Часть II. Решения 3 страница

Собравшись, я вновь вышел на улицы Перми, чтобы поразмышлять над чем-нибудь. Мысли всегда приходят “на ходу”. Движение – это и есть та сила, которая способна дать человеку пищу для размышления.

Я думал о Петре и об его стиле жизни. Живя со своим братом, я не знал о нем, практически, ничего. Знал лишь то, что много лет назад он был совсем другим человеком. Что же заставило его измениться? Окружающие его люди и среда проживания? Бытие определяет сознание? Ну, уж нет. В это я никак не мог поверить. Ведь есть люди, которые не поддаются воздействию окружающих. Естественно, большинство из нас склонны к конформизму. Это неоднократно было доказано в различных психологических экспериментах. Но ведь всегда есть исключения.

Да, Петр, безусловно, не выстраивал свой внутренний мир из-за влияния внешнего. А если сделать вывод еще из того, что ко многим своим умозаключениям он приходил задолго до чтения каких-либо познавательных книг, можно предположить только одно: в его жизни произошел какой-то переломный момент, который заметно повлиял на его мировоззрение. Что-то, что способствовало заметному пересмотру всех жизненных принципов и идеалов. И, в отличие от меня, мой брат был практиком. Он делал то, что говорил. В моем же случае, все теории оставались теориями, и никак не осуществлялись в повседневной жизни.

В голове я мысленно прокручивал эпизоды жизни Петра. И перелом в его жизни мог наступить только в одном конкретном случае – в смерти нашего отца. Именно это событие резко повлияло на всю дальнейшую его судьбу. Именно из-за этого мы эмигрировали. Потеря кормильца является тяжелой ношей для любой семьи. Нам пришлось еще хуже. Чтобы не стать бомжами и не спиться, мы бежали с нашей любимой Родины. Бежали в страну, с которой у нас нет ничего общего. Страна, которая никогда не станет нам родной, как бы этого мы не желали. А мы и не желали.

И тут я приблизился к основному своему выводу. Смерть отца и эмиграция – это те две причины, которые навсегда изменили моего брата. Будучи по характеру своему особо осторожным, он еще сильнее стал ненавидеть окружающих. И, чтобы любой ценой обеспечить себе независимую жизнь, он вывел это понятие об “абсолютной свободе”. “Контролируя свои мысли, ты контролируешь самого себя”. “Именно в подсознании скрыта самая заветная тайна”. Эти и многие другие фразы были сказаны моим братом. Похожие фразы я нашел в прочитанной вчера книге. Так где скрыта правда? Мой брат и есть автор этой книги? Почему же я ничего об этом не знаю?

Предположим, что все мои размышления относительно Петра верны. Так верит ли он сам в “абсолютную свободу”? Верит ли он в то, что все скрыто в нашей собственной голове? Даже ведя бедную жизнь, можно прожить ее с удовольствием? Все эти вопросы в данный момент я хотел задать своему брату. И именно в такие моменты его нет рядом.

Уже вечерело. Проводить этот вечер в одиночестве мне не хотелось, и поэтому я позвонил Соне.

Встреча с Соней

Я сильно удивился тому, что Соня решила со мной встретиться еще раз. Резко оставив ее прошлой ночью, я испытывал некое чувство огорчения. Хотя, мне не казалось, что Соня из тех, кому свойственны обиды. И я оказался прав. Она пришла бодрой, без единых признаков какой-либо обиды или непонимания вчерашнего вечера.

- Надеюсь, ты больше не будешь сбегать также, как ты сделал это вчера, - спокойно сказала она.

- Безусловно, нет, - ответил я. – Произошло кое-какое недоразумение, которое мне просто было необходимо проверить. Теперь, когда у меня есть определенные выводы на определенную тему, я спокоен.

Соня не понимала, о чем именно я сейчас толковал. В принципе, ей это было неважно. Я же, в свою очередь, пытался поскорее перевести тему разговора в другое русло.

Удивительно, но практически, все разговоры малознакомых лиц противоположного пола, которые выходят на свидания, в большинстве случаев, всегда заканчиваются разговорами о любви и сексе. Я знал, что у Сони были определенные виды на мой счет. Безусловно, от этого становилось приятно на душе, но с другой стороны, я себя тормозил, так как дал обещание Кате.

- У тебя было много девушек? – спросила Соня.

Я улыбнулся.

