Уступчивость объекту

Описанные выше продвижения в развитии влече­ния, амбивалентность стадии воссоединения и расшире­ние когнитивных возможностей во время второго года жизни взаимодействуют, влияют и испытывают влияние со стороны новых компонентов структурирующегося Су­перэго.

Сэндер отмечает характерную проблему второго года жизни ребенка: он «озабочен тем, как обеспечить доступность матери в качестве средства облегчить его целенаправленные действия и удовлетворить его специ­фические потребности». Проблемой матери в этот пери­од является необходимость сбалансировать «заботливость с введением ограничений» (1983, стр. 342). Взаимность между матерью и ребенком, с ее базисной любовью, уте­шением и регуляцией, облегчает принятие родительских стандартов и правил. Если воссоединение происходит слишком неравномерно, то это может нарушить достав­ляющую удовольствие взаимность, так что формирующий­ся идеал родителя ставится под угрозу; у ребенка появ­ляются трудности с принятием материнских ограниче­ний, и тем самым наносится ущерб развитию Суперэго.

Типичные для стадии воссоединения конфликты развития, в которых желание ребенка свободно выразить свою волю наталкивается на материнские требования сдерживать импульсы, создают почву для внутрипсихи­ческого конфликта. Когда ребенок начинает видеть раз­ницу между пожеланиями матери и собственным внут­ренним миром импульсов и желаний, это его сердит и фрустрирует; однако, по предшествовавшему опыту об­щения с социально-представительным объектом, он так-

– 277 –

же знаком с регулирующим утешением, который несет с собою материнская любовь, даже если она теперь от чего-то и зависит. С раннего возраста ребенок видит, что у матери также имеется свое представление об «иде­альном» ребенке. Вероятно это связано с его склоннос­тью фиксировать материнские эмоциональные сигналы как до, так и после запрещаемого действия, будто бы в стремлении найти подтверждения тому, справедлив зап­рет или нет (см. Emde, 1988a). Поэтому ребенку прихо­дится выбирать между несовместимыми желаниями сво­бодно выразить свою волю и удовлетворить материнско­му идеалу, ища взаимной гармонии. Амбивалентность растет. Но по мере того, как удовольствие от всемогуще­ства начинает убывать, получение одобрения со стороны идеализированного родителя (родителей) становится глав­ным источником самоуважения в раннем возрасте (пред­посылка потребности в одобрении со стороны Суперэго в дальнейшем).

По наблюдениям Ференци (1925), некоторые из наиболее серьезных конфликтов раннего развития связа­ны с туалетными проблемами ребенка, и согласие конт­ролировать функции выделения указывает на начало ин­тернализации. Согласие ребенка с требованиями родите­лей Ференци именует «сфинктер-моралью». К сожале­нию, смысл данного термина приобрел уничижительную коннотацию, так как он относится к согласию с требо­ваниями идеализированного внешнего объекта, вне зави­симости от внутренних стандартов, с целью получить любовь, признание или власть.

Ясно, что согласие не гарантирует окончательной идентификации со стандартами объекта. Если материнс­кие стандарты слишком высоки, она чрезмерно критич­на, или же либидные и агрессивные импульсы ребенка особенно трудно им контролируются, у малыша может быть недостаточно возможностей получить одобрение и поощрение, и он постоянно будет бояться потерять ма­теринскую любовь и утешение. Чтобы предотвратить та­кую потерю, ребенок может переоценивать и идеализи-

– 278 –

ровать родительские стандарты и развивать ранние и излишние реактивные образования (Jacobson, 1964, стр. 96-100). Это ведет к. формированию необходимых до зависимости и обожаемых интроектов, и ребенок стре­мится быть «хорошим» всякий раз, когда он чувствует стыд и отвращение к своему «Я» в связи с тем или иным выражением производных влечения. В этом случае со­гласие с желаниями объекта используется для защиты против выражения влечения, в особенности против на­правленных на объект враждебности и агрессивности. В крайнем случае, такая пассивная уступчивость может ве­сти к зависимости вместо самостоятельности, результа­том чего является утрата непосредственности, и уступчи­вость может стать извращенной чертой характера¹⁶. Рит­во и Солнит (1960) обсуждают некоторые из условий, необходимых для идентификации по типу, противополож­ному пассивной уступчивости.

