тетушек и прочих родственников. Это не единственная, конечно, форма семьи в индустриальном обществе, но она считается «идеальной» и распространена наиболее широко.

Сегодня под воздействием целого ряда факторов нуклеарная семья сдает свои лидирующие позиции и уступает место многовариантной системе семейных отношений. Самый мощный из этих факторов связан с прогрессом репродуктивной технологии. Социальное значение противозачаточных средств можно назвать ничтожным по сравнению с успехами науки, позволяющими вынашивать оплодотворенную вне организма женщины яйцеклетку, выращивать зародыш в пробирке, программировать заданные генетические характеристики, предопределять пол будущего ребенка, клонировать человеческие существа и т.д. Генетика и науки, изучающие проблемы деторождения, — это сферы, в которых в ближайшие два десятилетия можно ожидать самых потрясающих результатов.

Развитие событий в этом направлении лишь ускоряет распад традиционных семейных структур и появление социальной системы, основанной на терпимости ко многим альтернативным формам семьи — от привычной нам нуклеарной до коммуны, составной семьи, гомосексуальной ячейки, воспитывающей ребенка, семьи по модели киббуца и, возможно, «профессионального роди- тельства». Все это предполагает не просто перемены в потреблении и распределении, но и громадные изменения в коммуникационных потребностях и организационных формах социума. <...>

Существует также два фактора, совместно воздействующих на систему распределения политической власти как в странах с высоким уровнем развития технологий, так и в мире в целом. В эпоху индустриализма власть сосредоточена в государствах, точнее — в их столицах. Вашингтон, Токио, Лондон, Париж и Москва являются сегодня основными центрами власти.

Мощное давление процесса дестандартизации, набирающее силы в богатых странах, требует фундаментального перераспределения, при котором больше власти должно перейти от центра к территориально-административным единицам. В самой крайней форме это давление проявляется в требованиях полного отделения. Например, в Канаде существует вероятность того, что либо Квебек полностью отделится, либо потребуются кардинальные изменения в характере федеральной власти. Такие же процессы происходят и в Соединенных Штатах. Весьма возможно, что город Нью-Йорк захочет отделиться не только от штата Нью-Йорк, но и от самих США. Требования самоуправления в афро-американских кварталах, попытки децентрализации городской власти, предложения никсоновской администрации по совместному использованию доходов, решение Верховного суда относительно права членов секты аманитов не обучать детей в государственной школе — все указывает на кардинальный сдвиг средоточия власти в обществе из центра на места. Социум устремлен к фрагментации, а не к единству, к рассредоточению власти, а не к ее дальнейшей концентрации.

В то же время равные по мощи силы действуют в противоположном направлении. Одновременно с частичным перераспределением власти от общенациональных институтов к территориально-административным образованиям происходит ее движение вверх — от общенациональных к наднациональным структурам. Возникновение международных экологических проблем — например, в ре- зультате того, что швейцарские предприятия сбрасывают отходы своего производства в Рейн и наносят вред экологии Германии, а вредные отходы, сбрасываемые немцами в тот же Рейн, текут в Голландию, — требует создания регулирующего органа надгосу-дарственного уровня. Эту тенденцию отражает движение за объединение Европы, как и великое множество малоизвестных или недооцененных международных соглашений, призванных регулировать разные отрасли экономики (например, воздушный транспорт), метеорологическую службу и службу воздействия на погоду, охрану морского дна и т.д. Возникновение многонациональных корпораций, влияние которых выходит за пределы национальных границ, ускоряет перемещение политической власти вверх.

Последствия этих внешне парадоксальных воздействий будут состоять в том, что общенациональные институты в столицах отдельных государств в течение следующих двух десятилетий лишатся значительной части своей власти.

Не менее важно и то, что супериндустриализм принесет свою систему ценностей, сменяющих традиционные ценности индустриального общества.

Особое значение для корпорации имеет грядущее крушение системы ценностей, в основе которой лежит достижение материального богатства. Бунт молодежи, феномен хиппи, движение защитников окружающей среды, растущий интерес к оккультизму, нежелание многих молодых людей, принадлежащих к среднему классу, поступать на работу, единственным вознаграждением за которую служат деньги, их настойчивое желание вместо этого получить работу «осмысленную», «приносящую удовлетворение» или «общественно полезную» — все это свидетельствует о мощной тенденции перехода от системы материальных ценностей индустриализма к тому, что может быть названо «постэкономической» системой ценностей.

Постэкономическая система ценностей, характерная для супериндустриального общества, потребует от компаний и людей, которые в них работают, принять новые критерии оценки труда. Когда социум в общем и целом достигнет изобилия, людей и само общество будут больше заботить не экономические, а психологические, моральные, социальные и эстетические проблемы.

Хозяйственная рецессия приносит с собой частичный возврат к материалистическим ориентирам, но если не последует глубокий экономический кризис, маловероятно, что мы снова придем к слепому приятию традиционных материальных ценностей.