- Честно говоря, нет, не много. Сейчас я припоминаю только трех, - сделал некоторую паузу.

Соня ждала продолжения.

- С первой я провстречался всего одну неделю. У нас просто были разные интересы, да я еще и молод был. Со второй девушкой я пробыл довольно большой период времени. Я встречался с ней четыре года. Тогда был сильно влюблен юношеской любовью. Она никогда не любила меня страстно, мне этого сильно не хватало. Наши отношения напоминали какое-то обязательство. Больше всего во мне ей мешал мой рост. Мешало то, что мы были одинакового роста. Это ущемляло ее.

- И она тебе это прямо так и заявляла? – с удивлением спросила Соня.

- Да, это была причина, по которой мы расстались с ней в первый раз. Так, по крайней мере, объясняла она.

- Так зачем ты возобновил с ней отношения?

- Я же говорю, был слишком молод, а также боялся перемен. Сейчас бы со мной такого не произошло.

Про мои последние отношения Соня ничего не спросила. Я промолчал и вздохнул. Сейчас мне, на самом деле, была безразлична судьба той девушки, с которой я встречался четыре года. От части, именно из-за нее у меня сложился скверный и подозрительный характер, как я предполагал. Я не поддерживал с ней связь, ибо считал, что контакт с бывшими – это одна из самых больших глупостей, которую может совершить здравомыслящий человек. Многие из моих друзей удивлялись мне. Они считали, что всегда можно оставаться друзьями. Но зачем мне дружба с женщиной? Зачем мужчине вообще нужна дружба с бывшими? Если у двух людей были любовные отношения, они спали вместе, то как после этого они могут смотреть в глаза друг другу? Зачем им вообще общаться? В этом нет никакого смысла.

Обычно, когда мы вспоминаем о ком-то близком, мы всегда вспоминаем самые лучшие моменты. Но мне, что странно, вспоминалось только худшее. Я не мог припомнить ничего потрясающего из тех четырех лет, которые мы провели вместе. Только ее вечные упреки. После таких отношений, моя жизненная позиция насчет любви, резко изменилась. Я стал независимым, и старался убить в себе это природное чувство. Я не верил в любовь. Мне это и не мешало. Единственное, что сохранилось – это чувство долга и верности.

Прогуливаясь с Соней вдоль набережной Камы-реки, я слушал рассказы об ее похождениях. О том, сколько было у нее парней. Она слишком открыто рассказывала мне о своей интимной жизни. Я вновь решил, что нужно перевести разговор в другое русло. Немного проголодался, и предложил Соне чего-нибудь перекусить. Она согласилась. Так, как я не знал, какие рестораны существуют в Перми, я предоставил ей самой выбрать место, где можно было бы неплохо посидеть. И Соня повела меня.

Мы долго шли, обсуждая русскую жизнь, а также Россию в целом. Соня также любила Русь, но как-то по-своему. Ведь она никогда не жила заграницей, а только отдыхала. По-настоящему начинаешь ценить свою Родину только за ее пределами, когда тебе начинает быть дорого каждое мелкое воспоминание. Каждое мелкое событие.

Мы завернули в какой-то жилой район. Вокруг не было ничего, что могло бы напоминать какую-то развлекательную жизнь. Каково же было мое удивление, когда мы подошли к незнакомому дому, и Соня сказала: “сюда”.

- Что значит “сюда”? – поинтересовался я.

Соня заметила, что я сильно удивлен, она кокетливо заулыбалась.

- Поднимемся ко мне, я приготовлю тебе все, что пожелаешь!

- Ты не хочешь поужинать в ресторане?

- Нет, - отвечала Соня. – Я люблю домашний уют.

Даже не знаю, зачем я согласился подняться. Ведь я прекрасно понимал, что у Сони были определенные намерения на меня. Ей хотелось удовлетворения своих сексуальных фантазий. Теперь я знал, что я не мог просто так отказать. Мне стала интересна сложившаяся ситуация. Что же победит? Женский соблазн или мужское слово? И я зашел в подъезд.

В квартире

Соня жила на одном из последних этажей. Когда я зашел в квартиру, я почувствовал некое внутреннее удовлетворение. Здесь присутствовало что-то русское. На стене в зале висел большой ковер, напротив этой стены стояла антресоль. Она была уже поцарапанной, со слезшей краской. По этим признакам нетрудно догадаться, что эта вещь досталась в наследство от кого-то. Заглянув в сервант, я увидел гордость русского народа – самые настоящие расписные матрешки.

