Глава III. Право как важнейшее условие разрешения противоречия между личностью и государством 2 страница

Таким образом, интересы средних классов не могли быть достигнуты, если из них исключить заботу об интересах других людей. Данное толкование «полезности» предполагало наличие рынка, на котором производится обмен продуктами труда. Утилитаристская культура вытекала из опыта, обусловленного существованием рынка, который обеспечивал доступ к товаром и услугам. Оценка человека и его деятельности с точки зрения пользы играет значительно большую роль в товарном хозяйстве по сравнению с натуральным. Натуральное хозяйство самодостаточно, одни и те же люди являются производителями и потребителями одновременно, подчиняясь одним и тем же господам. Рыночное хозяйство разорвало процессы производства и потребления.

В натуральном хозяйстве спектр человеческих потребностей устанавливается традицией, а экономические проблемы решаются с помощью средств, необходимых для поддержания традиционного образа жизни. Центральная проблема рыночного хозяйства — возможность перепроизводства, поскольку производство зависит от множества потребностей людей, которые могут быстро меняться и не подлежат контролю. Производитель не знает, кто, когда и сколько захочет или сможет купить товары, которые он произвел. Поэтому главная проблема производителя заключается не только в использовании существующих средств производства, но и в предвидении результатов собственных решений. В рыночном хозяйстве полезность товаров и услуг должна предварительно калькулироваться, а между процессами производства и потребления располагаются более или менее длительные промежутки времени. Тем самым критерий времени входит в измерение «полезности» и определяет динамическое противоборство между «человеком экономическим» и «человеком производящим». Для рыночного хозяйства «благие намерения» производителей еще не являются главным критерием оценки их действий, а оцениваются только на основе пользы, которую они принесут на рынке, не подлежащем контролю. Эта польза всегда остается гипотетической и неопределенной, поэтому надо учитывать и рассчитывать последствия индивидуальных решений.

Итак, появление утилитаристской культуры было связано с переходом от натурального хозяйства к рыночному и генезисом класса, судьбы которого были связаны с процессами производства и обмена. На основе данной связи данный класс был ориентирован на учет и расчет возможной пользы индивидуальных решений и действий: «Развитый утилитаризм характеризуется осознанием связи роста благ и личных усилий по их добыванию, производству. Развитый утилитаризм с его ориентацией на прогресс производства требует развития личности с высокой оценкой своего Я. Он в конечном итоге подготовляет почву для либерализма с его растущей оценкой духовных ценностей, идеалов свободы, саморазвития, законности, диалога»¹⁶⁰. Однако рост значения духовных ценностей и всех остальных идеалов либерализма сопровождался противоборством между принципом удовольствия и принципом реальности как в человеческом, поведении, так и в способах связи философии с политикой

Как известно, идеи утилитаризма берут свое начало еще у Сократа, софистов и киренаика Аристипа, а также в учении Эпи кура. В Новое время аналогичные идеи мы находим у Ф. Бэкона, но все же самое большое влияние на складывание доктрины утилитаризма оказали французские просветители (Вольтер) и английские философы XVIII в. (Т. Гоббс, Д. Локк), для которых принцип пользы служил обоснованием социальной активности человека и подчинялся принципу верховенства естественного права. Кроме этих идейных предпосылок, появл ние утилитаризма было вызвано также объективными потребностями об щественного развития конца XVIII — первой половины XIX в., такими как стремление идеологов буржуазии доказать свое право на власть, исходя из высших требований морали, и одновременно необходимость создания доктрины, связанной с вопросами законодательства и регулирования человеческого поведения.

В целом под утилитаризмом в то время понималось: а) движение за политические реформы; б) идеология этого движения или в) этическая теория. Главное в идеологии и теории утилитаризма — это принцип, по которому всякое природное и культурно — историческое явление следует рассматривать не в его собственной конкретности, а лишь как средство для достижения внешней цели — полезного эффекта. Под «пользой» при этом подразумевалась деятельность отдельной личности, направленная на удовлетворение своих собственных интересов, а не интересов общества, считалось, что биологическая природа человека эгоцентрична и заставляет его удовлетворять прежде всего свои личные потребности.