С уменьшением роли материального достатка как главной личной побудительной ценности тесно связана проблема экономического роста и расширения предприятий. Широкое обсуждение доклада Римскому клубу, озаглавленного «Пределы роста», в котором главное внимание уделяется конфликту между ограниченностью ресурсов, нагрузкой на окружающую среду и ростом населения, отражает утрату обществом веры в цели экономического роста. Модель Римского клуба может быть подвергнута критике как недостаточно разработанная, но руководители компаний совершат большую ошибку, недооценив его выводы. Во Франции, Японии, Германии, Голландии и в других странах вопрос о целесообразности роста стал острой политической проблемой, повлекшей за собой поляризацию общественного мнения, причем в дебатах принимают участие государственные деятели и политические лидеры. Тот факт, что доклад не вызвал большого резонанса в Соединенных Штатах, не означает, что поднятые в нем вопросы можно игнорировать. <...>

Постэкономические ценности проявляются и в том, что общественность все чаще требует от компаний решать помимо экономических также и социальные задачи. Об этом же свидетельствуют попытки выработать количественные критерии социальной деятельности. Активность таких образований, как общества потребителей, этнические меньшинства, представители различных субкультур, направленная на получение представительства в правлениях корпораций, тоже связана с представлением о том, что компании не должны больше преследовать единственную (экономическую) цель, что им надлежит превратиться в «многоцелевые» организации, вписывающиеся в социальное и экологическое окружение. Главное различие между индустриальной и супериндустриальной эпохами заключается, однако, не в переходе от материальных к постэкономическим критериям, а в дроблении ценностей, со- путствующем процессу социальной дестандартизации. Компании не смогут полагаться на общественный консенсус, а будут вынуждены действовать в обстановке обостряющегося конфликта ценностей между общественными группами.

Таким образом, новая технология ведет нас не в оруэлловский мир роботизированного, стандартизированного одномерного общества, но к социальным структурам, в небывалой степени дифференцированным, причем каждая из них, оставаясь в широких рамках всего общества, будет создавать свои подсистемы ценностей. Корпорациям придется адаптироваться к небольшим и недолговечным группам субкультур, активно демонстрирующим, пропагандирующим и пытающимся реализовать свой уникальный набор ценностей. Частично совпадающие, иной раз усиливающие друг друга, но чаще противоречащие одна другой, эти системы ценностей поставят персонал компаний перед труднейшей проблемой выбора и окажут сильнейшее давление на интеграцию как личного, так и корпоративного самосознания с соответствующей им ролью.

Никто не в состоянии детально описать нарождающееся супериндустриальное общество. Если моя модель верна хотя бы частично, можно сформулировать несколько положений, о которых будут «знать» руководители компаний завтрашнего дня и которые будут восприниматься ими как само собой разумеющееся.

Когда основные, минимальные нужды людей будут удовлетворены, жизненные запросы большинства из них не будут совпадать, и для многих одного материального вознаграждения будет не достаточно для мотивации труда.

• Существуют пределы экономии, получаемой за счет масштабов деятельности — как корпорации, так и государственного учреждения.

• Информация играет столь же важную, если не большую, роль, как земля, рабочая сила, капитал и сырье.

• Мы движемся от массовой фабричной системы в направлении «кустарного» производства, «штучного» интеллектуального труда, в основе которых лежат информация и супертехнологии; конечным продуктом этого движения будут не миллионы стандартизированных законченных изделий, а индивидуализированные товары и услуги.

• Организационная форма наиболее эффективна, если строится не по бюрократическому принципу, а по принципу адхократии, когда каждый организационный компонент представляет собой модуль, созданный для решения одной конкретной задачи, и взаимодействует со многими другими по горизонтали, а не только в соответствии с вертикальной иерархией; решения, (принимаемые в компании), подобно товарам и услугам, не стандартны, а индивидуальны.

• Развитие технологии не обязательно равнозначно «прогрессу» и, если не будет постоянно контролироваться, может фактически уничтожить уже достигнутые результаты.

• Для большинства людей работа должна быть разнообразной и ответственной, требующей способности принимать решения, выносить собственные суждения и оценки.

Для того, чтобы пережить обрушившиеся на нас перемены, мы должны по-новому взглянуть на устройство наших устаревших организаций. Полезно рассмотреть три наиболее распространенные проблемы, с которыми сталкиваются сегодня компании: организационное несоответствие, излишняя вера в вертикальную иерархию и обыкновенная самоуспокоенность. <...> Каждый руководитель большой компании знаком с этими проблемами. Им не ясно лишь, как их решить.

Переход от индустриальной к супериндустриальной эпохе потребует кардинальных изменений структуры многих больших организаций.

Главный необходимый сдвиг нагляднее всего иллюстрирует разница между пирамидой Хеопса и скульптурой Кальдера «Мобайл». Классическая бюрократия эпохи индустриализма имеет пирамидальную структуру — маленькая управляющая группа наверху и множество постоянно действующих функциональных отделов внизу. Супериндустриальная форма корпорации, вероятнее всего, будет складываться из небольших полупостоянных «конструкций», дополняемых многочисленными небольшими временными «модулями». Как и детали кальдеровской скульптуры, они будут двигаться, реагируя на происходящие перемены. Их можно ликвидировать или перегруппировать в соответствии с внешними изменениями.

