Глава 4. Финли проковыляла в мою комнату в белом плюшевом халате, неся с собой коробку, завернутую в плотную белую бумагу с ярко-бирюзовым бантом

Финли проковыляла в мою комнату в белом плюшевом халате, неся с собой коробку, завернутую в плотную белую бумагу с ярко-бирюзовым бантом. Включила свет и отпрянула. От смазанной туши не осталось и следа, она пребывала в своем естественном великолепии, совершенно не нуждавшемся в косметике.

Финли перевела взгляд на обнаженную и распростертую по кровати Пейдж, затем присоединилась ко мне на скамье возле подоконника.

Передала мне коробку и прислонилась к стене. – Открой ее.

Я так и поступила, потянув за причудливую ленту и бумагу, в конце концов, добравшись до картонной крышки. Внутри оказалась еще одна коробка. Я приподняла ее и увидела на боковой стороне изображение фотоаппарата. – Что это?

– Не самая дорогая камера для начинающих, зато лучшая. По крайней мере, по версии «Гугла».

– Сама придумала?

Она передернула плечами. – Марко подсказал. Он обмолвился, когда на Мауи тебе стало скучно, ты стырила его камеру. Некоторые из твоих снимков ему очень понравились. Он предположил, что это может оказаться неплохим подарком.

– Я почти не помню Мауи.

– Тогда фотоаппарат, действительно, то, что тебе нужно, – пошутила она.

Я сняла с объектива крышку, нажала кнопку включения и, выбрав известные мне параметры, навела аппарат на Финли. Она прикрыла лицо руками. – Даже не смей.

Я развернулась в сторону Пейдж, приблизив объектив к ее руке на измятых простынях, и сфотографировала.

Экран мгновенно заполнило изображение, и я повернула камеру показать снимок Финли.

– Марко прав. У тебя талант.

– Спасибо за камеру, – произнесла я. В моих руках фотоаппарат казался чем-то естественным – за что можно было держаться.

Финли мотнула головой в сторону Пейдж.

– Она милая. И, Боже... безумно красивая. Должно быть, ее сильно обидели, раз она оказалась в твоей постели. Скорее обмазана дегтем и вывалена в перьях. Бедная девочка.

– Знаю.

– Поэтому, наверное, не следовало...

– Я все знаю. И предупредила ее.

– Тебе прекрасно известно, это никогда не работало. С такими, как она, у нас не может быть счастливого финала. Мы их ломаем.

Я зажала фильтр сигареты между пальцами, а затем выбросила в окно, отправив окурок к сотне остальных на скрытом импровизированном кладбище «мальборо».

– Ну, не знаю. Прошлая ночь, на мой взгляд, прекрасный финал.

– Элли, я серьезно.

– Ага.

– И, если говорить начистоту, я не делаю минеты в наказание. Это твоя долбанутая привилегия.

– Мне не следовало так говорить. Я была немного не в себе. Пожарный меня поцеловал. И я попыталась привести домой кого угодно, но только не его.

– Привлекательный? – Когда я кивнула, ее плечи поникли. – Проклятье. Я его хотела.

– Нет.

– Пыталась не обращать внимание.

– На что? – Я обернулась на Пейдж. Мое тело все еще помнило ее нежные прикосновения, а губы – солоноватую сладость.

– Что ему нравишься ты. Каждый раз стоило мне открыть рот, я словно разрушала его концентрацию. Ему очень хотелось, чтобы ты обратила на него внимание, но вместо этого ты не сводила взгляд с «черничного маффина», – она указала на Пейдж.

– Не на мне остановился ее первоочередный выбор. Она бы лучше проснулась в постели Шугара.

– Шугар разговаривал с Зиком о другой девушке. Мне показалось, у него разбито сердце. Пейдж заслуживает лучшего. – Финли окинула Пейдж таким взглядом, словно смотрела на умирающего котенка. – Возможно, с ней все будет хорошо.

– Она будет в порядке, – поднимаясь, ответила я. Прошла по комнате и легла рядом с обнаженным произведением искусства в моей постели, прижавшись к ней.

Пейдж потянулась назад и, не открывая глаз, крепче прижала к себе мои руки.

Финли помахала рукой и перед уходом одними губами прошептала: «Бранч через два час».

Моя щека покоилась на шелковистой коже спины Пейдж, нос втянул аромат соблазнительной смеси дыма и лосьона. Она пошевелилась, голубые волосы проехались по подушке, подобно павлиньему перу. Меня не пугала неловкость неизбежного прощания или ее чувства. Подлинное любопытство вызывало желание посмотреть, что станет с ее жизнью, возведи я между нами невидимую стену. Закинув свою ногу на ее, полные, гладковыбритые ноги, торчавшие из-под дорогих измятых простыней, которые прикрывали изгиб идеальной попки – той, что изгибалась и дрожала под моими руками до тех пор, пока солнце не начало окрашивать небо в пастельные тона.