В развитие такого рода представлений внесли заметный вклад И. Бентам и Д. Милль. Иеремия Бентам явился родоначальником теории утилитаризма, вобравшей в себя ряд социально-политических идей Гоббса, Локка, Юма, Гельвеция, Гольбаха. В основе его доктрины лежит четыре постулата: 1) получение удовольствия и исключение страдания составляют смысл человеческой деятельности; 2) полезность, возможность быть средством решения какой-либо задачи — самых значимых критерий оценки всех явлений; 3) нравственность создается всем тем, что ориентирует на обретение наибольшего счастья для наибольшего количества людей; 4)максимизация всеобщей пользы путем установления гармонии индивидуальных и общественных интересов есть цель развития человечества¹⁶¹.

Давно и прочно Бентам числится в ряду столпов европейского либерализма XIX в. Но у бентамовского либерализма не совсем обычное лицо. Ядром либерализма принято считать положение о свободе индивида, исконно присущей ему, об автономном пространстве деятельности, самоутверждениия индивида, обеспечиваемомо частной собственностью и политико-юридическими установлениями. Бентам предпочитает вести речь не о свободе отдельного человека: в фокусе его внимания интересы и безопасность личности. Человек сам должен заботиться о себе, о своем благополучии и не полагаться на чью-либо внешнюю помощь. Только он сам должен определять, в чем заключается его интерес, в чем состоит его польза.

Что касается категории «свобода», то она имела в лексиконе Бентама негативное значение. Он видел в ней продукт умозрения, некий фантом. Для него нет принципиальной разницы между свободой и своеволием. Отсюда понятен враждебных бентамовский выпад против свободы: мало слов, которые былы бы так пагубны, как слово «свобода» и его производные.

Политическая свобода и права личности были для Бентама истинными воплощениями зла, потому он не признавал и отвергал их, как отвергал вообще школу естественного права и политико-правовые акты, созданные под ее воздействием. Французская Декларация прав человека и гражданина, согласно Бентаму, «метафизическое произведение», части которого возможно разделить на три класса: а) невразумительные, б) ложные, в) одновременно невразумительные и ложные. Он утверждает, будто «эти естественные неотчуждаемые и священные права никогда не существовали, они несовместимы с сохранением какой бы то ни было конституции... граждане, требуя их, просили бы только анархии»...¹⁶²

Резко критический настрой Бентама в отношении школы естественного права выразился и в отрицании им идеи различения права и закона. Причина такого отрицания данной идеи скорее не столько теоретическая, сколько прагматически-политическая. Тех, кто различает право и закон, он упрекает в том, что таким образом они придают праву антизаконный смысл.

Не разделял он также мнение о том, что общество и государство возникли в истории посредством заключения между людьми соответствующего договора. Это мнение он расценивал как недоказуемый тезис, как фикцию. В вопросах организации государственной власти Бентам (особенно во второй половине своей жизни) стоял на демократических позициях. Таковые удачно подкрепляли и дополняли его либерализм. Он осуждал монархию и наследственную аристократию, являлся стороником республиканского устройства государства, в котором три основные ветви власти (законодательная, исполнительная и судебная) должны были быть разделены. Однако Бентам не соглашался с тем, чтобы эти ветви власти вообще существовали каждая сама по себе и действовали назависимо друг от друга. Он — за их кооперацию, взаимодействие. Будучи твердым приверженцие демократически-республиканского строя, Бентам выступал за введение в Англии однопалатной парламентской системы и упразднение палаты лордов. С точки зрения Бентама, демократизировать следует не только организацию непосредственно государственной власти. Демократизации подлежит в целом вся политическая систеима общества. В этой связи он ратует, в частности, за всемерное расширение избирательного права, включая предоставление избирательного права также и женщинам. Он надеялся, ччто с помощью институтов демократии (в том числе таких, как свободная пресса, общественные дискуссии, публичные собрания и т. п.) можно будет эффективно контролировать деятельность законодательной и исполнительной властей.

