Часть 16. Минсок не уверен, что хуже – присутствие в квартире Исина, расхаживающего в одних лишь трусах с уточками

Минсок не уверен, что хуже – присутствие в квартире Исина, расхаживающего в одних лишь трусах с уточками, или неожиданный визит Лухана вечером. Это одна большая техногенная катастрофа с постепенно накаляющимся воздухом в пределах одной маленькой тесной квартирки с дрожащими от предвкушения кульминации стеклами и стенами.

-Это кто? – спрашивает Лухан после долгого молчания, указывая пальцем на сомнительную и бесстыдную личность, жующую огромный бутерброд в непосредственной близости от расслабленного и отдыхающего Минсока. Его Минсока. Взволновавшийся тут же Минсок отбрасывает пульт на диван, подрывается с него и уводит отчего-то краснеющего Лухана в свою спальню, больно сдавливая пальцами плечи:

-Это мой друг. Ему негде жить, поэтому я разрешил ему…

-Друг, значит, - перебивает Лухан и отцепляет от себя руки Минсока, говорит спокойно и медленно, делая паузы между словами. – Разрешил, значит. Все понятно.

-Нет, ты…

-Я сейчас уйду, не переживай, и ты разрешишь своему другу что-нибудь еще.

Лухан проносится в прихожую ураганом, за который Минсок не успевает зацепиться пальцами, и громко хлопает дверью. Бежать за ним по ступенькам босыми ногами, на ходу подтягивая шорты, Минсок честно пробует – но тоже постигает неудачу.

Лухан седлает байк Чанеля и тут же, ловко управляя зарычавшим опасным для жизни монстром, исчезает за поворотом. Минсоку страшно от мысли, что этот идиот – оказывается, ревнивый и импульсивный – может по невнимательности или из-за застилающего глаза раздражения вмазаться в машину или попасть под колеса какого-нибудь огромного грузовика.

Не хватало Минсоку еще его по кусочкам собирать, как неожиданно идущего на поправку котенка, или того хуже – обливаться слезами потери.

-Он сильно злится? – Исин поглаживает моющего от натоптанной грязи голые пятки Минсока по плечу и тяжело вздыхает. – Извини.

Минсок в жизни столько извинений не слышал, сколько от Исина в последнее время, и это бесит. Он дергает плечом и бросает сухо:

-Перестань уже прощения просить.

Минсок примерно рассчитывает, за сколько минут Лухан доберется отсюда до своего дома, и с опаской берется за телефон – не дай боже еще в дороге отвлечь своим вызовом. Искусав все ногти и послав Исина хотя бы на кухню, Минсок решает удостовериться в целости и сохранности глупого ревнивца лично. Лухан, как настоящий упертый олень, отказывается отвечать на звонки и впускать в свое пропитавшееся обидами и надуманными предположениями логово с уговорами разной степени тяжести и количеством уменьшительно-ласкательных:

-Что мне сделать еще, а? Милый, давай ты откроешь, я тебя поцелую в твои обиженные надувшиеся губки и мы не будем ссориться? Или ты хочешь чего-то более откровенного, мой ненасытный и чувствительный олененок? Я не умею, но ради тебя готов хоть здесь эксперимент провести, лишь бы ты поверил. Ну же, Луна жизни моей, впусти…

Шум в квартире дает понять – Лухан жив, все еще строит из себя оскорбленную невинность и уперто подпирает рогами дверь, прислушиваясь к жалобному бормотанию и обливаясь ядом на все эти дурацкие невыносимые прозвища. А подпирает на всякий случай, если Минсок решит вынести дверь к чертовой матери спустя пятнадцать минут бесполезного пинания холодной металлической поверхности.

-Ладно, я уйду, но завтра мы все равно встретимся. И тебе придется меня выслушать. Мудак.

Минсок напоследок пинает дверь так, что пальцы ног сводит невыносимой болью, ругается на весь этаж и вваливается в лифт, не подозревая, что Лухан постепенно оттаивает в своем неконтролируемом бешенстве и задумывается перетащить Минсока за ноги через порог. Оставить себе, приковать наручниками к кровати и не позволять находиться в одном помещении с другими раздетыми мужиками – в самый раз. Впрочем, мысль, что Минсок направляется к тому самому мужику, подогревает свежую обиду, замешанную на жгучем чувстве собственничества, Лухан фыркает и отступает от окна – ну и пусть развлекается с кем хочет.

Минсок, совсем измотанный душевными переживаниями, приезжает в клинику потрепанным, сонным и помятым. Его вид отпугивает даже Сехуна – и только котенок не отталкивает, не отворачивается показательно, вздергивая нос к потолку, не избегает при возможности. Он зависит от Минсока, маленький и беспомощный, и Минсок может сделать с ним что угодно – оставить на произвол судьбы или все-таки вытащить с того света, в который он уже ступал двумя переломанными лапами.

-Вы поссорились? – замечает Бэкхен и поправляет челку Минсока, стряхивает с плеч несуществующие пылинки и разглаживает халат на груди. Лухан злобно зыркает в их сторону и разве что челюстью не щелкает, как огромный трехголовый Цербер на привязи. – Ну ничего, я тебя утешу, детка.

