Глава 23. Как он и собирался, Джо полгода прожил в Калифорнии, а оттуда поехал в Лондон, где провел еще пять месяцев

Как он и собирался, Джо полгода прожил в Калифорнии, а оттуда поехал в Лондон, где провел еще пять месяцев. Он предложил выплачивать Кейт внушительное содержание, от которого она, поблагодарив, решительно отказалась. У нее были свои деньги, и она не хотела ничего брать у него.

Это было единственное, что смущало Джо, — в остальном он считал, что поступил правильно. Кейт причинила ему слишком много боли, заставила чувствовать себя бесконечно виноватым перед ней, и в конце концов он не выдержал и сбежал. Он нуждался в ней больше, чем в ком бы то ни было, любил сильнее, чем когда-либо осмеливался, он отдал ей больше, чем считал себя способным, но ей этого было мало. На протяжении всего времени, что они были вместе, Джо постоянно чувствовал, что Кейт требует, хочет от него все больше, и больше, и больше. В конце концов в нем проснулись, ожили все его старые страхи, так что каждый раз, когда Кейт о чем-то его просила, он слышал голоса своих троюродных дяди и тети, которые то по очереди, то хором выговаривали ему, какой он скверный, непослушный, никчемный мальчишка, и как они в нем разочарованы. Вскоре Джо уже не мог видеть Кейт без содрогания. Каждый раз, когда он возвращался домой после очередной деловой поездки, ему сразу вспоминались все его детские ощущения, и он переставал чувствовать себя нормальным человеком и нормальным мужчиной, превращаясь в полное ничтожество, в неудачника, в “горе луковое”. От этого-то он и старался убежать, как бегал всю жизнь. Даже огромная, мощная корпорация, которую Джо создал практически в одиночку, не вдохнула в него ни капли уверенности. Боль, которую он замечал в глазах Кейт, мгновенно отбрасывала его на много лет назад, в далекое детство, и он снова принимался вспоминать все свои действительные и воображаемые грехи.

В конце концов Джо пришел к выводу, что ему лучше оставаться одному, чем мучить Кейт и себя, потому что каждый раз, когда ему казалось, что он обидел или огорчил ее, он тоже испытывал ни с чем не сравнимые муки. Впрочем, Джо готов был признать, что не последнюю роль в его решении сыграл и самый обыкновенный мужской эгоизм. Он не хотел ни под кого подстраиваться, предпочитая, чтобы окружающие — и в первую очередь Кейт — подстраивались, приспосабливались к его желаниям и нуждам.

Кейт понадобилось несколько месяцев, прежде чем она разобралась, что же, собственно, с ними случилось. К этому моменту они уже жили врозь около года и могли подать заявление о разводе. Весь год Джо отказывался видеться с ней, и лишь время от времени звонил, чтобы узнать, как у нее дела, или присылал подарки для детей. Впрочем, как пролетел этот год, Кейт не заметила — большую часть времени она жила словно в тумане, бессмысленно бродя по комнатам огромной квартиры, которая когда-то была их с Джо домом. Ей никак не удавалось научиться жить без него: это было так же трудно, как жить без воздуха.

Прошло много времени, заполненного одиночеством и отчаянием, прежде чем Кейт стала понемногу прозревать. Она поняла: Джо напугало ее постоянное стремление достучаться до его сердца, ее желание проводить с ним как можно больше времени. Не понимая, для чего ей это надо, не зная, как ее остановить, Джо не видел никакого другого выхода, кроме скорейшего расставания. Они должны были расстаться, это было предопределено — теперь Кейт видела это ясно. Джо меньше всего хотелось причинять ей боль, просто он раньше нее понял, что им обоим будет стократ хуже, если он останется.

В первое время Кейт могла думать только о том, что она потеряла, и паника охватывала ее все сильнее. Часто она вспоминала смерть Джона Бэррета, то, что ей пришлось пережить тогда, — и ей казалось, что впереди уже не будет ничего, кроме отчаяния, боли, пугающего ощущения полной оставленное™ и одиночества.

Весной Кейт ожидал еще один жестокий удар. Умер Кларк, которого она всегда считала своим настоящим отцом. Перед смертью он долго болел, но Кейт все равно оказалась не готова к этой потере. Она чувствовала, что теперь осталась по-настоящему одна. Даже Элизабет не могла ничем ей помочь. Как и много лет назад, когда покончил с собой ее первый муж, она укрылась от жестокой действительности за створками своего собственного маленького мира, куда не проникали снаружи ни солнце, ни мороз, ни радость, ни горе. Элизабет не захотела переезжать к дочери, и к себе ее тоже не пригласила, так что и Кейт казалось, будто она потеряла не одного, а сразу обоих родителей, и ее одиночество стало почти непереносимым.

