Глава 7. Когда стемнело, я понял, что нужно ставить палатку – так хоть немного согреюсь

Когда стемнело, я понял, что нужно ставить палатку – так хоть немного согреюсь. Спички отсырели, сухих дров тем более не было – развести костёр я не мог. Дрожа всем телом, я кое-как с помощью поваленного дерева сделал укрытие и свернулся клубочком. Воя больше не было слышно. Может, пронесёт? Чувствую себя идиотом. Конечно, было глупо рассчитывать, что я не попаду ни в какое приключение. И только я мог оказаться в тайге, хрен знает где, без ружья и с неисправным сотовым. Ладно, не всё так плохо. Петрович обязательно будет меня искать. Блин, я мысленно застонал. Я же с ним вроде как поссорился. Тогда Хаким. Он-то уж точно. Блять, он вообще заметит моё исчезновение?
«Всё не так плохо», - сказал я сам себе. Нужно искать во всём плюсы. У меня есть фонарик. Нож. Палатка. Даже булочка. Зная, что мне нужны силы, я накинулся на уже начавшее черстветь тесто. О, и даже две таблетки аспирина. Толку от которых не было. Но я их выпил. На всякий случай. Холодно было ужасно. Зуб не попадал на зуб. Вообще, погода пугала. Дождь не прекращался. Ветер выл так жалобно, что хотелось заткнуть уши.
Ничего. Прорвёмся.
Нужно поспать. Но не получается. В голове всплывали страшные картины из фильмов, навеянные лихорадкой из-за температуры. Прижимаю к себе нож. Из-за дождя могу не услышать волка. Забраться бы на дерево, но я в тайге, тут деревья не выше четырех метров и тоненькие.
Господи, скорей бы рассвет.
Петрович говорил, что, если я заблужусь, оставаться на месте. Если пытаться выбраться самому – можно уйти ещё дальше, затруднить поиски. Костёр разводить не стоит, потому что он может привлечь диких животных.
Я поежился. Мне кажется, только страху сам на себя нагнал. Может, это и не волк вовсе, а ветер. А что? Похоже.
Еле дожидаюсь рассвета. Достаю компас. У меня он есть. Это круто. Ещё бы я мог им пользоваться. Так. Ну вроде бы если идти на северо-запад, то… Или Петрович говорил юго-восток? Я начинаю паниковать. Уже совсем невесело. Почему я не слушал Петровича? Пожалуйста, я буду слушать всех. Да. Буду очень хорошим мальчиком. Только пусть меня спасут. Я выбрался из палатки. Дождь немного успокоился, но хорошего в этом было мало, всё и так было мокрое. Я свернул палатку. Что делать? Сидеть, ждать? Нет. Лучше я пойду. Потихонечку. Прислушиваясь ко всем звукам. Прижимая нож к сердцу. Крепко стискивая рукоятку.
Меня хватило на час. Я без сил привалился к стволу дерева и закрыл глаза. Чувствую себя, мягко говоря, хреново. То, что я весь промок, здоровья не добавляет. Идиот несчастный. Меня надолго не хватит. Ну где же помощь?
Ветер стихает. Дождь чуть моросит. И в наступившей тишине я отчётливо слышу вой, от которого стынет кровь. Совсем близко. Волк идёт за мной. Страх подталкивает меня сбросить рюкзак и бежать. Бежать так, как не бежал никогда в жизни. Кажется, что меня преследует стая диких хищников и они совсем близко. Ногой я цепляюсь за торчащий корень, падаю в лужу и вскрикиваю от острой боли в щиколотке.
Конечно. Замечательно. Просто по закону жанра.
Невероятно хочется расплакаться в бессилии. Но я не позволяю себе этого. Нахожу палку, чтобы опираться на неё, заставляю себя подняться и идти. Шаг, второй, третий. Почти невозможно. Перед глазами всё кружится.
