Наука: сотрудничество, соперничество и признание

В начале февраля 2003 года Министерство здравоохранения Ки­тайской Народной Республики уведомило Всемирную организацию здравоохранения (ВОЗ) о том, что с ноября 2002 года 305 человек в провинции Гуандунь заразились острым респираторным заболевани­ем и пятеро из них скончались. Хотя симптомы болезни напоминали грипп, лабораторные анализы показали отсутствие в организме забо­левших и погибших известных вирусов. Через пару недель после того как ВОЗ получила это сообщение, человек, вернувшийся из путешест­вия по Китаю и Гонконгу, был госпитализирован в Ханое острым рес­пираторным заболеванием, и в то же время несколько сотрудников Гонконгского госпиталя оказались на больничной койке с такими же симптомами. Сигналы о новых случаях загадочного заболевания про­должали поступать, и к началу марта стало понятно, что речь идет не о разновидности гриппа, а об абсолютно новом заболевании, названном SARS (или ОРС - острый респираторный синдром, или атипичная пневмония). ВОЗ предупредила мировое сообщество об опасности за­болевания ОРС и предостерегла путешественников от поездок в Юж­ную Азию. Была создана система мониторинга, призванная информи­ровать ВОЗ о новых вспышках заболевания.

160 Глава 8

Ученые пытались отследить распространение синдрома (поскольку было понятно, что ОРС передавался от человека к человеку, и поэтому карантины могли стать успешной стратегией борьбы с болезнью), одна­ко не менее важно было обнаружить возбудителя болезни, что сделало бы возможным создание вакцины. Итак, объявив всемирную тревогу, ВОЗ начала работать над обнаружением источника ОРС. 15 и 16 марта организация связалась с одиннадцатью исследовательскими лаборато­риями по всему миру, включая Францию, Германию, Голландию, Япо­нию, Соединенные Штаты Америки, Гонконг, Сингапур, Канаду, Вели­кобританию и Китай, и попросила их действовать сообща, чтобы вы­делить и изучить вирус ОРС. 17 марта стартовал проект, получивший название " Совместный многоцентровой исследовательский проект". Каждый день представители лабораторий участвовали в телеконферен­циях, где информировали об итогах своей работы, обсуждали направ­ления дальнейших исследований и спорили о полученных результатах. На Web-сайте ВОЗ размещались многократно увеличенные изобра­жения вирусов, выделенных у жертв ОРС (любой из этих вирусов мог быть возбудителем болезни), их характеристики и результаты анали­зов. Лаборатории действовали сообща, что позволяло им согласовывать полученные результаты и использовать опыт друг друга.

Благодаря такому сотрудничеству различные лаборатории могли одновременно работать над одними и теми же штаммами, что повыша­ло скорость и эффективность исследований. В первые же дни проекта лаборатории рассмотрели и затем опровергли ряд возможных причин заболевания, включая серию вирусов, обнаруженных в анализах неко­торых пациентов ОРС, но не найденных у других заболевших. 21 марта ученым Гонконгского университета удалось выделить вирус, названный наиболее вероятным возбудителем заболевания. В тот же день Центр по контролю заболеваемости в Соединенных Штатах самостоятельно выделил вирус, имеющий все признаки коронавируса. Это вызвало удивление ученых, ведь коронавирусы вызывают серьезные заболева­ния у животных, но считаются практически неопасными для человека. Однако на протяжении следующей недели лаборатории, участвовавшие в проекте, обнаружили большое разнообразие коронавирусов в анали­зах людей с диагнозом ОРС. Лаборатории в Германии, Голландии и Гон­конге приступили к классификации вирусов. В начале апреля обезьяны в голландской лаборатории, инфицированные коронавирусом, заболе­ли ОРС. К 16 апрелю, всего через месяц после начала сотрудничества, представители исследовательских лабораторий вполне уверенно объ-

Наука: сотрудничество, соперничество и признание 161

явили, что возбудителем атипичной пневмонии действительно являет­ся коронавирус.

