Russian orphans mention tortures, abuse 7 страница

— А я решил иначе, — спокойно сказал Ваня. — Вы отправ­ляетесь обратно в Россию, и как можно скорее.

Тщедушный рассвет несмело топтался в мутных тучах на вос­токе. Промозглое небо из чёрно­го сделалось серым, и на этом шотландское солнце, видимо, считало свою задачу выполнен­ной. Иванушка вёл подраненную машину по узкой дороге в сторо­ну тоннеля — там, неподалёку, на­ходилась берлога, а в берлоге — радиомаяк. Царицын решил, что Надиньку нужно срочно эвакуи­ровать на «Иоанна Кронштадтс­кого». Для этого, по уговору с ка­питаном Шевцовым, нужно просто выключить радиомаячок — и через три часа после того, как прекратится сигнал, гвардейцы-подводники будут ждать юных разведчиков у берега Лох-Патти в том самом месте, где они высадились.

Внезапно из-за поворота послышался быстро нарастающий гул и навстречу вылетел… Нет, не Змей Горыныч и даже не лесной эльф верхом на единороге. Огромный мотоцикл с ру­лём, похожим на оленьи рога, а в высоком седле — пышново­лосый громила в чёрном пузырящемся пальто.

Царицын успел надвинуть на лицо медвежью маску и, стис­нув руль, вжался в кресло.

— Лесничий Запретного леса! — восхищённо воскликнула Надинька. — Я читала про него в книжках…

— Пригнитесь! — быстро скомандовал кадет, но — поздно. Лесничий пронёсся мимо с вытаращенными глазами: он от­чётливо видел, что в кабине «форда» за рулём сидел бурый медведь, а рядом, на пассажирском сиденье, — девочка с зо­лотистым хвостиком на макушке.

Мотоцикл с визгом развернулся позади «форда» и, треща глушителями, устремился в погоню.

— Не догонит, — Ваня попытался успокоить пассажирку.

И вдруг — что-то оглушительно бухнуло сзади, горячо про­швырнулось в воздухе и со всей мочи залепило в заднюю ле­вую стойку «форда». Стёкла в пыль! Крыша оторвалась с од­ного угла и грохоча заколотилась на ветру.

— Это дробительный луч! Из волшебного зонтика бьёт! — взвизгнула Надинька.

Иванушка, бледный и встрёпанный, точно раненный на дуэли поэт, зыркнул в зеркальце заднего вида. Чёрный кры­латый мотоциклист летел за ними, вытянув перед собой руку, а в руке, как турнирное копьё, — сложенный длиннющий зонт, остриём нацеленный прямо на них!

— Так не честно. — Иван скрипнул зубами. — Пусть попро­бует на байке догнать, а стрелять — не честно! Мы же не тер­рористы, почему он бьёт на поражение?

— Не стреляйте, тут дети! — по-английски завизжала На­динька, вскакивая с места и размахивая руками. — Ванечка, он всё равно целится!

— Ах ты гад! Надинька, держитесь! — Иванушка резко кру­танул рулевое колесо.

Туго ударило в уши, и жаркий заряд картечи… ужас! — про­шёл над головами. Ваня снова врезал по газам, одновремен­но пытаясь вести машину так, чтобы она постоянно виляла задом, мешая злобному байкеру начать обгон.

— Негодяй! Он видел, что в машине девочка, и всё равно выстрелил!

Снова видать в забрызганном зеркальце, как моторизован­ный лесничий медленно, но верно поднимает свой страшный зонт… «Сейчас снова жахнет», — спиной почуял Ваня и со­дрогнулся. Перед глазами его вдруг вспыхнула на миг страш­ная картина: Надинька лежит лицом вниз, по голубой пижа­ме на спине расползается чёрно-красное… Нет!

Не глядя, Царицын сунул руку в рюкзак — ухватил первое что попалось — по счастью, попалось тяжёлое… Размахнулся и с усилием зашвырнул через Надинькину голову — назад, за спину, в чернокрылую фигуру на мотоцикле: — Дяденька, держите! Это Вам…

Эффект превзошёл ожидания. Ваня оглянулся на грохот и увидел, что мотоцикл едет дальше… без седока. «Форд» со скрипом затормозил. Царицын выпрыгнул из машины и по­бежал назад — туда, где валялось поперёк дороги грузное тело в плаще. Первым делом Ваня подхватил мокрый зонтик, упав­ший в лужу.

