Промышленность. Отделение ремесла от земледелия в самостоятельное развитие этих обоих производств начинается в Греции с IX-VIII вв.

Отделение ремесла от земледелия в самостоятельное развитие этих обоих производств начинается в Греции с IX-VIII вв., но еще раньше в начале VII в. Греция является страной по преимуществу земледельческой. Ремесло обслуживает главным образом местные нужды. Акты торгового обмена единичны и случайны, и торговля не отделена от пиратства. Основой ремесленной деятельности служат природные богатства – наличие на местах пурпура, залежей глины, меди и железа, разработка которых, как мы увидим ниже, начинается с очень отдаленных времен. Аттика в этот период не играет какой-либо значительной роли. Ведущее место в греческой экономике в этот период занимают другие центры. Во главе их стоит Иония, затем Хиос, Самос, Лидия; из собственно греческих городов – Халкида, славящаяся своими медными и бронзовыми изделиями, Мегары – текстилем и Коринф – керамикой.

VII-VI века являются переломным периодом в развитии промышленности и торговли. Этот период характерен для Греции большими общественными сдвигами, окончательным образованием государственной рабовладельческой системы в подавляющем большинстве греческих областей, возникновением типичного для Греции общественно-политического строя в форме городов-государств. Переход на новую, более высокую, ступень развития дает себя чувствовать во всех областях политической и хозяйственной жизни и прежде всего в развитии торговли и промышленности.

VII-VI века – это период ряда открытий и усовершенствований во всех отраслях античного производства, это период перехода к чеканке монеты, выделения особой общественной прослойки – представителей торгового и ростовщического капитала – купцов и перекупщиков, становящихся посредниками между производителями и потребителями. В поэмах Гесиода разделение ремесел уже налицо: изготовление товаров на рынок, конкуренция ремесленников, дальнее плавание с торговыми целями, наличие наряду с оптовой продажей и мелочной торговли. Некоторое время пиратство и торговля сосуществуют в качестве двух разных форм сношений. Еще в солоновском законе, сохраненном для нас поздними источниками, пиратство и торговля стоят рядом как полноправные формы, но более организованная внешняя торговля в конце концов вытесняет случайный пиратский промысел. Торговое развитие Греции приводит к образованию торгового и военного флота, и инициатива морского судостроения в этот период принадлежит Коринфу, где впервые сооружается быстроходное греческое судно – триера. Чекан монеты с несомненностью показывает тот же процесс развития хозяйственной жизни с переходом от натурального и случайного обмена товаров к денежному и систематическому. В VII в. начинают чеканить монету города Малой Азии – Халкида, Эретрия и Эгина, а затем уже чекан монеты охватывает все большее количество греческих государств. В Афинах, хотя во время Солона монета уже чеканилась, однако была еще настолько редка, что солоновское разделение граждан на четыре имущественных класса базировалось не на денежном имуществе, а на количестве мер хлеба и метретов масла и вина.

В этом движении, охватившем, хотя и в разных степенях, всю Грецию, большой значение имело развитие промышленности. Со времени Солона привозное рабство стало основной линией развития аттического общества. Однако импортируемые рабы в первую очередь эксплуатируются не сельскохозяйственной системе, а в греческой промышленности. Ликвидация долгов, отмена ипотеки, ограничение земельной концентрации, произведенные Солоном, а также реформа фил Клисфена на некоторое время обеспечили преобладание в Аттике мелкого свободного земледелия, противостоящего до конца Пелопоннесской войны сколько-нибудь значительному распространению рабства в этой области аттического хозяйства.

Ремесленники в связи с ростом спроса на их изделия не только в местах их работы, но и в колониях начинали играть все большую и большую роль. В политическом отношении они еще обойдены Солоном, так как при Солоне только еще начинается приток в Афины метеков-ремесленников и переключение на занятие ремеслом безземельных афинских граждан. После удаления Солона от власти ремесленники уже принимают активное участие в борьбе за власть, выставляя своих кандидатов на управление государством. Их поддерживает тирания, клисфеновская же реформа, окончательно опрокинувшая родовые гнезда аттических землевладельцев, открывает метекам-ремесленникам доступ в число граждан и вместе с тем к политической жизни.

