Тшува по отношению к человеку

Мы, как правило, запаздываем со своими суждениями о людях, вещах и событиях. Лишь ретроспективно мы открываем для себя истинную ценность того, кого уже больше нет с нами. Это запоздалое понимание особенно болезненно, трагично. Пока человек был рядом, пока он был доступен для общения, мы лишь отчасти понимали его. Осознание его особости, его ценности для нас приходит в тот самый момент, когда он покидает нас, скрываясь в т тогда мы с болью спрашиваем себя: " Что он значил для нас? Почему мы так подавлены и растеряны? "

Подобные вопросы, которыми задается скорбящий, особенно мучительны, поскольку наполнены чувством вины. " Почему я не спросил себя об этом вчера или год назад? Почему я был так невнимателен к этому человеку, до такой степени не ценил его? " Мы протягиваем руки, чтобы обнять его, но между нами уже пропасть. Все, что угодно, мы бы отдали теперь за пять минут общения с ним, за возможность излить ему свою душу, загладить вину, сказать недосказанное, сделать несделанное. Если бы мы только могли... Но, увы, уже поздно. Тщетны старания перебросить мост через пропасть, разделяющую нас, как тщетны были попытки учеников пророка Элияhу найти своего учителя, вознесшегося в буре на небо. Три дня они искали его в горах и долинах, но так и не смогли найти (Книга Царей ИИ 2: 17).

Говоря о вине, мы не имеем в виду людей черствых и равнодушных; такие редко предаются раскаянию. Речь идет о людях, привязанных к своим близким, но в глубине души ощущающих ущербность своих взаимоотношений с ними и сожалеющих об утраченных навсегда возможностях исправить это. Тот, кого не терзали подобные чувства, не пережил в полной мере авелут.

Талмуд в трактате Брахот (42б) рассказывает нам странную историю. Когда Рав (основатель Вавилонской академии в Суре) умер, его ученики шли в траурной процессии к месту его погребения. На обратном пути они остановились у реки Данак, чтобы поесть хлеба. Завершив еду, ученики стали обсуждать галахический вопрос, следует ли им произносить зимун (приглашение, объединяющее всех присутствующих для благословения после еды), учитывая, что при трапезе они объединились случайным образом. Когда выяснилось, что они не могут решить эту проблему, Рав Ада бен Аава встал, надорвал еще раз свою одежду, уже один раз надорванную в знак скорби, и сказал: " Рав умер, а мы даже не научились у него простейшим правилам произнесения благословений! " Так, едва похоронив своего учителя, ученики обнаружили свою зависимость от него. Почувствовав заново тяжесть своей утраты, они отдали бы свои жизни за кратчайшую возможность поговорить с ним.

Какая печальная ирония! Эти люди учились у Рава долгие годы и встречались с ним каждый день. Он формировал их взгляды на мир, оттачивал их интеллект и открывал перед ними просторы человеческой мысли. Но отдавая ему должное как великому мудрецу, даже они, его ученики, не понимали истинных масштабов его личности, пока он не покинул их; лишь тогда, разрывая свои одежды, они осознали, кого они потеряли. Такое запоздалое понимание - печальнейшее в жизни переживание. Сколь трагически непостижимы для нас даже самые близкие нам люди!

[Сам рав Соловейчик рассказывал о том, как он готовился к своей ежегодной лекции о тшуве, которая всегда собирала тысячи слушателей. Уже много часов он был полностью погружен в свои материалы, когда вдруг почувствовал присутствие своего отца и учителя, Гаона Реб Моше, благословенна его память. " Отец мой, - сказал он, - мне пришли в голову интересные соображения по поводу законов Йом Кипура и заповеди шофара. Некоторые из этих идей понравятся тебе, а некоторые ты отвергнешь". Он продолжал говорить и просить, даже когда ощущение присутствия отца стало исчезать, оставляя болезненную пустоту. Хотя бы несколько минут разговора с отцом! Но прошлого не вернешь.]