Хруст ветки где-то близко. Волки. Я стараюсь идти быстрей, насколько это возможно. Больше никогда не пойду на рыбалку один. Нет, вообще больше не пойду на рыбалку. Блин, да просто в лес не пойду. Страх подгоняет меня. Я почти не замечаю дороги. Неожиданно останавливаюсь. Поскальзываюсь в жиже, падаю на пятую точку. На меня идёт чёрная тень. Всё, мне конец. Я сглатываю и выставляю перед собой нож. Голос, который я слышу, вызывает у меня вздох облегчения:
- Убери нож, малыш, поранишься.
Я откидываю дрожащей рукой бесполезный нож. Хаким в два шага преодолевает расстояние, разделявшее нас, присаживается:
- Ты как?
Он берет моё лицо в свои руки, вглядывается.
- Лёшка, ты весь горишь, - он хмурится.
В карих глазах беспокойство. Чёрт возьми, как же хорошо, что он сейчас со мной.
- Как ты нашёл меня? – я едва шевелю губами. Не могу оторвать от него взгляд.
- Сам не знаю, просто шёл.
- Я…
Он резко обрывает меня:
- Нужно идти. Давай выйдем на дорогу, оттуда запустим сигнальную ракету. Связи здесь нет.
Хаким помогает мне подняться. Замечает, как я прикусываю губу.
- Только не говори, что ты ещё и ногу подвернул.
Киваю. Он злится. По-настоящему злится. Цедит сквозь зубы:
- Придурок, - и закидывает меня на плечо, словно мешок.
Да уж, романтическое спасение. Через пару метров я приказываю:
- Стой. Поставь меня на землю! – так как мужчина продолжает идти, я кричу: - Немедленно поставь меня.
Хаким скидывает меня. Очень неделикатно. Словно тюфяк. Я падаю и ударяюсь копчиком.
- Что, сам пойдёшь?
- А что ты злишься? Это я должен.
- Ах ты? – он приподнимает меня за грудки. – Из-за тебя, идиота, на ушах стоит весь город. Только тебя и ищут.
- Весь город? – я удивлён. – Но я не виноват, я…
- Заткнись, - он равнодушно меня обрывает. – Ты хоть понимаешь, какой опасности подвергался? Охотники обнаружили стаю волков. Погода ухудшается. Вот-вот пойдёт снег. А ты больной потащился в лес и даже не взял ружье. Что, впрочем, хорошо. А то поранился бы. Что я должен о тебе думать? И я должен не злиться?
- Я…
- Думать иногда надо. Головой.
Он отпускает меня. Прикусываю губу и отворачиваюсь. Замечательно, я как нашкодивший котёнок. Хорошо, газетой по заднице не надавали. Но маху я действительно дал. Мы молчим. А я боюсь, что не смогу и слова произнести, чтобы позорно не расплакаться.
- Ладно, давай уже выберемся, - вздыхает Хаким, - я донесу тебя до дороги.
Обхватываю его шею и вдыхаю знакомый запах. Он тоже насквозь промок. Он искал меня. От этой мысли становится так тепло. И не страшно. Даже если волки рядом. Хаким меня спасёт.
- Прости, - шепчу я куда-то в район его плеча.
Ответа не последовало. Конечно. Это же Хаким.
Через час мы выходим на дорогу. Он тут же выпускает ракету из сигнального пистолета. Минут через двадцать возле нас тормозит вездеход. Из него вываливается толпа мужчин во главе с Петровичем, который при всех отвешивает мне пощёчину. Его взгляд красноречивей слов. Я лишь сжимаю зубы. Мужчины смотрят на меня недобро, как и Хаким. Понятно, что они обо мне думают.
В тёплом салоне меня размаривает. Я задремал, проглотив горечь обиды. Блин, обычно, когда находят кого-то после долгого поиска, обнимают, целуют, а мне ото всех досталось. Просто замечательно. Сквозь сон я чувствую, как меня берут на руки, несут куда-то. Знакомое мерное тиканье часов в виде котёнка. Знакомые запахи. Я дома.
Тихие голоса не дают провалиться в забытье:
- Давай помогу?
- Я сам справлюсь.
- Ладно.
- Поставь чайник?
- Сейчас.