На примере развития в Милете текстильной промышленности мы можем видеть изменение принципа эксплуатации рабского труда. Гомеровские рабыни вместе с хозяйками гинекеев занимались пряжей и тканьем, обслуживая потребности данной семьи. В Милете уже в VII в. мы видим применение этого домашнего производства к производству на рынок. Гинекей принимает форму домашней рабской мастерской, количество женщин-рабынь увеличивается в связи с увеличением спроса и соответственно этому увеличивается и качественно изменяется эксплуатация рабского труда. Погоня за прибыльностью и за большей производительностью труда в корне видоизменяет еще семейный характер гомеровского производства. В Коринфе, по свидетельствам древних, Периандр безуспешно боролся с развитием рабства путем законодательства: попытка Периандра занять ремеслами свободное население, запретив владение рабами, меры против того, чтобы расходы граждан превышали их доход, противодействовать концентрации населения в городе – все эти законы оказывались бессильными перед наступательным движением рабства, и в VI в. Коринф был уже передовым рабовладельческим центром.

Организация керамического производства с вывозом керамической продукции в качестве тары или в виде художественных произведений рано потребовала более крупного производства с применением рабской силы. Строительные работы, расцвет которых начинается с периода тирании, также требовали большого количества рабочих рук и, вероятно, не обходились без участия рабов. Эти строительные работы предпринимались в больших размерах; так, в VI в. коринфяне прорыли косу, соединявшую Левкаду с материком; сюда же относится создание мощеных дорог (такова, например, дорога, соединявшая Афины, Элевсин, Фивы и Дельфы), водопроводные работы, постройка храмов, городских стен, гаваней и пр.

Развитие общественного богатства, развитие торговли и ремесленной деятельности было теснейшим образом связано с ростом рабства как системы эксплуатации, а рост рабства в свою очередь стимулировался дальнейшим развитием греческой промышленности и торговли. Местная, ограниченная узкими локальными рамками, жизнь греческих городов-государств далеко выходит за пределы своих территориальных границ и устремляется во-вне.

Внешняя торговля теперь доминирует над внутренней. Возникают все чаще споры из-за торгового влияния, все чаще заключаются мирные и торговые договоры между городами; система проксении превращается в политический институт, становясь официальной защитой торговых интересов государства. Здесь ремесло уже занимает не последнее место в процветании городской жизни, и возникает своеобразная конкуренция отдельных городов между собой за возможно большее привлечение к себе иностранных ремесленников, так как своих рук уже не хватало.

С VI в. афинская промышленность (и особенно афинские керамические изделия) начинает играть все большую роль в системе экономических отношений греческих городов-государств. Последствия Персидской войны и организация первого афинского морского союза создают прочную основу не только для политического, но и экономического процветания Афин. Союзные взносы, поступающие регулярно в афинскую государственную казну, прочная связь с восточными колониями, сильный флот и прекрасно оборудованная морская гавань Пирей создают все условия для такого расцвета афинского хозяйства. Афины становятся с этого времени самым мощным в Греции рабским и хлебным рынком, а рабы и хлеб были главными и наиболее необходимыми товарами, в которых нуждался в той или иной мере каждый греческий центр. Строительные работы, широко развертываемые Периклом, военное производство, требовавшее постоянно большого количества рабочих рук, и различные ремесла, широко развивающиеся в Афинах, вызывали постоянный массовый прилив в Афины рабов и иноземцев – ремесленников и купцов.

По сравнению с этим наплывом иноземного и рабского элемента, в круг деятельности которых преимущественно входили занятия ремеслами и торговля, роль и место афинских граждан в обеих этих профессиях относительно невелики. В торговле они занимаются преимущественно торговыми ссудами, в промышленности – содержанием отдельных рабов-ремесленников, реже – рабских мастерских. Главной областью их деятельности остаются земледельческие работы, активное участие в общественно-политической жизни афинского государства и военное дело.

Однако некоторые профессии, требующие особой квалификации и природных дарований, как например скульптура и архитектура, сохраняют свой почетный характер и не унижают звания гражданина, занимающегося этими работами. Но представление о том, что афиняне вообще не занимались ремесленными работами, было бы ошибочным. Если в идеале гражданин не должен иметь с ремеслом ничего общего, то на практике безземельные афиняне, обратившиеся к ремесленным работам еще со времени Солона, продолжали свои занятия, и демократическая политика Афин V в. культивировала занятия граждан ремеслами, так как нужда в квалифицированных работниках и необходимость дать средства к жизни незанятому населению волей-неволей принуждали к этому. Но тем не менее понятие о менее позорных и более позорных ремеслах было довольно развито, и в целом ряде ремесел участие гражданина исключалось.

