Глава 28. Оставшись в одиночестве, под теплым одеялом, Гарри наконец смог задуматься

Оставшись в одиночестве, под теплым одеялом, Гарри наконец смог задуматься. В спальне было темно и сонно, тихо похрапывал Рон, а он лежал, расслабленно закинув руки за голову, и улыбался, глядя в темный потолок.

Долгий, сумасшедший день закончился, оставив приятную истому в уставшем теле и неприятное покалывание в горле, но простуда это самая малая цена, которую Гарри был готов заплатить за чудесный праздник.

Он чувствовал себя поймавшим снитч с той минуты, когда понял, там, в кафе, что Малфой действительно не хочет, чтобы он уходил, что ему это нужно не меньше. Все происходящее потом, было лишь логическим продолжением той победы.

В один день совершить столько странных непривычных вещей – гулять по лондонским улицам, оказаться в гей-клубе… Гарри перевернулся на живот, обнимая подушку и нащупывая замшевую перчатку. Себе можно признаться, да, ему понравилось – понравился клуб, понравилось быть там с Малфоем и ловить завистливые взгляды посетителей, понравилось чувствовать себя независимым, расплачиваясь не глядя. Понравилось, что хмурый маг, обменявший ему галеоны в тесной комнате за гардеробом, сделал вид, что не узнал его. Понравилась странная бесшабашная атмосфера – никому нет до тебя дела и в то же время не чувствуешь одиночества.

Когда Гарри зашел в туалет, чтобы проглотить кусочек безоара – алкоголь, это тоже яд, как пояснил все тот же хмурый волшебник, там никто не посмотрел косо, наоборот, милый маггл с накрашенными глазами, протянул ему пластиковый стаканчик с водой, чтобы запить.

Но больше всего Гарри понравилось быть с Драко, пожалуй, даже слишком понравилось. За весь вечер ни разу не пришла в голову мысль о неправильности всего происходящего, наоборот, все было до странности «так». То ли от атмосферы в клубе, то ли от близости Малфоя у него просто сносило крышу, и даже потеря любимого свитера не расстроила.

Наверное, стоило воспользоваться случаем, пока Малфой был откровенен, спросить, что он чувствует, что думает о нем, о них. Но Гарри был слишком оглушен – Драко умудрился так четко и так ясно сформулировать все, что не давало покоя с самых Рожественских каникул, определить, наконец, то, что он сам про себя называл «голодом».
Хочу трахать тебя – вспомнил Гарри, и в животе сладко заныло, то ли от страха, то ли от предвкушения.

Да и сама по себе идея оказаться наедине была более чем привлекательной. Чувствуя, что сна ни в одном глазу, Поттер принялся перебирать разные варианты.

Можно было пригласить Малфоя на Гриммаулд-Плейс. Но сколько раз они смогут туда выбираться? Везти бесконечно не может, а ближайшие каникулы только летом. Идею о ванной старост Гарри отмел сразу, вспомнив брезгливо перекосившуюся физиономию Драко в клубе. Был вариант отправить всех однокурсников Малфоя с легким отравлением к мадам Помфри, но Гарри трезво оценивал свои шансы подсунуть нужное зелье слизеринцам, и шансы на то, что Гермиона согласится ему в этом помочь.
С другой стороны, при каких обстоятельствах в их распоряжении могло бы оказаться отдельное помещение, более комфортное чем кладовка для метел? Ведь было же у Ремуса место для трансформаций – с полного одобрения директора.

А вдруг вейлам тоже полагается место? Гарри вскинулся, осененный идеей – а действительно, вдруг им гнезда вить положено какие-нибудь, ну или вообще, вейлочары в замке, где полно подростков – это может быть очень опасно.

Дело за малым – доказать, что Малфой – вейла. А остальное раз плюнуть – ситуацию обострять никто не будет, а значит, слизеринца насильно не выпрут из школы, после сегодняшнего Гарри был уверен, что сам Драко тоже не горит желанием покинуть Хогвартс – и все.

