Пролог на Земле 2 страница

Шаманский чум эвенков имел наиболее разработанную и детальную сакральную символику. Чум состоял из трех частей, символизирующих три мира. Центральная часть чума представляла Средний мир. Справа и слева от центра шли две галереи. Та, что

была ориентирована на восток, символизировала проход в Верхний мир. Другая галерея, ориентированная на запад, считалась входом в Нижний мир. От Верхнего мира к Нижнему, через центральную часть чума текла символическая Мировая река. На ее притоках обитали духи, помощники шамана. В центре чума располагался шест — символ Мирового древа. Верховное божество Сэвэки нисходило но Древу-Лестнице для общения с людьми. По этой лестнице шаман мог восходить в Верхний мир. Таким образом, в центре чума находилось перекрестье миров. Такой чум сооружался для важных обрядов, связанных с освящением шаманской утвари, или, например, для провода души в мир мертвых с целью последующей реинкарнации души.

Важное место в шаманском храме — чуме — уделено огню. Ведь только человек способен сознательно добывать огонь. Даже использование орудий труда — не привилегия одного только человека. Достаточно много животных и птиц используют различные орудия, чтобы добывать себе пищу — от веток и палок до камней. Но извлекать огонь по своему желанию могут только люди. Естественно, что мифы об огне были распространены по всей планете.

Культ огня был непосредственно связан с культом Очага (прообраз алтаря в храме). В самой этимологии, если посмотреть толковые словари В.И. Даля и В.В. Радлова, видно, что слово «очаг» связано с такими понятиями как «род», «семья», «дом», «центр», «огонь». Семейная жизнь была всецело связана с домашним очагом. Огонь объединял вокруг себя членов племени, рода, семьи, на огне гадали, он служил связующим звеном между живыми іюдьми и духами мертвых, с помощью огня приносились жертвы божествам в первчто очередь — самому духу огня), а также в нем видели родственную связь с божествами грома и солнца. Огонь очага оберегал покой чю дей во время сна, хранил их от страхов, внушаемых тьмой

В наши дни многие современные іюди пребывают в сытости и неге, дарованной им технократической культурой. Однако утратив непосредственную связь с землей и такими естественными стихи* ми как вода и огонь, люди перестали ощущать священный дѵ х при роды. А утратив эту связь и это ощущение духа природы, они постепенно начали терять іакже и веру в ценности мировых ретигий (ведь корни всех мировых религии уходят в архаическое почитание природы и ее духовной сути).

Парадокс заключается в том, что обретя комфорт и уют благо даря промышленной технической революции, человек практически потерял сакральное чувство природного дома. И эта внутренняя безотчетная неудовлетворенность технократической цивилизацией породила стихийный бунт молодежи, получивший в 60-х годах прошлого века название «рюкзачной революции».

«...смотрите, бродяги с рюкзаками заполоняют мир, бродяги Дхармы, они не подписываются под обшим требованием потреб лять продукты и тем самым трудиться ради права потреблять, на хрена им все это говно, холодильники, телевизоры, машины, по крайней мере новые шикарные машины, все эти шампуни, дезодоранты, дрянь вся эта, которая все равно через неделю окажется на помойке, на хрена вся эта система порабощения: трудись, произво ди, потребляй, трудись, производи, потребляй — великую рюкзачную революцию предвижу я, тысячи, миллионы молодых амери канцев берут рюкзаки и уходят в горы молиться, забавляют детей, веселят стариков, радуют юных подруг, а старых подруг тем более, все они — дзенские безумцы, бродят себе, сочиняют стихи просто так, из головы, они добры, они совершают странные непредсказуемые поступки, поддерживая в людях и во всех живых существах ощущение вечной свободы»^[9].