Джо предлагал ей поехать в Рино, чтобы ускорить развод, но Кейт отказалась. Вместо этого она обратилась в суд Нью-Йорка, хотя и знала, что это потребует больше времени. Она больше не цеплялась за Джо — она просто давала ему последний шанс одуматься. Но он так и не изменил своего решения, и вскоре Кейт с горечью осознала, что от Джо у нее осталось только его имя и мечты — несбывшиеся и несбыточные…

Трудно было сказать, когда именно с ней произошла решительная перемена, хотя Кейт не сомневалась, что она не была внезапной. Внезапным было пробуждение, когда Кейт вдруг осознала, что стала другой. Но чтобы достичь этого, ей пришлось пройти долгий путь — вверх. По крутой горной тропе, ведущей к вершине — к зрелости, к настоящей, взрослой мудрости. Карабкаясь на эту гору, Кейт день ото дня становилась сильнее, и многие вещи, которые раньше пугали ее до полусмерти, казались с этой вершины куда менее грозными. Она потеряла стольких людей, которые ей были дороги, что сама не заметила, как победила демона одиночества — победила сама, без какой-либо помощи со стороны. Да и помочь ей было особенно некому. Она осталась одна, но она больше не боялась. Даже с самым страшным своим страхом — страхом потерять Джо — Кейт справилась, хотя эта победа обошлась ей особенно дорого. Но в конце концов она поняла, что Джо ушел, а она не умерла и умирать не собиралась.

Дети первыми заметили происшедшую с ней перемену, и произошло это задолго до того, как Кейт сама ее осознала. Она стала больше улыбаться, чаще смеялась, а плакала, наоборот, все меньше. Раньше любой пустяк, вроде забытого Джо носового платка, мог довести ее до слез, но теперь она не плакала, даже когда планировала их дальнейшую жизнь без него. В середине лета Кейт даже съездила с детьми в Париж, и хотя она показывала им в основном те места, где когда-то бывала с Джо, в глазах ее отражалась лишь легкая печаль. Она не смирилась, нет. Напротив, она стала свободной, словно спали невидимые путы, и она сумела расправить собственные крылья и устремиться навстречу солнцу и чистому небу.

Когда сразу после этой поездки Джо позвонил, чтобы узнать, как ее дела, он сразу заметил в голосе Кейт что-то новое. Это “что-то” было едва уловимо, эфемерно, но как бы то ни было, в ее голосе больше не слышалось ни отчаяния, ни боязни одиночества.

— У тебя голос какой-то другой, — сказал Джо.

— Лучше или хуже? — тут же спросила Кейт.

Они с Джо не виделись уже больше года, и хотя она по-прежнему вспоминала его достаточно часто, при звуке его голоса ее не охватывали ни горечь, ни отчаяние. Она даже не очень хотела увидеться с ним, хотя Джо, конечно, этого бы и не допустил. К этому времени он уже вернулся в Нью-Йорк, однако ни разу не заговаривал с ней о встрече.

— Лучше. Он кажется… счастливым.

Джо, разумеется, не мог не задумываться, не появился ли в ее жизни какой-нибудь мужчина. Ради самой Кейт он желал, чтобы это случилось как можно скорее, и все-таки каждый раз, набирая ее номер, надеялся, что этого пока не произошло. Сам он старался избегать женщин, особенно привлекательных и незамужних, боясь снова угодить в ту же ловушку. Одному Джо было проще и безопаснее, и все же ему недоставало Кейт, недоставало нежности и тепла, которые она так щедро дарила ему. Однако цена, которую ему пришлось бы платить за ее любовь, по-прежнему казалась Джо непомерно высокой. Он чувствовал, что стоит ему хотя бы приблизиться к Кейт, как у него снова окажутся связаны крылья.

— Мне кажется, я и правда счастлива, — со смехом ответила Кейт. — Сама не знаю — почему!.. Мама по-прежнему сводит меня с ума: ей очень тяжело без Кларка; Стивени на прошлой неделе утащила ножницы и остригла себе почти все волосы с левой стороны; а Кларк Александр играл с приятелем в бейсбол и выбил себе два передних зуба — слава богу, молочных.

— По-моему, у тебя все в порядке, — Джо рассмеялся. — Так и должно быть!

Кейт и самой теперь казалось, что у нее все в порядке. Она даже начала принимать исходившие от мужчин приглашения на ужин, однако дальше этого дело не пошло. Все эти “претенденты”, как она их называла, не шли ни в какое сравнение с Джо, и Кейт просто не могла себя представить с кем-то, кроме него. Поэтому, придя домой после каждого такого ужина, она испытывала самое настоящее облегчение от мысли, что сегодня она снова ляжет спать одна. Одиночество давно перестало казаться ей угрожающим; Кейт свыклась с ним, к тому же у нее были дети, друзья и подруги. Ей достаточно было однажды посмотреть своему страху в глаза, чтобы понять — бояться тут особенно нечего. Да, она потеряла Джо и осталась одна, но ведь от этого она не умерла! А главное, Кейт поняла, что ничто и никогда уже не будет пугать ее до такой степени.