Открытие этого вируса было, бесспорно, значительным достиже­нием. А когда мы становимся свидетелями ярких достижений, мы, как правило, задаемся вопросами: кто их автор? Кто конкретно выделил возбудителя ОРС? Но на эти вопросы ответить невозможно. Мы знаем имя человека, впервые увидевшего коронавирус в электронный мик­роскоп. Это Синтия Голдсмит, сотрудница лаборатории Центра кон­троля и профилактики заболеваемости (Атланта). Но нельзя утверж­дать, что именно она выделила возбудителя ОРС, поскольку потре­бовалось несколько недель работы лабораторий по всему миру, чтобы доказать, что заболевание у людей вызывает именно коронавирус. Не менее важна была и работа, направленная на исключение других ви­русов из списка возбудителей ОРС, поскольку благодаря ей диапазон поиска значительно сузился. В конечном итоге конкретного " перво­открывателя" возбудителя ОРС не существует. Вместо этого, как ут­верждала ВОЗ в своем отчете об исследованиях, группа лабораторий " совместно... обнаружила" коронавирус. Работая по одиночке, любая из этих лабораторий могла потратить месяцы или годы на то, чтобы " вычислить" возбудителя страшного недуга. Вместе они справились с задачей всего за несколько недель.

Успешное сотрудничество лабораторий по выявлению возбудите­ля ОРС кажется невероятным потому, что не было централизованно­го руководства. Хотя ВОЗ координировала создание сети этих лабо­раторий, не было никого, кто " сверху" диктовал бы всем, что делать, над какими вирусами или пробами работать или как обмениваться информацией. Лаборатории пришли к согласию, что будут делиться всеми важными данными и каждое утро проводить телеконференции, в остальном каждая из исследовательских групп сама решала, как по­высить эффективность сотрудничества. Главным принципом в иссле­дованиях ОРС было то, что лаборатории сами определяли наиболее эффективный способ распределения работ. Частично все объяснялось необходимостью. ВОЗ не обладает реальной властью, чтобы диктовать научным лабораториям или государственным исследовательским ор­ганизациям порядок действий. Но в этом случае необходимость об­ратилась благом. При отсутствии указаний сверху ученые в разных уголках земного шара великолепно справились с задачей самооргани­зации. Коллективный характер проекта обеспечил всем лабораториям свободу и позволил ученым сосредоточиться на том, что им казалось

162 Глава 8

наиболее перспективным направлением исследований, использовать собственные аналитические способности и в то же время успешно пользоваться (в реальном времени) данными и результатами анали­зов, проведенными всеми участниками проекта. В итоге это слаженное международное объединение нашло решение проблемы так же быстро и эффективно, как любая организация, руководимая " сверху".

Масштабы и темпы исследований ОРС сделали их уникальными в своем роде. И это успешное сотрудничество между лабораториями явилось ярким примером того, как осуществляются многие современ­ные научные исследования. Людям свойственно представлять науку сферой, где одинокие гении корпят над колбами в своих лабораториях, но в действительности речь идет о коллективном предприятии. Вплоть до Первой мировой войны понятие международного научного сотруд­ничества практически не существовало. Но незадолго до Второй миро­вой войной ситуация начала меняться, а в послевоенные годы широкое распространение получили совместные и коллективные проекты. Ны­нешние исследователи и особенно экспериментаторы постоянно рабо­тают большими группами, и теперь уже никого не удивляют научные работы, авторами которых бывают десять или двадцать человек. (В от­личие от гуманитарных наук, где известность завоевывают по-прежне­му по одиночке.) Классическим примером этого стало открытие в 1994 году квантовой частицы под названием " истинный кварк". Его припи­сывали 450 физикам!

Почему ученые сотрудничают? Частично благодаря феномену, на­званному " разделением познавательного труда". По мере того как нау­ка все более усложнялась и число разделов во всех ее отраслях рос­ло, одному человеку стало не под силу знать все, что требуется. Это в большей мере справедливо для экспериментальной науки, где слож­ное оборудование требует наличия специальных навыков. Сотрудни­чество позволяет ученым совмещать многие виды знаний и достигать максимальной производительности и эффективности (вместо того чтобы тратить время на поиск информации и изучение специальной литературы). Сотрудничество помогает ученым решать и межотрас­левые научные проблемы — на сегодняшний день самые важные и интересные. Небольшие группы ученых оказываются перед лицом ог­ромных трудностей во время решения задач и могут потратить очень много времени, разделяя обязанности, обсуждая результаты и споря о выводах. Но эти потенциальные затраты для большинства ученых, очевидно, меркнут перед преимуществами.