— Вот так волшебный, — поразился кадет, торопливо огля­дывая тяжёлую металлическую рукоять, затвор и длинный ствол. — Это же пятисотый «Моссберг», помповое ружьё! Настоящий дробовик! Ни финты себе, двадцатый калибр! Тут ещё пять патронов осталось.

Только рукоять у дробовика была необычная, загнутая мощным крюком, как у зонтика. Толстый ствол спрятан в складках непромокаемой чёрной ткани, натянутой на спи­цы. Жаль, что не работает в качестве обычного зонта — очень бы пригодилось, когда будем пешком возвращаться в берлогу…

Ваня с опаской приблизился к отдыхающему лесничему, на всякий случай щёлкнул предохранителем «зонтика» — и нацелил ружьё в живот поверженного громилы. Тот был со­вершенно без сознания. А в нескольких шагах валялась здо­ровенная чугунная гиря. Царицын пригляделся — и глазам не поверил. На гире виднелась надпись на чистейшем русском языке: «16 кг».

— Так вот я чем кинул-то впопыхах, — Ваня покачал голо­вой. — Ну Громыч, ну тихоня! Взял-таки генеральскую гирю с со­бой. Подумать только, сколько мы её в рюкзаке на себе таскали!

Царицын поднял гирю и бережно уложил обратно в Петрушин рюкзак. Затем принялся, покряхтывая, стягивать с громилы ремень.

— И снова прав оказался Тихогромыч. Пришлось-таки рем­нями вязать… — отдуваясь, подумал Ванечка — и распахнул перед Надинькой дверцу.

— Всё, машину оставляем, — сказал Надиньке, взваливая на плечи станковый рюкзак. — Дальше пойдём пешком.

— А если он умрёт здесь от голода? — спросила девочка, с жалостью глядя на жирного мотоциклиста.

Вдали над лесом послышался недобрый треск торопливых лопастей.

— Я думаю, лесничего скоро найдут, — сказал Иванушка, за­думчиво щурясь на шум подлетающего вертолёта. — И даже слишком скоро. В замке услышали выстрелы, так что с минуты на минуту здесь появятся его друзья с такими же «волшебными зонтиками» и не менее чудесными ротвейлерами. Побежали?

Глава 5.

Кажется, это провал

Какой же он крючник? Он вполне ин­теллигентный человек. Он монтёр.

М. Зощенко. Рассказы

С когтями — а не птица?

Загадка

И они побежали. Надинька перешагнула через собственное «я» и по­зволила Царевичу усадить себя к нему на спину. Таким обра­зом детям удавалось двигаться со скоростью, значительно превышающей самый быстрый галоп черепахи. И всё же слишком скоро сзади донеслись свистки, хриплые крики и собачий лай. Порой Ване казалось, что он уже слышит, как хлюпает вода под тяжёлыми ботинками преследователей.

«Они идут по моим следам», — в ужасе думал Иван. Пот градом заливал глаза. Он бежал, не разбирая дороги, вверх по склону — скорее, скорее к берлоге! Ещё есть надежда: он быстро соберёт «осу», и вместе с Надинькой они улетят прочь, на Лох-Патти, поближе к нашим подводникам…

— Держитесь крепче, — ободрительно хрипел Ваня. Впере­ди чернел узкий овраг, наполненный гнилыми ветками и стоя­чей водой, а поверх оврага перекинулось узенькое брёвныш­ко — мёртвая сосна упала… «Нормально, — сказал себе Ванечка, прыгая на зашатавшееся скользкое бревно, — нам, кадетам, не впервой…»

Позади хрустнула ветка и кадет Царицын, балансируя на бревне, обернулся на странный звук… похожий на утробное рычание. Быстрая тень скакнула из темноты… — Здравствуйте, мистер Доберман! А что ещё мог сделать русский мальчик Ваня? Совершен­но инстинктивно он вскинул навстречу адской твари трофей­ный чёрный зонт. Щёлкнул предохранитель. Собака рвану­лась вперёд, как грязная молния, оттолкнулась когтистыми лапами от бревна, красиво прыгнула — и вот они, жёлтые ос­каленные клыки…

