Аннотация. Редактура: Калле Оформление: Lanfir777

Д. М. Снайдер

Боль

Перевод: Newshka

Редактура: Калле
Оформление: Lanfir777

Аннотация

Так трудно понять, зачем человек сознательно причиняет себе боль. Особенно если кажется, что у него в жизни есть все, чего можно желать.

В первый раз, когда я увидел его обнаженным, я заметил порезы.

Красные яростные полосы по низу живота, будто следы когтей.

– Что это? – спросил я, проводя пальцем по выступающему шраму.

Он втянул живот, стараясь избежать прикосновения.

– Ничего.

Его голос стал тихим и недовольным, а член, торчащий из темных завитушек, слегка опал.

– Я думал, мы собираемся…

– Это ты сделал? – перебил я. Порезы беспокоили меня. Они говорили о боли, с которой я не представлял, что делать, и это меня пугало. Он пугал меня. Я думал, что хорошо его знаю.

Когда он не ответил, я поднял голову и увидел ответ в его глазах. Грустных, темных, точно небо перед дождем… Кажется, он боялся встретиться со мной взглядом, словно шрамы смущали его, словно он стыдился своей слабости.

– Где еще? – спросил я.

Все так же молча он завел руки за спину, будто пряча их от меня, и я схватил его за локоть, намереваясь сам посмотреть.

В тусклом свете лампы я разглядел едва заметные следы на коже, паутинку заживающих порезов. Крепко обхватив его, я притянул тонкие руки к свету и сделал его поярче.

– Пожалуйста, – попросил он, задрожав, когда я провел пальцами по истерзанной плоти, – это ерунда. Они старые.

Отпустив его руки, я указал на живот.

– А эти нет.

Его ладонь накрыла шрамы, будто пытаясь разгладить их. Он ничего не ответил, но я знал, что прав. Медленно опустившись на кровать, я притянул его к себе, устроив между ног, и обнял за бедра. Не обращая внимания на возбужденный член, я вжался лицом в его живот и поцеловал самый верхний шрам под пупком. Он обхватил мою голову, зарывшись пальцами в волосы. Я дождался, когда он выдохнет мое имя и сказал:

– Не смей больше этого делать.

Никакого ответа.

Я обхватил его задницу, сжимая упругие мышцы, пальцы встретились в расселине между ягодицами. Я поцеловал следующий порез чуть ниже, потом еще один, и еще, пока подбородком не коснулся волос в паху. Наклонившись, я дотронулся губами до его толстого члена и замер. Кожица сжалась от моего дыхания, он намотал мои волосы на кулак.

– Ты слышал меня? – спросил я, скользнув взглядом по его худому длинному телу, и посмотрел в полуприкрытые глаза.

Он попытался вернуть мою голову на место, но я не поддался.

– Да, – выдохнул он, я ждал продолжения. – Да, пожалуйста. Я обещаю, хорошо? Клянусь, только...

Слова утонули в стоне наслаждения, когда я вобрал его в рот. Губами, языком, руками я пытался показать ему, что чувствую: любовь и желание, которые испытываю к его телу. Я надеялся, что он вспомнит об этом в следующий раз, когда соберется истязать себя.

***

Был первый ясный день весны. Несмотря на то что снег еще местами покрывал землю, не желая таять, солнце светило ярко, прогревая воздух. Мне не хотелось сидеть в корпусе в такой день, поэтому мы договорились встретиться на остановке у студенческого городка и поехать в Калифорнию. Я заметил его, и все мое хорошее настроение испарилось при виде черной футболки с длинными рукавами, которая была на нем.

– Тебе не жарко? – поинтересовался я.

Слегка толкнув меня бедром, стараясь игривым жестом отвлечь от испуганных глаз, он сострил:

– Рядом с тобой – всегда.

Когда я дотронулся до его руки, он отпрянул. Мне хотелось схватить его за локоть, закатать рукав и посмотреть на то, что он там скорее всего прячет. Но вокруг было много народу – другие студенты тоже ждали автобус, направляясь в город, как и мы. Поэтому я позволил ему отвлечь меня разговором, милой улыбкой и застенчивыми взглядами и стал ждать подходящего времени.

Полчаса спустя мы были на станции и покупали билеты на поезд. Прежде чем он прошел за турникеты, я схватил его за футболку и потянул в другую сторону.