Она вообще многое увидела и многое поняла. Теперь Кейт доподлинно знала, почему брак так сильно пугал Джо. Ей даже хотелось попросить у него прощения за то, что тогда она фактически заставила его жениться на ней. Однако из последнего разговора с ним Кейт сделала еще один вывод: теперь уже поздно извиняться и, тем более, пытаться исправить свою ошибку. Что прошло — то прошло, а для Джо прошлое всегда значило меньше, чем для нее…

Однажды вечером, примерно через месяц после возвращения из Парижа, Джо снова позвонил ей. Он хотел обсудить некоторые детали развода и собирался прислать ей на подпись какие-то бумаги, касающиеся мелкой недвижимости, которую он недавно продал.

Кейт на все согласилась, однако голос ее неожиданно дрогнул.

— Послушай, Джо, — сказала она негромко, — я хотела спросить… Я когда-нибудь увижу тебя снова, или ты по-прежнему очень занят?

Кейт знала, что надеяться ей не на что, и все же она скучала по нему. Ей не хватало его прикосновений, его живого — а не по телефону — голоса, его запаха… Впрочем, Кейт давно убедила себя, что сумеет обойтись без него: у нее просто не было другого выхода.

— Ты уверена, что это нам будет полезно — видеться? — осторожно поинтересовался Джо.

Даже теперь, по прошествии года с небольшим, он считал, что Кейт может представлять для него опасность. Не то, чтобы она сознательно угрожала ему чем-то, просто Джо казалось, что стоит ему увидеть ее, и любовь снова подхватит его и понесет куда-то — возможно, навстречу гибели. А ведь ему с таким трудом удалось прервать танец, который привел их обоих к краю пропасти!

— Да, наверное, не стоит… — легко согласилась Кейт.

Это было так непохоже на нее, что Джо невольно насторожился. В ее голосе не было ни отчаяния, ни упрека, который мог бы снова заставить его чувствовать себя виноватым. Кейт говорила совершенно спокойным, как будто даже беспечным тоном, словно это не она несколько минут назад предложила ему встретиться.

Потом они немного поговорили о дочерней фирме, которую Джо открывал в Детройте, о новой модели самолета, которая проходила в Неваде последние испытания, и все это время голос Кейт звучал абсолютно ровно. Даже когда Джо положил трубку, он еще некоторое время продолжал слышать ее спокойные, уверенные интонации. Он никогда не слышал, чтобы она говорила так. Казалось, потеряв его, Кейт обрела покой, победила свои страхи и примирилась не только с собой, но и с ним, вернее — с его отсутствием. Теперь ничто и никто не мешал ей жить, как она считала нужным. Было совершенно очевидно: Кейт наконец-то поняла, что он больше не вернется, и сумела распрощаться со своей мечтой раз и навсегда.

В тот вечер Джо долго лежал без сна, думая о Кейт. За окнами уже брезжил рассвет, когда он вдруг подумал, что вел себя как последняя свинья, потому что за весь год так и не собрался навестить детей, предпочитая отделываться подарками, присланными с оказией из разных стран мира. Ведь ни Кларк Александр, ни Стивени были нисколько не виноваты в том, что из их с Кейт брака ничего не вышло… Ему вдруг пришло в голову, что Кейт даже ни разу не упрекнула его в этом. Она вообще ничего у него не просила и ничего от него не требовала. Все это время она падала в пропасть, которой страшилась всю жизнь, и тем не менее Кейт не цеплялась за него в отчаянной надежде спастись. Она проваливалась на самое дно молча, стиснув зубы, и даже ни разу не позвала на помощь.

Почему?!!

Джо продолжал ломать над всем этим голову, когда рано утром отправился в офис. Он был почти уверен, что у Кейт кто-то появился. Иначе просто не могло быть — или он не знал Кейт. Когда они были вместе, она постоянно висела у него на шее, цеплялась за него, она шагу без него не могла ступить! Откуда у нее вдруг взялась такая самодостаточность, такое мужество?..

Когда Джо пришел на работу, он увидел у себя на столе тот же документ, о котором он разговаривал с Кейт вчера. Джо просто забыл отдать его секретарше, чтобы она переслала его Кейт.

Когда Джо снова набрал знакомый номер, было еще довольно рано, но трубку, как обычно, взяла сама Кейт. Каждый раз, звоня ей, Джо боялся услышать мужской голос. Он знал, что рано или поздно это должно случиться — он сам желал этого Кейт при прощании — и все же каждый раз отчего-то нервничал. Даже разговаривая с Кейт, Джо часто ловил себя на том, что прислушивается, не раздастся ли на заднем плане чужой голос, но все было тихо. Если он и слышал что-то, то только голоса детей или няни.

— Алло? — сонно сказала она.

— Я тебя не разбудил? — спросил Джо каким-то деревянным голосом.

— Что?.. А-а, нет, я уже собиралась вставать. — Кейт сладко зевнула и рассмеялась. — Правда-правда, я как раз хотела пойти в душ…

Эти слова оживили в памяти Джо образы, с которыми он тщетно боролся на протяжении многих месяцев. И сейчас он не сдержался и представил себе, как она заходит в ванную, скидывает халат и подставляет плечи и грудь прохладным струйкам воды. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с собой. Джо знал, что должен забыть эту кожу, эту грудь и бедра, потому что в противном случае все, через что они прошли, теряло всякий смысл. В физическом плане Кейт не перестала волновать его, но Джо понимал, что поступил совершенно правильно, когда ушел от нее. Он просто обязан был спасти ее и себя, потому что иначе Кейт могла бы свести его с ума своими постоянными упреками и жалобами.