Наука: сотрудничество, соперничество и признание 163

Сотрудничество эффективно, поскольку, будучи хорошо налажен­ным, гарантирует весьма заманчивые перспективы. Например, в случае поиска вируса-возбудителя ОРС тот факт, что у многих лабораторий было множество первоначальных гипотез о природе вируса, означал на­личие большого числа потенциальных вариантов для изучения. А тот факт, что разные лаборатории вели параллельную работу, в то время как существовал большой риск дублирования усилий, принес богатые пло­ды в виде уникальных данных.

И, наконец, успешное сотрудничество повышает плодотворность каждого отдельного ученого — это подтверждено результатами множества исследований. " Ученые, сотрудничающие друг с другом, более продук­тивны и чаще достигают впечатляющих результатов, чем отдельные ис­следователи", - утверждает экономист Пола Стефан. Ей вторит соци­олог Этьен Венжер: " Решение сегодняшних сложных проблем требует сочетания многих воззрений. Дни Леонардо да Винчи миновали".

Последняя мысль не подразумевает, что в случае налаженного со­трудничества индивидуальное творчество вовсе перестает быть ак­туальным. Но весьма любопытен факт, что чем более продуктивен и знаменит ученый, тем более он склонен сотрудничать с колегами. Эта тенденция не нова. Например, в 1966 году, после исследования научных публикаций 592 ученых на предмет сотрудничества, Д. Дж. де Солла Прайс и Дональд Б. Бивер пришли к выводу, что " самый плодовитый ученый - также и самый активный в сотрудничестве, а три или четыре стоящих на ступень ниже по продуктивности ока­зываются также на ступень ниже по частоте участия в совместных исследовательских и научных проектах". Аналогичные исследова­ния Гарриет Цукерман среди сорока одного нобелевского лауреата установили, что эти ученые сотрудничали в проектах чаще рядовых ученых. Разумеется, знаменитым ученым сотрудничать легче, пос­кольку они не испытывают недостатка в желающих работать с ними. Но тот факт, что они сами стремятся к сотрудничеству, которое им, может быть, и не нужно, подтверждает чрезвычайную важность кол­лективных усилий для современной науки.

И все же то масштабное сотрудничество, которое было организовано во время поисков возбудителя ОРС, остается уникальным. Хотя науч­ное сообщество глобально, в основном сотрудничают (даже в наши дни) исследователи, работающие по соседству. Барри Боузман, например, установил, что ученые-исследователи лишь треть рабочего времени тратят на взаимодействие с людьми, не входящими в их группу, и всего

164 Глава 8

четверть времени — с людьми за пределами их университета. В этом нет ничего удивительного. Несмотря на " отсутствие" в современном мире расстояний люди, как и раньше, предпочитают работать с коллегами-соседями. Но как показал пример ОРС, все может измениться. Новей­шие технологии связи сегодня делают глобальное сотрудничество не только возможным, но и простым и продуктивным. А ценность совмест­ной работы не только университетов, но и стран, несомненно, огромна, в то время как ограничение себя опытом собственного факультета или рабочей группы в современном мире представляется проигрышным. Не стоит удивляться, что исследователи, сотрудничающие со своими кол­легами из других стран, более продуктивны, чем те, кто замыкается в своей скорлупе. Вполне справедливо и обратное: более продуктивным (что, как правило, означает — более известным) ученым легче сотруд­ничать на мировом уровне.

Широкое сотрудничество в научных работах и исследовательских проектах — не единственное, что делает науку в целом совместным предприятием. Ей изначально присущ коллективный характер, ибо она зависит от свободного и открытого обмена информацией, которому пы­тается придать законный статус. Когда ученые совершают важное новое открытие или экспериментально подтверждают некую гипотезу, они, как правило, не держат такую информацию при себе, чтобы в одиночку размышлять над ее значением и строить на ее основе дополнительные теории. Напротив, они публикуют результаты своих открытий и дела­ют их доступными для изучения. Это дает возможность другим ученым пересмотреть свои теории и либо отказаться от них, либо подвергнуть корректировке. Более важно то, что другие ученые могут использовать эти данные для построения новых гипотез и проведения новых экспери­ментов. Идея в том, что общество в целом обогатится знаниями быст­рее, если информация получит широкое распространение, а не останет­ся достоянием узкого круга избранных. Строго говоря, каждый ученый зависит от работы своих коллег.

