Легализация церковного подполья на оккупированных территориях

На территориях, подвергавшихся оккупации войсками нацистской Германии, сыграла свою роль веротерпимая политика немецкого военного командования, рассматривавшего русских как потенциальных союзников в борьбе с большевизмом и пытавшегося использовать Церковь в своих интересах. Этот подход отличался как от позиции нацистской верхушки, так и от позиции имперского комиссариата по восточным территориям, в ведении которого должны были находиться церковные дела оккупированных областей. Однако первому принимать решения относительно церковных дел захваченных территорий СССР пришлось именно руководству вермахта, которое сделало ставку на открытие церквей. Например,

«оккупировав г. Николаев и Николаевскую обл., <...> немецкие оккупационные власти немедленно разрешили открыть в городе и населенных пунктах области закрытые в свое время церкви, обставив это < с> особой торжественностью. Первой открытой церковью в городе - это была церковь на городском кладбище. На открытии церкви присутствовали немецкие оккупационные власти, церковная служба транслировалась по радио, а церемония богослужения была заснята на кинопленку. Аналогичное открытие церковных приходов прошло в других населенных пунктах Николаевской области. В открытых оккупантами церквях и молитвенных домах стали служить бывшие служители культа, работавшие до войны в разных гражданских учреждениях. Вскоре были созданы епархиальные управления и появились архиепископы: автономной < патриаршей> православной церкви и автокефальной (архиепископ Антоний - Александр Марценко и епископ Михаил - Федор Хороший)».

Определенную роль в возрождении церковной жизни во время оккупации местами играли церковнослужители территорий, присоединенных к СССР в 1939-1940 гг., а также Румынской и Финляндской Православных Церквей. Так, в Карелии работали православные священнослужители из Финляндии; на российском северо-западе - клирики из Латвии, находившиеся в каноническом подчинении Прибалтийского экзархата Московской Патриархии, возглавлявшегося митр. Сергием (Воскресенским). В Белоруссии восстановлению церковной организации способствовало духовенство западных областей, включенных в 1939 г. в состав республики. В Молдавии и Одесской области Украины - священники, в большинстве своем приехавшие из Бессарабии и Румынии. Румынская Православная Церковь и Прибалтийский экзархат Российской Православной Церкви создали на сопредельных оккупированных российских и украинских территориях специальные миссии, руководившие церковным возрождением, занимавшиеся благотворительной, образовательной и издательской деятельностью. И все же, хотя приезжие церковнослужители и были инициаторами возрождения церковной жизни в перечисленных областях, они не были в состоянии лишь своими силами обеспечить церковные нужды оккупированных территорий. Недаром перед сотрудниками Псковской миссии с самого начала была поставлена задача искать и привлекать к открытому служению заштатных священников. К тому же Карелия, Псковская, часть Ленинградской и Новгородской областей, восточная Белоруссия и Одесская область Украины были сравнительно небольшой частью захваченной противником территории Советского Союза. На остальных оккупированных территориях миссионеров не было, но возрождение церковной жизни шло и там, причем было быстрым и массовым.

Почти все церкви, действовавшие в семи восточных областях Белоруссии (пять западных вошли в состав БССР в конце 1939 г. и там церкви не закрывались), «были открыты в период временной немецкой оккупации». Весной 1948 г. их оставалось 302, а в 1944 г. должно было быть еще больше, возможно, до 600, так как сразу после освобождения стали закрывать храмы, приспособленные до войны под «хозяйственные и культурные нужды», то есть, например, под зернохранилища и клубы. В некоторых районах было восстановлено до 75% дореволюционных церквей.

Таблица 2 Открытие церквей во время оккупации по областям УССР

В 16 областях Украины, по данным Совета по делам Русской Православной Церкви, в период немецкой оккупации было открыто 4625 церквей, или 72, 1% всех церквей, действовавших в республике к 1946 г. (В 9 областях, присоединенных к республике перед войной, церквей, как сказано в отчете Совета, «и так было много».) На деле число храмов, открытых в это время, было еще большим - около 6000, так как в июле - августе 1944 г. были закрыты сотни церквей, которые до войны использовались советскими учреждениями. Больше всего храмов начало действовать в Винницкой области, где перед войной не было ни одной церкви1 (таблица 2). Пик открытия пришелся на первые два года войны.