– Я не сплю, – прошептала она. – Боюсь пошевелиться, иначе всему придет конец.

Я положила камеру у нее перед лицом и включила дисплей, показывая фото ее руки. Все от самого локтя было расплывчато, но ее голубые волосы ни с кем не спутаешь. Я готовила себя к тому, что меня попросят удалить снимок, но она протянула руку и погладила мое лицо.

– Красиво.

– Можно ее сохранить?

– Да. Всему конец?

– Конец, – ответила я. – Попрошу Хосе отвезти тебя домой.

– Кто такой Хосе? – Спросила она. Приняла сидячее положение и потянулась, нисколько не расстроившись.

– Прислуга.

На ее лице появилась улыбка, два сонных удовлетворенных омута скрылись за длинными ресницами несколько раз прежде, чем ее взгляд сфокусировался. – Пойду оденусь.

Она выскочила из постели, натянув узкие джинсы, свитер и ботинки.

– Завтрак внизу. Марисела приготовит все, что пожелаешь.

Пейдж кивнула, прижав сумочку к груди. Она и впрямь не собиралась просить меня присоединиться. Вообще ни о чем не собиралась просить.

– Возможно, еще увидимся, – произнесла она.

Я подперла голову рукой. – Второй раз мне так не повезет.

Она не пыталась скрыть удовольствие от моих слов. Ее щеки порозовели, когда она шла к двери, держа в руках куртку и исчезая в коридоре. Звук шагов едва различался, пока она спускалась по лестнице, зато голос отца отчетливо разнесся по дому, когда он поприветствовал мою гостью.

Спиной откинувшись на спинку кровати, я терпеливо и бесстрашно стала ждать его обвинений. Он разозлится за выплаченный уборщикам счет, но больше всего за испорченную картину Питера Макса. Он ничего не любил сильнее меня, что было настоящей удачей, так как перепады моего настроения и неконтролируемые эмоциональные вспышки стоили ему миллионов. «Феррари», пожар на итальянской вилле его партнера и расходы на оплату услуг адвоката, – проще говоря, взятки – чтобы спасти меня от тюрьмы.

Он резко замер в дверях моей комнаты, словно нуждался в приглашении, как вампир. – Привет, папуля. Как поездка?

– Эллисон, – начал он, его голос охрип от напускного разочарования. – Мы вернулись раньше, чтобы поговорить с тобой. Дело не в том, что мы тебя не любим, зайчонок...

– Я знаю, что любите, – перебила его. Я сохраняла спокойное выражение лица, хотя самой было интересно, куда он клонит. Этот разговор отличался от его обычного спича, начинавшегося словами: «Мы разочарованы твоим поведением, но все равно любим и ожидаем лучшего».

Он вздохнул, успев утомиться, выполняя родительские обязанности. По холлу раздался цокот двух пар каблуков. Я выпрямилась, когда в комнату вошла мама, а следом ее лайф-коуч (инструктор по персональному росту), Салли.

– Филипп, – начала мама. – Я просила тебя подождать. – Произнесла себе под нос она, улыбаясь мне, как делала всегда, видимо, с надеждой, что ее фальшивая улыбка волшебным образом смягчит слова.

– Я просто…

– Мистер Эдсон, – вставила Салли. – Очень важно, чтобы мы действовали сообща, вы помните?

– Что происходит? – Развеселилась я. – Интервенция?

– Мы тебя любим, – сказал папа.

Мама прижала тыльную сторону ладони к груди мужа и шагнула вперед, сцепив пальцы на своей талии. – Эллисон, когда мы с твоим отцом узнали о вечеринке и понесенном ущербе, нашему терпению пришел конец. Мы предупреждали множество раз. Ты уже выросла. Тебе нет никаких оправданий.

– Что здесь делает Салли? – спросила я.

Мама продолжила. – Нас начала беспокоить твоя безопасность и безопасность других. Сколько лет девочке, которая только что ушла?

– Достаточно, – ответила я, устраиваясь на подушке.

Затем потянулась, чтобы скрыть неловкость. Подобное открытое противостояние для них впервые. Обычно родители горячо спорили в моем присутствии, стараясь решить, что со мной делать, затем отец отправлял меня в шикарный отпуск – вроде того, в который мы собирались с Финли.

Лицо мамы разгладилось от линий огорчения, разрезавший ее лоб. – Мы с твоим отцом решили... – она прочистила горло. Вопреки озлобленности, она была не уверенна.

