Глава 10. По расписанию утром вместо изнуряющих тренировок полагался солярий – настоящий подарок для измученной физкультурой Анны

По расписанию утром вместо изнуряющих тренировок полагался солярий – настоящий подарок для измученной физкультурой Анны. Закрыв глаза, она с удовольствием грелась под искусственным солнцем. Рядышком нежилась Женька, разве что не мурлыча от удовольствия. Гиршман, несмотря на сказочное богатство, раскошелился только на два аппарата, поэтому солнечные ванны девушки принимали попарно. Сейчас пришла очередь Анны и Жени.

– Слушай, а где тебя вчера носило? Я заходила вечером, но тебя и след простыл, – спросила Женечка.

По ее тону Анна безошибочно определила, какие мысли бродят в хорошенькой головке подружки, и ответила нарочито равнодушно:

– Гиршман вызывал к себе.

– Да ну?! – Женя даже подскочила, едва не ударившись головой о низко опущенную лампу. – И как? Повезло тебе!

– Не слишком. Обычный семейный ужин в присутствии жены и ребенка.

– Ну дела… Совсем оборзел. В присутствии жены!

– Так мы же просто разговаривали, – поспешила развеять ее подозрения Аня.

– Разговаривали? – Женечка нахмурила лоб, пытаясь сообразить, где же тут подвох. Просто беседующие мужчина и женщина детородного возраста в ее голове явно не укладывались.

– Еще пивом угостили, – добавила Анна с улыбкой. – Самое то при нашем скудном рационе. Правда, я сразу поплыла. К счастью, он меня не задерживал, а то бы я развернулась на пьяную голову.

– И не приставал? – хихикнула Женя.

– Напрямую – нет. Ты была права. Скользкий он какой‑ то. Ничего прямо не говорит, но понять дает.

– Точно! Рук не тянет и не лапает, но у меня постоянно такое ощущение, что в любой момент он может это сделать, – закивала Женя. Девушки обменялись понимающими взглядами и рассмеялись.

– Кстати, ты не знаешь, кем работает Вера Павловна? Полная такая, у нее еще недавно кот погиб, – спросила Анна, не совсем понимая, зачем задала этот вопрос. Скорее всего, ей просто захотелось побыстрее сменить тему разговора.

– На кухне, посудомойкой, – тут же откликнулась напарница. – Ой, она так переживала из‑ за кота. Ужасно, правда?

– Да. Мне тоже очень жаль. Она его, наверное, очень любила. Мне показалось, что у нее сильный стресс. Может, сказать хозяину, чтобы вызвал доктора?

– Зачем? Она ж не бабушку похоронила, – потягиваясь, протянула Женечка.

– Да я вчера случайно увидела, как она среди ночи, обливаясь слезами, стирала в пруду. Мне кажется, это не совсем нормально… Что с тобой? – удивленно спросила Анна, увидев, как Женечка побледнела, застыв с открытым ртом.

– Ты видела ночью плачущую прачку? – дрожащим голосом спросила девушка.

– Ну да, я же говорю. Только я подумала, что это Вера Павловна. Хотела подойти, но не решилась ее тревожить.

– Слава богу, – все так же испуганно выдохнула Женя.

Анна решительно вылезла из своей «ракушки» и села на стул, не сводя глаз с растерянно хлопающей ресницами подруги.

– Почему ты так сказала? – требовательно спросила Анна.

Женя, сообразив, что ляпнула лишнего, попыталась отшутиться:

– Ну, я бы не хотела, чтобы меня беспокоили, когда у меня от расстройства поедет крыша. Неловко как‑ то.

– Не юли. Ты говорила не об этом. Мне почему‑ то кажется, что ты знаешь, кого я видела. И это была не Вера Павловна. Так?

– Ой, Аня, я сама не знаю, что думать. Бред какой‑ то! То есть я сначала думала, что бред. Но если ты действительно ее видела, то получается, что в доме должно произойти что‑ то ужасное, – залепетала Женечка. Честно говоря, ее бессвязные речи и в самом деле напоминали бред.