- Они расписаны вручную? – спросил я Соню.

- Конечно! – ответила она, и достала мне всю эту коллекцию, чтобы я сам смог их рассмотреть.

Мы прошли на кухню. И даже там меня ожидали сюрпризы. Над обеденным столом висела картина Василия Перова – " Охотники на привале". А над плитой были красиво расставлены дощечки и ложки-поварешки.

Я присел за обеденный стол.

- Просто удивительно! – начал я. – Как много можно увидеть русских вещей в одном доме…

- На самом деле, это еще не все, - улыбнулась Соня и куда-то пошла.

Через минуту она вернулась с балалайкой.

Я аккуратно держал этот инструмент. Решил сыграть пару нот. Никаких знаний по игре на балалайке у меня, конечно же, не было. Но сам инструмент мне очень нравился.

- Откуда она у тебя? – спросил я Соню.

- На ней, когда-то, играл мой отец. Но он бросил нас, и оставил эту балалайку, - грустно ответила она.

Я никак не прокомментировал то, что сказала мне Соня. Она смотрела на меня пару секунд, затем добавила с веселым голосом:

- Давай что-нибудь приготовим!

Я кивнул на это предложение.

Готовка доставляла удовольствие нам обоим. Блюдо было простое – курица с картошкой, но сам процесс готовки выглядел очень аппетитно. Соня рассказывала мне о себе. Со своей стороны, я был немногословен. Ужин получился вкусным. Мы открыли красное вино и наслаждались каждым глотком. Соня подсела ко мне ближе, положив ногу на меня. Немного опьянев, она стала более развязной. Я почувствовал небольшой прилив адреналина. Я знал, чем должен был закончиться этот вечер. Но хотел ли я этого сам? Более того, в глубине моей души создавался когнитивный диссонанс. Суровый выбор: получить животное наслаждение или остаться верным и себе, и близкому тебе человеку?

Внутренний голос говорил мне, что я приехал в Россию не за этим. “Это – не то, что тебе нужно. Есть вещи важнее мимолетных прихотей”. С другой стороны, ведь все принципы и рамки человек устанавливает себе сам. Вот и я установил себе принципы и приоритеты, считая их непреложной истиной. Но что есть истина, когда в тебе загораются животные инстинкты? Что есть “человечность”, когда человек не ел неделю? Он готов убить, и высокоморальное общество его осудит. Но верно ли это? Все принципы и стереотипы бессмысленны, но мы все равно движимы ими. Потому что просто привыкли.

Я смотрел на Соню. Ее рука плавно опустилась мне на ширинку моих брюк. И тут я сделал шаг:

- Не надо, Соня…

Улыбка слезла с ее лица. Она не совсем поняла то, что я ей сказал.

- То есть? Не надо? – спросила она.

- Я не могу с тобой переспать, несмотря на то, что животный инстинкт этого хочет. Ты потрясающе выглядишь. Но пусть все так и останется. Пусть в твоей памяти я останусь тем, кто не стал с тобой спать. Ибо именно поэтому ты меня и запомнишь. Был бы я одним из очередных твоих любовников, ты бы не вспомнила меня.

- Господи! Что за чушь ты сейчас несешь?! – Соня была не в себе. Она не понимала, как такое вообще могло произойти. – Почему ты это делаешь? Ты не можешь просто насладиться мной, а я – тобой, и мы оба останемся довольны?

Я улыбнулся ее словам, опустив голову. Взял бутылку вина, налил себе новый стакан этого потрясающего напитка, глотнул из него и ответил ей:

- В мире каждый человек живет по своему субъективизму. Порой, он бывает неверен в глазах других людей, или даже неправильный в корне. Но люди настолько в него верят, что просто не обращают внимания на другие вещи. Мы даем обещания любить, хотя знаем, что всегда можно изменить. Потому что нам этого хочется, потому что того требуют животные инстинкты. Природа создавала человека с такой же целью, как и животного – размножаться. Любым способом. Все остальные крайности, такие как брак, либо долгосрочные отношения, являются всего-навсего побочным эффектом современности. Все хотят верности, но в глубине души понимают, что это глупо.

- Тогда в чем же заключается твоя проблема, К? – вновь спросила меня Соня.