– Мередит... продолжай, – произнесла Салли.

– Ты наказана, – выпалила мама.

– Я... что? – Я прохихикала последнее слово в полном неверии. Меня никогда в жизни не наказывали, даже в том маленьком возрасте, когда действительно стоило это сделать.

Мама покачала головой и отступила к отцу. Он придержал ее так, словно они пришли на опознание моего тела.

Салли решила взять все в свои руки. – Твое путешествие на Южно-китайское море с Финли отменено, так же закрыт доступ к кредитным картам, домам и прислуге. Тебе разрешено остаться здесь на девяносто дней. За это время ты должна найти работу, и как только возместишь своим родителям нанесенный коттеджу ущерб, некоторые привилегии восстановятся.

Я стиснула зубы. – Отвали, Салли.

Салли не вздрогнула.

– Серьезно, Эллисон, – добавила мама. – Мариселе и Хосе было поручено хранить еду в кладовой и поддерживать чистоту в общем помещении. Все остальное... на тебе.

– Позвольте мне кое-что уточнить. Вы собираетесь бросить меня без гроша в кармане, одну – учитывая, что Финли едет отдыхать без меня – без транспорта и хотите, чтобы я устроилась на работу, возместила десятки тысяч долларов, одновременно оплачивая ежедневные расходы и арендную плату? Газ, такси, туалетная бумага, еда? Как мне совместить и то, и другое? Вы хоть представляете какая в этом городе арендная плата? То, что вы предлагаете просто глупо.

– Мы не предлагаем, – заметила Салли. – Теперь это твоя жизнь.

Я скрестила на груди руки. – Похоже, мои выходки урезали твою зарплату, Салли.

– Зайчонок, – начал папа.

Салли выставила руку. – Мы это обсуждали, мистер Эдсон. Эллисон, дело не во мне. А в тебе.

– Тебе-то что с того? Какая выгода? – Начала закипать я.

– Никакая. Исцеление твоей семьи – моя работа.

– Не на долго, – предупредила я. – Не забывай, кто подписывает чеки, Салли. Не мама, а папа не станет тратить деньги на подобную ерунду. - Я указала на отца. – Папуля, ты ведь ей этого не позволишь?

– Так будет лучше, – ответ папы прозвучал неубедительно.

– Лучшее для кого? Вы воспитали меня такой. А теперь собираетесь за это наказать? Я не всегда была такой. Пыталась вести себя прилежно, чтобы привлечь ваше внимание. Но ничего не помогало!
– Давит на чувство вины, – произнесла Салли.

– Это туристический город! Здесь ни одна работа не сможет покрыть весь долг наравне с арендой и счетами! Мне в буквальном смысле потребуются годы!

– Уговаривает, – сказала Салли.

Когда отец не выказал ни единого признака, что изменил свое мнение, я приняла сидячее положение, подогнув под себя ноги и выпятив нижнюю губу, изобразив невинный вид. – Я знаю, что облажалась. Папуля, клянусь тебе, я исправлюсь.

– Торгуется, – сказала Салли.

По моей щеке скатилась слеза. – Я возненавижу вас. Мы не станем ближе. Я больше никогда не стану с вами разговаривать.

Салли откашлялась. – Манипулирует. Слезы – ее инструмент, Филипп.

– Да пошла ты, мерзкая пизда! – Сжав кулаками простынь, я подпрыгнула на матрасе, пока кричала.

Глаза родителей расширились. Салли выглядела довольной.

– Вот. Вот настоящая Эллисон. Ты не остаешься без гроша. Дом в твоем распоряжении. Марисела будет следить за наличием основных продуктов. Остальное, как и сказала Мередит, на тебе.

В глазах моего отца стояла боль. Это убивало его изнутри. – Мы тебя любим. И ты права, зайчонок, мы подвели тебя. Это единственный известный нам путь, чтобы все исправить.

– Знаю, – процедила сквозь зубы. – Оставлять чужого человека распоряжаться моей судьбой всегда было вашим выходом.

Он поморщился, и моя мама повела его к двери и по холлу. Салли осталась в комнате, самодовольно улыбаясь.

– Ты можешь идти, – я отвернулась к окну на другой стороне комнаты, где всего полчаса назад мы с Финли любовались красотой Пейдж и обсуждали, как мне не стоит ее ломать.

– Ты можешь звонить родителям, Эллисон. Но не наказывать их. Не умолять. Не пытаться изменить их мнение. Я останусь с ними на следующие три месяца. Телефонный счет переведен на твое имя и ответственность. Там активирован базовый пакет, пока ты не сможешь позволить себе большее, поэтому используй его с умом.

Я повернулась к ней, желая убить взглядом. – Почему ты все еще здесь?