– Женька, говори толком. Не пойму никак, что ты лопочешь? Что должно случиться, и при чем тут стирающая тетка?

– Понимаешь, я слышала, что в этих местах полно всякой чертовщины. И лес вокруг непростой, и сам дом тоже… того… С приветом то есть.

– Сама ты, по‑ моему, «того», – с сомнением проговорила Анна. – Отвечай лучше, кого я видела?

– А видела ты, если верить слухам, Маленькую прачку… – нервно хихикнула Женя.

– Это еще кто?

– Привидение, – вздохнула Женя. – Только ведь их не бывает, правда? Просто совпадение, – посмотрела она на Анну с надеждой.

Анна не ответила.

– Что за привидение? – спросила она встревоженно. – Откуда взялось и что означает его появление?

– Ну говорю же тебе, легенда такая. Жил здесь архиерей…

– Про архиерея – знаю. Дальше.

– Не перебивай, а то я собьюсь.

– Извини.

– Ну вот. Архиерей, он же – священник?

– Да. Высшая ступень посвящения.

– Не знаю, во что его там посвятили, только бабник он был, каких поискать. Трахал все, что шевелится. И все ему с рук сходило. А рядышком, возле речки, стояла мельница, у хозяина которой была дочка. Не сказать чтобы красавица, но молоденькая и глупая. Как‑ то со скуки архиерей ее… ну… отымел, в общем. Конечно, никакого насилия, любовь‑ морковь, клятвы‑ обещания. Дурочка, конечно, поверила и уже воображала себя архиереихой. Попадьей, проще говоря. Но обломилось у нее, бедняги. Когда до нее дошло, что ее кинули, она утопилась, прокляв попа и весь его род. Утопилась не где‑ нибудь, а в пруду перед поповским домом. С тех пор она стала являться всем, кто селился в доме, в виде плачущей прачки, стирающей саван. Но не просто так, чтобы попугать, а перед тем, как в доме кто‑ то умрет. Как затеяла стирку – жди покойника. Но ведь это все неправда?

Анна снова промолчала. Теперь она припоминала, что женщина на берегу пруда действительно выглядела странно. Ее одежда, волосы, неестественная бледность, туман… Неужели Женя права? Хуже всего то, что Анна слышала о Маленькой прачке, но ночью ей и в голову не пришло, что перед ней привидение. Тем более что, как она считала, этот вид призраков встречается только в Англии. Оказалось – не только.

– Кто рассказал тебе легенду? – спросила она у Жени.

– Милена Шушкевич, одна из наших девушек. Она вообще на мистике слегка повернутая, много всякого болтает.

Еще один сюрприз. Появился кандидат в кошачьи убийцы – повернутая на мистике Милена. Милена, зачем‑ то пристально разглядывающая Джалу.

Но Анна предпочитала не торопиться с выводами. Многие, как она знала по опыту, обожают читать и говорить о всевозможных сверхъестественных вещах, но для того, чтобы перейти от слов к практике, требуется нечто большее, чем простое любопытство. Хотя Милена и казалась Ане всего лишь немного странной девушкой, она вполне могла оказаться не только собирательницей мистических баек, но и практиком. Что и говорить, неприятное открытие.

– Жень, а Милена тебе больше ничего не рассказывала? – осторожно спросила она.

– Как же! Это ж ее конек. Как начнет болтать – не остановишь. Иногда мурашки по телу от ее рассказов. Особенно на ночь глядя.

– А что, например, она рассказывала?

– Всего и не упомнишь. Места здешние вообще, по ее словам, пропитаны мистикой. Тот пруд, который облюбовало привидение, позже засыпали, так как выглядел он жутковато: в том месте, где мельничиха утопилась, вода была черная, неподвижная, как деготь. Омут, короче. А другая половина совсем другая – чистая и прозрачная. Говорили, что первая – мертвая – вода убивает, а вторая – живая – исцеляет. Многие сюда приходили лечиться, да только часто путали. В пруду столько народу утопло – кошмар. Вот его и засыпали. А Гиршман восстановил себе на голову. Хотя ничего же не случилось, никто не умер, правда? Значит, все это сказки.