Назначение правительста, по Бентаму, должно гарантировать в первую очередь безопасность и собственность подданных государства, т. е. выполнять по преимуществу охранительные функции. Он полагает, что у правительства нет права определять, что является счастьем для каждого отдельного человека, и тем более нет права навязывать ему (индивиду) такое представление и во что бы то ни стало осчастливливать его. Очень занимал Бентама вопрос об объеме правительственной деятельности, ее направлениях и границах. По этому вопросу он высказывался неоднозначно. Однако в принципе он склонялся к тому, что во всяком случае прямое вмешательство государства в сферу экономики крайне нежелательно, поскольку может привести к весьма негативным результатам.

Бентам составил реестр, в который входило 7 критериев удовольствия как такового, 14 простых удовольствий (к которым сводятся все остальные) и 32 условия и обстоятельства, влияющие на чувственность человека и увеличивающие (уменьшающие) его наслаждения и страдания. При этом предполагалось, что ценность вещей и поступков определяется количеством приносимых человеку удовольствий, а тип удовольствия (возвышенное или низменное) не имеет значения.

Этот реестр опирался на идею утилитаристской культуры, согласно которой ценность вещей, поступков и действий определяется не самим удовольствием, а его ближними и дальними последствиями. Поэтому утилитаристский гедонизм был чисто рассудочной доктриной, не имеющей ничего общего с классическим греческим гедонизмом, акцентирующим общезначимость чувственных удовольствий. Этическое кредо утилитаризма свелось к рационалистическому «расчету удовольствий»: не чувства и не интуиция, а расчет дает верную оценку вещей, поступков и действий. Человек может ощущать лишь собственные удовольствия и на этой основе знать, что они есть благо. Но поскольку другие люди ощущают аналогичные удовольствия, они тоже есть благо. Этот вывод вел к социализации утилитаристской этики и выражался в принципе «разумного эгоизма»: любое удовольствие любого человека есть благо, а не только собственное. Тем самым социально-этический гедонизм переплелся с эгоистическим психологическим гедонизмом.

Речь идет о двух противоположных утверждениях утилитаризма: каждый стремится к собственному удовольствию и потому только оно есть благо; однако любое удовольствие любого человека тоже есть благо. Эти утверждения Бентам стремился согласовать путем специфической интерпретации тезиса А. Смита: всеобщее удовольствие есть средство индивидуального удовольствия. В целях такого истолкования общество пришлось рассматривать как коллективный субъект и отойти от принципа «социологической робинзонады». Только на основе предположения о коллективном субъекте можно было обосновать утверждение: всеобщее благо (удовольствие) есть благо (удовольствие) всех людей. Количественный и всеобщий гедонизм среднего класса Бентам выразил в классической формуле: всеобщее благо есть наибольшее число удовольствий наибольшего числа живых существ. А чтобы подчеркнуть последствия любого удовольствия, связывал их с пользой вещей, поступков, действий. В состав так понятой пользы входит вся совокупность удовольствий, которые можно извлечь из вещей. В этом смысле благо есть польза наибольшего числа людей. Так принцип «всеобщего блага» переплелся с принципом «всеобщей пользы», означавшим одобрение (порицание) поступков в соответствии с критерием увеличения (умень шения) счастья заинтересованных людей. На этом переплетении базируется идея «всеобщего счастья», связавшая этику и политику утилитаризма.

Заслуга Бентама — в его стремлении освободить законодательство от устаревших, архаических элементов, привести его в соответствие с происшедшими в обществе социально-экономическими и политическими переменами; он хотел упростить и усовершенствовать законодательный процесс, предлагал сделать судебную процедуру более демократичной, а защиту в суде доступной также беднякам. Главная общая цель всей общественной системы, по Бентаму, наибольшее счастье наибольшего числа людей.