Тугенько, славно продавился курок, и зонтик выдохнул из себя огненную струю раскалённой картечи. Доберман-пин­чер, который уже предвкушал привычный вкус человечьей крови, не долетел до Ивана и помертвевшей Надиньки каких-то двух-трёх метров. Внезапно господин Доберман лишился всей своей зубастой головы с ушами в придачу — и тупой, обез­главленной свинской тушей пролетев мимо цели, плюхнул в овраг.

Всё бы хорошо, но Ваня забыл, что едва балансирует на скользком брёвнышке. Мощной отдачей выстрела юного стрелка смахнуло с бревна, как былинку. Надинька тоненько визгнула, и через миг они вдвоём шлёпнулись в холодную грязную жижу.

Другой, менее наблюдательный мальчик, наверное, очень расстроился бы и принялся срочно отчищать себя от грязи. У Вани Царицына не было на это времени. Кадет успел заме­тить второго добермана, кривоногого и остромордого, дело­вито спешившего к детям по склону оврага.

— Закройте, пожалуйста, уши! — посоветовал Ваня малень­кой девочке, которая барахталась рядом с ним в грязи.

— Вы будете ругаться матом? — испугалась Надинька.

— Зачем? — удивился Царицын. — Я буду стрелять молча.

Удачным выстрелом из «Моссберга» второго добермана ра­зорвало пополам. Клочки разлетелись, обдав грязный склон грязными внутренностями.

— Офигеть, — честно признался кадет Царицын, передёр­гивая затвор. — Мне начинают нравиться волшебные зонтики.

— Бедная собачка, — всхлипнула Надинька и добавила бо­лее спокойным тоном: — Может быть, Вы, наконец, достане­те меня из этой лужи, Иванушка?

Ваня не успел ответить. Сбоку бесшумно прыгнуло что-то тяжёлое и смертельное, ударило Ваньку грудью и, вцепив­шись клыками в затылок, одним махом передёрнуло ногами кверху, точно ватную куклу. Зонтик вяло подлетел в воздух, Надинька не успела даже крикнуть — распахнув глаза, она смотрела, как огромный и страшный, невесть откуда взявший­ся третий доберман терзает и треплет Царевича…

Очень скоро пёс обернул наглую, высокомерную морду и посмотрел на девочку, выбирая, как с ней поступить: пере­грызть горло или впиться клыками в лицо, а потом прокусить череп?

Бросив неподвижно лежащего кадета, пёс-людоед не спе­ша, облизываясь, двинулся к Надиньке. Потом чуть быстрее, ещё быстрее…

Он прыгнул лениво, нацеливаясь на горло. И вдруг — ог­ненные сполохи вспороли собачий бок! Свинец пробил рёб­ра — добермана швырнуло в сторону. Животное обернуло удивлённо оскаленную морду — и увидело, что позади стоит на коленях недобитый кадет Царицын, держит в руке корот­коствольный револьвер — и улыбается.

— Три, четыре, пять! — вполголоса бормотал Иванушка, считая выстрелы. На пятом выстреле доберман перестал дёр­гать задними лапами и затих.

Кадет Царицын отбросил револьвер мисс Пегги — барабан уже пуст — и поспешно, хлюпая по грязи, подбежал к Надиньке:

— Успел? Укусить успел?

— Нет, нет… — выдохнула девочка и поскорее протянула руки. Обхватив сзади за шею, она покорно повисла на Вани­ной спине.

— Слава Богу, она вцепилась в затылок медвежьей голо­вы, — задыхаясь, говорил Царицын, карабкаясь из оврага нару­жу. — Глупая собака! Она пыталась разорвать медведя, а меня даже не поцарапала! Теперь вся шкура в дырках.

— Сзади опять свистят… — простонала Надинька. — Скажи­те, ну почему они хотят нас убить?