– Сюда. – Я кивнул в сторону туалетов. Когда он замялся, я добавил:

– Чувак, мне нужно отлить.

Внутри было пусто – просто чудо. Он подошел к умывальникам и наклонился над одним из них, изучая свое отражение в зеркале, собираясь подождать меня. Но я прошел мимо писсуаров и, встав позади него, обнял, всем телом прижавшись к его спине. Я уткнулся головой ему между лопаток, и он засмеялся, накрыв ладонью мою руку, лежащую у него на ремне.

– Прямо здесь? – с кокетливой скромностью спросил он.

Снаружи по бетонному полу раздались шаги – кто-то направлялся в нашу сторону. Не отпуская его, я протиснулся в ближайшую кабинку. Он снова рассмеялся, позволив мне втащить себя следом. Когда он запер за нами дверцу, я сделал шаг назад и указал на футболку.

– Сними.

Кабинка была тесной, и он, повернувшись, уткнулся в меня. Я схватился за низ футболки и потянул вверх, оголяя его плоский безволосый живот.

– Подожди, – попросил он.

Я задрал ткань выше, обнажая нежные соски, которые тут же сжались от прохладного воздуха.

– Что ты делаешь? – засмеялся он, пытаясь поправить футболку. – Подожди…

Но я не мог ждать. Я безжалостно стягивал его водолазку через голову, и он согнулся, помогая мне. Его кудри растрепались, лицо раскраснелось, руки и грудь покрылись мурашками, хоть он и пытался согреться, растирая кожу. Засунув один рукав футболки в задний карман своих джинсов, чтобы она не упала на пол, я схватил его за запястье и попробовал развернуть руку. Он боролся, вцепившись в мои пальцы, не давая посмотреть, но я был сильнее.

На внутренней стороне предплечья, рядом со сгибом локтя, виднелись кровавые отметины.

При виде опухшей, поврежденной кожи захлестнула ярость.

– Ты сказал, что больше не будешь.

Он вывернулся из моей хватки, вся игривость исчезла.

– Ты мне не папочка, – угрюмо огрызнулся он, – отдай футболку.

Вместо этого я снова поймал его руку и провел пальцами по свежим порезам. Он зашипел от боли.

– Думаешь, тебе больно? – Я надавил сильнее. Он втянул воздух и попытался вырваться, но я его не отпустил. – Зачем ты это делаешь?

– Я не знаю, – пробормотал он, – пожалуйста.

– Когда ты это сотворил? – Я хотел услышать ответ.

– Пожалуйста, – всхлипнул он.

Я резко отпустил его. Прежде чем он успел обнять себя руками и закрыться от меня, я сделал шаг вперед и прижался к нему. Обхватив его голову, я прислонился своим лбом к его, заставив посмотреть на меня. Увидеть меня. Я уставился в его полные слез глаза и молча ждал, когда он, я был уверен, начнет извиняться.

Он прерывисто вздохнул. Я чувствовал, как его руки нежно гладят мою спину, а потом стискивают рубашку, словно стараясь удержаться.

– Прости, – выдохнул он, его лицо исказилось от боли, которую я не мог понять. – Прости меня, я не думал…

Я заставил его замолчать поцелуем.

– Мне тоже больно, – прошептал я. Он кивнул, да, он понимал. – Больно видеть, что ты делаешь с собой, и не понимать почему.

– Тебя это заводит?

Он замотал головой. Я крепче сжал его лицо, как будто так можно было поделиться с ним силой.

– Тебе это нравится? – спросил я.

Снова отрицание.

Я почувствовал тошнотворную беспомощность и стиснул зубы.

– Тогда зачем?

Он прошептал сквозь слезы:

– Я не знаю, прости.

Я снова поцеловал его, грубо и яростно, притискивая его к стенке кабинки. Я отдавал ему себя, все, что у меня было, все, что я чувствовал, словно мог вытянуть из него всю боль и заполнить его чем-то радостным и приятным. Заполнить его собой.

Неужели этого не достаточно?

***

На поезд мы опоздали. Вместо этого мы забрались на холм над железной дорогой. Мы лежали под едва согревающим солнцем, я на спине, а он на мне, снова крепко обнимая. Его голова удобно примостилась под моим подбородком, мне нравилось чувствовать тяжесть его тела. Я гладил его, и он казался таким хрупким, словно птенец, его плечи выпирали как сломанные крылья. После долгих минут тишины он прошептал:

– Этого не повторится.