По сути, этот бунт против «общества потребления», вся эта «рюкзачная революция» были следствием интуитивной тяги человека к земной природе. А эта тяга была непосредственно связана с поисками сакральной мудрости, которую некогда хранили предки цивилизованных людей, но от которой последние отвернулись, сочтя ее за проявление мракобесия, предрассудков суеверий. Бунтари искали правды жизни, которую они не видели в обществе потребления и внешнего комфорта. Именно в шаманах молодежь 60-х как раз и нашла тех, кто сохранил верность священной мудрости природы. Она потянулась к ним в поисках ответов на экзи стенциальньіе вопросы бытия. Одним из ярких культовых фигур того поколения бунтарей был Джим Моррисон, поэт, музыкант и солист группы «The Doors». Из биографии Моррисона хорошо из вестно, что он был увлечен мифами и религией коренных амери канских культур. В детстве, когда Джим учился в школе, его семья

переехала в Нью-Мексико. Там Моррисон получил первый опыт знакомства с индейской культурой американского юго-запада. Все это нашло отражение в его стихах и песнях (в особенности в песне «The Ghost Song»), в таких образах как ящерицы, змеи, пустыни и «древние озера». Увлеченность шаманскими практиками коренных народов Америки и в особенности Пляской Духов^[10] ощущается во всем экстатическом творчестве Моррисона.

Увы, далеко не всегда люди того бунтарского поколения понимали настоящие ценности и цели шаманизма. Некоторые представители молодежи полагали, что шаманизм — это романтический способ убежать из опостылевшей повседневной реальности на лоно природы, в мир «галлюциногенных чудес» растений и грибов, в мир безоглядного «расширения сознания».

Психоделический взрыв на Западе отозвался даже в Советском Союзе. О битниках и хиппи, по понятным идеологическим причинам, речи в СССР идти не могло. Но все же так называемая «хрущевская оттепель» породила в Советском Союзе свою «рюкзачную революцию» и свое «поколение шестидесятников». Наши «барды», воспевавшие дальние походы и задушевные беседы у костра, были советским вариантом бунтарей против технократизма и угнетающей свободу культуры, противопоставившей себя вольному духу природы.

Однако центробежные тенденции расширения «границ сознания» и бегства «в первобытную природу» на Западе были в корне противоположны центростремительной идее сакрального мира, Священного Космоса архаики. Архаический человек мечтал жить в «круге» своего сакрального мира, в своем родовом Доме близ Очага. Шаман вовсе не был «психоделическим» анархистом и аутсайдером, каким он рисовался воображению поколения битников и хиппи. В действительности шаман стремился к порядкѵ а не к анархии. Этот священный порядок поддерживался и воспроизводился шаманом через миф и ритуал. -При внимательном анаіизе всех форм проявления шаманского ритуала и его геологического наполнения шаманизм, как наиболее древняя форма ретигиозны\

представлений, служил креативным, антиэнтропийным целям упорядочивания мироздания, борьбы со вселенским хаосом»^[11].

Архаическому человеку было легко и просторно в своем свя- шейном доме, поскольку в некотором смысле домом для него был весь обозримый им космос. «Подобно тому как племя образует для первобытного человека все человечество, а предок — основатель племени является отцом и создателем людей, так и образ поселения смешивается в его глазах с образом вселенной. Поселение — это центр мироздания, и все мироздание представлено там в сжатом виде»^л. Мировое пространство и племенное пространство практи чески тождественны в первобытном сознании. Большинство праздников в древности было связано с космическими явлениями — например, с положением Солнца относительно Земли. Так, к примеру, Солнцеворот был одним из важнейших праздников зем ледельческого цикла. В отличие от них, современные праздники отмечают дни, в которые состоялись какие-либо значимые события человеческой истории. А в этом, как и во многом другом, отражается отчетливый гуманоцентризм современного западноевропейского мышления. Наши далекие предки не были столь эгоцентричны, они чтили и праздновали дни, которые как будто были отмечены в космическом календаре самой природой. Их праздники были масштабны и всеохватны.

Особым было отношение первобытного человека к земле. Земля не воспринималась им лишь как источник агрокультур, полезных площадей и полезных ископаемых. Земля для архаического сознания была живой, разумной и священной. «В земле пребывает и из нее исходит некое деятельное начало, которое проникает все, которое соединяет настоящее с прошлым»³.

Но человек «нового времени» позабыл, что является частью земной природы и бескрайнего Космоса. Он перестал ощущать масштабы своего бескрайнего космического дома, в котором светила и планеты воспринимались живыми небесными божествами наряду с проявлениями жизни и священной природы на земле и под

землей. Электричество лишило его звездного неба над головой. Житель мегаполиса ощущал себя заключенным в давящие прямоугольные пространства повсюду — в квартире, в офисе, в машине и даже в зале кинотеатра. Везде он был окружен холодными и бездушными стенами. Душа его жаждала вырваться из заточения всеобщего телесного (но отнюдь не душевного) комфорта.