Согласие с требованиями матери ведет, однако, не только к модификации поведения ребенка, но и облег­чает их интернализацию и формирование более сплочен­ных интроектов. Поэтому уступчивость ребенка материн­ским требованиям указывает на начало интернализации конфликта. Так как эти интроекты начинают проявлять­ся (бессознательно) как авторитетный внутренний голос, то данный конфликт является главным достижением ста­дии воссоединения, знаменуя собой важный шаг вперед в развитии Суперэго, связанный с формированием внут­ренних средств контроля и управления.

С точки зрения процесса развития, детский опыт фрустрации происходит из трех источников: неспособ­ности объекта реализовать желания ребенка; степени податливости ребенка желаниям матери; степени уступ­чивости растущим требованиям интроектов. Процесс формирования интроектов проявляется зачастую, когда ребенок в своего рода ранней ролевой игре наказывает сам себя за неправильные поступки. Идентифицируясь с агрессором, он может кричать себе: «Нет, Нет!» — в чем видится «нет» его матери (A. Freud, 1936), бить себя по

– 279 –

рукам, либо проявлять свою идентификацию с запреща­ющими родителями жестами, мимикой, интонацией, вы­ражать ее в поступках или отношениях (Spitz, 1957). Ре­бенок на данном этапе, однако, еще не превратил тре­бования интроекта в свои собственные, еще не иденти­фицировался с ним. Он продолжает испытывать потреб­ность в содействии извне, чтобы поддерживать возника­ющие внутренние стандарты.

Ряд исследователей признают важность для разви­тия Суперэго ребенка эмпатии и последовательности со стороны матери, особенно во время данной фазы (Ritvo & Solnit, 1960; Winnicott 1962b; Furer, 1967). Злоупотреб­ление удовлетворением, непоследовательность или неудач­ная постановка ограничений могут оказать пагубное воз­действие. Без поддержки и организующего влияния со стороны более зрелого человека, ребенок лишен возмож­ности неторопливо развивать свою устойчивость к фрус­трации, постепенно допуская повышение ее уровня. Раз­витие им внутренних средств контроля и управления тогда запаздывает, а их место замещают далекие от ре­альности ожидания удовлетворения со стороны сверхи­деализированных представлений о родителе. Последнее вмешивается впоследствии в установление зрелых объек­тных отношений.

В оптимальном случае, сочувствующая мать адап­тирует свои требования к способностям ребенка, а не навязывает произвольно ему нереальные стандарты. С другой стороны, она чужда простого молчаливого удов­летворения его желаний. Ребенок может тогда с гордос­тью воспринимать собственную зависимость, разделяя ее с матерью, и не ощущая такое обоюдовыгодное ограни­чение своих желаний как унижение или фрустрацию, или как потерю собственного всемогущества и контроля. Та­кая мать воспринимается им как утешающая, любящая и постоянная в своем отношении авторитетная фигура, и ребенок, идентифицируясь с ее мягким и разумным обращением с ним, при развитии устойчивости к фруст­рации закладывает в собственную сферу самоуправления

– 280 –

чувство уверенности. Эти идеальные условия вносят вклад в формирование Эго, которое во взаимодействиях с Су­перэго будет носить наставнический и защищающий ха­рактер (Schater, 1960).