Чтобы связать моральный утилитаризм с политическим, И. Бентам и Д. Милль использовали религиозно-философскую концепцию человеческой природы. Она сводится к следующим постулатам: 1) Все люди по природе равны, поскольку разум всех людей состоит из одного и того же материала ощущений, восприятий, представлений и связей между ними. Поэтому нет оснований для признания неравенства людей. 2) Все люди по природе стремятся к достижению собственных интересов и наибольшему количеству удовольствий. Такое стремление — главный и единственный источник человеческих действий и поступков. 3) Все люди обладают разумом, определяющим действительные («истинные») интересы человека. 4) Челове ческая природа не является неизменной, ее можно формировать по определенным образцам. Главная цель воспитания состоит в том, что оно должно помочь человеку понимать его собственные интересы.

Итак, морально-политическая установка «философских радика лов» заключалась в опровержении дуализма разума и чувств, обя занностей и интереса человека. Они были убеждены в том, что разум не противостоит чувствам и является их продуктом подобно тому, как моральный порядок не противостоит экономическому по рядку. Тот и другой выражают равновесие или гармонию интересов. Из этой установки вытекали уже особые задачи воспитателей, юристов и политиков: они должны обеспечить указанное равновесие и гармонию. В этом и состоит политическое искусство. Его принципы являются реалистическими, эмпирическими и рационалистическими. Благодаря такому убеждению школа А. Смита, И. Бентама и Д. Милля сыграла значительную роль в истории политических идей Европы и России. Прежние программы радикальных социальных и политических преобразований апеллировали к априорным идеям и идеалистическим лозунгам, наиболее ярким примером которых является «Декларация прав человека и гражданина». Английские мыслители придали политическому радикализму иное основание, связав его с рационально-калькулируемым утилитаризмом.

Хотя эти мыслители невысоко оценивали теоретическую значимость философии, они не сомневались в ее практической роли. Утилитаристски-ориентированные либералы вслед за многими религиозными и светскими мыслителями стремились «осчастливить» человечество и надеялись, что эта цель достижима с помощью разума. Например, Д. Милль полагал, что из человеческого рода можно сделать все, если только научить его читать и писать.

Воздействие школы Бентама—Милля на последующую историю было многообразным и значительным. В Англии на рубеже ХVIII—ХIХ вв. утилитаризм преобладал в этике, а консерватизм — в политике. Ли беральная оппозиция правительству Англии в это время не была связана с утилитаризмом, а вдохновлялась идеалистической философией с разнообразными утопическими оттенками. Однако в начале столетия симпатии образованных кругов оказались на стороне либерализма. Этому способствовало то, что Англия встала на защиту свободы против имперских притязаний Наполеона, а в британской этике и философии сложились умеренная и радикальная версия либерализма. Радикальная версия была связана со стремлением полностью изменить существующую конституцию страны. И. Бентам примкнул к этому направлению и в 1818 г. лично отредактировал проект предполагаемой реформы. Присоединение выдающихся философов к радикальной версии либерализма укрепило, но одновременно изменило его характер: из революционно-утопического он стал интеллектуальным, или «философским».

Эта модификация базировалась на центральной идее утилитаризма о совпадении социальных интересов. Предполагалось, что такое совпадение может быть «естественным» (в сфере экономики) и «искусственным» (в сфере права). Утилитаристы выдвигали естествен ное совпадение интересов на первый план и рассматривали политику как производную от экономики. Из этой посылки вытекало следствие: необходимо ограничить вмешательство государства в экономическую сферу. Данное следствие связало либерализм с демократией, поскольку, по определению И. Бентама, демократия есть такая форма правления, которая сводится к отрицанию правительства.