Но сегодня голос Кейт звучал совершенно спокойно. Во всяком случае, ни просить, ни обвинять его в чем-либо она явно не собиралась.

— Я забыл отправить тебе бумаги на подпись, — сказал Джо извиняющимся тоном. Стараясь отвлечься, он поглядел за окно, но снова увидел да фоне небоскребов до боли знакомую стройную фигуру. — Я хотел бы завезти их тебе сегодня. Не возражаешь?

Он мог бы отправить документы по почте или с курьером, как и собирался вчера, и они оба знали это. И все же предложение Джо нисколько не смутило Кейт. Во всяком случае, по ее голосу совершенно невозможно было понять, как она отнеслась к его словам на самом деле.

— То есть ты хочешь привезти их сам? — небрежно уточнила она, и Джо надолго задумался.

Все его инстинкты в один голос твердили ему, что безопаснее всего будет повесить трубку и больше никогда ей не звонить. Только так он мог избежать ловушки, в которую способно было завлечь его очарование этого голоса. Меньше всего Джо хотелось, чтобы Кейт снова вошла в его жизнь, однако в глубине души он знал — всегда знал — что на самом деле она никуда не уходила. Кейт продолжала жить в его сердце, и с этим он ничего не мог поделать.

Кроме того, она хоть и формально, все еще оставалась его женой.

— Я… гм-м… А ты против? Я имею в виду, разве ты не хочешь со мной увидеться?

Тоненький голос в мозгу Джо продолжал настаивать на немедленном бегстве, но он не стал его слушать. Сейчас ему почему-то было очень важно, что ответит Кейт.

— Почему бы нет? — сказала Кейт почти весело. — Мне кажется, я это переживу. А ты?..

— Мне кажется, все должно быть нормально, — сказал он, почувствовав неожиданное облегчение оттого, что Кейт не против.

Она и в самом деле не возражала. Джо больше не мог испугать ее: самое страшное было уже позади, и теперь он не мог от нее уйти. Все, чего она когда-либо боялась, все, что видела в кошмарных снах, — все сбылось, а она не умерла. Кейт знала, что будет любить его всегда, и даже если они никогда больше не встретятся, Джо все равно останется для нее эталоном мужчины, образцом, с которым она вольно или невольно будет сравнивать всех, с кем сведет ее судьба. Но она смирилась с тем, что Джо никогда к ней не вернется, и, как ни странно, это сделало ее сильнее.

Джо, во всяком случае, никогда раньше не слышал в ее голосе столько сдержанной силы и готовности с открытым забралом встретить любые удары судьбы. Даже по телефону он понял, что Кейт не просто изменилась — она стала другой, не похожей на ту недовольную, вечно хнычущую женщину, которую он оставил. Теперь Кейт говорила с ним как очень старый и очень близкий друг, и Джо внезапно почувствовал, как его снова потянуло к ней с небывалой силой.

Ничего подобного он не испытывал вот уже много месяцев.

— Когда ты хотел бы заехать? — гостеприимно осведомилась Кейт.

А когда дети будут дома? — спросил Джо, которому вдруг стало так одиноко и тоскливо, словно он только сейчас в полной мере постиг, что он потерял. До сегодняшнего дня он весьма успешно сопротивлялся этой необъяснимой тоске. — Я хотел бы повидаться и с ними тоже.

— До конца недели они будут у Энди, — с сожалением сказала Кейт. Ей действительно было очень жаль, что Кларк Александр и Стивени не увидят Джо. — Быть может, если мы не будем очень шуметь и кидаться тяжелыми предметами, ты приедешь еще разок, когда дети вернутся? — предложила она, и по ее голосу Джо понял, что она улыбается.

— Мне бы очень этого хотелось! — воскликнул он радостно, неожиданно почувствовав себя очень молодым и счастливым.

— Как насчет пяти часов? — спросила Кейт.

— Пяти часов?!

Внезапно им снова овладевала паника. Джо боялся встречаться с Кейт лицом к лицу. Что, если она снова примется обвинять его в том, что он ее бросил? Что, если она назовет его подонком и мерзавцем и подробно расскажет, как и когда он заслужил оба этих эпитета? Что, если…

У него было еще много этих “если”, но Кейт вдруг рассмеялась, и все его страхи сразу улеглись.

— Да-да, пяти часов. Пяти вечера, разумеется, потому что пять утра уже прошло. Тебя это устроит?

— Вполне. Не беспокойся, я совсем ненадолго…

— Мы даже не будем закрывать дверь, — пошутила Кейт. — И я не стану готовить к твоему приходу кофе, чтобы ты положил бумаги и выматывался. Не бойся, Джо, тебе не придется даже садиться!..

Она чувствовала, что Джо боится этого визита, но не знала — почему. Ей никогда не приходило в голову, что он может бояться видеть ее.