К последним, например принадлежало кожевенное дело, в которое входили снятие шкур с животных, выделка и даже окраска кожи. Кожевенные мастерские, как правило, помещались за городской чертой, так как, по выражению афинян, от них «слишком воняло», и даже метеки-иноземцы пренебрегали этим занятием. Оно было предоставлено рабам-вольноотпущенникам, которые вообще составляли кадры для работы в наиболее низких, с точки зрения афинского общества, ремесла.

В отдельных случаях мы наблюдаем даже семейную наследственность ремесел, где сын наследует профессию отца. Очень часто встречается наследственность в профессиях врачей и музыкантов; в Дельфах в течение столетия архитекторами были Агафон, его сын Агасикрат и наконец внук Агафокл. Но наследственность однако не была общим правилом, и цеховой замкнутости в Греции не существовало.

День ремесленника в Афинах начинался рано.

По петушечьей утренней песне
Поднимаются все на работу – ткачи, печники, скорняки, мукомолы,
Гончары, столяры, маляры, мастера по слесарно-кузнечному делу,
Обуваются наспех, впотьмах, и бегут.
(Аристофан, «Птицы»).

Утренний крик петуха, повидимому, был общим сигналом для начала работы. У Лукиана петух будит свободного ремесленника Микилла, и, когда тот негодует на него за прерванный сон, петух наставительно его поучает: «Я думал обрадовать тебя, насколько мог предупредив утро, чтобы, поднявшись до зари, ты выполнил значительную часть работы. Если до восхода солнца ты сработаешь один башмак, то ты уже на несколько шагов будешь ближе к своей цели – заработать себе на ячменную муку».

Начиная работать до зари, ремесленники проводили время за работой до наступления полной темноты. Но конечно условия их труда были разнообразны, в зависимости от их общественного положения. Свободный ремесленник-одиночка мог планировать свое рабочее время по желанию, хотя ожесточенная конкуренция с соседями и особенно с рабскими мастерскими заставляли его работать с возможно большим напряжением. Свободные ремесленники работали всегда индивидуально, не объединяясь в мастерские; в лучшем случае им помогали семья (жена и сын), если таковая была, и, как только позволяла возможность, приобретались в помощь рабы.

Инвалид в речи Лисия, жалуясь на свое тяжелое положение, подчеркивает, что он занимается ремеслом один, даже без помощи раба. Это, очевидно, сильный аргумент для доказательства своей бедности.

Распыленные мелкие ремесленники сильно страдали от роста рабского труда. Необходимо заметить, что кроме своей основной работы – ремесла– ремесленник посещал народные собрания, призывался к оружию во время войны, так как до развития наемничества свободные ремесленники и земледельцы составляли основную массу военной силы государства. Рабы на военную службу привлекались только в исключительных случаях, когда государство находилось на краю гибели, и при этом им, как правило, даровалась свобода. Это обстоятельство, затрудняя развитие свободного ремесла, еще более ухудшало положение ремесленника.

Эксплуатация труда рабов шла по трем основным линиям: 1) непосредственная эксплуатация раба, 2) отдача рабов в наем на краткий срок или более продолжительный срок и 3) отпуск раба на оброк. В последнем случае раб вел самостоятельное хозяйство или лично нанимался к другому рабовладельцу, выплачивая своему хозяину точно установленную сумму сл своего дохода.

Если в горном деле вторая форма, т.е. отдача рабов в наем, занимала очень большое место, то все же основной и преобладающей формой греческой промышленности был тип мелкой рабской мастерской. Рабские мастерские существовали во всех отраслях греческой промышленности. По литературным и эпиграфическим свидетельствам, в большинстве случаев очень кратким, мы встречаемся с портняжными, ламповыми, оружейными, кроватными, обувными, парфюмерными, горшечными, кожевенными, металлургическими мастерскими, а также с мельничным производством, с мастерскими музыкальных инструментов. Во главе таких мастерских стоял сам рабовладелец в качестве участника в работах или надзирателя за рабами; иногда мастерские передавались доверенным рабам-надсмотрщикам. Обычно эти мастерские объединяли в одном помещении от 10 до 12 рабов, тогда как мастерские с большим числом рабов, как например оружейная мастерская отца Демосфена с 32-33 рабами, его же кроватная мастерская с 20 рабами, мастерские со 100 и больше рабами (мастерская щитов Кефала), были редкостью.

Попытка Эд. Мейера, а с его легкой руки и ряда других исследователей, применить к этим мастерским название «фабрики», а к рабам – название «фабричные рабочие» должна быть совершенно отвергнута: подобные мастерские конечно даже отдаленно ничем не напоминали фабрику. Для того чтобы считать данное производственное предприятие фабрикой, необходимы три основных признака: наличие машин, свободного наемного рабочего и технического разделения труда.