-Спасибо, но в другой раз, - Минсок мягко убирает руки Бэкхена со своей груди и косится в сторону предельно занятого Лухана. – Хотя… давай. Утешай.

-Мне нравится твой настрой.

-Может, мне выйти на часок, чтобы вы тут к следующей фазе утешения приступили? – подает голос Лухан и внешне старается сохранить напускное безразличие к творящейся на глазах срамоте. На деле его чуть на стуле не потряхивает и не бросает в сторону обнаглевшего Бэкхена – Минсока кто-то так беззастенчиво касается совсем рядом, а Минсок и не против вовсе, даже обниматься сам лезет… Лухан готов взорваться – только поднесите к нему горящую спичку.

-Присоединишься к нам? Будет весело, - Бэкхен прижимает Минсока к себе и поворачивается к Лухану лицом, хитро щурясь. – Детка, как считаешь?

-Нет, спасибо, пусть он в туалете напряжение с помощью кулака снимает. Полегчает наверняка, заодно мозги заработают, - бормотание приглушается шеей Бэкхена, но Лухан все прекрасно слышит. И злится. И хочет закинуть Минсока на плечо, увезти подальше от рода человеческого, где им никто не помешает, и наказывать долго, со вкусом, наслаждаясь томными вздохами и просьбами прекрати-нет-не-прекращай.

Наверное, им придется поговорить. Точнее – Лухану придется отказаться от своих надуманных несуществующих и сложных конструкций касательно типа в трусах с уточками, успокоиться и выслушать Минсока.

-Он меня сейчас съест глазами, - хихикает Бэкхен и зарывается пальцами в волосы Минсока. – Веришь, нет?

Минсок хмурится, оборачивается через плечо и чувствует невыносимое желание вмазаться в растерянного и сердитого Лухана, опрокинуть на стол и признаться в необъятной, всепоглощающей любви, выжимающей остатки мозгов через уши и добавляющей без того тяжелому существованию еще больше проблемных и неловких ситуаций. Вмазаться так, чтоб больше никогда-никогда не скрестись в дверь, как брошенный ими же Баоцзы, не писать кучу сообщений и не мозолить уставшие глаза ярким экраном ночью, на котором так и не появилось ни одного ответа.

Бэкхен, учуявший повисшее в кабинете настроение, незаметно исчезает за дверью.

Лухан тут же встает из-за стола, подходит к Минсоку и прижимает к стене, затыкая возмущения голодным поцелуем и шепотом:

-Я соскучился.

Прошел всего день, но какое это имеет значение?

Минсок тянется за жадными губами, обнимает до боли в руках и стонет от переполняющих эмоций – вроде и легче стало, а вроде и диафрагма глотку от напряжения подпирает. Минсоку как никогда ранее нужно ощутить голую кожу под ладонями, прижатую к своей, но на халате чересчур много неудобных маленьких пуговиц. Лухан придавливает его руки, задирающие белую ткань, к стене возле головы, переплетает пальцы и наконец прижимается полностью, вытесняя воздух из легких и встречая судорожные вздохи новыми поцелуями.

-Я не знаю, что у него случилось, - говорить трудно, но когда, если не сейчас? Минсок подставляет шею под легкие пощипывания губами и прогибается в спине, чтобы еще ближе и плотнее. – Но ему нужно жилье. Я согласился, потому что собираюсь переехать к тебе. Но ты же… ты…

Лухан усмехается и перестает посасывать чувствительную кожу:

-Я?

-Ревнивый поганец, идиот упертый, истеричка. Только попробуй еще раз вот так меня игнорировать, - Минсок дергает руками, но Лухан держит крепко и смотрит так, что все силы растворяются в уже привычном горячем тепле под поясом джинсов.

-Не дразни меня. Иначе я не остановлюсь, даже если кто-нибудь на прием явится.

Минсок прекрасно понимает, что да, лучше не испытывать терпение их обоих, даже если хочется до внезапно обнаружившейся под сердцем уверенности в своей привлекательности и соблазнительности. Иначе как объяснить сбивающийся мыслительный процесс при маленьких, незаметных шалостях, обрывающийся на полуслове голос и замирающие над шприцами пальцы?

Этот бесконечный день Минсок покорно соглашается закончить у Лухана в квартире, ловит в объятия скучавшего Баоцзы и зажмуривает глаза, когда шершавый язык касается лица.

-Неси свою задницу в спальню. Немедленно, - Лухан уже снимает с себя джинсы, пока Минсок ползает по полу с собакой и явно не собирается радовать его обнаженными округлостями конкретных частей любимого тела. Минсок хитро улыбается и прижимает к себе Баоцзы, решив, что сегодня Лухану придется все-таки воспользоваться рукой.

Так, для профилактики за все те вчерашние минуты унижений под дверью.

-Спрячь свою маленькую китайскую штучку. У меня голова болит.

Лухан возмущенно хлопает глазами и не находится с ответом. Минсок меняется, но в лучшую или совсем невыносимую для специфической китайской выдержки сторону, Лухан еще не знает.