— Хорошо, тогда — до пяти ноль-ноль, — деловито сказал Джо, и Кейт, улыбнувшись, повесила трубку.

Она знала, что продолжать любить человека, с которым разводишься, в лучшем случае необычно, а в худшем — просто смешно. На первый взгляд в этом не было никакого смысла, но Кейт уже знала — в жизни вообще мало логичного и закономерного. Во всяком случае, в их жизни с Джо.

Ровно в пять часов Джо возник на пороге квартиры. Поначалу он явно испытывал смущение, словно не знал, куда ему девать руки и ноги, но Кейт это лишь напомнило тот день, когда они познакомились. Тогда Джо тоже чувствовал себя не в своей тарелке, но это не помешало ей влюбиться в него с первого взгляда.

Теперь, из уважения к его чувствам, Кейт держала подобающую дистанцию и не делала никаких попыток проникнуть сквозь ту неловкую официальность, которую Джо напустил на себя. Присев на диван, они немного поговорили о детях, о его работе, об очередном новом самолете, который он задумал и который существовал только в эскизах. Это был совершенно фантастический аппарат, о котором Джо давно мечтал, но до которого у него только сейчас дошли руки. Он с увлечением рассказывал Кейт о том, каким он будет — этот “самолет будущего”, и она с удивлением почувствовала, что ей очень интересно. А еще Кейт вдруг обнаружила, как же просто любить Джо таким, каким он был, не пытаясь переделывать его под себя или к чему-то принуждать. Сначала, правда, Кейт тоже испытывала некоторую неловкость, но вскоре она совершенно прошла. Джо, казалось, тоже напрочь позабыл о своем смущении.

Он пробыл у Кейт почти час, когда она спохватилась, что не предложила ему что-нибудь выпить. Она поспешила исправить свою ошибку, и Джо улыбнулся и кивнул. От одной его улыбки у Кейт закружилась голова и потеплело на сердце. Ей ужасно хотелось обнять его за шею, поцеловать, сказать, что она всегда будет любить его, но она не осмелилась. Вместо этого она принесла ему виски со льдом, а сама уселась напротив, любуясь им, словно редкой птицей, которую можно увидеть, но к которой невозможно прикоснуться. Ей оставалось только молча любить его — любить и желать ему счастья, а это было не так уж мало…

Джо уехал только в восемь часов. Кейт подписала ему все бумаги, поэтому, когда на следующий день он снова позвонил, она удивилась. Еще больше она была поражена, когда он вдруг пригласил ее пообедать с ним.

Кейт было невдомек, что ее образ преследовал Джо всю прошедшую ночь. Накануне Джо увидел ее именно такой, какой всегда любил, к тому же она не произнесла ни слова упрека и ничем его не испугала. Джо допускал, что эта ее независимость и раскрепощенность могла быть просто уловкой, кроме того, он сам мог впасть в самообман и принять желаемое за действительное. И все же он чувствовал — что-то изменилось в ней, изменилось глубоко. Аура, которая окружала Кейт теперь, была соткана не из боли, требовательности или вины, а из нежности самой высокой пробы, из тепла и полной примиренности с собой и окружающим. Именно это всегда привлекало его к ней, и Джо надеялся, что они могут стать хотя бы друзьями.

— Пообедать? — удивленно переспросила Кейт. — Н-не знаю… Как ты себе это представляешь?

Джо объяснил, и в конце концов его предложение показалось ей вполне приемлемым. Терять ей было совершенно нечего; она рисковала только причинить новую боль ему и себе, но отчего-то ей казалось, что теперь она может больше доверять Джо. И, безусловно, Кейт могла больше доверять себе. Она готова была принять все, что бы ни преподнесла ей жизнь, и это делало ее неуязвимой и бесстрашной.

Через два дня после его звонка они встретились в “Плазе”, а в следующие выходные вместе отправились гулять в парк. Они разговаривали о том, что они сделали со своей жизнью, о том, что могло бы случиться с ними, не остановись они вовремя, а также о том, чего с ними не могло быть ни при каких обстоятельствах. Под конец этого откровенного и дружеского разговора Кейт представилась хорошая возможность извиниться перед Джо, и она поспешила ею воспользоваться. Попросить у Джо прощения ей хотелось давно — она действительно очень жалела, что причинила ему столько зла, столько страданий — однако раньше это было невозможно.

— Я знаю, Джо, что вела себя как настоящая дура, — сказала она. — Я ничего не понимала. Я только держалась за тебя мертвой хваткой, но чем чаще я требовала невозможного, тем сильнее тебе хотелось освободиться. Не знаю, как я не разглядела этого тогда! Мне понадобился почти год, чтобы разобраться, что к чему. Теперь-то я, конечно, жалею — мне надо было быть умнее!

— Я тоже немало дров наломал, — с раскаянием в голосе признался Джо. — А ведь я ужасно любил тебя!..

Кейт заметила, что он употребил прошедшее время, и сердце ее горестно сжалось, однако она понимала, что это было только справедливо, и удивляться такому заявлению не приходилось. То, что она продолжала любить Джо, было ее собственной проблемой, ее личной слабостью и странностью. А если учесть все зло, которое она вольно или невольно ему причинила, она заслуживала только самого сурового наказания — и никакого второго шанса.