Древнему миру в этот период были известны в простейшей их форме рычаг, клин, винт, ворот и блок, употребляемые при строительных работах. В мелких же мастерских труд производился вручную самыми простыми ремесленными инструментами. Даже Эд. Мейер, отстаивающий наличие фабрик в античном мире, должен был признать совершенное отсутствие машин. Таким образом первой предпосылки для существования фабрики в древности не было. Также не было в античности и свободного наемного рабочего, составляющего непременное условие фабричной организации. Технического разделения труда – основного и типичного признака мануфактуры – в рабской мастерской также не существовало. Мануфактура гетерогенного, или более высокого, органического типа основана на стойкой и прочной специализации рабочих, выполняющих одну операцию и связанных между собой определенной системой работы. Такого «коллективного рабочего, составленного из многих частичных рабочих», характерного для мануфактуры, мы в античности не находим. Рабская мастерская, наоборот, совершенно не была связана внутренним единством работы на основе технического разделения труда. Рабы, как правило, работают в мастерских независимо друг от друга, и каждый из них проходит в изготовлении предмета самостоятельно все стадии необходимой работы. Конечно некоторые элементы технического разделения труда возникали и здесь, например в плавильной мастерской – наблюдение за печью, работа мехами и пр. Ксенофонт говорит: «Один изготовляет мужскую, другой – женскую обувь; один только шьет сандалии, другой кроит их из кожи; один выкраивает верхнюю кожу, другой только сметывает части» (Ксенофонт. «Воспитание Кира», 8, 2-5). Но эти моменты технического разделения труда были спорадическими и случайными. Изготовление в одних мастерских только женской, а в других только мужской обуви указывает конечно на общественное разделение труда, но мы не должны забывать, что раб, сегодня выкраивающий сандалии, завтра мог их сметывать, а в случае необходимости изготовить сандалии и целиком. Устойчивой и определенной специализации рабов на какой-нибудь определенной функции их ремесла мы в античности не встречаем; наоборот, многое говорит за то, что в целом ряде случаев наблюдалась недиференцированность производственных процессов: сапожник часто бывал одновременно и кожевником, кузнец – литейщиком и т.д.

Чтобы еще яснее подчеркнуть глубокое отличие античной мастерской от мануфактуры, достаточно сказать, что мануфактура со 100 рабочими не может быть механически разделена на две или большее количество частей, так как все части одной мануфактуры являются единым целым и механическое разделение мануфактуры на две части означало бы полный развал данного производства. Совсем обратное положение мы имеем в рабской мастерской. По этому поводу очень метко замечает М. Вебер в полемике с Эд. Мейером: «Этот эргастерий можно делить на сколько угодно частей (продавая часть рабов), как кусок свинца, потому что он представляет собой не дифференцированное скопление попавших в рабство рабочих, а недифференцированную организацию труда». На этом примере легко вскрывается и противоречие, лежащее в самом характере рабской мастерской.

Рабская мастерская представляет собой не что иное, как механическое объединение в одном помещении самостоятельных и независимых друг от друга рабочих, согнанных в это помещение методом внеэкономического принуждения. Рабовладельческое хозяйство, по формулировке С. И. Ковалева, есть «простое кооперативное (термин А. И. Тюменева) производство индивидуальных производителей (рабов), лишенных средств производства и сконцентрированных большими или меньшими группами в отдельных хозяйствах». Таким образом при намечающейся системе общественного разделения труда мы имеем лишь зачатки технического разделения труда, не играющие в производстве какой-либо значительной роли.

При таких условиях ни о каком собственно промышленном капитале в античности не может быть и речи. В большинстве случаев, известных нам из источников, рабы-ремесленники и даже рабские мастерские являются лишь частью общего имущества греческого рабовладельцев. Наследство Конона состояло из двух частей: дома с рабами-ткачами и дома с рабами-фармацевтами. Состояние Тимарха, кроме 9 или 10 рабов-сапожников, рабыни-ткачихи и раба-золотошвея, включало в себя дом в Афинах, оцененный в 20 мин, два поместья в окрестностях Афин и наличные деньги, вырученные от продажи поместья в Кефисе, пашни в Амфитрионе и две мастерские с рабами-рудокопами. Отец Демосфена, кроме двух рабских мастерских, владел сырьем, оцененным в 150 мин, домом, деньгами в банке и деньгами, употреблявшимися им для выдачи ссуд.

