Теория ошибки у Савиньи.

Позднее она была названа «теория воли». Он разграничил ошибку в мотивах, которая не затрагивает волю стороны (то есть она хочет именно того, о чем заявляет), но относится к процессу формирования этой воли), и ошибку в содержании соглашения. В последнем случае воле и волеизъявление не совпадают, и волеизявление должно считаться недействительным. Савиньи категорично отверг возможность требования о возмещении убытков даже в том случае, если ошибившаяся сторона виновна в ошибке.

Любая ошибка в личности относится к содержанию волеизъявления и по этой причине влияет на действительность договора (вопреки Потье). Любая сделка совершенная с существенной ошибкой ничтожна, хочет того или нет заблуждавшаяся сторона. По всем этим пунктам Савиньи вступил в кофликт с сложившейся практикой.

Противоположную точку зрения заняли Отто Бар и Рудольф Леонард с их «теорией волеизъявления», противоположной «теории воли».

Хотя «теория воли» Савиньи заслужила высокую оценку (Виндшейда, Цительмана), на практике она не прижилась.

Убежденный прогрессист и энтузиаст поощрения оборота правовыми средствами, профессор Ростокского университета Фр. Бернгефт, писал по этому поводу: “Редко встречается у одного человека столько дарований, как у Фридриха Карла фон Савиньи. Он обладал совершенно необычными знаниями во всех областях содержания права, которые давали ему полное господство над всей системой права, убедительной диалектикой, ясным и точным изложением и удивительно изящным слогом. Кого не убеждали его доводы, того подкупал его стиль. Но основой всех его исследований служит преобладающим образом римское право; современные отношения ими почти совсем не принимаются в соображение, или принимаются только вскользь. Лишь в исключительных случаях на них обращается преимущественное внимание. Для его метода характерно его учение об ошибке, которое благодаря тонкой диалектической разработке казалось неопровержимым, но тем не менее оказалось совершенно неподходящим при первом же из важнейших практических применений его к жизни.»

Абсолютное б ольшинство пандектистов признали договор с ошибкой не ничтожным, а оспоримым, а право сопаривания признали только за ошибившейся стороной. BGB гарантирует требование о возмещении убытков независимо от вины ошибавшейся стороны (ст. 122), принимает во внимание, склонила ли ошибка к волеизъявлению (ст. 1191), и оставляет решение относительно действительности договора на усмотрение ошибавшейся стороны (ст. 119, 142).

Что касается видов ошибки, то их разграничение на ошибки в лице, в предмете, в природе сделки и в цене сошло на нет под влиянием «теории воли», поскольку с точки зрения этой теории не важно, почему нет совпадения воль, главное что если воли не совпадают, нет и договора. (надо отметить, что ГК Австрии, Италии и Швейцарии продолжают придерживаться этих категорий). В результате как ни странно, в BGB удержалось самое мутное из этих понятий – ошибка в сущности (error in substantia). По ст. 119 BGB договор может быть оспорен на основе ошибки если она касается таких характеристик лица или вещи, которые считаются существенными в обороте. Сразу после появления этой статьи было признано, что ее формулировка гораздо шире римского понятия error in substantia, особенно в свете весьма свободной интерпретации немецкими судами понятия «характеристики». Их интерпретация заключает в себе все юридические или фактические качества вещи которые по общему мнению влияют на ее полезность и ценность, илил составляют таковые. Прецеденты немецких судов относили к числу таких ошибок и возраст подержанной машины, наличие мнения эксперта о подлинности предмета искусства, возможность получения разрешения на строительство на земельном участке и т.п. По немецкому праву была бы оспоримой и сделка в знаменитом голландском случае 1974 г., которую голландский суд признал безусловно действительной и неоспоримой – а именно, о продаже металлического сосуда извлеченного при раскопках, относительно которого не было известно, что он является редким кубком 2-го века до н.э.

Подобная метаморфоза с error in substantia была немыслима для средневековых юристов. Ведь в римских источниках это была ошибка в материале, в химической субстанции. Именно Савиньи развил эту категорию шире. Он писал, что было бы странно обращать внимание на материал, из которого сделана скульптура Бенвенуто Челлини, и не обращать внимание на то, принадлежит ли авторство этого произведения данному скульптору”. Отталкиваясь от описанного в D.18.1.11.1. cлучая с ошибкой в поле раба, он расширил понятие сущностной ошибки, признав, что в таких случаях договор недействителен. (в этой связи Эрнст Цительман критиковал Савиньи за искажение римских источников). Существенными являются те качества, которые по сегодняшним воззрениям оборота заставляют относить вещь к определенному виду объектов. Хотя по признанию самого Савиньи, эта его концепция была достаточно искусственной, однако она была широко воспринята в пандектистике как удачный компромисс между нуждами оборота, защитой воли частного лица, и уважением к источникам римского права. Лишь Цительман считал, что любая ошибка в качестве объекта относится к мотивам и как таковая не имеет значения. Авторы первого проекта BGB одобрили эту догматическую точку зрения. Вторая комиссия, стремясь быть современной и прагматичной, наоборот вернулась к теории Савиньи. В результате вопрос о разграничении существенной и несущественной ошибки в немецкой цивилистике до сих пор остается открытым.

В других европейских странах доктрина Гроция, готового признать любую ошибку в мотивах релевантной для действительности договора открыла двери для аналогичных тенденций расширения понятия значимой для действительности договора ошибки. Хотя ее несколько сгладил Пуфендорф, вернувшись к разграничению существенных и несущественных ошибок, однако он же отнес к числу существенных и ошибки в качествах вещи которые имели значение для сторон как решающие при заключении договора (то есть если бы ошибки не было, договор не был бы заключен, илил не был бы заключен на таких условиях). Именно в этом ключе фарнцузская юриспруденция стала толковать ст. 1110 ФГК, которая при буквальном прочтении вроде бы для таких толкований оснований не дает: «Заблуждение является основанием недействительности соглашения, если только оно относится к самому существу вещи, которая является предметом соглашения.

Заблуждение не является основанием недействительности, если оно касается лишь лица, с которым намереваются заключить договор, если только основной причиной соглашения не является достоинство данной личности».

Что касается англо-американского права, то по признанию одного автора из США (Артур Росетт): «отношение к ошибке является одной из слабых сторон англо-американского контрактного права. Его прецеденты и нормы противоречивы и не поддаются обобщению».