Однако и эта установка модифицировалась в зависимости от множества обстоятельств. На протяжении ХVIII—ХIХ вв. утилитаризм прошел несколько этапов развития. На первом этапе он еще не интересовался политикой, на втором выдвигал требование вмешательства государства в сферу экономических интересов, на третьем отвергал такое вмешательство. Именно указанное отрицание, наряду с философско-политическими ориентациями (эмпиризм, утилитаризм, радикализм) глубоко повлияло на политическую мысль и практику Европы XIX в. Либерально-ориентированный утилитаризм постепенно приобретал свойства духовной и политической традиции. Англия первой ступила на путь такой экономической политики и длительное время ее придерживалась. «“Школа Бентама” — отмечал Б. Рассел, — состояла из ученых людей, авторов темных и непонятных книг, которые стремились апеллировать только к человеческому разуму, и тем не менее они достигли своей цели»¹⁶³.

Влияние либеральных радикалов проникло и на континент. Убеждение в «мудрости» Бентама усилилось настолько, что Национальное собрание Франции приняло решение о его французском гражданстве, царь Александр I просил английского философа выработать свод законов для России, а правительства Португалии, Испании, Венесуэлы, Соединенных Северо-Американских Штатов, Греции и Триполитании советовались с ним по вопросам составления конституций для своих стран. Конечно, на популярность Бентама существен но повлияла боязнь царствующих особ, придворной камарильи и всего сословия аристократии к тем методам решения социальных и политических проблем, которые продемонстрировала революционная Франция. Поэтому политическая верхушка значительного числа европейских стран пыталась научиться у Бентама процессу выработки законов и их применения в управлении государством для того, чтобы избежать революционного развития событий. Хотя этот замысел не удался, утилитаристская составляющая стала существенным элементом государственной политики и политической этики.

Если брать историю философской мысли Европы XIX в. в целом, то можно сказать вполне определенно, что в этой истории были два таких события, которые одновременно принадлежат к политической истории Европы: в начале столетия И. Бентам и Д. Милль связали утилитаризм с либерализмом, а поколение спустя К. Маркс и Ф. Энгельс связали материализм с социализмом. Эта связь в значительной степени определила внутренние противоречия обоих типов политической философии Запада, включая либеральные и марксистские представления об индивиде и «человеческой природе» в целом.

Хотя марксизм полемизировал с бентамовским утилитаризмом, Маркс приписывал социальной полезности индивидов и вещей центральную ценность. В исторической перспективе одна из функций марксизма заключалась в дополнении и развитии утилитаристской концепции путем преодоления барьеров буржуазной собственности и сохранения принципа «пользы». В значительной степени в этом и состояло «прогрессивное содержание» марксизма. На уровне общепризнанных обыденных повседневных ценностей, по сути дела, нет существенного различия между социализмом и капитализмом: тот и другой согласны с лозунгом: «От каждого по способностям, каждо му по труду». «Честный буржуа» с этим вполне согласится: люди должны интенсивно трудиться и получать заработную плату в соответствии с общественной стоимостью их труда.

Однако между социалистом и представителем буржуазии не будет согласия в том, что польза есть единственный критерий, позволяющий определить вознаграждение за труд. Социалисты отдавали се бе отчет в том, что человеческие потребности и социальная польза людей являются основанием пользования благами и услугами. Маркс полагал, правда, что человеческие потребности при капитализме извращены, но в то же время был убежден, что люди обладают некими универсальными «родовыми потребностями», а в зрелом социализме смогут развить такие потребности, которые более будут соответствовать их «человеческой природе». Маркс и другие социалисты полагали также, что социальная дифференциация в конечном счете определяется потребностями людей, а не только их полезностью.

С одной стороны, подобно утопическим социалистам, Маркс считал полезность критерием социальной значимости вещей и пытался преодолеть барьеры, затрудняющие историческое развитие принципа полезности, путем обобществления. С другой стороны, он пытался найти противовес принципу полезности и пытался смягчить ее действие путем учета человеческих потребностей уже на ранних стадиях развития промышленного производства. Маркс полагал также, что принцип «пользы» будет преодолен в таком обществе, в котором экономическое развитие приведет к значительному росту производительности труда и производства в целом.

Отношение Маркса к утилитаризму было сложным и его нельзя считать представителем традиционного утилитаризма, о чем свидетельствует его полемика с И. Бентамом.¹⁶⁴ Однако эта полемика базировалась на определенных принципах, развиваемых Марксом на протяжении всей его деятельности.