В каких-нибудь трёхстах метрах позади мелькали жёлтые пятнышки фонариков. С маленькой пассажиркой на спине Ваня не сможет бежать быстро…

«Ну вот, это последний сумасшедший шанс на сегодня, — подумал Ваня, заметив впереди чёрный и почти готический силуэт опоры высоковольтной ЛЭП. — Если ноги больше не могут бежать, пусть поработают руки».

Он тяжело подпрыгнул и, уцепившись за нижнюю пере­кладину мачты, с трудом подтянулся на руках. Хорошо, что Надинька была девочкой хрупкой и весила не больше стан­дартного рюкзака.

— Держитесь крепко, — хрипло предложил Ваня.

— Вы уверены, что мы не сорвёмся? — Эта Морковка ещё пыталась в чём-то сомневаться. — Вы хотите залезть на са­мый верх? Там же электричество!

Ваня ответил не сразу. В данный момент он как раз бол­тался на одной руке и забавно дёргался, пытаясь забросить ногу на очередное сочленение стальных перекладин.

— Вам что больше нравится? — глуховато поинтересовал­ся он. — Электричество или доберманы-пинчеры?

Надинька не ответила. Кажется, она была почти восхище­на мужеством Иванушки. Подумать только: на руках, точно обезьяна, залезть на вершину такой высокой мачты — да ещё с грузом на спине!

Она не знала, что рассудительный Ваня никогда не полез бы на мачту, если бы не знал, что к любой мачте обязательно приделана лесенка. Эта лесенка ведёт на самый верх, однако начинается не от земли, а с высоты приблизительно трёх-четырёх метров — чтобы пользоваться лесенкой могли не вся­кие там проходимцы вроде Иванушки, а только электрики, которые приезжают на специальных машинах с поднимающимися платформами. Бесстрашному кадету надо преодолеть эти три-четыре метра — а дальше будет легче.

Железные ступеньки, тонкие и ребристые, предательски грохотали под ногами. От мокрого железа руки Царицына за­ныли и пошли волдырями. За пять минут он как раз забрался на самый верх мачты — туда, где гроздьями висели зеленова­тые изоляторы, а воздух, казалось, потрескивал… Здесь было страшновато: казалось, вся мачта гудит и злобно вибрирует от силы огромного тока, текущего по толстым проводам.

Ваня взобрался на решетчатую платформу, ограждённую с одной стороны шаткими перильцами, — пришлось опустить­ся на колени, чтобы Надинька коснулась железного пола но­гами. Девочка с усилием расцепила руки — и тут же захныка­ла, принялась растирать пальчики.

— Что теперь? — спросила Надинька. Она старалась не смот­реть вниз, а по-возможности и по сторонам. Настоящая гене­ральская внучка! Другая девочка на такой высоте просто в обморок бы грохнулась. А эта сидит и ещё тапками болтает!

— Осторожно, тапочек не уроните, — посоветовал Ваня. — И нога замёрзнет, и людям внизу сразу легче будет нас най­ти. А что у Вас на лбу?

Повязка слетела с её головы, и теперь из-под намокших волос темнело пятно над переносицей, похожее на расплыв­шийся синяк.

Надинька небрежно махнула рукой:

— А, ничего страшного. Доктор сказал, воспаление какое-то. Скоро должно пройти.

Ваня вытянул шею, пытаясь разглядеть болячку — и вдруг… холодея от ужаса, кадет прочитал на лбу маленькой девочки корявое, злобное клеймо:

А чуть ниже — гнусный рисунок.

— Господи! — только и выдохнул кадет.

— Ну как, уже заживает? — спросила она.

— А-ам-м… Н-не совсем, — пробормотал Ваня. Голова пошла кругом от завихрившихся мыслей: что это? Кто посмел обидеть внучку самого генерала Еропкина?

— Жаль, нет зеркальца, — вздохнула Морковка. — Я бы сама посмотрела. Поскорей бы зажило… Ах, смотрите!

Она дёрнула Ваню за рукав и показал вниз, на землю. Тон­кие лучики фонарей суетились прямо под мачтой! «Три, че­тыре, пять… лучше не считать», — подумал Царицын. Пресле­дователей было достаточно.