Такой же процесс происходил и в российских оккупированных областях. В Воронежской области 66 храмов, или 93% церквей, действовавших в области к апрелю 1944 г., были открыты во время оккупации. В Орловской области таких церквей было более 100, или 90%, действовавших к апрелю 1944 г., в Курской - 219, или 86%. В Брянской и Белгородской областях число открытых церквей доходило до 300 в каждой. В Ленинградской области, входившей в сферу деятельности Псковской миссии, в одном только 1942 г. было открыто 156 храмов против пяти, действовавших до войны, а всего на северо-западе службы начались в порядка 470 храмах. В Калининской области почти половина церквей, в которых к середине 1944 г. проходило богослужение, были открыты в период немецкой оккупации. В Краснодарском крае тогда же были открыты 192 церкви: 100 патриарших и 92 обновленческих, тогда как в 1941 г. действовали только 7. Причем здесь процесс открытия церквей не прекратился сразу после освобождения, и к 1 апреля 1944 г. в крае насчитывалось 219 храмов (133 патриарших и 86 обновленческих). Также обстояло дело в Кабардинской АССР, где во время оккупации (конец 1942 г.) было открыто 6 храмов, а после освобождения в начале 1943 г. еще 4 Около 130 церквей (и патриарших, и обновленческих) было открыто в Ставропольском крае. В Крыму в 1941-1943 гг. была открыта 71 церковь. Всего, по подсчетам М. В. Шкаровского, на оккупированных территориях РСФСР стали действовать 2150 храмов. Как и на Украине, пик открытия церквей пришелся в этих областях на первые два года войны. Например, на Орловщине в 1941-1942 гг. были открыты 75 церквей (67 патриарших и 8 обновленческих), а в 1943-1944 гг. - 24 (19 патриарших и 5 обновленческих).

Столь стремительное и масштабное возрождение церковной жизни было возможно лишь при условии, что общины и священники, открыто заявившие о себе при немцах, к 1941 г. уже находились на соответствующих территориях, но не имели регистрации в советских органах власти. Это отчетливо видно на примере воссозданных в период оккупации монастырей. Так, в 1942 г. последний настоятель Глинской пустыни архим. Нектарий (Нуждин), после закрытия обители руководивший небольшой подпольной общиной в Путивле, переехал в Глинскую пустынь со своими духовными детьми и возобновил здесь монашескую жизнь. К концу 1942 г. в обители было не менее 12 насельников, восемь из них были бывшими иноками Глинской пустыни. В 1943 г. число братии выросло до 25 человек (17 из них подвизались в монастыре до его закрытия), в 1944 г. - до 37 (17 монахов и 20 послушников), в 1945 г. - до 51 человека. В 1942-1943 гг. более двух третей братии составляли те, кто подвизался в пустыни до 1922 г., в середине и конце 1940-х гг. их было около половины, в начале 1950-х гг. - примерно треть. Некоторые из монахов, примкнувших к о. Нектарию, так же, как и он, в 1922-1942 гг. продолжали иноческую жизнь нелегально.

Вообще же в период оккупации на одной только Украине было воссоздано порядка 40 монастырей (таблица 4), то есть почти столько же, сколько оказалось на территории СССР после присоединения новых областей в 1939-1940 гг.. Общее число насельников в них превысило 2000 человек. В основном это были женские обители, иногда довольно малочисленные. Так, в Бершадском женском монастыре Винницкой области было всего 10 монахинь. Обычно же в этих монастырях было по 40-50 иноков. В 9 монастырях Киевской епархии подвизались 387 монашествующих, то есть в среднем по сорок с небольшим человек. Большинство иноков воссозданных монастырей связали свою жизнь с монашеством еще до революции. Например, больше половины насельниц Полтавского Крестовоздвиженского женского монастыря были старше 40 лет и почти треть - старше 50 лет. В Глинской пустыни в 1944 г. 60% монахов были старше 60 лет, 80% - старше 40 лет и только 5 человек из 37 (13, 5%) были моложе 30 лет. Новопостриженных было немного, тем более что оккупационные власти препятствовали поступлению в монастыри мужчин рабочего возраста, хотя встречались послушники 25 и даже 15 лет. Возрождение монастырей происходило и на российской территории. В Курске в марте 1942 г. был воссоздан Свято-Троицкий женский монастырь со 155 насельницами; под Псковом начала действовать Никандрова мужская пустынь; открылись монастыри на Орловщине и в Крыму. Один монастырь был открыт в Белоруссии.