Устремления современного человека в чем-то напоминают поведение новоевропейских первооткрывателей неизведанных земель. Как путешественники прошлого, которым было тесно в перенаселенных городах и которых тянула в путь жажда исследования новых территорий, молодежь 60-х увлеклись открытием новых измерений сознания, освоением Терра Инкогнита внутреннего мира, мира, простирающегося за границами «обыденного», «опостылевшего» сознания.

Желание осуществить такое путешествие через Океан Неведомого привело западного человека к психоделическим экспериментам (Берроуз, Аллан Гинзберг, Тимоти Лири и др.). Психоделики — как корабль, отправляющийся в мир за пределами ойкумены (др.-греч. оікоицёѵ гі, от др.-греч. слова оікёіи, «населяю, обитаю») — Обитаемой Земли. Герои прошлого, конечно, также отправлялись за Великие Пределы, но для них это был подвиг приобретения некой Ценности ради мира Обитаемого. Космос- Порядок связан в сознании античного героя с полисом, то есть с сообществом близких, друзей и просто сограждан. У героев никогда не возникала идея покинуть Космос-Порядок-Полис навсегда, во имя эфемерной романтической идеи бегства из опостылевшего мира. Для архаического сознания такой ход мысли просто неприемлем. Архаическому человеку не нужно было нестись за край света в поисках «священного измерения». Для него священное измерение находилось в центре его повседневного мира, а не на периферии, за неведомыми горизонтами. Древний человек не пы тался убежать в «другие измерения». Остракизм — изгнание из полиса — был одним из самых страшных наказаний для обитателя древнего мира. Поэтому психоделический эскапизм, погружение в Океан Хаоса без наставника и осознанной ясной цели, без соог ветствующей инициации (посвящения), был бы воспринят архаи ческим человеком как проявление откровенной глупости и іи да же вовсе — безумия.

Священные растения помогали шаманам и их соплеменникам жить там, где они видели центр своего мироздания — то есть на земле, дома. Они и не думали «расширять сознание» галлюцшю генами ради острых ощущений и необычных развлечений. Идея «психоделического эскапизма», как уже было сказано, в корне чужда центростремительному мышлению архаического человека. Но именно эта идея «открытия и исследования» новых пространств сознания увлекала западных шестидесятников XX века Выдающийся писатель Карлос Кастанеда, знакомый с архаиче скими традициями своих предков-метисов Латинской Америки, трансформировал эти традиции в соответствии с модными в ту пору тенденциями. На страницах своих книг Кастанеда как бы облекает новые идеи экспансии в неведомый мир сознания в пестрые экзотические одежды архаического шаманизма. Так появляются его чрезвычайно современные маги, хранители древних знаний, которые при этом были очень близки и созвучны идеям западных интеллектуальных бунтарей.

Маг Карлоса Кастанеды совершенно иной породы, нежели классический жрец или шаман. Прежде всего, маг Кастанеды опирается на собственные силы и знания особых, тайных законов вселенной. Он не является представителем духов, которые его избрали и призвали к служению. Маг Карлоса Кастанеды служит своим собственным интересам эзотерического характера, тогда как традиционный шаман — интересам общины (причем зачастую — в ущерб собственным).

Книги Кастанеды создали для западного читателя особый образ мексиканского мага. Его герой — одинокий философ-колдун, мистик и социально маргинальный персонаж. Что касается реальных мексиканских шаманов, то они чрезвычайно тесно связаны с общиной и интегрированы в социальную жизнь. Они являются известными (популярными) и уважаемыми в своих сообществах людьми. И они так не похожи на дона Хуана. Как писала исследова тельница латиноамериканских доиспанских культур Галина Ершова: «В начале 70-х годов Кастанеда нарушил “эзотерическое рав новесие”, предложив своеобразное “косѴ шцентрическое” учение, в основе которого стоит самосовершенствующаяся личность, абсо лютно не связанная ни с каким религиозным, интеллектуальным или политическим кланом. Я прекрасно понимала, что созданный Кастанедой мир нагуалей если и существует, то в какой-то иной ре

альности, и, наверное, нет смысла искать его в жаркой и влажной тропической сельве южной части Юкатана»^[12].

