Скомканный лист

Городской автобус совер­шал свой обычный марш­рут. На каждой остановке кто-то входил, нагруженный сум­ками, довольный совершенной на рынке покупкой, или грустный оттого, что денег осталось мень­ше, чем ожидалось. А кто-то, шур­ша пустыми пакетами, только со­бирался выйти из городского транспорта.

Нынче выходной, и где, как не на рынке, лучше всего провести первую половину дня. В малень­ком городке и делать-то больше нечего, как только смотреть те­левизор или гулять но рынку. Именно гулять, потому что мно­гие идут туда с этой целью. Не важно, что денег от последней зарплаты давно не осталось, глав­ное, что на рынке можно встре­титься со знакомыми, узнать последние новости. Никто не знает, откуда берутся эти новости, но все охотно верят несмотря на их нелепость.

– Знаете, в Японии человек из-за собаки от СПИДа умер. Укусила его, тварь, за ногу. Видишь, как бывает, сам в новостях слышал, так что бороться надо с этими шельмами, – говорил мужчина средних лет.

– Да все американцы прокля­тые, черт бы их... – отзывался на это другой.

– Люба, представляешь, Саша меня так любит, что хотел мне руку и сердце предложить, но недавно потерял кошелек, так что со свадьбой придется подождать, – тараторила красивая, но жеман­ная девушка, теребя в руках но­совой платок.

Все спешили на рынок послу­шать последние новости, прице­ниться, а может, и купить чего. Ав­тобус, как всегда, был битком на­бит обычными людьми, пока на одной из остановок в него не во­шел человек, отличавшийся от остальных пассажиров.

– Что за алкаш сюда лезет? – послышалось откуда-то сзади.

– Мама, это папа? – спросил маленький ребенок.

– Нет, наш «готовый» дома ле­жит, к вечеру только с кровати поднимется, – сказала в ответ жен­щина, одной рукой придерживая сына, а второй прикрывая глаз, под которым виднелся синяк – итог вчерашнего разговора с му­жем о вреде пьянства. Между тем новый пассажир, узнав в водите­ле своего старого знакомого, по­нял, что, может быть, платить не придется.

– Здорово, Миш, все рулишь?

– Да что же делать, семью-то надо кормить, – ответил водитель, но денег за проезд не попросил – знакомый все-таки.

– Что, все со своей живешь? Все они... знаю я их... Нужен ты им, пока деньги в дом носишь, – сказал с обидой новый пассажир.

– А ты-то как, Гриш, работу вы­сокооплачиваемую не нашел? – спросил водитель.

– Да где ж ее взять... демок­ратию, блин, сделали... работы хорошей теперь без высшего не найти.

– Куда едешь? – задал еще один вопрос водитель, внима­тельно следя за дорогой.

– Знаешь Семеныча, ну, того, что плотником работал в цехе? Умер. Похороны должны быть, вот еду... Вы­ходной по такому случаю взял.

– Тот Семеныч, что с тобой и Ленькой, упокой Бог его душу, на Пасху под забором спать остал­ся? – продолжал расспросы води­тель.

– Да, было дело, – отвечал, не­много смутившись, Гриша.

– Так его не сегодня, а завтра будут хоронить, сын не приехал еще. Придется тебе, Гриша, еще один выходной брать.

– Ну, я не дурак, я сразу взял двухдневный отгул. После похо­рон хоть бы глаза суметь открыть, не то что на работу идти.

– Где выходишь? – спросил во­дитель, которому порядком надо­ел запах перегара, исходивший от Григория.

– Тут и выйду, домой пойду, раз, говоришь, не хоронят. Вот время: сыновья и то вовремя не могут приехать.

Человек вышел из автобуса и пошел обратно. Когда-то он был Григорием Вячеславовичем, ког­да-то давно, когда еще не начал пить. У каждого свои причины для деградации. У Григория Вячесла­вовича все началось с того, что он потерял хорошую работу и уст­роился сторожем, потом от него ушла жена. Григорий не нашел в себе сил бороться с обстоятельствами и сдался. Он постоянно находился в пьяном угаре, дале­ко от действительности. А в те не­многие часы, когда бывал трезвым, стремился побыстрее вновь за­быться.

