Глава 4. Несколько следующих дней Гарри пребывал в совершенно необычном для него умиротворенном состоянии: его не раздражала Гермиона

Несколько следующих дней Гарри пребывал в совершенно необычном для него умиротворенном состоянии: его не раздражала Гермиона, решившая, что уже пора готовиться к экзаменам, не утомлял Рон, который нудел о непосильных обязанностях старосты, но в то же время требовал срочного сбора квиддичной команды, чтобы уже начать тренироваться. Наоборот, он старался ладить со всеми. Благодарно улыбался, получая новое, исправленное и дополненное расписание персональных домашних занятий от подруги, сочувственно кивал, выслушивая друга, и клялся Мерлином, что команду соберет в ближайшее время.

Однокурсники постепенно расслабились, как будто перестали постоянно видеть в нем Гарри Поттера, победившего Волдеморта, и вспомнили, что он просто Гарри, который попадает в душ на общих основаниях, и которого вполне можно пихнуть, если спешишь на свидание. И ему нравилась эта новая жизнь. Да и на других факультетах ажиотаж относительно его персоны заметно убавился, особенно после того, как Лаванда Браун демонстративно подхватила Гарри руку на глазах стайки девушек под предводительством Ромильды Вейн, которые поджидали его для очередной автографной сессии.

Когда их уже нельзя было увидеть, Лаванда отпустила его локоть.

- Ты чего?

- Ну, сработало же! - девушка сверкнула белозубой улыбкой. – Я же вижу, как они тебя достают. Ты всегда так смешно кривишься… А теперь сто раз подумают.

Гарри стало неловко. Такая забота была непривычной, но вызывала искреннюю благодарность.

- Ну… я думал, все знают, что Джинни моя как бы девушка… Это же их не останавливало…

- Ничего, как бы я их точно остановлю!

Лаванда с воинственным видом засучила рукава мантии и изобразила боевую стойку. Оба рассмеялись.

- Спасибо. Значит, придется в Хогсмид идти вместе? – неуверенно спросил Гарри.
Лицо девушки вдруг стало серьезным.

- Конечно, нет. Если ты этого не хочешь, или если я до этого времени найду себе кого-нибудь другого.

Чувствуя невероятное облегчение, Гарри протянул ей руку.

- Я хочу. Так что имей в виду, если никто больше не подвернется.

Гриффиндорка пожала его ладонь и убежала, Гарри провожал ее взглядом и думал, как замечательно, что у него есть такие друзья.

Больше всего Гарри нравилась суббота, особенно когда с ней в комплекте шло совещание старост, как сегодня. Можно было спокойно сидеть на подоконнике, болтать ногой, любоваться солнечным осенним днем – пусть почти все листья облетели, и ветер был сильным и пронизывающим, но в натопленной гостиной это не имело значения.

Он лениво хрустел яблоком и думал, что действительно пора тренировать команду, тем более что в ней оказалось много новичков, и надо было как следует сыграться. Гарри уже собрался идти к мадам Хуч, чтобы уточнить насчет стадиона, когда увидел из окна довольно большую группу школьников. Они размахивали руками, видимо, спорили о чем-то, а потом вверх взметнулась фигура в темной мантии и слизеринском шарфе, привязанная к длинному шесту. Показалось, что на солнце блеснули светлые волосы.

Гарри слетел с подоконника и рванул вниз. Процессию он догнал на опушке леса.

Человек двадцать со вторых-третьих курсов неловкими Инсендио поджигали чучело, завернутое в черную тряпку. Наскоро смотанная из пучков пожухлой светлой травы голова была обвязана старым слизеринским шарфом.

- Агуаменти! - хрипло выдохнул Гарри, и слишком мощная струя воды опрокинула уже начавшее тлеть чучело. - Что здесь происходит?

Молчание. Он обвел взглядом учеников – Гриффиндор, Хаффлпафф, даже несколько рейвенкловцев.

- Ну?!!

- Мы играли… - тихо ответил кто-то.

- Играли? В инквизицию? А слизеринский шарф выбрали в качестве первого попавшегося крепления?

Гарри чувствовал, как от неконтролируемой ярости темнеет в глазах.

- Да ладно тебе! - из-за спин малолеток выступил Колин. - Все знают, что слизеринцы поддерживали Волдеморта!