— Скажите честно, Иванушка, — вдруг серьёзно сказала девочка. — Вы ведь не знаете, что нам теперь делать, правда?

Ваня ничего не ответил: кадеты не должны лгать малень­ким девочкам, даже если им очень хочется их успокоить.

— Теперь Вы понимаете, почему я хочу стать доброй вол­шебницей? — Надинька грустно улыбнулась. — Будь я волшеб­ницей, я бы смогла унести нас отсюда по воздуху. Или… даже не знаю. Я вызвала бы белых орлов, которые подхватили бы нас на крылья…

— Ага, белых орлов… — усмехнулся Ваня и тут же пожалел об этом: русские кадеты не должны иронично посмеиваться над маленькими девочками.

— Знаешь, говорят, иногда помогает молиться Богу, — ска­зал Ваня и посмотрел в сторону.

— Знаю, — кивнула Надинька. — Моя бабушка всё время молится, и поэтому у нас дедушка в прошлом году не умер.

— Жаль, что с нами нет твоей бабушки, — вздохнул Ваня. И вдруг подумал: «А ещё жаль, что нет старца Геронды. Это покруче, чем белые орлы. Уж Геронда смог бы выпросить у Бога какую-то помощь…»

— Ой, — сказала Надинька. — Трещать перестало.

— Не знаю, — Ваня покачал головой. — У меня в голове тре­щит по-прежнему.

— Я не шучу, — заметила девочка. — Провода перестали гу­деть, правда?

Ваня вздрогнул так сильно, что едва не закружилась голо­ва. Небо с редкими звёздами в разрывах облаков качнулось — на миг гроздья изоляторов и струны проводов поплыли перед глазами. Провода… перестали гудеть?! Он рывком обернулся туда, где в высокомерном отдалении мерцал огнями огром­ный и неприступный замок Мерлина.

Странно. Вот кадет Царицын смотрит туда, где должен быть замок. И помнит, что замок находился там ещё минуту назад. А сейчас… замка нет.

Только темнота над лесом, чёрный туман среди скал — и никаких огней.

— Вот это по-нашему, — радостно прошептал Ваня. — Похо­же, электричество на приливной станции отрубили.

Снизу донеслись крики, кто-то начал посвечивать фона­риками на мачту. Царицын вскочил, забегал по решетчатой платформе, потирая руки и бешено соображая. Подача элект­роэнергии по резервной схеме должна возобновится мгновен­но, через секунду — а если этого не происходит, значит, ава­рия на станции довольно серьёзная…

Ага, ну всё. В самом низу застучала, заходила ходуном железная лесенка: кто-то тяжело карабкался вверх… «У меня в зонтике осталось три патрона, — пронеслось в голове. — На всех не хватит».

«Моссберг» по-прежнему болтался за спиной. Ваня по­спешно перехватил его, взял наперевес… приятная тяжесть оружия немного успокоила мальчика. Но мальчик понимал, что этого спокойствия хватит всего на три выстрела… Мо­лочный свет луны, чудом пробившейся в разрывы меж обла­ков, заиграл на крючковатой рукояти «зонтика»… До чего крепкая, прямо литая рукоять!

Ваня сощурился на этот крюк, точно на нём было выгра­вировано волшебное заклинание, вызывающее белых орлов. «Нет, мы не будем стрелять в людей, — решил кадет Цари­цын. — По крайней мере, пока».

Потом Ваня обернулся и твёрдо сказал девочке: — Здесь больше нельзя задерживаться. Вы не могли бы залезть в мой рюкзак?

Хорошо, что Надинька не видела всего этого. Со стороны выглядело так: бурый медведь из русской сказки про Машень­ку, взвалив на плечи короб с маленькой девочкой, собирается покончить с собой путём спрыгивания с мачты высоковольт­ной линии электропередач. А зачем у медведя огромный зон­тик в лапах? Он что, надеется таким образом смягчить тя­жесть падения?

Смотрите! Оказывается, у медведя более изощрённый план самоубийства. Он перелезает через перила решетчатой пло­щадки и медленно, на четвереньках, подбирается к самому краю мачты. К тому месту, где густо зеленеют изоляторы и уходят вдаль, к следующей мачте, связки жирных проводов.