– Не ври мне.

В моих словах не было злости, но он вздрогнул, как от удара. Я провел ладонью по его спине, почувствовав тепло от нагретой солнцем футболки. Он закатал рукава, но не настолько, чтобы были видны порезы. Я ощущал себя таким беспомощным, понимая, что как бы крепко я его ни держал, он все равно сможет причинить себе боль, когда я не вижу. Я не понимал, зачем он это делает. Я даже не мог надеяться, что сумею прекратить это, не зная, что творится.

– Обычно это происходит ночью, – прошептал он, почти испугав меня.

Он уткнулся лицом мне в шею, поэтому голос звучал глухо, и его дыхание обдавало кожу под воротником. Когда я не ответил, он провел рукой по моему боку так, что мне стало щекотно.

– Я не хочу этого, клянусь. Но иногда, когда все спят, я лежу и не могу заснуть, просто не могу выключить мозг. И я думаю и думаю, гоняю мысли по кругу, пока не…

Он пожал плечами, прижимаясь ко мне крепче, и я обнял его обеими руками.

– Пока что?

Уткнувшись носом в мою грудь, он всхлипнул, снова расстроившись. Я стиснул его. Если бы только я мог забрать эту боль.

– Не знаю, – пробормотал он, и я почувствовал, что моя рубашка промокла от слез. – Пока я не в силах больше думать, пока все не начинает безумно болеть.

– Что все? – спросил я. – Что болит?

В ответ он лишь покачал головой.

– Мне нужно выпустить это из себя, – выдохнул он. – Понимаешь? Если я смогу выдавить это из себя, чтобы было больно снаружи, может, внутри станет болеть меньше.

Нет, я не понимал. Не мог понять.

– Что болит? – переспросил я.

– Просто… – Напряжение оставило его, я почувствовал, что он словно стал тяжелее, распластавшись на мне. Он поцеловал меня в шею, пощекотав кадык. – Не знаю, – выдохнул он, – может, сердце.

От этих слов мое собственное замерло от жалости.

***

Дорога домой прошла в тишине. Я сидел у окна, провожая взглядом проезжающие машины. В голове было пусто, я просто не знал, что думать. В частности, о нем. В какой-то момент он переплел свои пальцы с моими и сжал мою ладонь двумя руками. Когда автобус остановился у студенческого городка, я услышал:

– Этого больше не повторится.

– Фигня. – Я выдернул руку и пропустил его вперед к выходу. Я не позволил ему до себя дотронуться, засунув руки в карманы джинсов.

Не растерявшись, он просто обнял меня.

– Прости, – снова сказал он.

– Хочешь дать мне обещание?

Он с радостью кивнул.

Я остановился, заставив его сделать то же самое. Он повернулся, посмотрев на меня с надеждой и ожиданием, ничего не боясь. И в этот момент я как никогда понимал, что люблю его.

– Пообещай, что в следующий раз, когда ты захочешь порезать себя, ты сначала позвонишь мне.

Он задумчиво поджал губы. Его взгляд упал на мой подбородок, затем на ремень, затем на ботинки, будто ему было ужасно стыдно смотреть мне в глаза. А я ждал – да, именно так. Если он не мог пообещать хотя бы предупредить, когда собирается истязать себя, если он не мог помочь мне помочь ему, тогда мне пришлось бы уйти. Осознавая, что это разрушит мой мир, я бы порвал с ним. Я не собирался насильно пытаться уберечь его. Я бы не смог.

– Это почти всегда случается ночью, – пролепетал он, и мне пришлось наклониться, чтобы расслышать слова, – очень поздно. Ты ведь будешь спать, а я не хочу будить…

– Я хочу, чтобы ты это сделал. – Он поднял взгляд, в нем теплилась надежда, и я улыбнулся, зная, что ему это нужно. – Неважно, сколько времени. Позвони мне, слышишь? Прежде чем зайдешь слишком далеко.

Он на минуту задумался, а затем кивнул.

– Хорошо. Я так и сделаю.

– Если ты этого не сделаешь, – добавил я, и он со страхом уставился на меня, – между нами все будет кончено.

– Нет, – он вцепился в меня обеими руками. – Я позвоню. Обещаю.

Я поцеловал его.

– Надеюсь на это.

