Леонардо применял в своих работах приемы «энергетического кодирования» изображения.

Осталось лишь попытаться разобраться в одном очень важном пункте. И для нашего дальнейшего исследования сделать это крайне необходимо: в какой именно момент преподаватель учуял запах жареного? В момент ли окончания работы над полотном (как это утверждает Ваза-ри) или же он стал кое-что понимать еще в процессе его создания? На основании элементарной логики, которая подсказывает, что столь опытный и профессиональный живописец, каким был Верроккио, не мог не заметить нестандартности подхода Леонардо к поставленной задаче. Тем более что суть сомнений в его благонамеренности, как это следует из простого созерцания полотна, состояла в далеко не стандартных и весьма таинственных способах «энергетического кодирования» изображения. Что наверняка было заметно в процессе работы. Так почему же Верроккио не пресек действия свого ученика в самом начале, избежав бы, таким образом, столь сокрушительных последствий для своей жизни? И опять-таки только логика поможет нам разобраться. Скорее всего, мастер оказался между двух огней. Совершенно очевидно, что если бы речь шла исключительно о самовольстве обычного ученика, дерзнувшего бросить вызов столь мощным силам, как институт Церкви, мэтр Анд-рео надавал бы строптивцу кистью по пальцам и отправил бы его восвояси. Но он почему-то этого не сделал, предпочитая занимать выжидательную позицию.

В пользу выдвинутой мной теории можно привести и еще один документ, датированный 1472 годом, то есть спустя несколько лет, после того как произошла «темная история со столь светлой картиной». Автор этих записок не кто иной, как мэтр Андрео дель Верроккио, уже оставивший к этому моменту ремесло живописца и живущий в Тоскане весьма обособленно и закрыто. Полное содержание записок, в принципе, нас не интересует, за исключением одного весьма занимательного отрывка. Привожу его здесь почти дословно (разумеется, насколько это позволяет перевод):

Не хочу упоминать на этих страницах историю, как я отошел от дел. Но есть у меня дети и внуки и другие потомки, так не хочу я оставить по себе память не верную, но искаженную. Пусть другим кажется мой конец бесславным и думают про меня, что я потерпел поражение, но лишь другое око(глаз - самый распространенный масонский символ. - Прим. авт.), которое видит правду, может оправдать меня. Это око будет молчать, молчу и я. Скажу только потомкам моим, что ради них и их благоденствия я поступил так бесславно. Долг мой перед ними я посчитал выше долга перед работой моей. А страх перед позором оказался меньше, чем страх перед благополучием близких моих, как живущих ныне, так и рожденных потом. Это все, что могу я сказать об этом деле.

Сам малолетний Леонардо при всей его гениальности и дерзости, вряд ли бы нагнал такого страху на маститого И признанного живописца. Остается предположить, что за спиной юного дарования стояли силы очень мощные и вызывающие более сильные чувства, чем простое уважение к ним. В противном случае мастер просто дал бы деру из мастерской, несмотря на все свое почтение. Жизнь и репутация стоят дорого. Нет, похоже, он вынужден был принимать участие в этом проекте с самого начала до полного завершения.

Кто же мог его заставлять? С кем реально он мог видеться каждый день и о чьей грозной репутации мог быть досконально осведомлен? Не стоит изобретать велосипед и строить фантастические предположения. Конечно же, лучше всего на эту роль подходит кандидатура отца Леонардо - Пьеро да Винчи, который (и это официально зафиксировано) и привел мальчика в эту мастерскую, лишив себя при этом возможности использовать наследника на поприще семейного бизнеса.

Как я уже говорил, для этого нужны были весьма веские основания. Кажется, мы вплотную подошли к возможности ответа на вопрос: что же послужило причиной столь резкой перемены мнения о будущем мальчика в глазах его отца? Что могло послужить причиной отказа от использования талантов мальчика в уже налаженной и дающей прекрасную прибыль сфере деятельности - оказание нотариальных услуг? Только осознание, что градус этих талантов настолько высок, что использовать его для составления завещаний, все равно, что использовать микроскоп для забивания гвоздей. Но что может быть важнее высокой и гарантированной прибыли? Только идеология или же данное когда-то обещание, не исполнить которое невозможно. Или оба эти фактора вместе. Вот тут-то и вспоминаются необычные обстоятельства рождения и первых лет жизни Леонардо да Винчи.

Пьеро да Винчи для того, чтобы на свет появился Леонардо, заключил договор с тайной организацией. Его рождение было запланировано организацией масонов для реализации своих целей.

В первой главе я сделал предположение, что к рождению Леонардо да Винчи могли быть при-частны силы древних языческих богов. Но сами по себе «силы» абстрактны и не могут совершать такие последовательные действия, какие проделал мэтр Пьеро. Если только речь шла не о простом выполнении обещания, которое остается на совести обещавшего, а о конкретном контракте с подробным перечислением множества пунктов и оговоренными обязанностями обеих сторон. Но поверить в то, что такой контракт мог быть заключен на месте древнего и заброшенного капища, - все равно, что воспринимать Библию как телефонную книгу для связи с Богом. Абсурд. Так что остается единственное разумное предположение: древнее языческое капище не было столь уж заброшенным и необитаемым. Судя по всему, оно существовало в действующем режиме. Только этот факт (что естественно для суровой католической Флоренции) совершенно не афишировался. И контракт соответственно был заключен с вполне реальной организацией, имеющей непосредственное отношение к культу древнего бога Бафомета.

Так существовала ли эта таинственная организация? Если да, то что же она из себя представляла? Возможно ли спустя почти семь веков ответить на эти вопросы? Да, возможно, и в основном благодаря науке криптографии, которая занимается изучением символов и расшифровкой их значений. И именно криптография дает возможность определить (с помощью «кодовых знаков») действительно ли ко времени жизни Леонардо да Винчи и его отца Пьеро в Италии последователи древнего верования продолжали активно действовать. А также попытаться ответить на вопрос, почему в относительно мирной средневековой Флоренции одно упоминание о приверженцах Бафомета вызывало такой страх у людей даже вполне мирных профессий - таких, например, как обычный живописец.