Жена Миллера.

Кто, дочка?

Луиза.

Да, я и забыла, что, кроме него, ещё есть на свете люди! Я стала такая рассеянная... Так Вальтер у нас не был?

Миллер (печально и строго).

Я думал, моя Луиза оставила это имя там, в церкви.

Луиза (пристально посмотрев на него).

Я понимаю вас, отец, чувствую, как вы вонзаете нож в мою совесть, но уже поздно... Прежнего благочестия нет во мне больше, отец. Небо и Фердинанд раздирают на части моё израненное сердце, и я боюсь... боюсь... (После некоторого молчания.) Нет, нет, папа! Когда мы, любуясь картиной, забываем о художнике, то для него это лучшая похвала. Когда от восторга перед совершеннейшим творением создателя я перестаю думать о нём самом, то разве это не приятно богу, отец?

Миллер (в негодовании опускается в кресло).

Дожили! Вот они, плоды безбожных книжек!

Луиза (в беспокойстве подходит к окну).

Где-то он теперь? Знатные барышни, те видят, слышат его. А я – простая, покинутая девушка. (Пугается собственных слов и бросается к отцу.) Нет, нет, простите меня! Я на судьбу не ропщу, я ничего не хочу, только... только думать о нём... А это такое скромное желание! Моя короткая земная жизнь... Как бы я была счастлива, если бы она излетела из моих уст и лёгким, ласкающим ветерком освежила ему лицо! Цвет моей младости... Будь то фиалка и он бы на неё наступил, - как покорно умерла бы она под его стопой!.. Больше мне ничего не надо, отец! Если мошка хочет, чтобы солнечный луч согрел её, то станет ли её за это наказывать гордое, царственное солнце?

Миллер (растроганный, откидывается на спинку кресла и закрывает лицо руками).

Послушай, Луиза: весь жалкий остаток дней моих я отдал бы за то, чтобы ты никогда не видала майора.

Луиза (испуганно).

Что такое? Что вы говорите?.. Не то вы, верно, хотели сказать, милый папенька! Вы не знаете, что Фердинанд – мой, что он создан для меня, что он послан мне на радость отцом всех любящих. (Задумчиво). Когда я увидела его впервые... (оживившись) я вся вспыхнула, кровь заиграла веселее, и биение каждой жилки говорило мне, каждый мой вздох шептал мне: «Это он!..» И сердце мое, узнав вечно желанного, согласилось: «Это он!» И как же дружно повторил за ним эти слова весь мир, радовавшийся вместе со мной! Тогда... о, тогда в моей душе настало утро! Множество юных чувств распустилось у меня в сердце, подобно тому как весной из земли вырастают цветы. Я не замечала окружающего мира, и всё же я припоминаю, что никогда ещё не был он так прекрасен. Я совсем не думала о боге, и всё же никогда ещё так не любила его.

Миллер (бросается к ней и прижимает к своей груди).

Луиза, милое, любимое дитя моё! Возьми мою старую, дряхлую голову... всё возьми... всё!.. Но... бог свидетель... майора... я тебе дать не властен. (Уходит.)

Луиза.

Здесь он мне и не нужен, отец! Эту частицу времени, крохотную, будто капля росы... да её с жадностью поглотит самая мечта о Фердинанде! В этой жизни я на него не посягаю. Но потом, мама, потом, когда перегородки земных различий рухнут, когда с нас спадёт ненавистная шелуха сословий и люди станут только людьми... я из этого мира не принесу с собой ничего, кроме моей невинности. Но ведь отец говорил много раз, что, когда придёт господь, драгоценности и пышные титулы подешевеют, а сердца вздорожают. Тогда я буду богата, мама! Там слёзы зачтутся за подвиги, а благие помыслы за славных предков. Тогда я стану знатной, мама! Чем же он тогда будет выше своей любимой?

Жена Миллера (вскочив).

Луиза! Майор! Вон он, перескочил через ограду. Куда бы мне деться?

Луиза (дрожа).

Останьтесь, мама!