– Скорее всего, – не стала Анна расстраивать подружку. Но у самой на душе было пакостно от предчувствия близкой беды.

– О, вспомнила! – встрепенулась Женечка. – Милена еще про волшебные деревья рассказывала.

– Интересно! Что за деревья? Где они?

– В лесу где‑ то. Береза и дуб, кажется. Про дуб ничего не помню, а береза огромная, больше трех метров в обхвате и похожа на букет, то есть ствол ее делится на много маленьких, как цветы в вазе. В ней два дупла: большое и поменьше. И вроде бы береза эта исполняет любые желания. Нужно только написать его на бумажке, отнести туда ночью и сунуть в дупло. В большое – добрые желания, в маленькое – злые. Забавно, правда? Кажется, она даже искала ее. Вылезала ночью потихоньку – и в лес.

– Нашла?

– Не знаю. Она в последнее время совсем об этом говорить перестала. Пришибленная какая‑ то ходит.

Анна задумалась. Милена ищет березу, исполняющую желания. Значит, у нее имеется какая‑ то мечта, осуществить которую может помочь только чудо. Ничего особенного. Однако девушка проявляет завидное упорство. Мало того что она разузнала все подробности про здешние места, так у нее еще хватило смелости бродить ночью по лесу, что само по себе небезопасно, а если учесть, что по двору частенько разгуливает опасный хищник, то и вовсе безрассудно. Анна приняла решение разобраться в мотивах, которые толкали девушку на подобные действия, проверить, насколько сильно ее странное увлечение и не зашло ли оно настолько далеко, чтобы толкнуть ее на убийство живого существа. Обдумать эту мысль более детально Анна не успела. За окном началась суматоха, слышались крики и какие‑ то странные хлопки, похожие на выстрелы. Переглянувшись, Анна и Женя повскакивали со своих мест, кое‑ как оделись и бросились вниз по лестнице.

Они увидели во дворе целую толпу. Какое‑ то происшествие выгнало наружу весь штат прислуги, которая теперь жалась к стене здания, возбужденно переговариваясь. Заметив в толпе двух других девушек, Анна и Женя подошли к ним, чтобы спросить, что случилось.

– Просто кошмар какой‑ то! – со слезами в голосе заговорила Ада. – Представить себе невозможно.

– Почему же? – усмехнулась Милена, которая выглядела гораздо более спокойной. – Общеизвестно, что содержание хищников в доме опасно. Вот и доигрался наш хозяин.

– С ним что‑ то случилось? – ахнула Женя.

– Если бы… С ним‑ то все в порядке. А вот его сынишка…

– Что? – нетерпеливо воскликнула Анна, заметив, что Милена нарочно выдерживает паузу для пущего эффекта. Ее, похоже, все происходящее ничуть не трогало, хотя Анна уже поняла, что случилась беда. Страшная и непоправимая. Впрочем, последнее еще было спорным, поэтому она и торопилась услышать правду. Возможно, она успеет помочь.

– Ребенка загрызла волчица. Насмерть, – пояснила Милена, пряча в уголках рта торжествующую усмешку.

Женечка слабо охнула, закатила глаза и начала медленно оседать на землю. Анна подхватила ее, но не удержала, и они вместе упали на траву. К ним бросилась Ада. Милена осталась стоять на месте. Сразу же вскочив на ноги, Анна повернула к ней побледневшее от гнева лицо и посмотрела ей прямо в глаза.

– Тебя забавляет смерть ребенка? – зло спросила она.

Глаза Милены метнулись в сторону, но Анна успела заметить полыхнувшую в них ненависть. Когда девушка снова взглянула на Анну, ее глаза уже ничего подобного не выражали. Правда, и сожаления в них не было.