Подобные суждения высказывал еще Ньютон, когда говорил о " сто­янии на плечах гигантов". Однако Ньютон, проделавший большую часть своей теоретической работы в одиночестве и будучи уникальной личностью, лишь имел в виду, что его озарения зависят от трудов пред­шественников. Он считал, что научные знания в определенном смысле накопительны. (Впрочем, Ньютон выразил эту мысль в письме к своему

Наука: сотрудничество, соперничество и признание 165

сопернику Роберту Гуку¹, человеку маленького роста, так что, вероятно, это была всего лишь жестокая шутка.) На самом деле научные знания не только накопительны, но и коллективны. Ученые зависят от трудов не только своих предшественников, но также от трудов современников, и эта связь взаимна. Даже те ученые, гипотезы которых ошибочны, помо­гают своим коллегам, подсказывая им, какими путями не следует идти.

Хотя итогом трудов отдельных ученых является накопление на­учных знаний во имя блага всего сообщества, это не является целью научных поисков. Ученые стремятся решить конкретные проблемы. Они ищут признания, внимания современников, путей преобразова­ния научной мысли. Ценность для многих ученых — это не звонкая монета, но звонкая слава. Таким образом, ученые так же эгоистичны и так же ведомы своими личными интересами, как и каждый из нас. Гениальность организации науки, тем не менее, обращает эгоистичное поведение ученых во благо. В процессе завоевания известности для себя они формируют группу (собственно, научное сообщество) и кос­венно делают умнее все человечество.

Что поражает в организации современной науки, так это то, что (как в случае с выявлением вируса ОРС) ею, по сути, никто не руководит. Разумеется, существуют грандиозные исследовательские проекты, ру­ководимые " сверху" (вспомним " Проект Манхэттен" и проект создания ракет " Атлас"), в рамках которых ученые трудятся под прямым руко­водством для решения совершенно конкретных задач, и большинство этих проектов, которые к тому же финансируются правительством, ус­пешны. В то же время с конца девятнадцатого века значительный объ­ем научных работ осуществлялся в корпоративных исследовательских лабораториях, где часто (но не всегда) применялся более системный, административно-управленческий подход к исследованиям. Но в ис­тории науки и техники организация с централизованным управлением всегда была скорее исключением из правил. Большинство ученых (во всяком случае, признанных) сами выбирали себе направления поиска, его методы и пути применения результатов.

Это не говорит о том, что ученый делает выбор с чистого листа. Уче­ный не входит в свою лабораторию, не имея понятия, над чем он будет работать. Напротив, он входит туда как человек, осознающий свою за-

¹ Роберт Гук (1635-1703) - английский естествоиспытатель, ученый и эк­спериментатор. Усовершенствовал и сконструировал многочисленные приборы. Открыл (1660) закон, названный его именем. Выдвинул гипотезу существова­ния земного тяготения. Сторонник волновой теории света. Предложил (1684) " кодированную визуальную телеграфную систему" (семафор).- Примеч. ред.

166 Глава 8

интересованность в тех или иных проблемах, предполагающий, какие из них можно разрешить, и, наконец, понимающий, заинтересовано ли в его работе сообщество, членом которого он является. И поскольку существенная доля научных исследований финансировалась и до сих пор финансируется правительствами, когда гранты распределяются со­ответствующими комитетами, интересы коллег того или иного ученого зачастую прямо влияют на его персональный выбор направления науч­ной работы. Но даже при этом важной особенностью остается то, что нет Царя Науки, который указывал бы исследователям, чем им заниматься. Мы полагаем, что, разрешив индивидуумам преследовать собственные интересы, мы получим лучшие коллективные результаты, чем если бы мы отдавали безапелляционные приказы.