– Очень важно, чтобы ты воспользовалась этим временем для самосовершенствования. Твоя жизнь измениться, Элли. Воспользуйся шансом. Решение, принятое твоими родителями – самое тяжелое в их жизни, и приняли они его, потому что любят тебя.

– Бог ты мой, Салли. Ты права. Я исцелилась.

Салли усмехнулась. – Рада, что ты не утратила чувство юмора.

– Это не юмор, идиотка, а сарказм. Можешь валить вместе с моими излишне доверчивыми родителями, ты, алчная коварная змея.

– Всего наилучшего, дорогая. Надеюсь на скорый разговор.

– А я надеюсь, что ты попросишь у родителей денег за мгновение до того, как поднять глаза и столкнуться с полным грузовиком токсичных отходов.

Салли не выглядела испуганной, скорее грустной, когда повернулась к выходу, не сказав ни слова. Она спокойно поговорила с родителями, Мариселой и Хосе перед тем, как хлопнула входная дверь, и их машина направилась к воротам.

Я стучала кулаками по матрасу, крича изо всех сил. В словах, слетавших с моего языка, не было никакого смысла, я не запоминала что именно наговорила в сердцах, но мне не оставили выбора, а это оказалось единственным выходом.

Я бросилась в комнату Финли. Кровать застелена, комната пуста, багаж исчез.

– Какого хрена? – Не выдержала я, рванув в свою комнату за телефоном. И набрала Финли.

Ее голос сразу же заполнил линию. – Элли? О, мой Бог, милая, я в машине с Марко. Мне едва позволили одеться. Марисела собрала все мои вещи и, когда я вернулась в комнату, дежурила у входа.

– Тебя тоже выгнали?

– Нет. Отправили в Санью. Сказали, тебе нужно время побыть одной.

– Какого хрена. Меня наказывают?

Финли затихла. – Что ты собираешься делать? Мама сказала, тебя лишили всего.

– Я... я не знаю. Не думала еще. Наверное, наверное, я... – Если просить денег у Финли, я буду выглядеть так же жалко, как и любой вонючий курьер, над которыми мы издевались, достигнув половой зрелости.

– Мне запретили тебе помогать, – Финли звучала раздавлено. – Но я оставила всю имевшуюся наличку в тумбочке. Там около восьми или девяти сотен. Она забрала твой паспорт и заморозила все счета. Мне очень жаль.

– Ты знала об этом? Поэтому приехала домой?

– Конечно, нет. Ты моя сестра, Элли...

– Все будет хорошо. Спасибо за наличку. Когда они остынут, то почувствуют себя ужасно и передумают.

– Нет, – тихо ответила Финли. – Они отдали Салли весь контроль.

– Это нелепо. Невозможно.

– Они подписали контракт. Салли должна дать личное разрешение на любые суммы или услуги, касающиеся тебя. Так сказала мама. Понятия не имею, что они сделают, если ты не найдешь квартиру. Салли упоминала приюты в Эстес Парке. – Я никогда не слышала такого страха в голосе Финли.

– Просто…бред какой-то. Как только папа откажется от затеи с интервенцией, пошлет Салли куда подальше. Он любит меня сильнее собственной совести, сильнее мамы – и тем более сильнее треклятого контракта с псевдо-терапевтом.

– Точно. Он любит тебя больше всего на свете, Элли. Больше собственного чувства вины, гордости или твоей злости. Больше меня.

– Это не правда Финли. Ты – примерная дочь.

– А ты та, которая требует больше внимания.

Грудь сдавило от боли. Осознание правды заставило боль усилиться. Я и подумать не могла, что Финли обо мне такого мнения, а оно было единственным, имевшим для меня значение.

Она продолжила как ни в чем не бывало, словно не вырвала мое сердце из груди. – Пока рано говорить, но я бы не стала в ближайшем времени рассчитывать на их помощь. На этот раз они настроены серьезно. Ты зашла слишком далеко.

– Ты должна с ними поговорить.

– Я пыталась. И пыталась достучаться до тебя, если помнишь.

– Фин. Ты же моя сестра. Помоги мне.

Она замолчала на несколько секунд и вздохнула. – Да, так и есть.

Даже несмотря на то, что Финли меня не видела, я кивнула и прижала пальцы к губам. Она была права, но происходящее справедливым от этого не стало. Существовали менее драматичные способы, которыми родители могли донести свою точку зрения.

– Счастливого пути, – пожелала я.

– Мне очень жаль, Элли.

– Ага, – ответил я, сбросив вызов. Телефон выпал из ладони на кровать. За окном снег заваливал деревья. Найти работу? У меня диплом по гончарному искусству. И где мне искать работу в Эстес Парке?