Познай самого себя

Обычно процесс самопознания соотносится с желаниями тех или иных индивидов узнать присущие им психологические особенности с помощью тестов. Благо, что существует множество разработанных современными психологами классификаций характера человека, которыми можно успешно воспользоваться в этих целях. Можно, к примеру, измерить «толщину» защитных психологических барьеров (степень чувствительности) по методу психолога Эрнста Хартмана или выяснить насколько хорошо вы умеете слушать собеседника по методике Стивена Бэнка и т.д. Однако решение проблемы самопознания совершенно не сдвинулась бы с места, если бы всё дело сводилось к познанию психологических особенностей отдельного человека и не затрагивало его существенного бытия. Вспомним, что один из первых известных мудрецов человечества, Фалес, на вопрос «что труднее всего?» ответил определенно: «Познать самого себя», а несколько позже Сократ возводит это положение в принцип своей философии. Следуя его логике («Мы непременно должны знать равное само по себе ещё до того, как увидим равные предметы»), можно сказать, что только знание того, что есть наша вечная сущность, позволит нам знать всё иное, в том числе и смысл нашего временного существования. Однако, как свидетельствует человеческая история, для большинства ученых логика Сократа не являлась путеводной звездой познания истины, а, скорее всего, наоборот, вместе с возникновением отдельных научных дисциплин, вся познавательная мощь человечества набросилась как раз на иное, на познание конечных вещей. Внешний предмет в своём многообразном облике отныне противопоставляется человеку вместе с присущими последнему способностями чувствовать, анализировать, классифицировать и т.д., как будто именно предметный мир, к примеру, движение небесных тел, обладает высшим содержанием познания и существует сам по себе. Поразительно не то, что человек совершил грехопадение, сорвав некий плод с мифического древа познания и, тем самым, отпал однажды от своей божественной основы, а то, что он сам, породив науки, теперь устами ученых мужей начинает уверять самого себя в существовании безусловных сущностей-законов, существующих по ту сторону сознания человека и определяющих последнее. Что касается философии, то впервые, начиная с Парменида, была проведена абсолютная граница между божественным знанием и человеческим мнением, граница, которую хорошо понимал Сократ, стремящийся, вместе с тем, преодолеть её через диалектику. Его знаменитое «знаю, что ничего не знаю», является как раз началом этого преодоления, поскольку знание того, что мнение не есть знание, является особой формой последнего, которая не относится ни к одной из сторон, но в то же время содержит в себе то и другое. Для Сократа истинная сущность человека пребывает в его бессмертной душе, поэтому самопознание и есть тот путь, по которому следует идти. Однако решить проблему восхождения истины к себе самой окажется не под силу античности, для этого понадобится целая эпоха христианского самоотвержения. Вот почему Платон и Аристотель раскрывают определенность сущности человека как единства противоположного, но в отрыве от земного существования самого человека. Так «божественное мышление» у Аристотеля составляет замкнутый, тождественный только себе круг целого, по отношению к которому «человеческий ум», направленный «на составное», не обладает высшим знанием или метафизикой, поэтому он относится в лучшем случае к области вторичных форм знания. Частное (особенное) не имманентно целому (всеобщему), поэтому происходит всё большее его отстранение из области чистого и в то же время конкретного в себе самом мышления, благодаря чему в недрах античной культуры происходит рождение из духа этого мышления совершенно нового, уже лишенного антропоморфных черт, божества.

Античность обычно пытаются представить в форме космоцентризма, но это верно только для исходного, полисного этапа её самопознания. Поскольку в итоге своего духовного развития она приходит к прямо противоположному заключению - к постижению единства и центра мира в потусторонней субстанции, в Боге как вечной мыслящей самое себя деятельности, постольку необходимо происходит упразднение её как самостоятельной единицы. Её уже нет с точки зрения высшего единства бытия и мышления, постигнутого философским разумом. Отсюда и проистекает фатальная необходимость кризиса всего дохристианского мира. Таким образом, работа, проделанная великими мыслителями мира сего, была крайне важной предпосылкой для пришедшего на смену философскому созерцанию вечной сущности человека христианского представления о триединстве Бога.

Отныне отчуждение сущности человека от его существования станет самой болезненной темой раздвоения личности, темой, глубину которой со всей болью разрыва чувствовали ранние христиане. «Христе мой, тяжко мне дышать и жить! Нет меры, нет конца томлению! В разладе с целым миром и самим собой, и образ Божий меркнет в унижении» - так передавал свое состояние скорби и разлада один из первых отцов церкви – Григорий Назианзин. Теперь на долгие и долгие годы в качестве примиряющей силы божественной сущности и человеческого существования будет выступать не знание, не разум, а вера, да и то в форме церковных догматов и культов. Церковь в качестве материально-духовного образования выступила посредницей, благодаря которой всякий смертный мог искупить свои грехи, а всякий ученый муж мог покаяться в неизбежных в процессе познания еретических отклонениях. Так, привлеченный к суду инквизиции, итальянский ученый Галилео Галилей вынужден был «отречься» от своих «коперниканских заблуждений», дабы не оказаться в ситуации сожженного на костре Джордано Бруно. Однако идея воскресшего из небытия Богочеловека вселяла надежду христианам на непосредственное единение божественного и человеческого, о чем и возвестил голос великого религиозного реформатора Мартина Лютера как раз в то время, когда посредническая функция церкви откровенно стала проявлять себя отнюдь не на богоугодном поприще, а в продаже индульгенций и в предоставлении других платных услуг по отпущению грехов. Только в чистой вере, достигаемой в мистическом акте нового духовного рождения, христианин может находиться у себя в полном единстве со своей божественной сущностью, только такая вера является способом его личного спасения. Всемирно-историческое значение лютеранской реформации, таким образом, состояло в том, что она являла собой начало духовного развития человека, т.е. того внутреннего самодвижения, в ходе которого предмет веры становился активно действующим голосом совести верующего. Иначе говоря, в реформированном христианстве происходит реальное возрождение диалектики как способа осуществления истины, её движения от незнания к знанию, от несправедливости к правде через покаяние. Отсюда и возникает в человеческой истории совершенно новое отношение к мирской жизни, мощный порыв к преобразованию всего и вся как в практической, так и в теоретической деятельности. Сознание, что Бог с тобой, что он есть деятельность самой веры, явилось как раз тем сознанием, которое, можно сказать, породило принципиально новую философию – философию тождества сущности и существования, благодаря чему принцип «Познай самого себя» обретает новое дыхание. Начинание Сократа, как известно, продолжит философия Нового времени, а затем эстафету подхватит немецкая классическая философия. Последняя, как известно, досконально разобрала сформулированные Иммануилом Кантом проблемы - «Что я могу знать?», «Что я должен делать?» и «На что я могу надеяться?» и, можно сказать, вплотную подошла к пониманию сущности исходного вопроса: «Что такое человек?». Не исключено, что дать ответ на этот вопрос сможет русская философия, активно взявшаяся за эту проблему. Однако для этого она должна ответить, наконец, на сугубо русские окаянные вопросы – «Кто виноват?» и «Что делать?».