В данной связи, на фоне подчеркнутого внимания к эмпатии в настоящее время часто мало внимания уде­ляется тому, как тонкости отношений родителя и ребен­ка воздействуют на процесс психической структуризации у последнего. То, что принято рассматривать как эмпа­тию, может на деле представлять собой компенсацию матерью своих собственных запретных желаний посред­ством попустительства желаниям ребенка. Олден (1953) полагает, что кажущаяся эмпатия матери может основы­ваться на ее нарциссических желаниях больше, чем на собственно детских потребностях. В этом случае для нее характерна непоследовательность в требованиях и при­менение неуместных и неадекватных наказаний. Так ори­ентированная мать может, как считает Броуди (1982), способствовать усилению нарциссических требований ре­бенка и собственного морального мазохизма. Последний появляется, например, тогда, когда мать боится, что вы­ставление требований может дать выход ее собственной агрессивности, и тогда она идет на уступку при первом же признаке сопротивления со стороны ребенка. Непос­ледовательность в требованиях и наказаниях откладывает интернализацию конфликта; вместо того, чтобы достичь внутреннего компромисса в попытке уступить объекту (и позже — интроекту), ребенок поддерживает фантазию собственного всемогущества и направляет усилия в сто­рону манипулирования объектом, надеясь на исполнение всех своих желаний. Если родитель наделен суровым ха­рактером и склонностью наказывать, то эти качества, преувеличенные проецируемым гневом самого ребенка, впоследствии интернализуются и становятся частью инт­роекта. Такой неблагоприятный внутренний климат под­рывает чувство безопасности у ребенка, результатом часто бывают садомазохистские черты характера, и у ребен-

– 281 –

ка проявляется привязчиво-враждебная зависимость от объекта.

Покажем это на примере одной четырехлетней па­циентки. Ее любимое вымышленное имя Золушка, и она представляет себе, что ее идеализированная крестная мать дарит ей все, что бы она ни пожелала. В действительно­сти же она визжит от ярости, когда все ее желания не выполняются, а когда она замечает, что у матери две подушки, а у нее только одна, у девочки возникает при­ступ бешенства. Говоря, что ненавидит мать, она легко провоцирует ее гневные упреки, после чего ощущает, что ее никто не любит, и боится, что однажды мать бросит ее и уйдет к другому ребенку. Мать говорит, что она пытается быть последовательной в отношениях с доче­рью, но для нее невыносимо быть «занудной»; постанов­ка и поддержание ограничений заставляют ее чувство­вать себя мелочно придирчивой.

Идеализация ребенком родителей является нормаль­ной стадией развития Суперэго, важной для его обуче­ния контролю над собственными импульсами. Завоева­ние любви идеализированного объекта постепенно ста­новится столь же (и даже более) важным, как и удовлет­ворение влечения. В самом деле, Нюнберг считает, что самое раннее принятие родительских ограничений ребен­ком основано на любви к родителям. Именно любовь родителей и трудности в преодолении болезненной ам­бивалентности способствуют тому, что ребенок уступает им и в итоге идентифицируется с их требованиями и ожиданиями (1932, стр. 145; см. также Holder, 1982).

Если у ребенка не складывается такого идеализи­рованного взгляда на родителей, их любовь не возмеща­ет ему пожертвованного удовлетворения. Недостаточная или преждевременно потерянная идеализация родителя ставит под угрозу чувство уверенности ребенка в умении справляться с инстинктивными импульсами, лишает важ­ного источника чувства завершенности и самоценности (Hartmann & Loewenstein, 1962, стр. 61). Напряженность конфликта между желаниями, связанными с влечением

– 282 –

и с объектом, невелика, и таким образом, невелика и мотивация соглашаться с желаниями объекта. При таких обстоятельствах, признание авторитета матери вместо того, чтобы вести к чувству гордости, может приводить к боязни утратить власть и контроль и к пассивному смирению. Попытки ребенка сохранить или восстановить прежнее, теперь идеализированное, блаженное состояние могут вести (сразу или впоследствии в результате защит­ной регрессии) к патологическому упорству, характерно­му для ранних форм самовозвеличивания. Такое возве­личивание может в дальнейшем приводить к выбору объекта по нарциссическому типу (Reich, 1960) и вме­шиваться в поддержание индивидом должной самооцен­ки, вплоть до его подверженности депрессивным реак­циям; когда его «величие» не получает достаточной под­держки, он начинает чувствовать себя уязвленным, не­полноценным и испытывает чувство гнева.