Потом они вернулись домой, и Джо впервые за много месяцев увидел Кларка Александра и Стивени. Дети завопили от восторга и сразу же повисли на нем, а Джо принялся кружить их по квартире.

Вечер, который они провели вчетвером, был почти счастливым. Когда Джо ушел, Кейт долго раздумывала. Ей хотелось верить, что они еще могут быть друзьями; она надеялась на это и пыталась убедить себя, что ей этого будет достаточно. Ведь дружба не предъявляет таких жестких требований и не требует таких громадных жертв, как любовь!..

И следующие два с небольшим месяца они оставались просто друзьями. Джо был относительно свободен, и они обедали вместе по средам и изредка ужинали в другие дни. По воскресеньям Джо приходил к детям, и Кейт готовила для всех четверых роскошные угощения с мороженым, клубникой со сливками и другими лакомствами. Потом Джо ненадолго улетел в Лос-Анджелес, но для Кейт это больше не было трагедией, как когда-то. В конце концов, они оба были свободными людьми, и им в голову не приходило чего-то требовать друг от друга.

Однажды в дождливый и ветреный вечер, когда Кларк Александр и Стивени были у Энди в Коннектикуте, Джо неожиданно зашел к Кейт, чтобы занести книгу, о которой они говорили неделю назад. На самом деле он явился к ней вовсе не за тем, однако понятия не имел, каким образом перейти от дружбы к чему-то другому — неведомому и пугающему, но тем не менее манящему. Вернуться к тому, что связывало их когда-то, они не могли — это было ясно обоим. Поэтому если бы они все-таки рискнули двигаться вперед, им пришлось бы создавать что-то совершенно новое, и вот тут-то Джо забуксовал…

Впрочем, все дальнейшее произошло на удивление просто и естественно. Кейт как раз разливала кофе, когда, случайно подняв голову, она вдруг увидела, что Джо стоит совсем рядом. От удивления Кейт опустила кофейник на подставку, и в то же мгновение Джо мягко привлек ее к себе.

— Ты не примешь меня за сумасшедшего, если я скажу, что все еще люблю тебя? — спросил он, и Кейт невольно задержала дыхание.

— Не знаю… — ответила она тихо. — Это действительно смахивает на безумие, но… я хочу быть безумной!

И она прижалась к нему, стараясь не думать ни о чем, что могло бы омрачить эти минуты сказочного блаженства, почти чуда.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты простила меня, — прошептал Джо. — Я вел себя как мальчишка! Но… я боялся, Кейт…

— Я знаю. Я тоже боялась, — призналась Кейт, обнимая его. — Мы оба вели себя так глупо!.. Мне очень жаль, что тогда я не знала того, что понимаю сейчас. Я всегда любила тебя, Джо!

— Я тоже всегда любил тебя и люблю. — Он прижался щекой к ее волосам. — Просто раньше я не знал, как надо обращаться с любовью. Я все время чувствовал себя виноватым перед тобой, и мне хотелось убежать куда-нибудь на край света. — Джо немного помолчал и добавил: — Ты и правда считаешь, что мы чему-то научились?

Кейт кивнула. Они оба научились многому — она чувствовала это в себе и видела в нем. Они больше не боялись.

— Я поняла, — сказала она, — что люблю тебя таким, какой ты есть. И теперь мне все равно — рядом ты или далеко. Твои поездки меня больше не пугают — в том, что ты иногда ездишь в Токио или Лондон, нет ничего страшного, ведь ты возвращаешься… Жаль только, что раньше я этого не понимала, — закончила она мрачно.

Джо ничего не сказал. Он лишь наклонился и поцеловал ее в губы. Чуть ли не впервые за семнадцать лет их знакомства Джо чувствовал себя с Кейт в полной безопасности. Он никогда не переставал любить ее, но безопасность — это было нечто другое. Каждый раз, оказываясь рядом с ней, он чувствовал подсознательный позыв к бегству, и это накладывало свою печать на все их отношения. Но теперь страх ушел, и он чувствовал себя совершенно свободным.

Они долго стояли в кухне и целовались. Потом Джо обнял Кейт за плечи, и они не сговариваясь двинулись к двери, ведущей в спальню.

— Возможно, мы оба сошли с ума… — пробормотал Джо, когда они остановились у постели. — И я не уверен, что сумею выжить, если мы снова сделаем из нашей жизни черт знает что, но… у меня такое чувство…

— Что нам надо попробовать, — закончила за него Кейт — и не угадала.

— Нет. — Джо покачал головой. — У меня такое чувство, что на этот раз все будет в порядке, — твердо сказал он.

— Я боялась, что ты никогда больше не будешь мне доверять, — вздохнула Кейт.

— Я тоже, — ответил Джо и снова поцеловал ее.

Теперь он доверял Кейт полностью и до конца, и она тоже верила ему. Единственное, что страшило их сейчас, это мысль о том, как близки они были к тому, чтобы потерять друг друга навсегда. Они остановились на самом краю пропасти, спасенные то ли божественным Провидением, то ли еще чем-то, чему пока не было названия.