Так кто же все-таки маг дон Хуан Карлоса Кастанеды? Алехандро Ходоровски, знаменитый чилийский режиссер, снявший культовый фильм «Священная гора», с большим уважением отзывается о трудах Кастанеды. Ходоровски встречался с Карлосом Кастанедой в Мексике. Вначале, как говорит Ходоровски, тот произвел впечатление водителя грузовика. Кастанеда был совершенно обычным человеком, не толстым, но коренастым, невысоким, с курчавыми волосами. Он ничем не отличался от остальных людей на улице. Однако как только он открыл рот, то тут же преобразился в принца. В каждом произнесенном им слове чувствовалась глубокая культура. Он производил впечатление не только мудрого, но невероятно дружелюбного человека. На вопрос, что Ходоровски думает

о книгах Кастанеды, он ответил, что на его взгляд эти книги были основаны на реальном опыте, если не считать разработанных и внедренных Кастанедой концепций, почерпнутых им из мировой эзотерической литературы. В его книгах вы найдете Дзен, Упани- шады, карты Таро, работу со сновидениями. В одном можно быть абсолютно уверенным — он прошел всю Мексику для того, чтобы осуществить свои исследования. Когда Алехандро Ходоровски спросили, верит ли он в существование Дона Хуана, режиссер ответил отрицательно. Личность Дона Хуана — это плод воображения Кастанеды, который при этом, конечно, встречался с несколькими колдунами из племени Яки^: .

Зная об актерской игре и театральном поведении, Ходоровски не увидел, чтобы Кастанеда лгал, когда рассказывал ему о Доне Хуане

Может быть Кастанеда был одновременно сумасшедшим н гениальным, вопросительно заключил Алехандро Ходоровски.

Тем не менее, Ходоровски признал, что Кастанеда внес огромный вклад и оказал влияние на современников. Кастанеда воскресил образ духовного воина и привел в движение идеи осознанных сновидений, которые были сформулированы Эрве де Сен Дени много лет тому назад в книге «Сновидения и как ими управлять»» (Париж 1867). Позднее этот феномен был назван осознанными сновидениями, или ясными сновидениями (Reve I.ucide, Lucid Dream). И в этой связи, является ли правдой то, что писал Кастанеда или же это плод его богатого воображения, не имеет большого значения Нели это ловушка — это священная ловушка^[13].

Хотя и не был похож маг Карлоса Кастанеды на классического шамана, тем не менее, нельзя недооценивать гениальные произвело ния писателя и мистика. В конце концов, как говорил сам Кастанеда в «Путешествии в Икстлан» (1972) устами своего учителя дона Хуана (Хуан Матус, Juan Matus), «воину все равно, правда или вымысел тЪ, с чем он сталкивается, а для обыкновенного человека это очень существенно». Не так важно, что послужило источником вдохновения при написании этой «магической эпопеи». Важно то, что Кастанеда создал образ, который вдохновлял и продолжает вдохновлять миллионы читателей. Как пишут в предисловии к книге Карлоса Кастанеды «Учение Дона Хуана: Путь познания индейцев племени яки» Е.А. Торчинов, С. В. Пахомов: «...1968 год стал знаковым не только в политическом отношении. Произошло событие и в сфере духа, имевшее немалые последствия для становления феномена, который позже назовут «Новым веком» — New Age. Издательство Калифорнийского университета выпустило книгу некоего Карлоса Кастанеды под интригующим названием «Учение дона Хуана: путь знания индейцев яки». Успех ее оказался фантастическим: за короткий срок было продано 300 тысяч экземпляров».

Пусть Карлос Кастанеда и не описывал в своих произведениях архаический шаманизм и магию, он привлек своими трудами внимание миллионов людей по всему свету к воистину бездонному и

насыщенному всеми красками и формами жизни океану архаики.