Обдумывая предлог для встречи с Шеклболтом, Гарри заснул.

Через пару дней он, сопровождаемый недовольным взглядом поджавшей губы Макгонагалл, шагнул в камин и оказался в Министерстве. Был уже вечер – по атриуму суетливо пробегали припозднившиеся маги, не обращая на Поттера никакого внимания. Он отправился в кабинет Министра.

- ЗдорОво! – Кингсли поднялся и стиснул его в крепких объятиях. – Ну что у тебя опять случилось?

Гарри смешался.

- Я же написал, что хотел обсудить вступление в наследство…

- Не ври министру! – Белозубая улыбка слепила глаза. Шеклболт широким жестом подвинул к Гарри поднос с чаем и бисквитами. – Комиссия соберется только в мае, и ты об этом знаешь.

- Ну ладно, тогда я скажу, ты только мне вопросов не задавай, хорошо?

Лицо бывшего аврора мгновенно стало серьезным.

- Я обещаю, что не задам тебе лишних вопросов.

Покрутив в пальцах чайную ложку, Гарри вдохнул.

- Мне надо найти всю информацию о волшебнице, приехавшей в Англию в конце пятнадцатого века…

Гарри в двух словах пересказал то, что узнал от Гермионы. Министр внимательно слушал, не перебивая.

- И мы думаем, что ген вейлы передался Драко Малфою. Помнишь, осенью ты говорил о влиянии волшебных существ? – закончил Поттер и шумно перевел дыхание.

Кингсли устало потер виски. В неверном свете свечей он вдруг показался Гарри постаревшим.

- Послушай, мальчик. В чем подвох? Я слышал, что вы не очень ладили, но детские неурядицы слишком смехотворный повод, чтобы заставить целый отдел проверять старинную легенду. Влюбились, разлюбились – со всеми бывает, особенно в юности. Что тебе мешает просто получать удовольствие? Тем более, я так понял, это взаимно.

Слушая Шеклболта, Гарри вдруг подумал, что на самом деле его волнует вовсе не отсутствие «кровати», все гораздо серьезнее и важнее. Он бросил ложечку на блюдце.

- Ты не понимаешь. Это не «неурядицы»! – обхватив себя руками, будто замерзая, Гарри начал рассказывать министру всю историю непростых взаимоотношений с Малфоем. Ровным голосом, ничего не утаивая – от встречи в магазине мадам Малкин до «Сектумсемпры». - Пойми, я его действительно ненавидел, презирал, а теперь я хочу с ним трахаться! И мне нужно точно знать, я этого хочу или чертова магия! – в сердцах закончил Гарри, увидев саркастическую усмешку на лице Кингсли.

Тот примиряюще поднял руки, демонстрируя розовые ладони.

- Хорошо. Хорошо, Гарри, я понял. Для тебя это важно, и я обещаю, что разузнаю абсолютно все о родословной твоего Малфоя. С того момента, как его предки вообще приехали в Британию.

- Спасибо, Кингсли.

Шеклболт поднялся, взмахнув палочкой, снял блок со своего камина.

- Ну шагай, а то поздно, - он подошел и неловко обнял Гарри. - Все будет хорошо. Только что ты будешь делать, если Малфой никакая не вейла?

Гарри вскинул подбородок.

- Не знаю, но узнаю, когда ты все выяснишь.

Министр фыркнул и протянул ему коробку с порохом.

***

- Неужели она не понимает, что в одиночку с этим справиться невозможно?

Гермиона пнула спекшийся черный ком и поморщилась.

- Я думаю, что она все понимает, именно поэтому не настаивает на каких-то сроках. Зато в течение года Гарри будет чем себя занять вместо того, чтобы глупостями заниматься.

Рон, сидящий рядом с другом на полу, скорчил рожу.

- Ребят, вы идите. Мне тут еще надо поработать.