- В том, что я все это понимаю, но все равно не хочу принимать в этом участия. Не потому, что не могу, или у меня не хватает сил на это. Наоборот, я и могу, и есть все условия для этого. Но я, в первую очередь, хочу быть верен самому себе, быть “чистым" перед самим собой. Я тоже живу по своим субъективным взглядам, и считаю их непреложной истиной, потому что верю в них так, как не верит даже самый преданный ортодокс любой веры. И пусть я буду трижды не прав, я все равно сделаю так, как посчитаю нужным. Потому что я этого хочу.

Я остановился в монологе и смотрел на Соню. Она уставилась на стол, на котором стоял наш ужин. Интересно было бы узнать, о чем именно она сейчас думала. Понимала ли она осмысленно то, что я поведал ей сейчас. Думаю, нет. Но это уже не было столь важным. Я вспомнил, как когда-то смотрел полудокументальный фильм про одного советского разведчика, которого пытали, чтобы выведать информацию, которую он получил, находясь в ЮАР. Его избивали, пороли, держали в карцере полгода, сажали на открытом солнце в клетку, не давая пить. Пару раз выводили на смертную казнь, пытаясь тем самым сломать его в самый ответственный момент. Но он так и не сломался. Он не испугался ни тюрьмы, ни пыток, ни даже смертной казни. В конце концов, его обменяли на группу других разведчиков, и он благополучно вернулся в СССР. Абсолютно неважно, что им двигало, патриотизм или какие-то собственные убеждения, важно совсем другое. То, что ни под каким предлогом, он не сломался. Разведка другой страны пожала ему руку перед его обменом, понимая, что он настоящий мужчина, выдержал все испытания от начала до конца, оставшись преданным и своей стране, и что более важно, своему слову. Безусловно, ситуацию, которая была у меня сейчас никоим образом невозможно сопоставить с подвигом этого разведчика. Но в чем-то мы схожи. У обоих есть преданность. Оба верны своему слову.

В этот момент я почувствовал вибрацию своего мобильного телефона. Это было сообщение от Петра:

“ Брат! Наша тетя умерла. Скорее возвращайся домой! ”

Часть III. Ответы

Культ почитания смерти

Все, о чем я думал в настоящий момент – это то, как сильно мне печет голову. Головного убора у меня не было. Более того, по этому поводу даже случился конфликт с одним религиозным лицом, который утверждал, что без головного убора нельзя появляться на территории религиозного кладбища. Я это проигнорировал, дав понять, что ко мне никакие религиозные условности не относятся. Данная выходка, безусловно, немного оскорбила религиозное лицо, но я решил не придавать этому значение.

Я смотрел на то, как закапывали ее тело, не ощущая ни жалости, ни печали. Слишком мало ее знал, чтобы вообще проявлять какие-либо чувства. Более того, этот культ почитания смерти выводил меня из себя, когда я начинал об этом задумываться. Интересно, что в эти минуты думал Петр? Разделял ли он со мной мои взгляды, или у него была другая точка зрения на происходящую перед нами картину. Вот я вижу, как к брату подходит бизнесмен, держащий частную фирму по изготовлению надгробных памятников. Сейчас он начнет торговаться с ним о сумме сделки. А я стою и думаю о том, что мне сильно печет мою незакрытую от солнца голову. И в эту минуту этот бизнесмен кажется мне настолько жалким и противным, что меня так и норовит высказаться по этому поводу. Но нет же! Как такое возможно?! На похоронах? Некрасиво высказываться. Все это бред. Кому это нужно? Разве вам не все равно, где вас похоронят? В помойной яме или в мавзолее. Вы уже умерли, и вам может помочь только господь Бог, которому на вас, вероятно, тоже плевать. И вот тут начинается самое интересное. Бедные родственники готовы заплатить сколько угодно, чтобы поставить этот несчастный памятник. Он им нужен? Нет. Он нужен умершему? Тем более, нет. Как это все достало. На всех надеты эти маски, под которыми все равно скрывается одна и та же натура, свойственная всем. Все хотят, как можно красивее, избавиться от всего этого. И не проведи господь, если кто-то из родственников не даст какой-то суммы на памятник. С другой же стороны, почему он вообще должен заботиться о каком-то памятнике? Почему он должен за это платить? Человек умер. И что получается? Мы платим за его смерть? Ведь если бы он был живой, никакой бы памятник не понадобился. Да, с уверенностью можно сказать, что умирать – дело дорогостоящее и невыгодное. Особенно, для родственников умершего. Они страдают от этого больше всего в экономическом плане. А если вы еще и лицо другой национальности и вероисповедания, то проблем у родственников в два раза больше. Ведь нельзя хоронить человека одной религии с человеком другой религии. Как будто, люди чем-то отличаются. Или, как будто, умерших это волнует. И вот тогда начинаются новые проблемы. Нужно искать особое кладбище, где можно было бы похоронить человека другого вероисповедания. Я уже молчу про то, что были случаи, когда хоронили и за оградой кладбища.