Хаким и Петрович. Первый ведёт меня в ванную, раздевает, ставит под душ, постепенно увеличивая температуру воды. Второй заходит через пару минут. Просто стоит и смотрит. Наверное, мне должно быть неловко, но я едва соображаю. Петрович протягивает полотенце, меня вытирают, как следует просушивают волосы.
Затем Петрович растирает уже знакомой мне мазью с эвкалиптом грудь и спину. Хаким заставляет проглотить горсть таблеток и надевает на меня свежую пижаму. Осторожно берет на руки, несёт в спальню. Оба мужчины по очереди поят меня горячим чаем с голубикой, закутывают в тёплое одеяло и ложатся рядом. Блин. Это странно. Они переговариваются через меня:
- Я думал, мы никогда его не найдём.
- Я тоже.
- Вот он идиот, - самое забавное, что это Петрович. Надо же, они мыслят одинаково. И когда только Хаким успел выучить русские бранные слова?
- Да уж, - Хаким убирает волосы с моего лба. Чувствую, как начинаю потеть.
- Ему повезло больше, чем той девочке. Волки просто разорвали её.
Чего?! Но у меня даже язык не шевелится, чтобы спросить.
- Очень жаль. Как родители оставили её одну?
- Убежала… Местные дети часто играют в лесу. - Петрович касается моих волос на макушке. – Он уже мокрый.
- Пусть ещё полежит.
Рука на затылке остается. Она приятно охлаждает. Вместе с тем, Хаким наматывает на палец мои волосы возле щеки, иногда задевая меня кончиком и щекоча. Я в странном состоянии. Жарко внутри и снаружи. Так хорошо, что всё позади. И… так приятны эти касания. Мне стыдно, но я возбуждаюсь. Я понимаю, что мужчины хотят меня лишь согреть, убедиться, что со мной всё в порядке, поэтому лицо пылает. Как у меня давно никого не было… Чуть пошевелив рукой, я стираю капельки пота над губой, прислушиваясь к разговору.
- Как ты нашёл его?
- Случайно.
- Двадцать километров. Он ушёл очень далеко. А ведь я учил его оставаться на одном месте.
- Я тоже много чему его учил.
Двусмысленно или мне кажется? Я про себя хмыкнул юмору, отметив, что мне гораздо лучше.
- Кстати, у него же что-то с ногой.
Мужчины перемещаются ниже по кровати. Убирают одеяло, ощупывают мою ногу.
- Вывих?
- Лучше сделать рентген.
- Он не в лучшем состоянии.
- И всё же.
Они оба вцепились в мою ногу и не отпускают. Так. Я чуть приподнялся – ну так и есть. Смотрят друг на друга волками. Усмехаясь, я хрипло произношу:
- Ещё подеритесь.
Оба разворачиваются ко мне, бросая немую дуэль:
- Ты как?
- Лучше?
О, сразу всё внимание мне. Петрович трогает мой лоб:
- Температура спала. Лёшка, прости за пощёчину, но я так переживал.
Киваю. Вопросительно смотрю на Хакима, который нацепил мой халат (он же тоже весь промок). Он елейно улыбается:
- Я извиняться не буду. Ты заслужил.
Ну, ещё бы. Хорошо. Отвечаю ему такой же улыбкой:
- Проваливай из моего дома.
Он меняется в лице. Только вспыхнувший триумф в глазах Петровича я тоже гашу:
- Ты тоже.
Их будто ветром сдувает. Грубовато я, но ладно. Заслужили. Когда я остаюсь один, то скидываю одеяло и иду в душ. Пижама полностью мокрая от пота. Невыносимо так лежать, хоть и глаза слипаются. Обмывшись тёплой водой, заскакиваю на кухню, выпиваю остывшего чаю, затем обратно в постель и отрубаюсь очень надолго.

***

Странное это ощущение - просыпаться от поцелуя. Я подаюсь вперёд, навстречу ему, зарываюсь руками в густые волосы. Сильные руки обхватывают меня как можно крепче. Поцелуй многообещающий, отдаётся в паху. И очень вовремя мысль, что, вообще-то, сны не бывают такими реальными.