Гарри шагнул к нему, глядя в упор.

- Кто знает? Я – не знаю. Я первый раз слышу. Может, ты знаешь? – он с силой ткнул пальцем в грудь Криви.

- Может, и знаю! – с вызовом ответил тот.

- Да неужели? А я думал, что все слизеринцы покинули школу перед битвой. Разве нет? Или ты лично видел кого-то из них сражающимся на стороне Волдеморта? Так скажи! Не мне, аврорам.

Криви отступил на шаг и опустил глаза. А Гарри почувствовал, что успокаивается: иррациональный ужас, потом злость и вот теперь какая-то невероятная усталость. Он оглядел растерянных мальчишек.

- Вы играете в плохую игру. Ненависть – это очень страшно. Она приводит к войне. А война – еще страшнее, потому что гибнут близкие. Подумайте, любой человек - чей-то родственник, которого любят и ждут дома. А если вам нечем заняться, так я могу поговорить с профессором Макгоннагал, чтобы вам прибавили домашних заданий.

Больше Гарри нечего было сказать, даже не пытаясь угадать реакцию мальчишек, он развернулся и пошел обратно к замку. Через несколько шагов его догнал Криви, схватил за плечо.

- Значит, ты предлагаешь все забыть? Сделать вид, что ничего не было и все подлые змеи такие хорошие…

Гарри остановился, аккуратно взяв за запястье, убрал руку.

- Я предлагаю помнить о том, к чему может привести слепая ненависть. Волдеморт точно так же ненавидел магглов – всех, без исключения. Подумай, Колин.

- Пошел ты к боггарту, Поттер, – в знакомом голосе звучали злые слезы. – Предатель. Будто я не вижу, как ты смотришь на слизней…

Но Гарри, не дослушав, отвернулся и пошел дальше. Он лучше всех знал, сколько несправедливых обвинений, ошибок, которые уже не исправишь, рождает минутная злость. И не хотел ненавидеть Колина. Но за ужином ему вдруг вспомнились его слова.

Интересно, и как же я на них смотрю? Гарри исподлобья оглядел слизеринский стол, пытаясь понять, что чувствует. Вроде ничего особенного. Только последний кусок пирога, кажется, был лишним, он как будто застрял в горле, но никто из слизеринцев никакого отношения к этому не имел. Даже хорька уже не получалось ненавидеть: слишком много ему пришлось узнать о его страхах и слабостях – и задание Волдеморта, и встреча в Малфой-мэнор, и Выручай-Комната…

До чего же он тощий, почти прозрачный. И не ест ничего… Конечно, в родительском замке небось к деликатесам привык. Гарри взглянул на жующего Рона и поднялся.

В пустой гостиной он позвал Винки.

- Ты не знаешь, что принято подавать на обед в богатых чистокровных семьях?

Домовиха, затараторила, но названия были совершенно незнакомыми и непроизносимыми.

- Подожди-подожди, - замахал руками Гарри. - А что из этого можно приготовить в школе?

Винки на секунду задумалась и перечислила. Этот список оказался гораздо короче, но легче от этого не стало.

- А как можно попросить это приготовить?

- Гарри Поттеру стоит только сказать, и эльфы Хогвартса с удовольствием выполнят его желание.

- Я хочу, чтобы вы приготовили то, что понравится Драко Малфою…

Гарри обернулся на звук – проем был открыт, и в гостиную входили Рон с Гермионой. Винки исчезла. Рон открыл было рот, но Гермиона незаметно ткнула его локтем и потащила через гостиную к спальне мальчишек, говоря что-то о контрольной по зельям. Гарри снял очки и потер переносицу. Друзья иногда вели себя очень странно.

***

Снотворное не помогло. Вернее, оно помогло от бессонницы, но не помогло от всего остального. Поттер стал какой-то навязчивой идеей. Очень неправильной идеей. Самое страшное, что Драко не понимал, с чем это связано и откуда взялось. Он проанализировал все шесть лет в Хогвартсе, а точнее, все то время, когда гриффиндорец был поблизости, но ничего даже отдаленно похожего на нынешние заскоки не припомнил.