Григорий, расстроенный, вошел в свою квартиру –единственное, что осталось от прежней жизни, но в отличие от тех времен обстановка полно­стью изменилась: от былого уюта не осталось и следа. Все, что было в квартире ценного, давно прода­но и пропито. Остался только опаленный стол, потому что его никто не купил, да матрас, заменявший его владельцу кровать. В углу валялись какие-то вонючие тряпки, являющиеся одеждой Гри­гория. На кухне одиноко стояла запыленная плита – еда на ней не готовилась уже давно. В углах комнаты поселились пауки и чув­ствовали себя так уверенно, что раскинули свою паутину чуть ли не по всей стене. Обои на стенах кое-где оторвались, кое-где со­бирались это сделать. Штукатур­ка начала осыпаться, не дождав­шись ремонта. Признаков жизни в квартире почти не осталось.

Григорий был недоволен тем, что похороны сегодня не состо­ятся. Это значило, что он не смо­жет за чужой счет напиться, что в свою очередь означало, что при­дется воспользоваться отложен­ными на новую рубашку деньга­ми, которые будут потрачены на бутылку самогона, сделанного бабой Зиной. Так все называли Зинаиду Георгиевну, которая оп­равдывала свой бизнес тем, что правительство платит слишком маленькую пенсию, а ей надо жить по-человечески.

Из карманов штанов, более похожих на тряпку, Гриша извлек пятьдесят рублей и направился к бабе Зине, которая жила в со­седнем доме. Выйдя на улицу, Григорий увидел, что в углу двора двое подростков избивают тре­тьего. Он не знал, как ему по­ступить – подойти к ним или направиться прямиком за выпив­кой. Что-то всколыхнулось вдруг внутри Григория и не дало пройти мимо. Подойдя к подро­сткам, он спросил:

– Что ж вы делаете? Разве можно двое на одного – это не­правильно! Что он вам такого сделал?

– Не лезь куда не просят, алкаш. Он у нас занял, а отдавать не хочет, – ответил один из под­ростков, нанося удар в живо­т должника.

Григорию было жалко мальчишку, которого били, но защитить его силой он не мог: сам уже еле ноги передвигал. Позвать кого-нибудь? Да кто ж пойдет, у всех свои проблемы, все спе­шат. Тогда Григорий пошел на трудный для себя шаг.

– Вот, возьмите полсотни, – сказал он, доставая помятую ку­пюру из кармана, – его только отпустите.

– Ладно, давай сюда, а то ведь пропьешь, – ответил парень, за­бирая деньги из рук Григория.

Через минуту подростки ушли, а избитый юноша стал по­тихоньку подниматься. Григорий подошел к нему, пытаясь помочь, но в ответ на свои старания по­лучил:

– Не лезь, еще украдешь что-нибудь, алкаш, – сказал парень, прихрамывая выходя со двора. – Не надо было лезть, я сам с ними договорился бы.

Денег у Григория уже не было, поход к бабе Зине не имел никакого смысла, и он пошел домой. Слова подростков запа­ли ему в душу: кто он теперь? Алкаш, уже не человек. Как он дошел до такого, не поздно ли все начать заново – эти вопросы задавал себе Григорий, сидя за своим обгорелым столом, и не находил на них ответа. Потом взял чистый лист бумаги, кото­рый вместе с ручкой нашел под матрасом, и, как советовал ког­да-то ему отец, принялся писать планы на будущее. Он твердо решил больше не пить, найти работу, потихоньку сделать ре­монт, затем завести семью...

В дверь неожиданно посту­чали. На пороге стоял собутыль­ник Григория Захар. Он был необычайно взволнован.

– Гриша, пошли быстрей! Семеныча привезли, сегодня будут похороны. Водки накупили!.. Пей сколько влезет, – такую но­вость принес Захар.

Григорий засомневался, не зная, как ему быть, ведь он хотел начать новую жизнь. Потом ска­зал:

– А, ладно. Сейчас иду, подож­ди секунду.

Григорий подошел к столу, взял листок с планами на будущее, скомкал его и бросил в пепельницу, а сам вместе с Заха­ром пошел на похороны.

Листок хотел распрямиться, но стенки пепельницы сжимали его со всех сторон, и он так и остался лежать в ней.