- Лёша, я не могу без тебя, - слышу бархатистый голос.
- Как ты сюда попал?
- Стащил ключи, - руки Хакима без стеснения гладят меня.
Почти не могу этому сопротивляться. Ключевое слово - почти. Выворачиваюсь и отползаю на другой край кровати.
- Я думал, ты и без меня неплохо проводишь время.
- Хм, я знал, что тебя это заденет, - он доволен. Глаза блестят. - Котёнок, хватит уже этих игр. Мне надоело.
- Да ладно?
- Лёша, я знаю, что виноват, - виноватым он не выглядит ни на йоту. – Но одна мысль о том, что кто-то обладал тобой, кроме меня, приводит меня в бешенство.
- Я сделал это, чтобы спасти тебя! Не по своей воле! – ну вот, уже кричу.
- Понимаю, - быстрым движением тигра он заграбастывает меня и прижимает к себе, - я почти научился жить с этой мыслью. Лёша, я думал в лесу, что потерял тебя… Эти волки, эта девочка… Ты должен быть со мной рядом. Не хочу так больше.
Я тоже не хочу. Чтобы он меня выпускал из рук. Чтобы он уходил. Но я-то его ещё не простил. Да и извинений толком не слышал. И вообще, можно такое простить?
- Отпусти.
Отпускает. Смотрю на него пристально:
- На что ты готов ради меня?
Не колеблясь:
- На всё.
- Тогда докажи мне. Я был готов ради тебя на всё. И сделал это. Твоя очередь.
- Мне Луну с неба достать? – Хаким нагло растягивается на кровати рядом, словно сытый кот. Конечно, он считает это капризом.
- Слишком просто. Выдержишь месяц – я прощаю тебя.
Он хмурится. Понимает, что я что-то задумал.
- Мне это не нравится.
- Конечно, ещё бы тебе это нравилось. А теперь уходи.
- Как скажешь, котёнок.
Блин, после его ухода, я схватился за голову? Что я ляпнул? Ничего же не придумал! Единственное, что я мог, было до банальности простым. Ну, хоть так, пусть помучается.
С этого дня я стал тенью Петровича, который, казалось, был этому только рад. Я живо интересовался геологией, он взялся меня обучать всему, что я ещё не успел узнать. Несколько раз Хаким видел нас, склонившихся над столом, стоящих рядом так близко, что ближе было бы неприлично. Однако его насмешливый взгляд говорил, что он не ревнует.
Тогда я стал более активным. В смысле всячески показывал желающим, как нам здорово с Петровичем, приглашал его в гости. Правда, мы ничего такого не делали, смотрели телик, но я надеялся, что Хаким будет скрежетать зубами. Про его отношения с Катей ничего не было слышно.
Пошёл первый снег. На следующий день его было уже чуть ли не по пояс. По дороге на работу мы с Петровичем дурачились. Пришли мокрые, но счастливые. Радости у Хакима явно поубавилось.
На выходных была дискотека в клубе. Я посчитал дни. Две недели прошло. Оставалось ещё две. Самое неприятное было то, что я должен был уехать на буровую, то есть позлить Хакима оттуда не мог. Какой-то хреновый у меня план. Кому что доказываю – не понятно. Но отступать поздно. С горя приняв на грудь, я потащился в клуб, зная, что Хаким обязательно будет там.
Вот он. Стоит в окружении женщин, борющихся за его внимание.
- Привет, Лёшка, - хлопает меня по плечу Петрович.
- Привет, - я счастливо улыбаюсь.
- Дружок, да ты пьян? – он смеётся, притягивает к себе.
Это выглядит двусмысленно, надеюсь? Вдруг на меня что-то находит. Я встаю на цыпочки и касаюсь губ мужчины. Он не отвечает на поцелуй, ошарашен. Как и все, кто находился в клубе. Знать про гомосексуализм - одно, а видеть целующихся мужчин – другое. Я натыкаюсь на полыхающий взгляд Хакима, недоумение и какую-то обиду в глазах Петровича и понимаю, что совершил ошибку. Не стоило…
Ну, у меня есть один выход. Конечно, я убегаю. К чёрту это всё. Эти игры… Надоело. Я ложусь спать с радостью думая, что завтра уеду на целых две недели.