\\ в этом смысле он не только «крестный отец» движения Нью- Эйдж, но также «крестный отец» многих серьезных ученых, которые после «увлечения Кастанедой», посвятили свою жизнь исследованию сакрального мира шаманизма.

Архаические константы

Задолго до воцарения мировых религий духовная культура бесписьменных народов имела ряд общих черт. Главными чертами архаических верований и представлений можно назвать следующие.

Тотемизм — вера в родство между определенной группой людей (племенем, родом) и тотемами — определенными видами животных, растений, реже — явлениями природы и предметами, которые в современной западно-европейской культуре считаются неодушевленными. Тотем — термин из языка североамериканских индейцев оджибве (ototeman — принадлежащий к клану, или «от- отем» — «его род»). В родоплеменных обществах тотем — это животное или растение, которые считаются родоначальниками рода. В Африке и Северной Америке в качестве тотема выступают также явления природы (дождь, гром, молния, ветер и т.д.). которые при этом тоже часто символизируются животными.

Как пишет М.Ф. Альбедиль, «тотемизм — необычайно сложное явление, и ученые всего мира до сих пор выясняют, что же это такое. Но нам важно уяснить, что в общих чертах сущность готемиз ма заключается в особом взгляде на мир, согласно которому человек вместе со всем своим сообществом — неотъемлемая часть при роды. Как считают, например, австралийские аборигены, во “времена сновидений", которые были до начала всех начат, расте ния, животные и люди не имели форм, свойственных им сем час. Они могли принимать любой облик и менять его. так как обладали некой общей жизненной сущностью, одной и той же у людей, у ж* вотных, на которых они охотятся, у деревьев, лисгвѵ которых они собирают, у звезд, которые сияюі на небе Многие австралийские мифы так и начинаются: “.> го было в то время, когда івсри оы і«еще людьми." Опоссум, например, мог выглядеть кал обычный опоссум, и как человек, а к тому же еще мог, начав превращав*

в человека, остановиться где-нибудь на полпути, да так и остаться полузверем-получеловеком. Подобное слияние человека, животно го и растений в мифологическом прошлом послужило прочной ос новой для их близости в настоящем. Таким образом, тотемизм св_ч зывал первобытных людей с прошлым, с родной землей, со всеми явлениями природы»¹.

Тотем связывает не только определенную родоплеменную группу и какого-то зооморфного духа, но также определенную ме стность, Место Силы. Это могут быть скалы, озера, пещеры. В этих местах первобытные люди обычно совершали религиозные обряды для укрепления связи с тотемным духом. В этих Местах Силы обычно хранили особые священные тотемические эмблемы, на языке австралийских аборигенов именуемые чуринги.

Анимизм — вера в духов и души, которые обитают среди живых людей в образах животных, людей или растений. В некотором смысле в современном виде анимизм встречается в городской куль туре в виде спиритизма. В архаических культурах считалось, что все в природе, включая камни и деревья, наполнено жизнью. Неодушевленных предметов просто не существует. Более того, все в природе проникнуто единой психической силой. Такое представление получило в науке название «аниматизм» (от латинского «animates» — одушевленный).

Различие, как писал Л. Я. Штернберг, касается лишь формы одушевленных существ, но психически они тождественны между собою. Формы — лишь кажущиеся изменчивые явления, подобно тучам на небе. У тюркоязычных народов эта сила именовалась Кут, у тибетцев Jla. Эскимосские шаманы называли ее Хила, или Сила (в данном случае мы имеем дело с любопытным совпадением в звучании и смысле слова сила у эскимосов и славян). Сила согласно эскимосским представлениям — неперсонифицированная, неолице- творенная сила, от которой зависят как все явления природы, так и успех человеческой жизни*.

Наиболее популярно в наши дни обозначение психоэнергетиче ской силы — Мана. Мана — это универсальная сила, вера в кото-

'Альбедиль М.Ф. В магическом круге мифов. Миф. История. Жи.и«ь СПб., 2002. С. 57-58.

² Токарев С А. Религия в истории народов мира. М.. 1976. С. 117.

рую была широко распространена в Полинезии и других частях Океании. Полинезийцы верили, что обладание маной ириносит человеку успех в его деятельности.