Таблица 4 Возобновление монастырской жизни на оккупированных территориях СССР1

Условия жизни во вновь открытых монастырях были далеки от былого благоденствия. 42 монахини Полтавского Крестовоздвиженского монастыря жили в двух маленьких домиках на его территории, в которых занимали 10 комнат: по одной келье было у настоятельницы и священника, в остальных жили по 2, по 4 и даже по 6 человек. Богослужения совершались в «домовой церкви», располагавшейся в старом домике настоятельницы. Все имущество Глинской пустыни ограничивалось тем, что удалось спасти ее последнему настоятелю. В ведении монастыря находилось лишь два здания: больница с храмом и архиерейский корпус. Не хватало одежды, обуви: Литургии совершали в лаптях. Братия на трапезе по несколько дней вместо хлеба получала лишь вареную свеклу, а то и совсем голодала. Хозяйство воссозданных обителей было крайне скудным. Они существовали, как правило, за счет пожертвований верующих, доходов от своих огородов и приусадебных участков, иногда братии приходилось заниматься «в прямом смысле нищенствованием». Но бедность этих обителей лишний раз подчеркивает решимость их насельников восстановить в них монашескую жизнь.

Советске власти решили признать свершившийся факт и зарегистрировать приходы и некоторые монастыри, открытые во время оккупации. В инструкции для уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви от 5 февраля 1944 г. прямо было указано, что «на церкви открытые (функционирующие) до издания настоящей инструкции, не следует требовать вновь заявления или выносить решение». 14 марта Совет еще раз подтвердил свои указания в специальном письме о «регистрации фактически действующих церквей и духовенства, открытых в период немецкой оккупации», а постановлением СНК СССР от 22 августа 1945 г. Совнаркомам республик и облисполкомам было предложено «впредь до особых указаний не препятствовать деятельности православных мужских и женских монастырей», сохранив за ними здания, земли, скот, инвентарь и мастерские. Так на ранее оккупированных территориях СССР произошла легализация церковного подполья. В результате на Украине и в Белоруссии оно фактически перестало существовать. Весной 1949 г. председатель Совета по делам Русской Православной Церкви писал, «что в областях УССР и БССР <...> незарегистрированных молитвенных домов почти нет». Во всяком случае их число было незначительно и не шло в сравнение с аналогичными данными по российским областям. Например, в Витебской области к весне 1948 г. насчитывалось всего «11 нелегальных православных, сектантских и еврейских групп».

На Украине и в Белоруссии на нелегальном положении после изгнания оккупантов оставались церковные оппозиционеры или те священнослужители и монахи Русской Православной Церкви Московского Патриархата, которые не могли или не считали для себя возможным встать на учет в Совете по делам Русской Православной Церкви. Так, например, священник Гавриил Вишневский, служивший до войны в Киевской епархии, вернувшись после 10-летнего заключения, обратился за назначением к экзарху Украины митрополиту Иоанну (Соколову). Тот, по обыкновению, послал просителя к уполномоченному на собеседование, но батюшка отказался: «Я хочу от вас, владыка, получить назначение, а не от властей». Разумеется, получить приход без регистрации в Совете по делам Русской Православной Церкви было нельзя. О. Гавриилу пришлось работать сторожем; митрополит назначил ему пенсию.