- Слушай, ну раз ей не важно, закончишь ты или нет, может и не стоит? Пару раз в неделю по полчасика было бы достаточно…

- Да я и так не утруждаюсь особенно, - Гарри улыбнулся и, махнув на прощание друзьям, поднялся. На самом деле ему безумно хотелось выполнить назначенную отработку. Обязательно. Мрачный страшный зал, пропахший жжеными тряпками, стал почти его личным врагом и с каждым очищенным ярдом комнаты Гарри чувствовал удовлетворение.

Методично, монотонно уничтожая спекшееся прошлое Выручай-комнаты, он будто бы очищался сам, стирая из своей памяти минувшее. Словно в адском пламени сгорело не только ее волшебство, но и его последняя ссора с Малфоем.

И из огня он вылетел другим и вытащил другого Драко. Просто не сразу это понял. И обязательно нужно было уничтожить все до пылинки, чтобы прошлое осталось навсегда там, где ему положено, вместе с болью и ненавистью, вместе со смертью.

Потянувшись, Гарри привычным жестом вытащил палочку и вздохнул – два месяца кропотливой работы, а дело продвинулось едва на четверть: уже было видно одно окно с закопченными витражами, а за бесформенными громадами угадывалось еще два таких же.
С другой стороны, Выручай-комната могла оказаться размером с Большой зал, Гарри криво улыбнулся – можно сказать, опять повезло.

Очень жаль, что магия исчезла – было интересно, как бы выглядела комната для его свидания с Малфоем. Что придумало бы для них древнее волшебство? Наверное, что-то в гриффиндорских тонах, бордовое или красное – чтобы кожа Драко в отсветах казалась сотканной из зари, легкой, почти прозрачной, когда он будет извиваться на мягком покрывале от поцелуев Гарри. Но подобные мысли силой воли изгонялись как отвлекающие или заботливо приберегались до более подходящего времени, например, в душевой или в спальне, перед отходом ко сну – в течение дня он старался как можно меньше думать о Малфое, боясь, что может выдать… не себя – его.

После того, как Гермиона научила его распылять отколотый шлак, дело пошло веселее, Гарри иногда даже задерживался почти до самого отбоя, борясь со своим врагом – теперь не нужно было таскаться на улицу. А добежать по пустым коридорам до гриффиндорской башни в мантии-невидимке не представляло особого труда.

***

Праздничная прогулка не прошла даром. Драко подхватил легкую простуду и в понедельник на занятия не пошел. Ходил только в Большой зал, наглотавшись противопростудного зелья, чтобы хоть мельком увидеть Гарри. Нельзя сказать, что Драко не беспокоила сложившаяся ситуация – он все чаще ловил себя на мысли, что ему сложно не видеть Поттера хотя бы день. Просто увидеть и уверится в том, что он тут, рядом, и если будет очень нужно, можно найти его, постоять неподалеку или подержать за руку. Конечно, Драко бы этого не сделал. Не здесь, не под сотней наблюдающих взглядов, но знать было достаточно.

Слагхорн, на удивление, сквозь пальцы посмотрел на то, что Драко пропустил учебный день. Вообще старый лис в последнее время относился к нему гораздо мягче. То ли до него дошли слухи о том, что министерство благоволит Люциусу, поддерживает его начинания и уж точно не собирается устраивать гонения на Малфоев, то ли он просто решил, что Драко в данный момент не представляет никакой опасности ни для факультета, ни для него лично, а наоборот, может быть полезен в дальнейшем. Слагхорн был из тех, кто никогда не пренебрегает мыслями о будущем и возможностью обеспечить себе весь мыслимый комфорт, как моральный, так и материальный. Тем более, что первокурсниками сейчас занимался именно Драко. С некоторых пор они приходили к нему, а не к декану. Хотя, надо признать, маленькие слизеринцы в большинстве случаев сами неплохо справлялись со своими проблемами, предпочитая не втягивать в свои дела посторонних.