Во-первых, Маркс полагал, что нельзя говорить о «полезности» вообще, а только о полезности по отношению к чему-то. Нельзя сказать, является ли нечто полезным для человека, если мы не располагаем универсальной и одновременно исторической концепцией «человеческой природы».

Во-вторых, Маркс противостоял редукционистским аспектам утилитаризма и делал упор на самостоятельность чувственных и иных мотивов человеческой деятельности. Это видно уже из «Немецкой идеологии», в которой Маркс критиковал попытки сведения разнородных форм деятельности (включая речь, любовь и т. п.) к их «пользе» в предположении, что они не имеют собственного значения. Конечно, люди используют другие предметы и людей для достижения своих собственных эгоистических целей, но так бывает только при определенных обстоятельствах.

В-третьих, Маркс отвергал бентамовскую версию утилитаризма, поскольку она базируется на молчаливо принятой посылке: то, что полезно для английского буржуа, одновременно полезно для всех людей.

Наконец, Маркс рассматривал утилитаризм как идеологию буржуа зии. Хотя представители средних классов говорят о «полезности», на самом деле они имеют в виду прибыль, — таким было кредо Маркса. И действительно, буржуазия в первую очередь производит не то, что полезно, а то, что приносит ей прибыль. Буржуазное производство — это производство товаров или вещей, обладающих меновой, а не потребительной стоимостью. Утилитаризм есть ложное сознание буржуазии, маска ее торгашеского духа.

По сути дела марксова критика утилитаризма направлена против его ограниченной буржуазной формы. Маркс критикует погоню за индивидуальной прибылью, но основанием этой критики является восходящая к Канту враждебность к своекорыстному эгоизму индивидов. Для Маркса утилитаризм есть конкретно-историческая, современная, буржуазная форма индивидуального эгоизма. Поэтому марксова критика не затрагивает все формы утилитаризма, включая его политико-философское содержание и противоречия утилитаризма как нормативно-ценностной системы, а концентрируется на его буржуазной форме. Более того, сочинения молодого Маркса, особенно выпускная работа в Трирской гимназии, свидетельствуют о том, что основатель марксизма, был сторонником утилитаризма особого рода – такого, который считает бытие полезным для человеческого рода главным критерием индивидуального существования. Маркс писал в «Размышлениях юноши о выборе профессии», что надо выбирать такую профессию, в которой наилучшим образом можно быть «полезным человечеству», если же не избрать профессию, которая наиболее соответствует индивидуальным способностям и склонностям, то человек превращается в «бесполезное существо».

Следовательно, Маркс был «ревизионистским», или социальным утилитаристом. Эта установка сближает его с контовско-веберовским толкованием буржуазного этоса и предназначения человека вообще. Маркс хотел, чтобы люди были полезны для общества в целом в его конкретно-исторических формах. В известной характеристике социализма из «Критики Готской программы» Маркс выдвигает лозунг «От каждого по способностям, каждому по потребностям» как главный идеал социалистического и коммунистического общества. С одной стороны, основоположник марксизма выступал против конвенциональной утилитаристской зависимости между трудом и заработной платой, идеалистически и утопически полагая, что в пролетариате человечество обрело теоретическое сознание буржуазного отчуждения и самоотчуждения, что для пролетариата свойственна тяга к науке, жажда знания, нравственная энергия, неутомимое стремление к саморазвитию, что низшие классы народа умеют поднимать себя на более высокую ступень духовного развития, а «..для пролетариата смелость, сознание собственного достоинства, чувство гордости и независимости важнее хлеба»¹⁶⁵. С другой стороны, в концепции социалистического общества Маркс совершенно определенно дал понять, что все люди морально обязаны быть полезными для этого общества, поскольку оно устроено на «гуманистических началах». Тем самым Маркс отвергает инструментальный, количественный расчет и ориентацию на своекорыстие бентамовской концепции утилитаризма, но провозглашает лозунг некого качественного морального утилитаризма, при котором люди не на словах, а на деле чувствуют себя обязанными быть полезными обществу.

