Марта. Среда

В последние дни в магазине Роше суеты стало меньше. Арманда Вуазен больше не наведывается туда, хотя я встречал ее несколько раз после того, как она поправилась. Шла уверенным шагом, почти не опираясь на свою трость. Нередко ее сопровождает Гийом Дюплесси со своим тощим шенком. И Люк Клэрмон каждый день ходит в Марод. Каролина Клэрмон, узнав, что ее сын тайком навещает бабушку, досадливо усмехнулась.

– Последнее время ничего не могу с ним поделать, pere, – пожаловалась она. – То не ребенок, а золото, такая умница, такой послушный, а то вдруг… – Она жеманно всплеснула руками и прижала к груди свои ухоженные пальчики. – Я только поинтересовалась – в самой тактичной форме, – почему же он не сказал мне, что навещает бабушку… – Она вздохнула. – Как будто я стала бы возражать. Глупый мальчик. Разумеется, я не возражаю, сказала я ему. Это замечательно, что ты так хорошо ладишь с ней… в конце концов, ты ее единственный наследник… А он вдруг как взбесился, заорал на меня, стал кричать, что ему плевать на деньги, что он специально ничего не говорил, так как знал, что я все испорчу, что я назойливая биб-лиолюбка – ее слова, pere, голову даю на отсечение…

Тыльной стороной ладони она отерла глаза, но так, чтобы не испортить свой безупречный макияж.

– Чем я провинилась, pere! – сетовала она. – Я все делаю для этого ребенка, ни в чем ему не отказываю. А он отвернулся от меня, швыряет мне в лицо оскорбления… ради этой женщины… – В ее глазах стоят слезы, но тон жесткий. – Это так больно, больнее, чем укус змеи, – стонет она. – Вы не представляете, pere, каково это матери.

– О, вы не единственная, кто пострадал от благожелательного вмешательства мадам Роше, – сказал я. – Посмотрите, сколько перемен она внесла в жизнь города. И всего за несколько недель.

– Благожелательного вмешательства! – фыркнула Каролина, шмыгнув носом. – Вы слишком добры, pere. Это порочная, коварная женщина. Она едва не погубила мою мать, настроила ее против меня…

Я кивком подбодрил ее.

– Не говоря уже о том, что она сотворила с браком Муската, – продолжала Каролина. – Меня поражает ваше терпение, pere. Я просто в недоумении. – Ее глаза злобно блестят. – Не понимаю, почему вы не используете свое влияние, pere.

Я пожал плечами:

– Да ведь я обычный сельский священник. У меня нет большой власти. Я могу осудить, но…

– Вы способны сделать гораздо больше, чем просто осудить! – сердито воскликнула Каролина. – Зря мы не прислушались к вам, pere. Зря стали терпеть ее здесь.

– Задним числом легко судить, – сказал я, пожимая плечами. – Помнится, даже вы захаживали к ней магазин.

Она покраснела.

– Теперь мы могли бы вам помочь. Поль Мускат, Жорж, Арнольды, Дру, Прюдомы… Мы будем действовать сообща. Очерним ее. Обратим народ против нее. Еще не поздно.

– А повод? Эта женщина законов не нарушает. Все, что вы ни скажете, назовут злобной сплетней, и вы останетесь при своих интересах.

Каролина сморщила губы в улыбке.

– Мы могли бы провалить ее драгоценный праздник. Даже не сомневайтесь, – заявила она.

– Вот как?

– Конечно. – Возбуждение обезобразило ее черты. – У Жоржа широкий круг общения. И человек он состоятельный. Мускат тоже пользуется влиянием. К нему многие заходят, а он умеет агитировать. Городской совет…

Еще как умеет. Я помню его отца, помню то лето, когда к нам приплыли речные цыгане.

– Если ее праздник провалится, – а я слышала, она уже немало потратила на его подготовку, – тогда, не исключено, что ей придется…

– Не исключено, – вкрадчиво ответствую я. – Разумеется, сам я в вашей кампании не участвую. С моей стороны это было бы… актом немилосердия.

По ее лицу я вижу, что она поняла намек.

– Конечно, топ pere. – Ее голос полнится нетерпением и злорадством. Презренная женщина. Пыхтит и виляет хвостом, как разгоряченная сучка. Однако такие вот ничтожества и есть наши орудия, pere. Кому, как не тебе, это знать?