***

С утра болит голова. Даже пара таблеток анальгина не помогают. Я заставляю себя позавтракать заварной лапшой, отдающей химией, выпить горький кофе и иду к остановке, закинув на плечо давно собранный рюкзак с вещами. Ощутимо так холодно уже, где-то минус десять-пятнадцать. Очень быстро. Кажется, что только вчера была осень. Ждать долго не приходится, подъезжает автобус. В салоне тепло. Почти все в сборе. На моё приветствие мужчины отворачиваются к окну. Похоже, это будут не самые лучшие две недели в моей жизни.
Добираемся до буровой в полном молчании, которое кажется мне похоронным. Я выхожу последним, мужчины поскидывали свои вещи прямо на снег и, кажется, ждут меня. Недоумеваю – мягко сказано. Выглядят они так, будто собрались сделать что-то нехорошее по отношению ко мне.
- Ребята, вы чего? – сглатывая ком, говорю я.
Их десять, а я один. Машина уезжает, деваться мне некуда. И в то же время я не верю, что они мне что-то сделают. Мы столько работали вместе. Как можно?
- Вот что, Лёшка, - выходит вперед Иванович, самый скользкий и неприятный тип. – Нам этой гомосятины не нужно тут.
- Я…
- Рот закрой и слушай, - Иванович со странным выражением смотрит на меня. – Из-за тебя Петрович совсем голову потерял. Наташка от него уехала. Нормальный мужик был, а тут как с ума сошёл.
- О чём вы?
- С Хакимом дрался. Орал, что глупости всякие.
- Что? – я просто открыл рот.
- Нам этой херни не нужно, - это уже Дмитрий, брутальный такой мужик. – Проучить тебя и забыть.
Мне вдруг стало смешно:
- И что? Побьёте? Я после этого ориентацию сменю?
Из строя выходит Левак. Это его прозвище, на самом деле его зовут Михаил Левченко.
- Так, я в этом не участвую, у меня пацану столько же лет, - он уходит в натопленный вагон. Два человека, подумав, следуют его примеру.
- Лохи, - сплевывает Иванович. – Ну, что, красавчик, подпортим тебе мордашку?
- Да чего вы добьётесь? – снова спрашиваю я. Не понимаю происходящего.
- Сваливай отсюда, - советует Дмитрий, делает ко мне шаг. – Вали с Севера на хрен.
- А если нет? – смотрю на него в упор.
- Тогда, ты совершишь ошибку.
Он поднимает руку и несильно бьёт меня по лицу. Мужик он крепкий, большой. Хоть и легонько, но мне хватило. В ушах сразу же звенит, из носа хлынула кровь, я делаю шаг назад, спотыкаюсь, падаю. Безумно обидно. Ничего плохого я им не сделал. И что с того, что я гей? Да пошли они! Мне не смеет никто приказывать. Я вправе решать, что делать. И то, что я другой ориентации, не делает меня хуже.
- Подумал? Сваливаешь? – лениво интересуется Иванович. У меня создается впечатление, что эта гнида получает удовольствие от страданий других.
- Никуда я не сваливаю, - улыбаюсь через силу.
- Жаль, - мне кажется, Дмитрию действительно жаль. Он не хочет меня бить, но подходит, присаживается, замахивается…
- Стоять.
От знакомого голоса ползут мурашки по коже. Как здесь оказался Хаким? Он мгновенно оценивает ситуацию, одаривает меня крайне нелестным взглядом, потом переключает внимание на мужчин. Они заметно стушевались. Уже не выглядят так грозно. Занятно, что они вполне могут сравниться по физическим данным с Хакимом, но он как будто занимает собой всё свободное пространство.
- И все на одного? – насмешливо говорит он. – Очень по-мужски.
- Мы просто… - начинает заискивающим тоном Иванович, но Хаким просто поднимает руку вверх и он замолкает.