Внеплановый выходной радовал Драко еще и тем, что можно было лежать под теплым одеялом в пустой спальне и позволять себе думать и вспоминать. Вчерашний день был богат событиями и эмоциями, как хорошими, так и не очень. Например, воспоминание о том, как Поттер чуть не ушел от него обратно в Хогсмид, причиняло настоящую боль. И не имело значения, что ему удалось это предотвратить. В такие моменты Драко просто не знал, что говорить и что делать. Гарри становился отстраненным и казалось, что он не понимает и не поймет ничего из того, что мог бы сказать ему Драко. Словно они разговаривали на разных языках.

Гарри со своим взрывным темпераментом мог быть безрассудным, страстным, обидчивым, пылким, яростным, нежным, и Драко терялся рядом с этой радугой эмоций. Он никогда не умел – так. Он привык не подпускать к себе никого ближе чем на милю. Даже если на самом деле расстояние сокращалось до дюйма. Это было привычно и правильно. Малфои не доверяли никому кроме себя и членов своей семьи. Может, именно это и помогло им выжить в войне. Драко не чувствовал в себе такой силы, какая ощущалась в отце, которому требовалось совсем немного времени, чтобы придти в себя после очередного поражения и двигаться дальше. Драко боялся предательства, боялся говорить кому-то о своих мыслях и чувствах, боялся довериться. Даже Гарри. С Гарри, пожалуй, это было даже сложнее чем обычно. Потому что ему Драко хотел доверять. Он не верил, что Поттер однажды предаст его. Только не теперь. Даже если… если все это окажется какой-то ошибкой, Гарри не сделает ничего, что могло бы навредить ему, в этом Драко не сомневался.

Но Поттер был другим. Он многого не понимал. Хотя и сам Драко иногда не понимал Поттера. Ему оставалось только недоумевать и восхищаться тем, как Гарри относится к жизни. Драко боялся даже представить, что бы чувствовал сам, если бы исход войны когда-нибудь зависел от него. Раньше он не задумывался над этим, слишком поглощенный своими страхами и своей болью, но сейчас, когда все это отошло на задний план, а на переднем прочно обосновался Гарри, Драко все чаще ловил себя на мысли, что не представляет, как Поттеру удается после всего, что случилось, оставаться таким же безрассудным и все так же любить жизнь. Хотя, может быть, именно поэтому Поттер мог броситься головой в омут, не думая о последствиях. Он жил так, как будто каждый день в его жизни мог стать последним, и не собирался терять время на долгие размышления о том, что было бы, если бы…

Драко поежился и натянул одеяло до подбородка. Наверное, это какой-то особый дар у Поттера. Вот, например, вчера ему было плевать, что его могут увидеть. И, наверное, было бы плевать, даже если бы на страницах «Пророка» появилась сегодня какая-нибудь сногсшибательная статья, о том, как всенародный герой проводит День Влюбленных. Он просто хотел быть с ним, Драко. И ему было безразлично, что скажут другие. Кажется, его даже не волновала реакция Уизли и Грейнджер. Драко начал подозревать, что Гарри скрывает от них правду только из-за него, а не потому что боится рассказать. Поттер вообще не был похож на человека, который чего-то боится. Во всяком случае, такой мелочи как огласка или чье-то неодобрение. Может быть, он просто привык? Но Драко не знал, как к такому можно привыкнуть, и это пугало его немного. Потому что он все сильнее попадал под влияние Поттера и ничего не мог с этим поделать. Разве пошел бы он по доброй воле в этот маггловский кабак, если бы не видел, как Гарри хочется этого?