Существующие в большинстве компаний организационные структуры рассчитаны на принятие ограниченного числа типовых решений.

При традиционной бюрократической системе для решения каждой проблемы в организации предусмотрено соответствующее подразделение — маркетинговые, производственные, финансовые отделы и т.д. Поскольку классы проблем ограниченны и носят повторяющийся характер, их надлежит лишь подключить к соответствующему компоненту, как в гнездо старомодного коммутатора.

Сегодня число проблем, не соответствующих ни одному компоненту организации, постоянно растет. Вместо круглой электророзетки мы сталкиваемся с квадратными, прямоугольными и поли-формными образцами, к которым просто нельзя подключить имеющиеся стандартные электроприборы. К тому же проблема такого несоответствия возникает все чаще и чаще, и все труднее предсказать очередность появления новых проблем.

В результате растет число несоответствий между существующей в данный момент организационной структурой и возникающими требованиями. Проблемы передаются в отделы, для этого не предназначенные, или же неверно понимаются и искажаются, подгоняются к существующим организационным структурам; иногда и сами структуры беспрестанно перестраиваются в бесплодных поисках постоянной «совершенной» организационной формы.

Это приводит к росту структурной неэффективности и постоянным реорганизациям, когда любая новая структура обречена на недолгую жизнь.

Ускорение изменений — в запросах потребителей, социальных тенденциях, политических силах, демографии населения и т.д. — означает, что корпорация сталкивается с постоянно ускоряющимся потоком «разовых» возможностей и проблем. Чем выше темп перемен, тем ниже степень преемственности в обществе и тем меньше вероятность, что проблемы завтрашнего дня будут походить на сегодняшние.

«Разовая», или временная, проблема требует для своего решения «разовой», или временной, организации. Понятно, что формировать полномасштабную, постоянную структуру для решения про- блемы, которая может больше никогда не возникнуть, бессмысленно. Отсюда следует необходимость создания множества модульных, временных или самодиссимилирующихся структурных единиц — специальных групп, проблемных команд, целевых комитетов и других объединений специального или временного назначения. Многие из них могут быть большими, как в Национальном управлении по аэронавтике и исследованию космического пространства. Некоторые рассчитаны на несколько лет, другие — всего на несколько дней.

Если верно, что темп изменений будет резко возрастать в годы, оставшиеся до конца столетия, то мы должны ждать появления множества организаций и подразделений временного характера. Этот переход от постоянных форм к мимолетным и есть, по существу, способ всестороннего приспособления общества к императивам стремительных социальных перемен.

Долгое время наиболее эффективной формой управления считалась строго вертикальная иерархия, при которой приказы постепенно спускаются вниз по служебной лестнице; эта система характерна для организации индустриальной эпохи.

Однако такая форма управления зависит от двух факторов: мощного потока достоверной информации от нижнего уровня наверх и относительно однородного характера требуемых решений. Там, где проблемы, стоящие перед руководителем, однотипны и носят повторяющийся характер, он в состоянии собрать о них большое количество информации и извлечь полезный опыт из своих прошлых удач и ошибок.

Сегодня строгая вертикальная иерархия утрачивает свою эффективность, поскольку исчезают два основных условия ее успешного функционирования. Руководители сталкиваются со все более разнородными проблемами, и им при решении сложных технических и экономических вопросов приходится во все большей степени учитывать также политические, культурные и социальные аспекты. В то же время обратная связь с нижними уровнями становится все более неадекватной.

В абсолютном выражении руководство сейчас получает больше информации, чем когда-либо прежде, и гораздо больше, чем отдельный руководитель в состоянии усвоить и переработать. Тем не менее основная проблема современной компании заключается в совершенно неудовлетворительной обратной связи.

Супериндустриальная революция делает более разнообразной экономическую, технологическую и социальную среду, в которой действует корпорация, и поэтому требует от ее руководства более гибкой и быстрой реакции. Поскольку изменения характера спроса, возможностей и требований идут стремительнее, чем когда-либо раньше, а движение соответствующей информации вверх по иерархической лестнице происходит достаточно медленно, руководители различных уровней, вплоть до высшего руководства, не успевают полностью аккумулировать опыт решения какой-либо одной проблемы. Расстояние между верхними и нижними эшелонами определяется не только размерами нижестоящих подразделений или количеством промежуточных уровней, но и разнообразием сведений, которые надлежит обработать.

Как следствие, эффективные решения должны сегодня приниматься на все более и более низких уровнях организации. Требования участия в управлении продиктованы, таким образом, не политической идеологией, а тем, что система в ее нынешнем структурном виде не в состоянии эффективно реагировать на быстро изменяющуюся среду. <...>