- Лёша, иди ко мне.
Я зачерпываю снег рукой, прикладываю к носу и лишь потом поднимаюсь. Присутствие Хакима успокаивает. Не то, чтобы я испугался, просто чувствую себя мерзко. Не понимаю я этих людей… Я же их не принуждал ни к чему, свои взгляды не навязывал. Если бы не моя глупость в клубе, никто бы и не знал. Подхожу к Хакиму, он указывает мне на снегоход позади себя, затем подходит к Дмитрию. Одно незаметное движение, и этот крупный мужчина корчится на снегу. Хаким произносит пару «ласковых» на арабском, но, уверен, что все поняли. Кровь из носа никак не останавливается. Я откидываю уже пропитавшийся комок снега, беру новый. Хаким подходит ко мне и протягивает платок. Честно говоря, взгляд его ничего хорошего не выражает. Он садится на снегоход, я устраиваюсь позади него, обнимаю его, чтобы не упасть, и мы срываемся с места.
Дорога до посёлка занимает относительно немного времени. Я пытаюсь догадаться, как Хаким оказался на буровой. В голову ничего не идёт. Странное состояние внутри. Чувствую себя никчёмным и… проигравшим. Хаким выиграл. Конечно, иначе быть не может. У меня ощущение, что меня опять обвели вокруг пальца. Он каким-то образом оказывается на три хода впереди меня.
Возле моего дома Хаким останавливается. Без слов глушит мотор, открывает стащенным ключом дверь, заходит. Я остаюсь на улице. Вдыхаю морозный воздух. Замёрз, но упрямо сижу. Кровь перестала идти. Трогаю лицо и чувствую, что щека немного припухла. Да я неженка. Ладно, хватит тут сидеть, опять простужусь. Рано или поздно придётся зайти, так что оттягивать?
Присутствие Хакима выдает шум воды в ванной. Я не хочу раздеваться, сажусь прямо в куртке на кухонный стул. Жду, когда он накупается и выйдет. Мыслей нет. Бездумно перекатываю из руки в руку солонку.
- Иди в душ, - раздается позади. Голос прохладный. Мягко сказать. Хаким злится.
- Давай поговорим?
- В душ.
Вздрагиваю, потому что слышу нетерпение в его голосе, низкие нотки… У меня приливает кровь к лицу. Он же не думает?.. Но он думает именно в том направлении, которого я опасаюсь. Подходит ко мне, уверенно стягивает куртку, свитер, тянется к молнии на джинсах.
- Я сам, - шепчу.
Никуда мне от него не деться. Я дрожу. Его неприкрытое желание заставляет меня краснеть. В его глазах можно утонуть. Если он мне позволит, конечно.
- Лёша, - очень тихо произносит он, делая шаг назад. – У тебя три минуты.
Киваю. Проскальзываю мимо него, дергаю кран, скидываю одежду и пытаюсь намылить губку. Дрожь не проходит. Мне немного страшно. Я очень давно не занимался сексом. К тому же последний мой раз был не самым лучшим. Блин, ну что я как девственник. Это же Хаким… Человек, который сделал мне больно. Выключаю воду и сажусь на край ванной. Блять, я его люблю. Но чувство, что я для него трофей. Развлечение. У него цель всей жизни – всех сделать. Он не мог выпустить меня из своих рук. Нашёл меня чёрт знает где. Разрушил весь мой только устоявшийся уклад жизни. Растоптал мои отношения с Петровичем. Думаю, он спровоцировал меня. Умело манипулировал, чтобы я стал заигрывать с начальником. Он таким образом избавился от соперника. Заставил меня выбирать.
- Малыш? - я поднимаю голову. Он понимает ход моих мыслей. Даже и не нужно слов.
- Ты играешь со мной?
Хаким не отвечает. Прислоняется к стене, скрещивает руки на груди. Насмешливо приподнимает бровь:
- Ты поэтому сидишь тут?
- Не уходи от вопроса.
- Нет.
- Не играешь?
- Да.
- Тогда что для тебя это? – я пристально смотрю на него, пытаясь прочитать, врёт он или нет.