И я думаю обо всем этом, вижу своего брата, чувствую то, как мне печет солнце, и меня это злит. Почему она умерла вчера, а не через неделю? Она испортила все мои планы. Я так и не успел до конца прочувствовать всем телом тот русский дух, о котором так грезил последние десять лет. Многие бы на такое заявление начали бы показывать на меня пальцем и называть бессердечным. Но позвольте! Нет ничего общего между чувствами и рационализмом. Человек умер, и это естественно. Но жизнь без него будет продолжаться. Можно расстроиться, переживать, но, в конце концов, все встанет на свои пути, и жизнь будет продолжаться с новой силой. Но создавать из этого целый культ почитания? Кому это надо? Какой скрытый смысл в этом? Вероятно всего, люди просто бояться поступить как-то иначе, ведь смерть – это что-то таинственное, и не совсем понятное живущему. Пока человек живет, он не знает, что такое смерть. Когда он умирает, он не знает, что он умер, так как он уже вне мира сего. Приходим к выводу, что нет никакого промежуточного события между жизнью и смертью – как только прерывается одно, осуществляется резкий переход на другое. Нет ничего посредине всего этого! Но все равно, несмотря на весь рационализм, и, даже, возможное понимание того, что проводить культ почитания смерти является бессмысленным занятием с логической точки зрения, люди все равно будут стремиться к его осуществлению. Почему? Потому что это конформизм. Так принято, такие традиции. И им будут следовать, ибо их невыполнение карается непониманием со стороны “правого” общества.

Я помню, как я узнал о смерти отца. За мной в школу пришли его знакомые, которые попросили забрать меня пораньше. Они мне ничего не говорили, просто вели по коридору. Я знал, что в конце коридора мне скажут правду. Я уже догадывался о том, что услышу, но все равно, до самого последнего момента не хотел в это верить. Потому что надежда никогда не умирает. Мне просто сказали: “Папа умер…”. Казалось, не было большего расстройства в моей жизни, чем тот проклятый февральский день. Я знал, что отныне все будет по-другому. Все изменится в моей жизни, и моя жизнь уже никогда не будет такой, какой была ранее. Отца больше нет, и вместе с ним также нет кое-чего полноценного, что могло бы сделать из меня духовного человека. В ту ночь умерло все – и Бог, и мысли, и будущая жизнь. Папа уже никогда не увидит моих будущих успехов, никогда не побывает на моей свадьбе, никогда не будет нянчить внуков. Это могло бы случиться в параллельном мире, но не в этом. А сейчас я стою в тысяче миль от места его захоронения, на земле, с которой у меня никогда не было ничего общего, и никогда не будет. И какой-то религиозный человек, вера которого для меня не представляет ничего, кроме ненависти и отвращения, смотрит на меня, будто я в чем-то провинился перед ним. Хотя, какое ему дело до моего головного убора?

Меня достало видеть, как Петр торгуется с предпринимателем насчет памятника. Я подхожу и говорю:

- К черту ваш памятник! Хотите сделать доброе дело –

ставьте его бесплатно. Человека уже не вернуть. И мы в вашей помощи не нуждаемся!

Петр опешил от неприятной ситуации, которая произошла с предпринимателем. А я еще раз убедился в том, что люблю ставить людей в неприятное для них положение. Они начинают потеть и подыскивать особые слова. Но в моем случае – это излишнее. Ничего нового мне тут не скажут. И ничего нового я также и не хочу слышать. Есть только настоящее и будущее.

Я беру брата за руку, и веду его на выход с территории кладбища.

Правда?

- Ты с ума сошел?! – вскипел на меня Петр. – Какого черта ты делаешь?

- О! Теперь ты будешь говорить мне, как поступать, - парирую я. – Ты же сам прекрасно понимаешь, что умершему человеку уже все равно, будет ли на его могиле стоять памятник или нет. Так какого черта ты церемонился с этим предпринимателем?