И вот, пошатываясь на ветру и стараясь не глядеть вниз, порядком потрёпанный и насквозь мокрый медведь достаёт сложенный зонтик, продевает оскаленную голову и тулови­ще в перевязь — так, чтобы ремень зонтика охватывал его мохнатое тело под задницей… Что теперь?

Он что, надеется, что выдержит литой металлический крюк на рукояти зонтика? Зачем он цепляется этим крюком за про­вод? Ах, скорее отведите взгляд — его сейчас ударит током!

Бедное животное! И какое отважное… Не каждому медве­дю под силу со свистом нестись на железном крюке меж не­бом и землёй, над верхушками сосен — вперёд, по высоко­вольтным проводам!

Наверное для того, чтобы не свихнуться в полёте, медведь заорал во всё медвежье горло:

Эх, путь-дорожка, фронтовая!

Не страшна нам бомбёжка любая!

А помирать нам — эх! — рановато:

Есть вопросы у нас к колдунам!

В Суворовском училище ещё на первом году их обучали пользоваться специальными блоками для перемещения на тросах по горизонтали. По сути, Ваня выполнял привычное упражнение. Удержаться на зонтике единственно силой би­цепсов — не проблема для суворовца! И всё-таки любой кадет согласится, что прокатиться по обычному тросу — одно, а вот проехаться по проводу, ожидая, что в любую минуту могут пустить ток — это довольно редкое удовольствие!

С жуткими воплями, поминая коня Вещего Олега, крей­сер «Варяг» и синий платочек, русский мальчик Иван Цари­цын пронёсся над верхушками сосен и — вытаращив глаза, начал тормозить, чтобы не врезаться в следующую мачту, которая уж бешено неслась на него из темноты. Ай! Всё рав­но отбил колени… Быстренько подтянулся наверх, на чёрное металлическое крыло… Ура, успели! Всё, теперь можно да­вать свет. Осталось только спуститься вниз, отыскать свою берлогу, собрать вертушку — и деру отсюда!

— Как дела? — пропищала из рюкзака Надинька.

— Супер, — честно доложил Царицын. — Потерпите ещё минутку.

Он спустил ноги с платформы, уже нащупал верхнюю сту­пеньку лестницы… И вдруг остановился.

Подумать только. Ведь это последняя мачта. Последняя на нашей стороне пропасти. А следующая опора — уже на тер­ритории замка, за пропастью и зубчатой стеной. И если сей­час… ещё раз ненадолго сойти с ума, уцепиться крюком зон­тика за провод и прокатиться — по-возможности без лишнего шума — до следующей опоры, то… Иван Царевич окажется в замке Мерлина.

Ваня почувствовал, как задорно расхо­дится сердце. Ток ещё не пустили, и нужно прямо сейчас… В конце концов, офицер я будущий или тряпка дрожащая? А… девочка?

С девчонкой в замок нельзя. Она там такого накуролесит! Тогда… может быть, спустить её вниз, спрятать в берлоге, а самому быстренько подняться, и… И что? Оставить ребёнка совсем одного в медвежьей норе, при том, что лес прочёсы­вают с собаками? Помилуйте, столь блестящие идеи не долж­ны посещать голову русского кадета!

С другой стороны, подобного шанса попасть в замок и вы­полнить задание Савенкова у Вани, пожалуй, больше не бу­дет. Скоро снова дадут электричество, и — всё. Царицын при­сел на край ажурной платформы, склонил голову и произнёс — так, чтобы внутри рюкзака было слышно:

— Вы ведь хотите побывать в замке?

— Хочу и побываю, — донеслось из рюкзака. Ваня поморщился.

— Вот смотрите. Я могу прямо сейчас спуститься вниз, посадить Вас на вертолёт и переправить обратно на подвод­ную лодку. И поверьте, Вы никогда больше не увидите этот чудесный остров. Ваш дедушка об этом позаботится.

