Экзамены, экзамены

Единственным свидетельством правильности процесса обучения является счастье ребенка.

Мария Монтессори

Все эти тесты и экзамены для детей - вещь абсолютно неправильная, однако ставшая столь неотъемлемой частью обучения, что даже трудно представить, с какого конца подойти к решению этой проблемы. А ведь экзамены- это самая настоящая проблема.

Экзамены - это большая проблема, поскольку огромные средства тратятся на оценку успехов системы народного образования, в то время как эти деньги могли бы быть с пользой употреблены для других целей.

Тесты и экзамены и вправду позволяют довольно четко разделить учащихся на социо-экономические группы. Кро- метого, они выявляют тех, кто знает, как сдавать экзамены, и тех, кто этого не знает. Ну и наконец экзамены делят учеников на тех, кто знает данный конкретный материал, и на тех, кто его не знает. Так что же в них плохого? Разве экзамены не дают количественной оценки полученного объема знаний? Разве они не позволяют администраторам и учителям корректировать учебные программы? Разве они не помогают выявить школы, которые не справляются со своими задачами?

Несомненно, все это так.

И несмотря на культурное развращение, состоящее в предоставлении форы детям из богатых семей, и на бессчетные часы, затрачиваемые на подготовку к экзаменам и их сдачу, эта система работает как задумано.

Серьезный недостаток экзаменов заключается в том, что они ничего не дают детям. Подвергаемые этой процедуре дети испытывают страх, волнение, скуку и апатию. При этом экзамены не имеют никакого отношения к потребностям самих детей.

Являясь инструментом в руках политиков, бизнесменов и педагогов, экзамены никак не помогают тем школам и детям, которые не справляются с обучением. В самом деле, если чувствуется, что нужна помощь, то почему бы просто не помочь? Экзамены ничего не делают для детей, но они кое-что делают с детьми: превращают их в статистические данные, навешивают на них ярлыки, подвергают стрессу и унижению в связи с возможной неудачей.

Экзамены совершенно не связаны с восприятием материала. Не связаны они и с преподаванием. Они никак не связаны ни с одним конкретным ребенком, не способствуют благополучию, творчеству, радости.

Экзаменов никто не любит - ни родители, ни учителя, ни сами дети. И тем не менее одержимость экзаменами постоянно усиливается, как будто «больше» может быть лучше там, где было бы лучше «ничего».

Количество школ, где тесты и экзамены составляют основу образовательного процесса, растет, и они завладевают душами и умами все большего числа детей. Но у системы тестирования есть одно слабое место. Ей необходимы мы, - мы должны о ней печься, верить в нее, бояться ее.

А что, если мы не будем этого делать?

Что, если мы скажем: «Хватит!» Что, если мы откажемся от экзаменов, просто откажемся финансировать экзаменационную систему и перестанем принуждать наших детей участвовать в этом безобразии? Экзамены подобны ночным кошмарам: они исчезают, когда мы перестаем их бояться, когда мы позволяем своим детям не обращать на них внимания, когда мы отказываемся от концепции, которая давно устарела.

Качество обучения определяется не экзаменами, а взаимодействием тех, кто участвует в процессе и кто может ответить на один простой вопрос - это, если хотите, тоже своего рода экзамен. Вот этот вопрос: «В чем разница между ребенком и статистикой?»

При воспитании целостного ребенка экзамены излишни.

Если школьная среда строится на необходимости экзаменов, то ученик просто приспосабливается к процедуре их сдачи, и они в конечном счете превращаются в проверку самого этого умения. Экзамены не могут показать, умеем ли мы пользоваться полученными знаниями в жизни. Как можно проверить знания детей - ведь знания эти так разнопла-новы? Экзамены не позволяют увидеть, что дети знают; они показывают лишь то, чего они не знают.

Детей учат не экзамены, детей учат люди.

Когда я писал эту книгу, меня пригласили прочесть лекцию по теории педагогики выпускникам большого университета на Среднем Западе США. Тема доклада была «Образование, направляемое учащимся». Я полагал, что эти студенты специализируются по педагогике и тема лекции их очень заинтересует. Поэтому я с большим нетерпением ждал встречи с молодыми педагогами - мне хотелось узнать их мнение. Но перед самым началом мне стало известно, что присутствовать будут студенты, которым это нужно всего лишь для галочки: по программе они должны прослушать определенное количество часов лекций по гуманитарным предметам. Так что никакого интереса у моих слушателей не будет - разве что отсидеть часы, не особо утруждаясь.

Я оказался в очаровательной ситуации. Читать лекцию студентам, которые не испытывают ни малейшего интереса к тому, что я собирался рассказать об обучении, основанном на интересе. Я даже не был уверен, найдется ли у меня что сказать людям, которым безразлично, что я говорю. Следует ли мне пробуждать их интерес при помощи развлекательных приемов? Илия должен просто отчитать свое, смирившись с тем, что нахожусь в аудитории университета, в котором никто никогда не спрашивал студентов об их интересах? Что было делать - подойти формально или все-таки добиваться участия аудитории?

Как и многие мгновения нашей жизни, момент начала доклада имел свое собственное и весьма любопытное содержание. Сама аудитория со всей ее сложной динамикой, иерархическими структурами, вошедшим в кровь отсутствием интереса и напускной любознательностью, состояла из студентов, бывших продуктом многих лет педагогической обработки. Вот они-то и стали предметом моего интереса.

Несмотря на принятые нами роли - я (преподаватель и авторитет) и студенты (с их придуманными для себя характерами - кто клоун, кто заносчивый всезнайка, кто демонстративно-мрачный сторонний наблюдатель) - мы начали рассматривать природу педагогики.

Вот какими словами начал я лекцию в тот день: «У нас сегодня будет довольно необычная лекция. Сначала мы проведем небольшой тест. Вот он. Можете ли вы заглянуть сейчас внутрь себя! Что вами движет! Чего вы сейчас боитесь! Можете ли вы понять, что вас интересует! Можете ли вы понять, чего вы хотите! Смысл теста - определить, кто вы. Это всё. Можете ничего не записывать. Больше ничего не будет. Вам это интересно!»

Большая часть аудитории вдруг поняла, что невольно заинтересовалась темой нашего разговора. Мои вопросы стали их вопросами, когда мы принялись исследовать тупиковую ситуацию, в которой оказались в тот день: природа интереса и его отношение к обучению; бесплодность стимулирования интереса при помощи собственной заинтересованности; проблема обучения тех, кому не интересно; ценность скуки как своеобразного питомника для развития творческих способностей; и, наконец, почему любознательные дети вырастают в таких апатичных студентов. Аудиторию не интересовала педагогическая теория, их вообще не интересовала никакая теория. Как и все люди, они интересовались тем, что их окружает в жизни, в том числе и в лекционном зале. Взаимодействие, чистосердечие, любознательность - все это помогло нам найти друг друга, прикоснуться друг к другу (пусть лишь на несколько мгновений) и заново открыть все еще жизненно важную суть образования.