- Жизнь?
- Хаким, хватит уже, - вздыхаю я раздражённо. Накидываю халат (трудно выглядеть серьёзным, когда ты голый) и подхожу к нему. Нас разделяют всего два шага, только кажется, что бесконечность.
- Чувствую себя идиотом.
- Ты и есть идиот, - он усмехается, а я шумно выдыхаю от обиды. – Ты умудрился заработать на свою задницу все возможные приключения. Только ты забыл одно.
- Что же?
- Что твоя задница принадлежит мне.
Мгновение, и он прижимает меня к стене. Секунда, и он утверждает свою собственность поцелуем. Грубым, неприятным. Одной рукой он перехватывает мои запястья, другой развязывает пояс моего халата. Я тут боялся, что мне будет больно? Правильно боялся. Он буквально дергает меня за волосы, ставит засос на шее. Сжимаю зубы, чтобы не выдать боль ни звуком. Странно, но с каждой секундой всё меняется. Я будто горю изнутри. Хаким кусается. Похоже, он разучился быть нежным. Его руки тискают меня. Ногти впиваются в кожу. Я так ярко ощущаю его желание, что оно пугает меня. Кажется, я пытаюсь его образумить своей невнятной просьбой. Но что может остановить Хакима? Он приподнимает меня и усаживает на стиральную машину, тянется к крему, стоящему рядом на полочке.
- Хаким…
Немного крема, и он проталкивает в меня один палец. Жадно вглядывается в мое лицо. Я, как могу, пытаюсь расслабиться. Не самая лучшая идея заняться сексом в ванной, если честно. Он нетерпеливо растягивает меня, а я думаю, что всё равно будет больно. И хочу этого. Я законченный извращенец.
- Лёш, - он вдруг отстраняется. – Всё должно быть не так, да?
- Мысли мои читаешь?
- Ты нужен мне, - неожиданно он сжимает меня в объятиях. – Я не могу без тебя, не могу думать, что ты можешь быть с другим, я сгораю от ревности, когда ты улыбаешься кому-то кроме меня, я готов убить и тебя, и его, и себя. Ты заставляешь меня творить глупости. Ты невероятный. Не пойму как, но ты стал ещё красивее… Ты совершенство. Лёша, я больше не отпущу тебя. Ты только мой. Мой, ты запомнил?
Ошеломленно киваю. Тирада была пропитана всеми возможными чувствами. Начиная от нежности, кончая горечью. Восхищение граничило со злостью, раздражение с трепетом. Это было и признание в любви, и извинения, и заверения… Я научился читать между строк. Когда Хаким так смотрит на меня, я теряю голову. Хватит слов. Спрыгиваю со стиральной машинки и иду в спальню. Тут будет гораздо удобнее. Хаким улыбается. Когда он раздевается, я прикусываю губу. Он прекрасен. Забавно, бывший торговец людьми сам мог бы стать венцом своей коллекции.
Сдерживая себя, он неспешно ласкает меня, совершенно иначе, чем пару минут назад, но не менее чувственно. Я отдаюсь ему. Больше не страшно. Лёгкие порхания губ, которые, кажется, повсюду. Настойчивые нежные пальцы внутри. Я выгибаюсь. Он крепче прижимается ко мне. От пронзившей меня боли темнеет в глазах, но это стоит того. Прячу лицо в сгибе локтя, но мне не дают. Он хочет видеть меня. Движения такие медленные, что почти не ощущаю дискомфорт. Обхватываю его ногами, показывая, что готов. Меня понимают. Целуют так, что я схожу с ума, теряюсь между реальностью и каким-то другим миром, где есть лишь наслаждение. Тело тяжелое, напряжённое, жаждущее… Мы ненасытны, кажется, что пик близко, но проходит секунда, и наваждение отпрянуло назад. И так раз за разом. Я молю Хакима, но он непреклонен. Лишь когда перед глазами всё становится мутным, а сердце стучит так громко, что затмевает все звуки вокруг, он сдаётся.
Кажется, после всего, я услышал такое долгожданное «люблю»…