– Никто не заставлял их держать в доме волка. Сами виноваты. Бесятся с жиру, считая, что им все позволено. Почему я должна им сочувствовать?

– Не слушай ее, Аня, – вступилась за подругу Ада, которая придерживала Женечку, все еще находившуюся в отключке, – она так не думает. Милена, не болтай чепуху, пожалуйста.

Та раздраженно передернула плечами и отвернулась.

– Как это произошло? – спросила Аня у Ады. – Вы в курсе?

– Только об этом и разговоров. Волчица прокралась ночью в спальню ребенка и перегрызла ему горло. Малыш и пикнуть не успел. Так жалко! Бедная мать.

Снова раздались выстрелы.

– Кто это стреляет?

– Охрана, – охотно пояснила Ада. – Волчица сбежала. За ворота она выбежать не может и теперь мечется по саду, а охрана пытается ее догнать. Когда догонит – пристрелит.

Анна удивилась, что нигде не видит ни Джалы, ни Гиршмана. Впрочем, оно и понятно, они, наверное, в таком шоке! Что‑ то похожее на жалость шевельнулось в ее душе. Ей не слишком нравились Гиршман и его супруга, но такого и врагу не пожелаешь – потерять единственного сына, да еще таким жутким образом. Похоже, Маленькая прачка за долгие годы не утратила своих навыков – ее появление действительно предсказало смерть. Анна вспомнила о Ники, и сердце ее тоскливо сжалось. Как он там без нее? Увидятся ли они снова?

В толпе, окружающей девушек, снова зашептались. Убедившись, что Женя начала приходить в себя, Анна попыталась пробиться сквозь плотно стоящих людей, за спинами которых она не могла разглядеть, что послужило новым поводом для разговоров. Она успела как раз вовремя, но зрелище, открывшееся ее глазам, не доставило ей удовольствия. Она увидела Голема и еще одного парня, которые тащили за задние лапы мертвую волчицу. Лохматая голова ее с оскаленной мордой и остекленевшими глазами волочилась по земле. Густая шерсть слиплась от крови. Похоже, в зверя выпустили столько пуль, что его тело превратилось в решето. Анне неожиданно стало стыдно. Волчица не виновата в том, что родилась хищником. Глупые люди вырвали ее из привычной среды, пытались подавить ее инстинкты, которые помогали ее предкам выжить в дикой природе. А когда им это не удалось, они жестоко расправились с нею, позабыв о собственной глупости. Анна отвернулась, чтобы не видеть жалкого зрелища, и венулась обратно к девушкам. Женя уже была на ногах. Ада придерживала ее за плечи.

– Ее убили? – спросила Милена.

– Да. Изрешетили пулями, как мишень в тире, – кивнула Анна.

Милена тут же уловила необычную интонацию в ее голосе и взглянула на Анну с любопытством.

– Тебе что, жаль ее? – спросила она, выражая недоумение. – Она же только что сожрала младенца!

Анна пожала плечами. Говорить о своих чувствах ей не хотелось. Тем более с этой непонятной девушкой.

– Ну и зря ты ее жалеешь. Так ей и надо, зверюге! – как всегда некстати встряла Женечка. – Только что же теперь будет с нами? Разгонят?

– Ясное дело – разгонят. Не будут же они держать нас просто так, а скачек теперь точно не будет, на такое кощунство даже Пивная бочка не способен, – грустно сказала Ада.

– Накрылись мои планы, – вздохнула Женя. – Что ж, пойду собираться. Эх, ну почему я такая невезучая?

Для Анны такой поворот событий тоже сулил мало хорошего. За несколько дней, проведенных у Гиршмана, она так и не нашла злосчастный ковер, который требовал от нее Налимов. Через несколько часов их всех погонят отсюда с треском, и она снова окажется у разбитого корыта, лишенная свободы и любимого ребенка.