Преследование своих интересов — дело для ученых более сложное, чем может показаться на первый взгляд. В то время как ученые главным образом соревнуются за признание и внимание к себе, эти признание и внимание они могут получить только от тех, с кем они, собственно, соревнуются. Итак, наука обладает удивительными свойствами: яркой конкуренцией и в то же время выраженной кооперативностью. Поиск признания обеспечивает постоянный приток оригинальных идей, ибо никто не становится известным, изобретая велосипед. (Не важно, что ученые интересуются тем же, что и их коллеги, поскольку желание быть оригинальными заставляет исследователей мыслить неординарно.) Конкуренция обеспечивает постоянную критику и выявление ошибоч­ных идей, поскольку, как утверждал философ Дэвид Халл, выявление ошибок в работе коллег - это один из способов создать себе имя. Од­ним словом, редкий ученый сможет раскрыть весь свой потенциал, пре­бывая в полной изоляции.

Эта странная смесь сотрудничества и соперничества процветает бла­годаря научной этике, предполагающей открытый доступ к информа­ции. Такая этика берет начало со времен научной революции семнад­цатого века. В 1665 году Королевское Общество, одна из первых и, не­сомненно, наиболее влиятельных организаций, созданная в целях раз­вития науки, опубликовала первый номер журнала " Философские тру­ды". Это событие стало ключевым в истории науки, поскольку журнал провозглашал идею свободного и широкого распространения новых и перспективных идей. Генри Олденберг, первый секретарь Королевско­го Общества и редактор " Трудов", открыто заявил, что скрытность вре­дит развитию науки. Он убеждал ученых, что им следует отказаться от сокрытия своих идей в обмен на признание, которое они получат как

Наука: сотрудничество, соперничество и признание 167

создатели или первооткрыватели. Похоже, Олденберг первым сумел уловить особую природу научных знаний, которые, в отличие от другой собственности, не изнашиваются при использовании и могут получить широкое распространение без опасения утратить ценность. Скорее на­оборот: чем более доступным становится научное знание, тем выше его потенциальная ценность. Причина этого — возрастающее число вариан­тов его применения. В итоге, как пишет историк Джоэл Мокир, научная революция послужила возникновению " открытой науки", когда знания о мире перестали быть чьей-то эксклюзивной собственностью. Научны­ми достижениями и открытиями стали свободно делиться с широкой публикой. Таким образом, научные знания стали общим благом и пере­давались свободно, а не вверялись тайному избранному меньшинству, как это было в средневековой Европе".

Такая традиция открытой публикации и передачи научных знаний стала, несомненно, главной предпосылкой ошеломляющих успехов за­падной науки. Именно благодаря " открытой науке" личные амбиции отдельных ученых удалось преобразовать в общее коллективное бла­го. Ученые с готовностью делились результатами своих исследований, считая такой путь кратчайшим к их общественному признанию и вли­янию. Если охарактеризовать этот процесс в рыночных терминах, то получается, что ученые взимали плату в виде внимания окружающих. Как удачно сказал об этом специалист по социологии науки Роберт К. Мертон: " В науке ценность частной собственности повышается путем раздачи ее содержания".

Теперешнее научное сообщество вплотную столкнулось с проблемой выживания в условиях растущей коммерциализации научных исследо­ваний. Наука и коммерция, разумеется, были связаны между собой на протяжении веков. Но по мере того как все больше научных исследова­ний и разработок финансируется корпорациями, которые полагают, что коммерческий интерес состоит в защите информации, а порой и ее со­крытии, а не широком распространении, природа научного обмена мо­жет претерпеть изменения. Социолог Уоррен Хенгстром говорил о нау­ке как о " подарочной экономике", а не экономике товарно-денежного обмена. А идея науки, которую формируют " незримые коллеги" - ис­следователи, ратующие за распространение знаний, — возможно, наив­на, однако оказывает сильное влияние не только на обывателей, но и на самих ученых. Корпорации в свою очередь не раздают подарки и не стремятся к коллегиальности. Тот факт, что фундаментальные исследо­вания по-прежнему финансируются государством, в некоторой степени

168 Глава 8

избавляет ученых от коммерческого давления. И хотя патентная сис­тема ограничивает доступ посторонних к конкретному изобретению и возможность его модификации и использования, она также способству­ет свободному потоку информации (поскольку изобретатель вынужден публиковать отчет о своем открытии с тем, чтобы получить патент). Однако конфликт между наукой и бизнесом существует. Генри Олден-берга не обрадовал бы тот факт, что компании, финансирующие иссле­дования, требуют молчания, если результаты их не удовлетворяют.