Джо провел с ней все выходные, и когда в воскресенье вечером вернулись дети, они были счастливы видеть его дома.

После этого их жизнь стала понемногу налаживаться. Джо продолжал ездить в свои командировки; порой он отсутствовал неделями и месяцами, но Кейт не возражала. Если Джо уезжал, он звонил ей чуть ли не каждый день, и Кейт была счастлива, что слышит его голос и чувствует его любовь.

И Джо тоже был счастлив. На этот раз у них все получилось, и это было самое настоящее чудо, в которое он наконец поверил. Конечно, у них бывали разногласия и споры, порой — достаточно шумные, но стоило отгреметь последним залпам, как ссора тотчас же забывалась, и жизнь текла дальше, счастливая и спокойная.

Они были счастливы вдвоем, по-настоящему счастливы. Нечего и говорить, что они так и не довели до конца бракоразводный процесс, оставшись мужем и женой, как всегда мечтала Кейт. Только теперь Джо был другим мужем, а она другой женой — терпеливой, любящей, готовой все понять и все простить и ничего не требующей для себя. И, должно быть, потому, что она ничего от него не требовала, Джо давал ей гораздо больше, чем раньше.

Это была очень хорошая жизнь, счастливая и спокойная, и она продолжалась почти семнадцать лет — ровно столько, сколько они провели в непримиримой, страшной и бесплодной борьбе друг за друга.

Когда Кларк Александр и Стивени выросли и обзавелись собственными семьями, у Кейт стало больше времени для Джо. Теперь она повсюду ездила с ним, однако даже если ей случалось оставаться дома одной, она чувствовала себя совершенно нормально. Демоны прошлого — все, сколько их было, — умерли. Теперь Кейт знала, как не будить в Джо старые страхи, не виснуть у него на шее тяжелым грузом, не связывать его по рукам и ногам паутиной обязанностей и обязательств, и он — гордая и свободная птица — наконец-то спустился к ней с небес и с полным доверием сел на подставленную руку.

И это было именно то, чего Кейт всегда от него хотела. Старые раны затянулись, забылись, и теперь для них обоих существовало только счастливое настоящее и еще более счастливое будущее…

Эпилог

Похороны Джо прошли со всей подобающей торжественностью. Кейт сама все организовала, сама позаботилась о деталях. Это был ее последний подарок Джо. Выезжая из дома с Кларком Александром и Стивени, она молча смотрела в окно лимузина на падающий с неба снег и думала о Джо и обо всем, что он значил для нее в жизни. Кейт вспоминала войну, их встречи на мысе Код, их жизнь вдвоем в Нью-Джерси, когда Джо только создавал свою империю. Тогда она еще ничего в нем не понимала, зато теперь знала его лучше, чем кого бы то ни было, и ей до сих пор не верилось, что Джо — этого самого близкого и родного человека — больше нет.

Выбираясь из лимузина, Кейт почувствовала, как в ее сердце закрадывается неуверенность и страх. Что она будет делать теперь? Как ей прожить остаток жизни? Да и сможет ли она жить дальше без него? Семнадцать лет назад им обоим была дарована возможность исправить все зло, которое они причинили друг другу, и начать все сначала. Страшно подумать, что тогда она чуть было не потеряла его.

Церковь была полна. Здесь были видные бизнесмены, промышленники, крупные политики и другие знаменитости. Надгробную речь должен был произнести губернатор штата, хотел приехать сам президент, но в последнюю минуту ему помешали неотложные государственные дела, и вместо него на похоронах присутствовали вице-президент и несколько сенаторов.

Кейт с детьми сидели на передней скамье. Позади них тихонько гудело море людей, и Кейт знала, что где-то там должны быть Энди с Джулией и двое их старших детей. Мать Кейт умерла четыре года назад. Элизабет до последних дней недолюбливала Джо, но Кейт не сомневалась, что мама обязательно пришла бы на похороны, если бы была жива. Уголком глаза Кейт заметила в толпе вдову Чарльза Линдберга Анну, которая все еще носила траур по мужу. Чарльз Линдберг скончался четыре месяца назад, и Джо произнес прощальное слово над его гробом. А вот теперь он сам погиб, и Кейт невольно подумала о том, какая странная ирония заключена в том, что два величайших летчика Америки и два близких друга отправились на небо почти одновременно. Для всей страны это была большая потеря, но Кейт переживала свою трагедию особенно остро. Для нее это был не просто великий летчик, не просто муж — это был человек, без которого она уже давно не ощущала себя самостоятельной личностью. Но вот он ушел — и у нее как будто вынули душу, она перестала чувствовать себя живым человеком.

Поминальная служба была очень трогательной, и много красивых речей прозвучало с возвышения перед алтарем. Кейт держала обоих детей за руки, и слезы медленно катились по ее щекам, капая на лиф черного траурного платья. В эти минуты Кейт вспоминала похороны родного отца, на которых она присутствовала маленькой девочкой. Тогда Кейт чувствовала себя так, словно она осталась совсем, совсем одна в большом и равнодушном мире. Никому не было до нее дела — даже ее убитой горем матери. Только Джо сумел излечить эту застарелую рану, только Джо сумел открыть Кейт глаза на мир, сделать так, что она поверила — где-то всегда есть люди, которым ты нужен. Для нее таким человеком стал он сам, и именно он сделал ее жизнь удивительной и прекрасной.