Происходящее походило на какой-то кошмарный сон, над которым ты не имеешь власти. Ты не знаешь чем он закончится, не знаешь, когда из-за поворота выпрыгнет чудовище, ты погружаешься все глубже и глубже и не можешь проснуться. Но хуже всего то, что Драко было хорошо в этом сне. И он не боялся чудовищ. Рядом с Поттером – нет. И был огромный соблазн в том, чтобы это длилось как можно дольше и не кончалось никогда. Он хотел ходить по тонкой грани между страхом и наслаждением, чувствовать плечом плечо Поттера, знать, что тот хочет того же – счастья, которое у них было чересчур необычным, впрочем, как и все, что касалось Гарри Поттера на протяжении всей его жизни. Драко мало что знал о детстве Гарри, но почему-то ему казалось, что оно тоже мало походило на обычное детство маленького волшебника.

Все эти мысли не успокаивали Драко, но, засыпая уже после отбоя, он кое-что решил для себя: если то, что происходит между ним и Поттером – не просто действие чар или какого-то неопределяемого зелья, если все и правда по-настоящему, он рискнет. Он даже откровенно поговорит с отцом, хотя это будет непросто, но прятаться от Поттера или скрывать их отношения после Хогвартса, не станет.

В течение нескольких следующих дней Драко решал сразу три проблемы: как напоить Поттера из кубка, чтобы это не выглядело подозрительным, как заставить Панси прекратить реветь и утром являться в Большой зал с опухшими веками и покрасневшими глазами, несмотря на косметические чары, и как убедить Забини отказаться от идеи узнать имя девушки, снабдившей Драко таким грандиозным подарком на праздник.

Третья проблема решилась неожиданно и страшно – Забини попал в лазарет. Они с Лиззи экспериментировали с каким-то сложным зельем в тайне от Слагхорна и взорвали котел, причем Стоун вовремя применила защитные чары, а Блейз сплоховал, и зелье выплеснулось на него. В итоге Забини отправили в лазарет с множественными ожогами и серьезным отравлением. Помфри утверждала, что с ним все будет в порядке, но к занятиям он сможет вернуться не раньше чем через неделю.

Слизерин лишился пятидесяти баллов, потому что Слагхорн пришел в настоящий ужас, когда узнал о случившемся. Но ярость Драко была гораздо серьезнее. Забини очень повезло, что он оказался в больничном крыле под постоянным наблюдением целительницы, злость Драко выплеснулась на Лиззи. Но та восприняла все на удивление спокойно. Она признавала свою вину, сидела у кровати Блейза с разрешения Помфри, но наотрез отказалась рассказать, что за зелье они варили. Драко уже подумывал о применении легиллименции, но вовремя пришел в себя, чтобы не натворить глупостей.

Ему нужно было успокоиться, вернуться в гостиную и заняться чем-нибудь более продуктивным, а не метаться по коридорам, к тому же, до отбоя оставалось не так уж много времени. Но Драко не хотелось возвращаться в подземелья. Надо было увидеться с Гарри. Он плохо понимал, зачем. Наверное, просто хотелось убедиться, что с ним все в порядке, что он, в отличие от идиота Блейза, не варит никаких опасных зелий, не собирается взорвать себя вместе со школой и вообще не затевает ничего опасного для жизни.

Вид Забини, от пяток до макушки обернутого белой тканью, пропитанной специальным составом, никак не шел из головы. Это было ужасно, и Драко даже понимал Слагхорна, которого мадам Помфри отпаивала сейчас какими-то успокаивающими каплями.

Все слишком сильно напоминало Драко о прошлом годе, о Пожирателях в Хогвартсе, о смерти… Винса. Обо всем, что было тогда. Драко помотал головой, стараясь не подпускать воспоминания слишком близко. Ему обязательно нужно увидеть Гарри. Но вместо того, чтобы идти в Гриффиндорскую башню, Драко почему-то свернул в другой коридор, подождал, пока лестница остановится, и вздохнул, когда понял, куда попал.

Он провел ладонью по холодной стене и пошел вперед. Драко не был здесь с прошлого года, избегая даже думать об этом месте, но сейчас ему показалось логичным, что он оказался именно здесь. В конце концов, от прошлого не избавишься, пока будешь трусливо прятаться по углам от призраков. Нужно просто заглянуть ему в глаза и понять, что оно на самом деле мертво.