Упоминание научных исследований в контексте поиска признания может звучать так, будто ученые — это просто какие-то охотники за славой (некоторые из них действительно являются таковыми). Однако признание, во всяком случае, в теории, не имеет отношения к славе или моде. Признание — это, по сути, справедливая награда за новые и ин­тересные открытия. Ученые жаждут признания по причине тщеславия. А еще потому, что признание позволяет использовать новые идеи для построения научного знания. Как сообщество в целом решает, являет­ся ли та или иная научная гипотеза новой или хотя бы оригинальной? Не всегда научная истина очевидна. Коронавирус вызывал атипичную пневмонию до того, как был выделен исследователями. Но в научном смысле коронавирус стал возбудителем ОРС только когда другие ученые изучили результаты работы лабораторий и признали их. На­учные лаборатории и корпоративные исследовательские лаборатории по всему миру работают теперь над потенциальными средствами диаг­ностики и вакцины против ОРС, и все исходят из идеи, что вирус, вы­зывающий ОРС, — это коронавирус. Они поступают так, потому что научное сообщество, говоря условно, достигло в этом вопросе согла­сия. Как написал Роберт К. Мертон, " нет научной истины, в которую верит один человек и не верит остальное научное сообщество; идея становится истиной лишь тогда, когда ее безоговорочно цринимают подавляющее большинство ученых. Именно этот смысл мы придаем понятию " научный вклад": подношение, принятое на любых условиях во всеобщую сокровищницу знаний".

На первый взгляд это утверждение представляется столь очевид­ным, что не возникает даже мысли о том, сколь трудно порой получить ученым признание со стороны научного сообщества в целом. Вместо того чтобы положиться на элитную группу избранных, которая суди­ла бы об истинности новых идей и сообщала бы свое мнение широкой общественности, ученые просто " бросают" свои идеи в мир, веря, что выживут наиболее достойные из них. Этот процесс радикально отли-

Наука: сотрудничество, соперничество и признание 169

чается от функционирования рынка или демократического сообщест­ва. Педантичное голосование отсутствует, а идеи не имеют конкрет­ной стоимости. В сердцевине процесса принятия новых идей в общий кладезь знаний лежит уникальная неизъяснимая вера в коллективную мудрость ученых.

Правда, разумеется, и в том, что поскольку результаты научных ис­следований воспроизводимы, вам не надо прислушиваться к суждению кого бы то ни было. Действенное открытие останется таковым невзирая на мнения подавляющего большинства ученых. Но картина сложнее, чем представляется. Исследователи обычно не повторяют эксперимен­ты своих коллег. Они или поверят в то, что данные верны и что все ра­ботает именно так, как утверждают их коллеги, или отвергнут все пред­положения. Успешная гипотеза — это та, которую находят правдивой большинство ученых, а не та, которую проверили и нашли ее верной почти все из них. Фактически, как только теория принята, невозмож­ности подвергнуть ее проверке уже недостаточно, чтобы ее отвергнуть. Как утверждает венгерский ученый и философ Майкл Поланый, если вы не смогли повторить хорошо известный эксперимент, вашей перво­начальной реакцией будет отнюдь не сомнение в достоверности " моде­ли". Вы усомнитесь (вполне, оправданно) в собственных знаниях. Так лучше для науки, ибо в противном случае исследователи постоянно проверяли бы результаты друг друга, вместо того чтобы стремиться к новым вершинам. В любом случае даже при проверке данных колле­ги-ученые вынуждены опираться на целый ряд предположений, кото­рые лично никогда не проверяли. Историк науки Стив Шапин писал: " Я открыл ДНК животного на основе уверенности в тождественность доставленных мне образцов ткани, в скорость центрифуги, в точность термометрических показателей, в количественный и качественный со­став различных растворителей, в правила арифметики".

