Суббота, 8 июля 1944 г.

Госпожа Брокс приобрела на аукционе в Бевервейке клубнику. Ягоды были

доставлены в контору очень запыленные, вперемежку с песком, но зато в

огромном количестве. Не меньше двадцати четырех ящиков для фирмы и для нас.

Сегодня же вечером мы законсервируем шесть банок свежих ягод и сварим восемь

банок джема. А завтра утром Мип будет готовить джем для конторы.

В пол первого, как только за последним рабочим захлопнулась входная

дверь, папа, Петер и Ван Даан бросились вниз по лестнице -- за ящиками. Анна

между тем набирала горячую воду из крана, а Марго уносила ведра. Все при

деле! С каким-то странным ощущением я вошла в заполненную народом кухню

конторы: там уже были Мип, Беп, Кляйман, Ян, папа, Петер - в общем, почти

все обитатели Убежища и их помощники, и это среди белого дня! Шторы и окна

открыты, каждый говорит в полный голос, хлопает дверями -- у меня даже

началась дрожь от волнения. " Собственно, скрываемся ли мы еще? " - спросила я

себя. Наверно, такое же чувство я испытаю, когда в действительности окажусь

на воле. Набрав полную кастрюлю, я быстро поднялась наверх, где в кухне у

стола меня уже ждали. Мы принялись перебирать и чистить ягоды -- если можно

так сказать, поскольку больше исчезало во ртах, чем в ведре. Вскоре

понадобилась новая порция клубники, Петер побежал за ней вниз, но тут два

раза позвонили во входную дверь, и все работы приостановились. Петер

вернулся, закрыв за собой нашу потайную дверь. Мы топтались на месте от

нетерпения, но не могли пользоваться водопроводом и только смотрели на

ягоды. Святое правило: " Посторонние в доме -- не открывать краны" должно

неукоснительно выполняться.

В час явился Ян и сообщил, что приходил почтальон. Петер ринулся вниз,

но новый звонок заставил его вернуться. Я стала прислушиваться на лестнице:

кто же пришел? В конце концов, мы с Петером подобно двум ворам, перегнулись

через перила, пытаясь разобрать звуки снизу. Так как чужих голосов не

доносилось, Петер осторожно спустился на несколько ступенек и позвал: " Беп! "

Потом еще раз: " Беп! " Но шум снизу перекрывал его голос. Петер дошел до

кухни, однако вскоре в панике вернулся: Кляйман предупредил его, что в

конторе ревизор. Снова дверь на замок и томительное ожидание. Наконец, в

половине второго появился Куглер. " Ах нет, и здесь то же самое. Сегодня на

завтрак я ел клубнику, Ян объедается клубникой, Кляйман смакует клубнику,

Мип варит клубничный джем, Беп перебирает ягоды. Хочу избавиться от этого

красного проклятья, поднимаюсь к вам, и что вижу?... Клубнику! ". Часть ягод

закатали, но две банки открылись, и папа спешно приготовил из них джем. Днем

еще четыре банки открылись: Ван Даан плохо их простерилизовал. Теперь папа

каждый вечер варит джем. Мы едим кашу с клубникой, кефир с клубникой,

бутерброды с клубникой, клубнику на десерт... Две недели перед глазами была

сплошная клубника, но наконец запас кончился, и теперь все

законсервированные ягоды стоят под замком.

" Слушай, Анна, - позвала Марго, -- мы получили от госпожи Ван Хуфен

девять килограмм горошка". " Как любезно с ее стороны! " - отвечаю я. В самом

деле, любезно, но сколько работы! " Утром в субботу все чистят горошек", --

объявила мама за столом. И, действительно, в субботу во время завтрака на

стол водрузили большую эмалированную кастрюлю, доверху наполненную

стручками. Лущить горошек -- скучнейшая работа, тонкую верхнюю кожицу очень

трудно отделить, но мало кто знает, какая она вкусная, нежная и богатая

витаминами! Однако эти три преимущества теряют свою силу перед тем

обстоятельством, что порция очищенного горошка в три раза меньше его

первоначального количества в стручках. Лущить горошек -- работа, требующая

точности и терпения, она подходит скрупулезным зубным врачам или знатокам

трав и пряностей, но не девочке-подростку. Это было ужасно! В пол десятого

мы начали, в пол одиннадцатого я сделала перерыв, в одиннадцать снова

взялась за дело, но в пол двенадцатого уже вымоталась из сил. У меня

буквально голова закружилась от вечной однообразной процедуры: надрезать

уголочек, отделить кожицу, вытащить ниточку, выбросить стручок, и так далее,

и так далее. Только вертятся перед глазами зеленое, зеленое, червячок,

ниточка, гнилой стручок и снова сплошная зелень. От отчаяния болтаю всякий

вздор, довожу всех до смеха и чувствую, как бесконечная тупость затягивает

меня в бездну. Каждая очищенная горошина еще раз убеждает меня, что никогда,

никогда я не стану только домашней хозяйкой!

В двенадцать мы, наконец, идем завтракать, чтобы в пол первого снова

засесть за стручки. У меня начинается что-то вроде морской болезни и

кажется, у остальных тоже. В четыре часа я ложусь спать еще во власти

опротивевшего горошка.

Анна Франк