* * *

Мрачные прогнозы Анны не оправдались. Наступил вечер, но никто так и не явился с требованием очистить территорию. Ожидание развязки было мучительным. Чтобы немного развеяться, Анна отправилась побродить по саду, выбрав для прогулки самый дальний его уголок. Погода неожиданно испортилась, весь день лил дождь. Лужи расплылись по ухоженным дорожкам. Вечернее небо стало похоже на химический карандаш, которым Анна пользовалась в детстве. Если его послюнявить, он имел вот такой же отвратительный сизый цвет, нет, скорее свинцовый, злобный.

Луну почти не было видно, но Анна знала, что она где‑ то там, за тучами, круглая и бледная, как покойница, с мертвыми провалами глаз‑ кратеров. Анна не любила полнолуние, оно действовало на нее угнетающе, вызывая необоснованное чувство тревоги. Но сейчас девушка переборола свое желание забиться в мягкую постель, подальше от вездесущего взгляда ночного светила, и, словно солдатик на плацу, меряла шагами мокрые садовые дорожки.

Далеко впереди замаячил силуэт человека. Кто‑ то еще выбрал для прогулки столь удаленное от дома место. Приглядевшись, Анна с удивлением обнаружила, что видит Гиршмана. Даже отсюда было заметно, как ссутулились его плечи и потяжелела походка. Анна поспешила свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с Пивным королем нос к носу. Вряд ли бы ему понравилась неожиданная встреча. Соседние дорожки разделяла густая живая изгородь из жимолости выше человеческого роста. Анна двинулась в сторону дома и вдруг услышала торопливые шаги – кто‑ то бежал по дорожке, с которой она только что свернула. Шаги прошуршали совсем близко, она даже услышала тяжелое дыхание непривычного к бегу человека, потом раздался сдавленный, какой‑ то придушенный голос, который окликнул:

– Рудольф Константинович, подождите!

– Что вам надо, Лена? – Ответ прозвучал совсем рядом. Похоже, Гиршман тоже повернул к дому и ускорил шаг, так что Анна поступила мудро, вовремя ретировавшись. Теперь она остановилась в нерешительности. Двигаться вперед? Но тогда ее шаги услышат, а другой возможности покинуть это место не было – дорожка, на которой Аня стояла, упиралась в беседку и не имела боковых тропинок, на которые можно было бы свернуть. Анна находилась всего в двух шагах от беседки и, ступая крайне осторожно, нырнула в спасительную тень, чтобы подождать, когда Гиршман и его собеседница уйдут.

В беседке оказалось темно, что называется, хоть глаз выколи. Заметить Анну было практически невозможно. Да и она ничего не видела: дикий виноград так плотно оплел ажурную решетку, что полностью загораживал обзор.

Тем временем Гиршман и Лена, как назло, остановились. Анна по‑ прежнему отчетливо слышала каждое их слово.

– Мне нужно поговорить с вами, – проявляя неожиданную настойчивость, сказала Лена.

– О чем? – устало спросил Гиршман. – Вас беспокоит потеря места? Вам выплатят выходное пособие и плату за последний месяц, если вас это интересует, – сообщил он, желая побыстрее отделаться от девушки. Ответ ее показался неожиданным не только Гиршману, но и Ане.

– Меня не интересуют деньги, – тихо, но твердо проговорила Лена.

– Тогда о чем речь?

– О вашей жене.

– А что с ней? – слегка встревожился Рудольф Константинович.

– С ней‑ то? Ничего.

Анна могла бы поклясться, что Лена усмехнулась.

– Не понимаю вашего тона и ваших намерений, – одернул девушку Гиршман. – При чем тут моя жена?

– При том, что это она убила Сашеньку.

– Что за бред?! – мгновенно вскипел Гиршман. – Что вы себе позволяете?

Лена заговорила быстро, глотая слова и постоянно сбиваясь, словно боялась, что ей не дадут высказать наболевшее.

– Она ненавидела ребенка! Я уверена! Я так любила мальчика, а она совсем не подходила к нему, не говоря уже о том, чтобы взять на руки. Она постоянно раздражалась, когда он капризничал, старалась побыстрее уйти.