Ваня прислушался: девчонка молчит. Царицын шмыгнул носом и продолжил беседу с собственным рюкзаком:

— А есть другой вариант. Вы гарантируете беспрекослов­ное подчинение. Даёте честное слово кадета, ну или… как там клянутся девочки? Короче говоря, торжественно обещаете, что будете во всём меня слушаться.

— Что тогда? — быстро спросили из рюкзака.

— Тогда мы сию минуту отправляемся в замок. Погуляем там немного, поглазеем на достопримечательности, но не будем показываться на глаза преподавателям. А потом, день­ка через два-три, отправимся домой, в Москву.

— А можно мне будет сходить на уроки в академии?

— Не думаю. Впрочем, не знаю. Обещать не могу, — Ваня нетерпеливо оглянулся туда, где возвышался замок: кое-где уже засветились огоньки, видимо, подключились вспомога­тельные генераторы тока в самом замке… Впрочем, неосве­щённых мест, как нельзя хорошо подходящих для высадки юных разведчиков, остаётся ещё предостаточно…

— Я согласна, — пискнул рюкзак.

— Слово генеральской внучки? — въедливо уточнил Царицын.

— Ага, — уныло ответила Надинька.

— Тогда пристегнитесь, мы взлетаем, — радостно кивнул Ваня и, вскочив на ноги, торопливо полез на другую сторону мачты, поближе к проводам.

Глава 6

И всё-таки провал

Никогда ещё Штирлиц не был такблизок к провалу.

Ю. Семёнов. Семнадцать мгновений весны

Он забыл только об одном: если раньше провода спуска­лись вниз, то теперь всё было иначе: мачта ЛЭП в конце перелёта была чуть выше, чем точка старта. А это значит, что… Так и получилось. Ваня доехал на своём крюке строго до середины отрезка, разделявшего две опоры, — и повис над пропастью.

— Мы ещё живы? — поинтересовался голосок из рюкзака.

— Угу, — буркнул Царицын, подтягивая ноги кверху и цеп­ляясь ими за провода. — Мы-то ещё живы, но вот мои ладони скоро умрут.

И он не ошибся. Медвежья шкура была весьма плотной, но даже она вскоре прорвалась от трения о шершавую поверх­ность толстого провода. Когда до желанной мачты оставалось метров двадцать, Ваня понял, что из рук сочится кровь. Ка­пало на лицо, как редкий дождик. Странно, но боли он не чувствовал…

Ненужный теперь зонтик, казалось, весил ужасно много. Ваня стащил с головы перевязь — и уронил «Моссберг» в про­пасть. Вместе с тремя патронами. «Благодарю за службу, — пробормотал он. — Надеюсь, больше отстреливаться не придётся». Внутри вражьего замка всё равно необходимо соблю­дать тишину, чтобы не привлекать внимания охраны…

Впрочем, до замка ещё надо добраться. Спиной вниз, пе­ребирая по проводу не только руками, но и ногами, накрепко перекрещенными в лодыжках, Ваня двигался медленно. С замиранием сердца он чувствовал, что начинает уставать… Покосившись вниз, кадет Царицын осознал, что уже мино­вал стену: прямо под ним поблёскивал шпиль с обвисшим тёмным флагом, а рядом противно скрипел, мотаясь на вет­ру, уродливый флюгер в виде крадущейся кошки.

— Кыш, драная! — вполголоса цыкнул Царицын. Жестяная облупленная кошка вздрогнула и, надменно скрипя, повер­нулась задом.

Наконец руки натолкнулись на округлые, пузатые банки изоляторов. Ура, неужели мы почти у цели?! Царицын, радост­но хихикая, перевалился пузом на крыло мачты, потом под­нялся на дрожащие ноги — ну всё, всё. Можно расслабить стис­нутые челюсти. Вот уже решетчатая платформа с поручнями…

Глянул вниз — и чуть не свалился! Ух, как страшно. Вце­пившись в поручни, Ваня помотал головой: сумасшедший! Неужели он и вправду только что занимался тем, что пере­ползал по тросу через пропасть, да не один, а с внучкой на­чальника родного училища на плечах?

По счастью, ранним утром на окраине квартала Саламандр почти не встретишь живой души: студенты младших курсов ещё спят, студенты старших курсов уже спят, а у преподава­телей есть дела поважнее, чем шляться в ранний час по пус­тым улочкам близ дремлющих корпусов.