- Я не хотел провоцировать скандал. Постояли бы там и ушли. А ты влез и поставил меня в неприятное положение.

- Что за чушь ты несешь, брат? – гневался я. – Какое еще неприятное положение? Наш подвал завален зелеными купюрами крупного достоинства, а ты говоришь о каком-то приятном положении. Я хочу знать правду о деньгах! Немедленно!

Петр посмотрел на меня. Подумал несколько секунд. Затем отошел, присмотрелся вдаль. Вновь повернулся ко мне и сказал:

- Хорошо, братец. Если хочешь услышать правду, я тебе ее расскажу по приезде домой. Надеюсь, ты готов ее услышать при нынешних обстоятельствах, - сказал Петр проходя мимо меня.

Я же остался на своем месте в раздумьях. Теперь слова моего брата заинтересовали меня еще больше. Он уже сидел в машине, просигналил мне пару раз. Я подошел и сел в транспортное средство.

Всю дорогу до дома я не обращал на него никакого внимания. Думал только о том, каким будет наш с ним разговор дома. Что же он мне может такого поведать об этих деньгах?

Через полчаса мы приехали. В квартире ничего не изменилось за мое недолгое отсутствие. Петр, в свойственной ему манере, подошел к бару и налил себе рюмку вина. Затем присел в кресло, и достав свою любимую сигару, закурил. Теперь его лицо отображало спокойствие – не то, что было на кладбище. Для раскрепощенности в разговоре с братом, я также решил налить себе рюмку вина. Вино мне показалось настолько вкусным, что даже не особо хотелось говорить. Но желание знать правду меня пересиливало, и я задал ему свой вопрос:

- Откуда деньги, Петр?

Тот посмотрел на меня, затянулся еще раз сигарой, выпустил дым.

- Мы получили их в наследство от нашей тети, которую сегодня похоронили, - сказал он спокойным голосом.

- Что?! - опешил я. – Мы получили их раньше, чем она умерла?

- Она перевела нам эти деньги, так как у нее была последняя стадия рака. Детей у нее не было, как знаешь. Поэтому, ее сбережения она решила оставить нам. И перевела нам все это заранее.

- Тогда почему они хранятся у нас в подвале, а не в банке?

Петр еще раз затянулся своей сигарой.

- Потому что часть этих денег были получены незаконным путем.

- Что ты хочешь этим сказать? – удивился я.

- Я уже сказал достаточно. Это все, что тебе нужно знать. Деньги не ворованы, по праву все принадлежит нам. То, что находится в подвале, это бюджет для твоего первого фильма. Там, примерно, тысяч десять. Тебе этого хватит. Больше не вижу смысла обсуждать эту тему! – заявил Петр, привстал и пошел в свою комнату, запершись на ключ.

- Черт бы тебя побрал! – сказал я напоследок.

Контракт

Весь последующий день я провел в киностудии, обсуждая собственный контракт. Крис не мог понять, откуда у бедного студента могут быть деньги на фильм. Но уговор был уговором. И если бюджет предоставлял я, то право его режиссировать принадлежит мне.

- Я тут дописал еще пару сцен, для того, чтобы сделать главного героя еще более запутанной личностью. Было бы неплохо услышать ваше мнение по этому поводу, - обратился я к Крису.

- Оставьте мне сценарий сегодня. Я прочту его вечером, - сделал Крис небольшую паузу. – Я бы хотел поговорить с тобой о гонораре с фильма.

Я раскинулся в кресле, весь во внимании того, чтобы слушать его.

- Ты молодой и перспективный, - начал он. – Какой бы не был этот фильм, моя киностудия хотела бы с тобой работать и дальше. Нам следует подписать контракт на несколько лет.

Я призадумался. Зачем мне подписывать с ним контракт, когда я еще не знаю, что получится из фильма, который я сниму. А вдруг я получу более выгодное предложение от другой киностудии? И я ответил Крису:

- Давайте не будем торопить события. Фильм еще не снят. И мы не можем знать, окупиться ли он, когда выйдет в прокат. Ведь вы не собираетесь пускать его в кинотеатр.

- Как раз, про это я и говорю, - неожиданно для меня выдал Крис. – Мы собираемся пустить его в кинотеатр. Я уже договорился обо всем.