– Это неправда. Я сам видел, как она часами играла с сыном по вечерам.

– Только потому, что вы были рядом. Как только вы уходили, она сразу же спихивала малыша мне и уходила. Она волчицу эту проклятую любила больше, чем родного сына!

– Вы несете околесицу. При чем тут убийство? Джала, возможно, не принадлежит к числу женщин, которые, произведя на свет ребенка, превращаются в кудахтающую наседку, но она никогда не причинила бы вреда мальчику. Она родила его! Я начинаю понимать, чем вызвана ваша клевета: вы просто завидуете Джале. Завидуете тому, что у нее есть ребенок, а вам не суждено испытать счастье материнства.

Раздался сдавленный вскрик.

– В чем дело? Думаете, я не знаю? Ошибаетесь, Елена, я давно навел справки и в курсе того, что вы никогда не сможете иметь детей. Я мог бы вам посочувствовать, но человек, обливающий грязью другого из‑ за собственной ущербности, вызывает у меня только отвращение.

– Вы думаете, что я вру? – полузадушенным от сдерживаемых рыданий голосом пролепетала Лена. – Как вы можете говорить такое?

– А вы? Обвинять мать в убийстве собственного ребенка! Кроме того, вы забыли, что Сашеньке перегрызли горло. Это сделала волчица, а не человек.

Анна была настолько поражена услышанным, что не сразу уловила посторонние звуки. Кто‑ то шел по дорожке, явно стараясь не производить излишнего шума. Но в темноте он пару раз оступился, попав ногой в лужу, этот тихий всплеск Анна и услышала. Но, к сожалению, ничего сквозь стену винограда не увидела.

Крадущиеся шаги замерли. И в этот момент замолчавшая было Лена снова заговорила:

– Я уверена, что волчица не сама по себе бросилась на Сашеньку. Ее специально натравили. Более того, ей помогли попасть в спальню.

– Мне кажется, вы абсолютно помешались от горя, – едва сдерживая раздражение, заявил Гиршман.

– Ничуть. Я знаю, что говорю. Каждый вечер я плотно закрываю дверь детской, чтобы ее не распахнул сквозняк в коридоре. Если помните, там на двери имеется язычок. Чтобы попасть внутрь, нужно нажать на ручку. Волчица не смогла бы этого сделать! – выложила девушка последний аргумент. Но Гиршмана он не убедил.

– Значит, вы просто забыли закрыть дверь, – сказал он, теряя терпение, – а теперь хотите свалить вину за собственное разгильдяйство на хозяйку. Это мерзко.

– Нет, виновата она! Она впустила зверя в детскую и натравила его на мальчика! Это она! Она!!

– Хватит! – рявкнул Гиршман так, что Анна даже подпрыгнула. – Немедленно убирайтесь из моего дома. И не смейте повторять чушь, которую сейчас несли!

Лена всхлипнула, потом зарыдала во весь голос. Раздался удаляющийся топот ее быстро бегущих ног. Потом она внезапно остановилась и выкрикнула:

– Я все равно докажу, что ваша жена – убийца! Костьми лягу, а докажу! Ради Сашеньки!

Анна почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки. Уши заложило, в горле как будто поработали наждачной бумагой. Сдерживая рвущийся наружу кашель, Анна вцепилась руками в горло.

Лена говорила страшные вещи. Видать, и вправду помешалась от горя, любя мальчика, как любила бы собственного ребенка, которому не суждено было родиться. Но поверить в ее обвинения невозможно. Кроме доводов, которые привел Гиршман и которых было вполне достаточно, Анна могла бы предъявить еще один – она собственными глазами видела, как Голем прошлым вечером запер Джалу в комнате. И пусть ей не слишком нравилась похожая на снулую рыбу Джала, но обвинять ее в убийстве сына она не стала бы.