***

Телефон зазвонил в начале четвертого ночи. Я сонно протянул руку к трубке, лежащей на тумбочке, но тотчас проснулся, услышав наполненный слезами голос. Я бросил взгляд на электронные часы и напрягся.

– Что случилось?

– Ты сказал позвонить, – напомнил он. Он говорил тихо, как-то отстраненно и потерянно, будто находился за сотни километров от моей теплой постели и уютной дремы, которая одолевала меня. – Позвонить, когда я… когда решу…

Тряхнув головой, я сказал:

– Ничего не делай, слышишь? Я иду.

– Но…

Встав с кровати, я включил свет, слепо поморгал.

– Ничего не делай, пока я не приду. – В его вздохе слышалось одиночество. – Пообещай мне. Я буду через три минуты.

– Да не нужно… – начал он.

Но я уже натягивал джинсы и влезал в кроссовки.

– Я вышел.

Его корпус был на противоположной стороне городка, на улице было пусто, и я решил срезать путь через парк, несмотря на поздний час. Подойдя к Студенческому клубу, я перешел на бег, преодолевая последние несколько метров. Он жил на втором этаже, и в предрассветной тишине мои шаги по металлической лестнице звучали как приговор. Я замялся перед дверью, думая, как бы не разбудить его соседей по комнате стуком, но проблема разрешилась сама собой – ручка повернулась, замок оказался незапертым.

В гостиной было темно. Тусклый свет шел от небольшой лампочки над плитой, освещая кухонный уголок и спинку дивана, разделявшего комнату. Войдя внутрь, я осторожно прикрыл дверь и подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Первая спальня была закрыта, я прошел дальше и, вглядываясь в темноту коридора, увидел, что вторая – тоже. Я знал, что он спит в этой комнате, но не хотел туда врываться, особенно если его сосед спит. Он что, звонил оттуда?

Прерывистый всхлип заставил меня обернуться. Он лежал на полу в гостиной, свернувшись в тугой комок, словно пытаясь отгородиться от внешнего мира. Руки крепко обхватывали колени, прижатые к груди. Обойдя диван, я опустился рядом, протягивая к нему руку.

– Привет, – выдохнул я.

Его рука была холодной. Пальцы, вцепившиеся в предплечья, побелели оттого, что он так крепко их сжимал. Шмыгнув носом, он посмотрел на меня, и я увидел отблеск света в его темных глазах.

– Я не смог, – выдохнул он, – просто не смог.

Мне не нужно было объяснять. На журнальном столике рядом я заметил открытую упаковку лезвий и понял, что их там осталось мало. Я был уверен, что металлическая пластинка, лежавшая неподалеку, покрыта темной кровью.

Я рванулся к нему и начал осматривать его предплечья, запястья, лодыжки, пытаясь найти кровоточащие порезы. Но все, что я нашел, это неглубокие, уже заживающие ранки на большом и указательном пальцах. Пока я рассматривал их, он объяснил:

– Я открыл коробку не с той стороны… Я не хотел…

Не дав ему договорить, я схватил его в охапку и притянул его хрупкое тело к себе. Поколебавшись, он обнял меня с такой силой, которой я даже не подозревал в нем. Он прошептал, уткнувшись мне в плечо:

– Иногда мне кажется, что всем наплевать.

Я отстранился, чтобы посмотреть на него. Это серьезно? Он прятал взгляд.

– Ты спрашивал, почему я это делаю, – сказал он. – Помнишь?

Я кивнул, показывая, что жду его слов. Он посмотрел на лезвие, лежащее на столе, но я крепко держал его, не давая дотянуться.

– Сегодня было просто ужасно, – продолжил он обиженным голосом. – Все. Я лежал и думал, что всем наплевать на меня. Никто и не заметит, если я… ну, если меня вдруг не станет.

Глядя на мою шею, он теребил ворот моей куртки, словно не мог посмотреть на меня. Его подбородок дернулся, и он сморгнул слезы. Кажется, он не мог или не хотел ничего больше говорить.

Я заставил его приподнять лицо и посмотреть на меня. Увидеть меня. Когда я прижался к его губам, то почувствовал соль от слез.

– Я замечу, – прошептал я. – Или я не считаюсь?

Он ответил жадным поцелуем. Я отдался ему, руками и губами оставляя следы на его красивом, истерзанном теле, пытаясь показать, как он дорог мне.

КОНЕЦ