Впервые о вере в мана среди меланезийцев сообщил миссионер- этнограф Р. Кодрингтон в письме Максу Мюллеру в 1878 г.: «Религия меланезийцев в смысле верований состоит в убеждении, что всюду существует сверхъестественная сила, принадлежащая к области невидимого; а в смысле практики — в употреблении средств для обращения этой силы в свою пользу... Есть вера в силу, которая отличается от физической силы и действует самыми различными путями для добра и зла; и обладать ею или направлять ее — величайшее преимущество. Это есть мана... Вся меланезийская религия состоит по существу в приобретении этой мана для себя или в использовании ее для своей выгоды...»^[14].

Мана представляет собой безличную сверхъестественную силу, которую меланезийцы отличают от естественной силы. Мана не является физической силой. Как сказали бы сейчас — это «тонкая сила», незримая, но ощущаемая в своих проявлениях (принесении успеха и удачи).

Источник мана — духи определенной категории и некоторые люди. Это амбивалентная сила: она может причинять вред или приносить благо. В наибольшей степени мана сосредоточена в успешных людях. Преуспевающий человек (воин-победитель, искусный ремесленник, крестьянин с хорошим урожаем), а также человек с высоким социальным статусом или (вождь, жрец) имеет много мана. Мана может принадлежать и отдельным предметам. Если в землю зарыть особый магический камень и в результате взойдет хороший урожай — значит, у этого камня есть мана. Считается, что от такого магического камня можно «зарядить* и другие, обычные камни, подержав эти камни положенное время рядом с -успешным камнем». В этом контексте сила мана обладает также и физически ми параметрами (в данном примере гекучестью'^: Полинезийцы полагали, что племя сохраняло свою мана до тех пор. пока оно оставалось сильным и независимым Если чеювек попадал в рабство, полинезийцы верили, что он потерял мана Поражение в бою, трѵ

сость и недостаточная жизнестойкость считались признаком того, что мана оставила человека или племя. Вождь очень дорожил своей мана, поэтому все, что было с ней связано, табуировалось. Табу, или many, капу — связывалось с неприкосновенностью вождя. Не ли он прикасался к какой-нибудь чужой вещи, ее владелец терял ц_а нее права. Если вождь заходил в чью-либо хижину, ее хозяева должны были оставить свое жилище. На острове Таити, для того чтобы вождь случайно не коснулся чужой земли, существовали особые носильщики, переносившие вождя, когда он хотел поки нуть пределы своей резиденции. Нарушителя табу ждала смерть. В одних случаях нарушивших табу карал сам вождь, а в других уби вала (часто в буквальном смысле) вера в неотвратимую сверхъестественную кару. Существовали также табу, связанные с принятием пищи, с хозяйственными занятиями, с военными действиями, с погребальными обрядами и т. д.^[15]

Универсальная душа, психоэнергетическая сила присутствует во всем подверженном трансформации мире. Личинка превращается в неподвижную, мертвую на вид куколку, а затем из куколки рождается бабочка. Архаический анимизм, или даже своего рода пантеизм, позволял увидеть жизнь и смерть в особом свете.

Жизнь и смерть были неразрывно связаны в архаическом созна нии. Без тени нет света, без смерти нет жизни. Одно состояние сменяет другое. Бояться смерти все равно, что бодрствующему — бояться уснуть, а спящему проснуться. Многие народы, как например, тасманийцы, а также индейцы алгонкинского племени, абипоны, зулусы и многие другие, тень и дух обозначали одним и тем же словом. За вдохом следует выдох. Жизнь невозможна ни без «вдоха», ни без «выдоха». Дыхание — циклично и ритмично. И им пронизан весь космос архаического человека. Вот почему душа и дыхание в семитских и арийских культурах обозначались одним словом. «У евреем «нефеш», дыхание, употребляется для обозначения «жизни, души, ума животного», тогда как «руах» и «нешама» представляют переходное от «дыхания» к «духу». Этим выражениям соответствую! арабские «нефе» и «рух». То же самое встречается и в санскритских словах «атман» и «прана», греческих «психе» и «пневма» и в латин ских «анимус», «анима», «спиритус». Равным образом славянское

«дух» перевело понятие «дыхание» в понятие о «душе» или «духе».