Служба подошла к концу. Собравшиеся расступились, и Кейт медленно проследовала за гробом к выходу из церкви, где стоял катафалк. В воздухе висел густой запах свежих роз, но Кейт не замечала его. Она шла, погруженная в собственные мысли, и так же задумчиво села в лимузин, чтобы ехать на кладбище. Позади нее из церкви выходили люди; многие из них хорошо знали Джо, а кто не знал всего, тот мог понять из надгробных речей, каким он был замечательным летчиком, каким талантливым авиаконструктором, каким удачливым бизнесменом. И все же Кейт была, наверное, единственной, кто знал, каким Джо был на самом деле. Он был человеком, которого она любила, и, несмотря на боль, которую они когда-то причинили друг другу, жизнь вдвоем доставила им ни с чем не сравнимую радость. Кейт узнала, научилась всему, что было для этого необходимо, и Джо был счастлив с нею — счастлив до самого последнего дня. Мысль об этом приносила Кейт облегчение, но она по-прежнему не знала, как будет жить без него.

Стивени и Кларк Александр, которые тоже ехали с ней в лимузине, негромко переговаривались друг с другом, но к матери не обращались. Им не хотелось ей мешать, и Кейт продолжала размышлять, глядя на заснеженный пейзаж за окном. На кладбище они поехали только втроем: так захотела Кейт, чувствуя необходимость побыть наедине со своими воспоминаниями о Джо. Именно с воспоминаниями, а не с телом, потому что после взрыва от него не осталось даже пепла, и они хоронили пустой гроб. Отдав последнюю дань усопшему, священник коротко благословил Кейт и детей и пошел к катафалку, чтобы вернуться в церковь. Кларк Александр и Стивени тоже отошли к лимузину, оставив мать возле гроба, стоявшего на специальной подставке возле зияющей могилы.

— Как мне жить дальше, Джо? — тихо спросила Кейт, глядя на гроб.

Она действительно не знала, что ей делать, как она сможет жить, не видя его, зная, что он уже никогда не вернется. Джо был мужчиной, о котором она мечтала всю жизнь, героем, в которого она без памяти влюбилась семнадцати лет от роду, солдатом, которого она ждала с войны, ее мужем, которого она едва не потеряла семнадцать лет назад и сумела вернуть лишь чудом. Джо и сам был чудом — лучшим из всех чудес, которые случились с ней за всю жизнь, — и сейчас Кейт вдруг почувствовала, что он стоит совсем рядом с ней.

Она знала, что Джо забрал с собой ее сердце. Другого такого, как он, больше не было и вряд ли когда-нибудь будет — во всяком случае, не для нее. Их души переплелись накрепко, они вместе познали, что такое настоящая любовь и настоящая свобода, научились забывать и прощать, и каждый раз, когда Джо уезжал, он обязательно возвращался.

Но теперь, стоя перед отверстой могилой, Кейт понимала, что на этот раз Джо не вернется и что ей остается только отпустить его. Только так она могла быть уверена, что Джо никогда ее не покинет, потому что раньше даже вдали от нее он оставался с ней. Даже когда его не было рядом, она ощущала его любовь и любила сама, и со временем это чувство стало таким надежным и крепким, что не нуждалось ни в словах, ни в обещаниях. Оно просто было, и ничего другого они не желали.

Такова была их жизнь — жизнь, похожая на длинный и сложный танец. Сначала они оба двигались неловко, не в такт, спотыкаясь и больно наступая друг другу на ноги, но со временем им удалось довести каждое движение до совершенства. Кейт научилась танцевать с Джо — она знала, как следует наклониться, как и когда отступить. Она научилась не мешать партнеру, научилась любить его и ценить таким, каким его создали бог и природа. И теперь Кейт испытывала огромную благодарность к Джо за каждое па, за каждую танцевальную фигуру, которым он ее научил.

— Лети, мой родной… — прошептала она. — Лети!.. Я по-прежнему люблю тебя…

С этими словами она положила одинокую белую розу на гроб с его именем — на полированный деревянный ящик, который закопают в эту землю вместо него, — и тотчас почувствовала, как бесследно исчезли, растаяли все ее страхи и боль. Кейт знала: Джо всегда будет рядом, где-то совсем недалеко от нее. Он будет летать в своих собственных небесах, как летал всегда, и хотя Кейт знала, что не увидит в сияющей синеве ни малейшего следа, она не сомневалась, что Джо никогда ее не покинет. Он будет с нею всегда, пока бьется ее сердце, и она не забудет ничего из того, чему он ее учил. Джо дал Кейт все, что было ей необходимо, чтобы жить без него, и она хорошо усвоила его уроки. Их долгий танец закончился, но музыка продолжала звучать, и не было ей конца…