Да, сначала он хотел дружить, и не за тем, чтобы погреться в лучах чужой славы, как Уизли, а потому что считал нормальным дружбу между самыми выдающимися учениками, а себя он считал выдающимся, пожалуй, до пятого курса, потом осознание собственной особенности как-то поблекло и теперь казалось глупым. Но это ничего не меняло. Поттер раздражал его всегда, и детская обида была этому главной причиной. С годами на нее наслаивалось многое – зависть, разочарование, бессилие, а в итоге получалось то, что получалось. Чувство, иногда граничащее с ненавистью, но никогда с... Драко не знал, как это назвать, вернее, догадывался, но это было слишком ужасно.

В своей жизни Драко переживал подобное только однажды. Но это было четыре года назад, и теперь казалось, что нежная улыбчивая французская кузина просто приснилась. Тогда точно также перехватывало горло, и хотелось смотреть и смотреть… На тонкие запястья, на светлые локоны, стянутые голубой лентой.

Теперь все было почти так. Почти, потому что Поттер не был ни нежным, ни улыбчивым, не опускал томно светлые ресницы, не касался тонкими пальчиками плеча. И вообще это был Поттер.

Драко никогда раньше не волновало, как тот ходит, на кого смотрит, что ест, отчего краснеет. Теперь же присутствие и отсутствие Поттера ощущалось всей кожей. Даже не поднимая головы, Драко мог безошибочно сказать, пришел герой на завтрак или проспал, злится он или расстроен. И это было очень страшно, потому что не имело никаких адекватных объяснений.

В остальном все шло более-менее спокойно. Все школьные и бытовые заботы по сравнению с главной проблемой казались незначительными. Квиддичная команда была вялой и большей частью неопытной, но Драко верил, что если тренироваться много и часто, этот недостаток можно исправить.

Малышня активно ссорилась со сверстниками с других факультетов, но до серьезных стычек не доходило, и Слизерин баллов почти не терял. Потому что крошка Лиззи, ставшая всеобщей любимицей, умела расположить к себе даже самых сурово настроенных преподавателей, а мальчишки держались к ней поближе. Дорвиш, очевидно, усматривая в этом выгоду, а Мэрвилл в силу природной робости.

Старшекурсники справлялись хуже, но серьезных отработок пока не получали, а сотня снятых баллов для факультета изгоев по большому счету была ерундой. Во всяком случае, Драко считал именно так, а Панси не отваживалась возражать. Только смотрела выжидающе, как будто все еще ждала предложения руки и сердца. Может быть, и ждала, но об этом можно было подумать позже.

Драко не смогла разозлить даже эта идиотская выходка с чучелом. Он просто смотрел на развевающийся на шесте зеленый шарф и пучок светлой соломы. Не приходилось сомневаться, кого сейчас пытаются сжечь малолетние активисты, но он не чувствовал ни злобы, ни страха. Только не совсем нормальное удовлетворение от того, что именно его, а не кого-то еще выбрали символом ненавистного змеиного факультета. Что ж, каждому – по способностям. Снейпу – посмертная реабилитация и мертвый портрет, Драко – шест и инквизиторский костер.

Но когда появился Поттер, никаких мыслей не осталось. Только страх того, что он сейчас присоединится к шествию и вместе с ними... Драко вцепился в каменный край и перегнулся через ограждение, пытаясь разглядеть каждую деталь. Не слышал ухающих позади сов, не видел прилетевшего из дома филина, не чувствовал ударов твердого клюва. Он видел только Поттера. И ждал, кажется, даже не дыша. Но процессия исчезла в лесу, и Поттер пронесся туда же. Драко не помнил, как слетел с лестницы, не помнил, как одолел расстояние от замка до опушки. Он даже не задумывался, какую реакцию может вызвать его появление, ему просто было необходимо узнать, а дальше – все равно.

Хорошо, что и Поттер и Криви были настолько увлечены отстаиванием собственной правды, что прошли в нескольких метрах, даже не заметив его. Драко проводил их взглядом и без сил опустился на траву. Одно из двух, либо он и правда… влюбился, либо просто сошел с ума. И то и другое грозило фатальным исходом, потому что жить ни с одним из этих диагнозов Драко не мог. Оставалось найти третий вариант, более логичный и менее отвратительный. И он нашелся, после того, как однажды вечером Драко увидел на слизеринском столе трюфели в сливочном соусе, суп с креветками по-провансальски и вишневый пудинг.