В диалекте цыган встречается то же слово «дук» со значением «дыхание, душа, жизнь». Вынесли ли они это слово из Индии как часть своего наследства от арийского языка или усвоили его во время своих странствий по славянским землям — неизвестно»¹.

Интересно, но даже с точки зрения современной биохимии жизнь — не что иное как процесс медленного горения (кислород является окислителем), в отличие от известного всем «огненного[16] горения, которое представляет собой экзотермическую реакцию (реакцию с выделением теплоты) окисления, протекающую с достаточно большой скоростью. Огонь и дыхание в своей сути те же самые окислительные процессы, но протекающие с разной скоростью. И в этом смысле метафоры жизни как огня (к слову, джинны в исламской мифологии имеют огненную природу) или дыхания (духа, души) очень верны. Жизнь — процесс трансформации. Это не неизменная субстанция, а именно процесс. Огонь имеет зримую форму, но эта форма не статична, она существует, пока у огня есть пища. Примерно такой же (огненной) формой является и наше живое тело. Интересно, что об огне как сути бытия говорил еще Гераклит Эфесский. «Гераклит началом всех вещей полагал огонь, из которого все возникает и в который все разлагается, ибо все вещи — возмещение < огня>, и предопределено время разложения всех вещей в огонь и их рождение из него»². Вещество, из которого создано тело подобно огню — оно питается топливом и расходует энергию («улетучивается с дымом»). Кажется, что форма его постоянна, однако состав обновляется каждое мгновение. В этом смысле наши тела подобны реке, которая с виду кажется постоянной, но воды ее обновляются и никогда не остаются на прежнем месте В этом процессе трансформации мы умираем и рождаемся каждое мгновение. И это не должно нас путать. Суть жизни в вечных пре вращениях, в которых проявляется поток энергии во всевозмож ных формах, динамический баланс противоположностей и косм и ческая гармония, или как сказали бы в Китае — путь Дао‘ Китай

ская мудрость гласит, что бесконечное становление элементов жизни (относительная реальность, мир явлений — «ши») покоится в безмерном пребывании трансцендентного Абсолюта (Абсолют ный Принцип «ли»). Единство Абсолюта и относительно-феноменального — источник гармонии перемен и покоя — может быть явлен через разные метафоры. Пожалуй, лучше всего мудрость Не ликой Игры-Танца Жизни и Смерти на лоне Пустоты-Полноты, гд_е жизнь и смерть составляют неразрывное единство, была выражена древним китайским мудрецом Чжуан-цзы. Чжуан-цзы хорошо понимал, что с позиции ограниченного сознания («гриба одноднев ки») весь процесс жизни (пусть даже в пределах годового цикла) кажется непонятным и даже пугающим.

«Малому знанию далеко до большого. За короткую жизнь не узнать того, что за долгую. Как постичь, что это истина? Утреннему Чудесному грибу < однодневке> неведомо, что после ночи настанет рассвет, пятнистой цикаде неведомо, что бывают и весна и осень. Таковы [знания] краткой жизни.

Мы подружились бы с тем, кто способен считать небытие — головой, жизнь — позвоночником, а смерть — хвостом; с тем, кто понимает, что рождение и смерть, существование и гибель составляют единое целое.

Ведь для обретения [жизни] наступает [свое] время, а [ее] утрата следует [за ее ходом]. Если довольствоваться [своим] временем и во всем [за процессом] следовать, [к тебе] не будут иметь доступа ни горе, ни радость. Древние и называли это освобождением от уз»¹.

В своих работах по даосизму Е.А. Торчинов неоднократно обращал внимание на то, что согласно даосскому видению, не существует жестких границ между явлениями природы и жизни в целом.

В этом мире дух-сознание и материя соотносятся, как вода и пар: дух есть лишь истонченное вещество, а вещество — сконденсиро

ванный дух. И в этом аспекте даосизм очень близок воззрениям Гераклита Эфесского, постоянно указывавшего на непрекращающее- ся взаимопревращение всех вещей и явлений в природе. Все наполнено жизнью, все полно душ и божеств, а все сущее сложено из динамического равновесия противоположностей.

«Смерть и жизнь — они уход и возвращение: откуда мне знать — быть мертвым здесь не означает ли быть живым там?»^[17].