Конечно, ученые могут повторять эксперименты и на самом деле повторяют. И научные фальсификации раскрываются. Однако же суть не в том, что все истины относительны. Из факта, что знания ученого зависят от сведений, полученных от других, можно сделать два вывода. Во-первых, качественная наука требует определенной степени доверия среди ученых, которые, будучи соперниками, со­трудничают, обмениваясь правдивыми данными. Во-вторых, еще важнее, наука зависит не только от постоянно пополняющихся кол­лективных знаний, но и от веры в коллективный разум научного со-

170 Глава 8

общества, способный отделить зерна от плевел, т.е. отличить досто­верные гипотезы от ненадежных.

К сожалению, картина того, как научное сообщество устанавлива­ет истину, идеализирована; на самом деле в ней есть некоторый изъян. Суть его в том, что большинство научных работ остаются незамеченны­ми. Согласно результатам многочисленных исследований, большинство научных трудов почти никто не читает, в то время как малое их число становятся общеизвестными. Труды знаменитых ученых широко цити­руются в отличие от сочинений их малоизвестных коллег. Когда в рабо­те участвуют известные ученые, в случае ее успешного завершения они получают большую долю признания. Точно так же, если двое ученых (или две группы ученых) делают одно и то же открытие, именно самым известным приписывается честь такого открытия. Мертон назвал это " эффектом Матфея", благодаря строкам из Евангелия: " Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет" (Матфей, 25: 29). Богатые богатеют, бедные нищают.

" Эффект Матфея" можно частично рассматривать как эвристичес­кий прием, способ, с помощью которого ученые могут просеивать поток каждодневной информации. И поскольку в науке много усилий расхо­дуется понапрасну (т.е. ученые зачастую выдвигают аналогичные гипо­тезы или проводят сходные эксперименты), " эффект Матфея" обеспе­чивает внимание работам, которые могли бы оставаться незамеченны­ми. Но даже при этом сила имени поразительна. Например, генетик Ри­чард Левонтин поведал историю публикации двух работ, написанных им в соавторстве с биохимиком Джоном Хабби. Отчеты о работах были опубликованы один за другим в научном журнале в 1966 году. В одной работе имя биохимика Хабби значилось первым. Во второй первым из авторов упоминался генетик Левонтин. Никаких очевидных причин, чтобы люди больше заинтересовались одной из работ, не было. И все же работу, в которой имя Левонтина стояло первым, цитировали на 50% чаще, чем вторую. Единственным объяснением, как полагает Левонтин, было то, что на тот период он был более известен, чем Хабби. Когда имя Левонтина появилось первым, ученые сочли, что работа в большей сте­пени принадлежит ему, а значит, более ценна.

Проблема, разумеется, в том, что благоговение перед известным именем предполагает пренебрежение к именам не столь знаменитым. Физик Луис Альварес выразил это следующим образом: " В физике нет демократии. Невозможно утверждать, что какой-нибудь второстепен­ный ученый имеет такое же право на собственное мнение, как Ферми".

Наука: сотрудничество, соперничество и признание 171

-Хотя такой подход помогает не распылять внимание (вы не в состоянии выслушать или прочесть всех подряд и вынуждены прислушиваться только к лучшим), он довольно сомнителен. Опасность состоит в том, что важная работа будет пропущена из-за того, что ее автор не обладает соответствующим " брендовым" именем. Классический пример - Гре-гор Мендель, работы которого по вопросам наследования признаков иг­норировались в том числе и потому, что он был неизвестным монахом. В итоге он просто отказался от публикации результатов работ.

Мы не призывает игнорировать фактор известности. Признанный список достижений подтверждает (и должен подтверждать) достовер­ность идей конкретного ученого. Суть в том, что признание не должно становиться основой научной иерархии. Гениальность научной этики, по крайней мере в теории, — это решительная приверженность мери-тократии (системе, определяющей место человека по его способнос­тям). Как писал Мертон в своем эссе о научных нормах, " принятие или непринятие идей не должно зависеть от личных или общественных характеристик автора: его раса, национальность, вероисповедание, об­щественное положение и личные качества не имеют к этому никакого отношения". Торжество идей должно зависеть не от того, кто их под­держивает (или не поддерживает), а от их научной ценности и от того, что они объясняют события и явления лучше других. Возможно, это всего лишь иллюзия. Однако весьма ценная.