Стало быть, Маркс проводил различие между индивидуалистическим и торгашеским утилитаризмом — и социальным, или «обобществленным», утилитаризмом. Хотя между данными видами утилитаризма существует напряженность, она снимается путем приписывания принципу «полезности» различного значения на различных этапах экономического и социального развития. Одновременно Маркс утверждает, что это противоречие исчезнет в обществе, которое будет руководствоваться принципом «От каждого по способностям, каждому по потребностям». На ранней фазе развития этого общества значение принципа полезности намного больше, поскольку общество переходного типа руководствуется девизом «От каждого по способностям, каждому по труду».

Сегодня уже не надо доказывать, что попытка соединить оба лозунга в практической политике социалистических государств привела к парадоксальным результатам. С одной стороны, социалисты вынуждены были трактовать принцип «полезности» как исторически преходящий и все более архаичный критерий, который в конечном счете будет отправлен «на свалку истории», а в каждый конкретный момент существования социалистического общества он образует шаткое и сомнительное основание социалистической политики и системы государственной власти. Однако с другой стороны, практические потребности индустриализации и развития народного хозяйства социалистических стран вели к тому, что утилитаристские критерии сплошь и рядом использовались в текущей политике, экономическом и социальном планировании и управлении государством. Выход за пределы «полезности» как социального критерия постоянно откладывался на все более далекое будущее. В обоих случаях любое толкование связи данных принципов легитимировало политический и управленческий произвол властно-управленческих структур социалистических государств, а различные формы политических технологий попросту обслуживали этот произвол.

Итак, марксизм заимствовал у либерализма характерный для средних классов конфликт между «естественными правами» и утилитариз мом, если даже враждебно относился к своекорыстно-торгашеским и вещественным параметрам «полезности» и критиковал универсализм доктрины «естественных прав и общественного договора». Сам Маркс строил проект «хорошего» общества на основании отрицания зависимости между полезностью человека и количеством принадлежащих ему благ. В будущем обществе это количество будет не возмещением его полезности, а реализацией его прав как человеческого индивида. Но это представление было марксовой мечтой о будущем, а не критерием, который использовался в социалистическом движении и в политико-управленческой практике социалистических государств. Значит, отношение марксизма к утилитаризму было двойственным: марксизм стремился выйти за рамки утилитаризма в будущем, но использовал его нормативно-ценностный порядок в этике и политике; марксизм противостоял индивидуалистическому утилитаризму, но признавал необходимость социального и политического утилитаризма. Следователь но, марксизм не смог разрешить противоречия данного нормативно-ценностного порядка, сформулированные первоначально в либерализме, а в политико-управленческой практике марксизм способствовал усилению культа государства и социального порядка.

Современные черты либерально-демократическая доктрина приобретает в трудах Дж. Ст. Милля. Развивая собственную трактовку проблемы правовой свободы, Милль опирался на учения о естественной природе человека, его естественных правах и свободном общественном договоре. Под гражданской свободой, концепцию которой Милль раскрывает прежде всего в таких известных своих работах, как «О свободе» и «Основы политической экономии», им понимаются «свойства и пределы той власти, которая может быть справедливо признана принадлежащей обществу над индивидуумом»¹⁶⁶. Английский мыслитель исходит из того, что любая власть над индивидом в обществе должна быть ограничена. Под ограничением власти в демократическом обществе он понимает ограничение как государственной власти, так и второго вида власти общества над человеком — власти общественного мнения, т.е. «от свойственного обществу тяготения, хотя и не уголовными мерами, насильно навязывать свои идеи и правила тем индивидуумам, которые с ним расходятся в своих понятиях...».¹⁶⁷ Здесь Милль, в отличие от Гоббса и Локка, рассматривает угрозу свободе индивида не только со стороны государства, но и со стороны общественного мнения, или «тирании большинства».