Шаги Гиршмана, ушедшего в сторону дома, стихли. Того, кто проходил по дорожке, ведущей в беседку, тоже не было слышно. Анна, дрожа от озноба, осторожно выглянула, убедилась, что путь свободен, и выскользнула из беседки. Но пошла не к дому, так как боялась, что, случайно встретившись с Гиршманом или, не дай бог, с его женой, не сумеет сдержаться и выдаст себя. Она блуждала по дорожкам и сама не заметила, как забрела к пруду. Стало совсем темно, но о том, что она оказалась именно у пруда, неожиданно возвестили знакомые звуки, от которых у Анны по спине пробежал холодок. Это был плач, тихий и скорбный, такой же, какой она слышала прошлой ночью.

«Господи, да она ходит сюда, как на работу!» – пробормотала Анна, стараясь не думать, что может означать сегодняшнее явление привидения. Она находилась еще слишком далеко, чтобы разглядеть, что творится на берегу пруда. Дул сильный ветер, такой сильный, что порой заглушал отвратительное хныканье. Но оно не прекращалось. Луна, похожая на «веселого Роджера» – не хватало только скрещенных костей, – появилась над самым горизонтом. Мокрые от недавнего дождя листья тускло поблескивали. Высокая трава пригибалась от ветра, напоминая бурлящий океан, захваченный штормом.

Анна, скованная страхом, поняла: ничто на свете не заставит ее вновь увидеть предвестницу смерти, стирающую свой саван и оплакивающую очередную жертву. Всхлипнув от собственного бессилия, Анна бросилась сломя голову не разбирая дороги, подальше от выматывающих душу всхлипов.

Увидев впереди светящиеся окна большого дома, Анна перешла на шаг. Дом был чужим для нее, но свет в окнах означал, что за ними находятся люди, друзья или враги – неважно. Теперь, когда она больше не слышала леденящих душу стонов, Анной овладела другая мысль: кого оплакивала Маленькая прачка? Кто должен умереть следующим? Как ни ломала она голову, ей не удавалось вычислить того, кто подвергался опасности. Аня никак не могла перестать думать об этом. В основном из‑ за того, что знала о том, что кто‑ то подслушивал разговор Гиршмана и бывшей нянечки. Человек шел медленно и с большой осторожностью, а значит, его походка отличалась от обычной. Ходят все по‑ разному – кто широко шагает, кто семенит, а крадутся все одинаково, на цыпочках. Кто это был? Ни единого предположения.

Сообразив, что ничего больше сделать не может, Анна стала укладываться спать, отложив все выяснения на утро, но уснуть ей никак не удавалось. За окном все еще свистел ветер. Непогода разгулялась не на шутку. Дом еще не отапливался, и в комнате было холодно. Под порывами ветра слегка дребезжали оконные стекла, этот противный звук действовал на нервы.

И вдруг раздался вой. Аня сперва подумала, что страшный звук ей почудился. Но когда она открыла глаза, вой повторился. Теперь он доносился откуда‑ то издалека, завывания ветра заглушали его почти полностью. Но это был тот самый вой. Анна, натянув одеяло до самого подбородка, села в постели. «Этого не может быть», – сказала она вслух, и звук собственного голоса показался ей неестественным. Она точно видела, что волчица умерла. А раз так, то выть просто некому. Но кто‑ то выл.

Теперь леденящий душу звук раздавался как будто ближе, не так, как в прошлые дни, но гораздо отчетливее, как будто кто‑ то приближался к дому со стороны леса. Анна попыталась определить, с какой стороны, но шум ветра мешал ей сориентироваться. Зябко поеживаясь, она слезла с кровати, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу, вглядываясь в темноту ночи. Она никого не увидела. Да и сам вой смолк, как будто нарочно. Она подождала еще несколько минут. Теперь в ее голову лезла не просто чушь, а форменный бред: ей стало казаться, что выла не убитая волчица, а ее дух, поэтому вой и казался настолько тихим и призрачным, хотя злобы в нем и не убавилось. Даже наоборот, никогда еще он не был таким свирепым.