Очевидно, о таких священниках и их общинах говорил экзарх Украины митр. Иоанн (Соколов), когда жаловался патриарху Алексию I на активность в его митрополии «катакомбников». Впрочем, мы можем интерпретировать это сетование и как подтверждение того, что подавляющее большинство нелегалов, принадлежавших к Патриаршей Церкви, уже вышли на открытое служение. Кроме того, нелегально совершать требы продолжали лица, имевшие канонические препятствия для церковного служения.

В освобожденных российских областях, где число открытых церквей было не столь значительно, как на Украине, подпольные службы продолжались и там, где все еще не было действующих храмов. Так происходило в Смоленской области, где при немцах было открыто 60 церквей. В Курской области, по сведениям управления НКГБ, «незарегистрированные группы в количестве от 15 до 60 человек в группе» существовали в 1944 г. в 27 населенных пунктах. Две из них (в Суджанском и Медведенском районах) были оппозиционно настроены по отношению к Русской Православной Церкви Московского Патриархата. В городе Ельце Орловской области тогда же действовали три нелегальных молитвенных дома, а во всем Елецком районе действовала всего одна церковь. Продолжались нелегальные богослужения в Воронежской области. В Мало-Вишерском районе Ленинградской области были замечены богослужения одной незарегистрированной общины, причем «обязанности священника» в ней выполняла женщина. На Ставрополье и в Сталинградской области во многих селах богослужения и требы на дому совершали монахини и «отдельные лица из числа религиозных граждан».

Иногда возникновению подпольных общин способствовали военные действия. Из Калининской области были

«получены сведения о том, что проживающий в селе Новое Белавино священник Зеленев Алексей Петрович без разрешения органов советской власти у себя на квартире - в доме Шмелевой П. регулярно, по воскресным дням и праздникам, проводит богослужение. <...> в " Крещение" в ходе службы он проводил освящение воды, на улице, в присутствии около 200 человек. 15/ П-44 г. умершего Осипова В. О. сопровождал по улице к кладбищу с религиозным пением. Выезжает по просьбам верующих в окружающие села для крещения детей, на похороны и другие религиозные обряды. За проводимые религиозные обряды Зеленев берет с верующих продукты питания и деньги. <...> Погорельский район подвергался немецкой оккупации, в период которой находившийся в селе Первитино храм был разрушен, деревня Новое Белавино относится к приходу этого храма и до его разрушения обслуживалась священником Зеленевым».

Из 69 районов области церкви действовали в то время в 41-м; в 9 районах они были открыты во время оккупации. Но в целом и в РСФСР действовала та же закономерность, что и в западных союзных республиках: в ранее оккупированных областях церковное подполье ослабевало или исчезало совсем и, напротив, продолжало существовать на территориях, не подвергавшихся оккупации. Так, например, в Воронежской области нелегальные группы церковных оппозиционеров во второй половине 1940-х гг. были распространены как раз в тех районах, где было немного действующих церквей. Тогда как «наиболее насыщены церквами» были «районы юго-западной части области, <...> подвергавшиеся немецкой оккупации».

Однако далеко не все возрожденные при немцах формы церковной жизни были легализованы после изгнания захватчиков. Так, возрождение церковной жизни на оккупированных территориях коснулось и церковного образования. Отчасти этому способствовала позиция немецких властей, настаивавших на возобновлении преподавания Закона Божиего в школах. Но в целом возрождение церковного образования происходило стихийно и затронуло прежде всего Украину и юг России. В Краснодарском крае в 1942-1943 гг. духовенство восстановило традицию обучения детей Закону Божию в храме. На Украине развернулась организация церковно-приходских школ, а «попытки проникновения» священников в государственные школы продолжались и после отступления оккупантов. Однако с этого момента все формы церковного образования снова оказались вне закона, и если сразу после войны власти не везде обращали на них-внимание, то в конце 1940-х гг. инструкции Совета по делам Русской Православной Церкви предписывали уполномоченным строго пресекать всякую деятельность духовенства, направленную «к вовлечению под влияние церкви детей и молодежи» (устройство и «содействие функционированию» детских площадок, яслей, проведение детских и юношеских собраний), а также групповое преподавание «вероучений вне богослужения».