Никем не замеченный, драный и хромой медведь-шатун со станковым рюкзаком на спине спустился с мачты ЛЭП и бо­лезненной трусцой, пригибаясь, перебежал к ближайшему зданию. Дверь в подвал, разумеется, оказалась заботливо запертой, однако сам по себе спуск к этой двери располагал­ся ниже уровня тротуара, как бы под землёй. Здесь, под гряз­ным сводом подвальной арки можно было присесть на ступе­ни и перебинтовать окровавленные ладони.

Ваня, едва успев перетянуть бинтом левую руку, букваль­но на секундочку прислонился головой к холодной стене. Надинька вела себя на редкость тихо и глупыми вопросами спя­щего кадета не беспокоила. Может быть, её тоже сморило…

Царицын разодрал веки часа через три, когда снаружи погасли последние газовые фонари и застучали растворяе­мые ставни на окнах, а изнутри домов донеслись первые воп­ли будильников и сонных студентов, собиравшихся на заня­тия. По местному времени было около восьми часов, очередной пасмурный день в академии волшебства только-только начинался.

— Доброе утро, Иванушка, — заспанным голоском произ­нёс говорящий рюкзак.

— Надеюсь, оно будет добрым! — усмехнулся Ваня. Он под­нялся на ноги, потянулся — и подумал, что сегодня впервые за многие годы не станет делать зарядку. «Всю ночь заряжал­ся, хватит уже!» — подумал юный разведчик и, кряхтя, выка­рабкался по ступеням на тротуар.

Ни души, только высокомерная жиреющая крыса куда-то спешит вдоль стеночки.

— Куда мы пойдём? — поинтересовался голос Надиньки из рюкзака.

— Пойдём рвать колдовскую нечисть на фашистские зна­ки, — невозмутимо доложил кадет. — Если через подвал не получилось, попробуем через чердак!

Ему не терпелось при свете дня оглядеть объект атаки с какой-нибудь высокой точки. Посмотреть, где расположены учебные корпуса и общежития студентов. Кроме того, моло­дой человек втайне надеялся, что на чердаке удастся поспать ещё пару часов — в чуть более комфортных условиях, чем на каменных ступеньках.

Царицын подошёл к ближайшему подъезду, подёргал брон­зовое кольцо, постоял минуты полторы, ковыряя пальцем зо­лочёное украшение на косяке в виде драконьего глаза. А по­том хлопнул себя по лбу и радостно полез в боковой карман рюкзака. Прижал к вытаращенному драконьему оку получен­ную от Савенкова бляху с гербом факультета Моргнетиль.

Дверь возбуждённо запищала и открылась. Царицын скольз­нул внутрь. В комнате охраны было темно. «Видимо, вахтёр ещё спит», — удовлетворенно улыбнулся Ваня и, мысленно напевая «Колыбельную» Лермонтова, бесшумно прокрался к лифту.

Дверца на чердак была заперта на смешной висячий за­мок. Чтобы взломать его, совсем не нужно было обладать мощью Петруши Тихогромова. Царицын просто просунул лез­вие ножа под скобу — и вытащил её вместе с винтами.

Дверь раздражённо скрипнула, и пронзительное эхо раз­неслось по тёмному чердаку. Здесь откровенно пахло мерт­вяками и привидениями — даже Надинька в рюкзаке беспо­койно завозилась. Ваня сразу решил, что спать он тут не станет точно. Кадет поспешно включил фонарик, бодро про­бежал в дальний конец чердака и распахнул решетчатую двер­ку, которая вела на крышу, — чёрную, покатую и скользкую после дождя.

Вот это да! Таких крыш он ещё не видывал… Горбатые и вздыбленные, как кошачьи спины, они карабкались друг на друга, наваливаясь зубастыми карнизами, цепляясь костля­выми лапами узких и длинных, потемневших от копоти гале­рей. Крыши были многоярусные, со всевозможными башен­ками да шпилями, скрипящими фонарями и обрывками флагов. Настоящий рай для кошек и юных разведчиков.