Я смотрел на Криса в недоумении. Или мой сценарий был настолько хорош, что фильм, снятый по нему, можно было бы пустить на просмотр в кинотеатр, либо же, он съехал с катушек, и хочет поставить крест на своей киностудии. Но в принципе, что же он теряет? Киностудия его никому неизвестна. Если фильм выйдет неплохой, то компания его может только выиграть с этого. Если же фильм выйдет ужасным, то критики также будут говорить об этом без конца, что также принесет некий рейтинг Крису. При любом раскладе, киностудия Криса выигрывала от этой сделки.

- Хорошо, Крис, - продолжил я нашу с ним беседу. – Если вы хотите пустить фильм в кинотеатр, вы также должны понимать, что он может и не принести вам никакого дохода. Вы готовы пожертвовать своей репутацией?

- О какой репутации тут может идти речь? Я не хочу тебя обманывать, К. Но твой фильм может помочь мне вывести мою киностудию на более высокий уровень. И я хотел бы рискнуть. Ведь такого шанса уже может и не быть.

Я подошел к Крису, посмотрел внимательно на него, и сказал:

- Мне приятно слышать от вас эти слова.

Мы обсудили прибыль от проката фильма. Я не особо претендовал на какие-то суммы. Главная цель для меня была достижение начального успеха, который помог бы мне продвинуться дальше. Ведь сейчас все было в моих руках. Вместе с тем, я также задумывался и о будущем. Ведь сценарий был написан не мной, а моим братом. Каким образом я мог выдавать его за собственное произведение? Меня это коробило, и я намеревался обсудить это с Петром как можно скорее. Но до этого у меня была назначена встреча со своей старой знакомой, которую звали Яна.

Встреча с Яной

С Яной я познакомился во время моей бытности официантом. В той самой пятизвездочной гостинице, из которой я благополучно уволился, устроив там небольшой переполох. Девушкой она была не глупой, но ее логические умозаключения оставляли желать лучшего. Она считала себя человеком, понимающим строение мира, любила спорить по любому поводу, связанному с чем угодно даже тогда, когда ничего не понимала в теме разговора. Даже не знаю, почему я согласился встретиться с ней сегодня. Возможно, потому что я сам любил спорить обо всем. А Яна – была тем самым объектом, с которым можно было бы неплохо побеседовать.

Мы встретились в кафе в шесть часов вечера.

- Никогда не видел тебя в платье, - начал я с усмешкой. – Уж не соблазнить меня хочешь?

- Я тебя прошу, К! У нас с тобой могут быть только дружеские отношения. Тем более, я тебя старше на пару лет.

- Удивительно, но девушки говорят это постоянно. Если они старше парня, они считают, что они более опытны. Только непонятно, в чем именно?

Яна ничего не ответила на то, что я высказал ей сейчас. Вместо этого, взяла меню, и заказала кофе у официанта.

- Не перестаю удивляться, как устроен наш мир, - продолжал я. – Такое чувство, что я уже все знаю наперед. Как будто, я тут уже был, все видел.

- Может, ты еще и начнешь пить, как твой друг Генрих?

- Ты все время про него говоришь. Он тебе нравится?

- Нет. Я просто удивляюсь его личности. Парень – интеллектуал, но пьет, как закоренелый алкоголик. И отрицает все жизненные ценности, - объясняла Яна.

- Какие еще жизненные ценности? Если Генрих когда-нибудь обзаведется семьей, то я собственноручно вырою ему могилу на кладбище и похороню его, как личность. Ведь в таком случае, это уже будет не Генрих, а совсем другой человек, - сделал небольшую паузу. – Я даже пойду дальше, позволив провести себе аналогию, и скажу, что если бы я проснулся завтра утром и сказал бы окружающим, что я верующий в Бога человек, ты бы точно также могла бы взять лопату, и вырыть мне могилу, потому что К умер, как личность.

- Что за высказывания, К? – с непонятным видом спрашивала Яна. – Человек может менять свои принципы и мнения, ведь наша жизнь переменчива, в ней все меняется – окружение, общение, меняемся даже мы. И я уверена, что тот же Генрих влюбится когда-нибудь в какую-то девушку. Это все дело времени.

Я призадумался на пару секунд, как бы это могло выглядеть. Генрих влюблен в кого-то? Пожалуй, гораздо легче представить себе конец мира, нежели представить Генриха с постоянной девушкой, или того хуже, с семьей. Во все это просто невозможно было поверить!