Таким образом затраты на организацию рабских мастерских, включающие в себя расходы на покупку или наем рабов, на оборудование мастерской, закупку сырья и примитивных инструментов, как правило, далеко не покрывали всего состояния богатого рабовладельца. Можно даже сказать, что промышленный капитал большей частью играл второстепенную роль по сравнению с другими операциями, из которых наиболее выгодной и наиболее практикуемой была ссуда. Поэтому прибыль, реализованная в торговле или в промышленности, шла не на дальнейшее расширение производства, а на раздачу ссуд, игравшую, как увидим ниже, в античной торговле доминирующую роль. В самом доходе, приносимом рабским трудом, как уже указывалось, видели не более как процент на авансированный денежный капитал.

Таким образом владелец рабской мастерской часто был одновременно и купцом и ростовщиком, а иногда и землевладельцем. Это обстоятельство отчетливо свидетельствует и о скромных размерах греческой промышленности, о застойном характере античного производства, не требующего расширения своей деятельности, а также и о резком отличии рабовладельца-промышленника от капиталистов. Капитал, затрачиваемый на приобретение промышленных рабов, еще не дифференцировался в особый вид капитала; он настолько тесно слит с общим имуществом рабовладельца, занимая подчиненное место в этом имуществе, что мы смело можем говорить об отсутствии промышленности капитала в античности. Специфика античного способа производства, именно – вещность раба, о которой уже говорилось, отражается здесь и на самом характере капитала, затрачиваемого на ремесленную мастерскую.

Всмотримся теперь в организацию труда ремесленников. В вазовой живописи мы часто встречаем изображение ремесленных мастерских иногда с развешенными по стенам орудиями их труда, с которыми мы знакомимся и по материалам археологических раскопок. Во всех изображениях греческая промышленность предстает перед нами с ее примитивным техническим оборудованием и слабой производительностью труда. В металлургических мастерских основными орудиями производства были простые, сложенные из кирпича или камня, горны с небольшим очагом для разогрева металла и трубкой для вдувания воздуха при помощи мехов; иногда плавильная печь одновременно служила и кузнечной печью. Затем – небольшая железная наковальня (у золотых дел мастеров наковальни были обычно маленькие, переносные), клещи и щипцы различных форм, молот с деревянной ручкой, точильный камень и топор. В керамике – гончарный круг, керамические, очень простые, часто глиняные, печи, кисть для окраски, формы и камень или кость, приспособленные для лощения. Полное отсутствие каких-либо механических приспособлений, облегчающих или ускоряющих производство, является одной из характернейших черт греческой промышленности. Само применение рабского труда, как это неоднократно подчеркивал Маркс, является тормозом в развитии техники. Полная экономическая незаинтересованность раба в своей работе, ненависть к ней, с одной стороны, дешевизна несвободной силы и погоня за максимальной прибылью в кратчайший срок – с другой, способствовали тому, что ряд орудий производства, даже известных в античности, применялся только в отдельных случаях. Мы увидим ниже, как погоня за прибылью заставляла рабовладельцев, эксплуатирующих труд рабов в рудниках и каменоломнях, отказываться от лучшего оборудования шахт, от применения подъемных блоков и пр.

Кроме того в обществах, основанных на рабском труде, самый труд становится клеймом рабства, а рабовладельческая идеология с ее презрением к труду становится господствующей идеологией среди свободных. Наглядную иллюстрацию этого дает история с Архитом и Эвдоксом, одними из первых изобретателей механики, жившими в IV в. Платон обрушивается на них за их попытку найти подкрепление геометрических теорем в механике путем производства некоторых опытов. Он в негодовании упрекает их в том, что они «портят геометрию, лишают ее достоинства, обращают ее в беглого раба, заставляя ее заниматься не бестелесными и умственными вещами, а чувственными предметами, и прибегать кроме рассуждения к помощи тел, рабски изготовленных работой руки».

Так униженная и опозоренная механика была на некоторое время под общественным воздействием вновь отделена от геометрии и применялась в течение долгого времени только в области военного искусства. Известный технический прогресс наблюдался лишь в начальную эпоху развития рабской промышленности в Греции. Период VII-VI вв. в области развития железной техники был ознаменован, например в металлическом производстве, целым рядом технических изобретений. Именно к этому периоду относится усовершенствование отдельных инструментов – мехов, клещей и пр., изобретение спайки или, как думает Пернис, сварки железа, приписываемое Главку из Хиоса; к этому же времени относится изобретение нового способа литья (по мнению Клуге – полого) бронзовых и медных изделий, приписываемое самосцам Ройку и Феодору. В области керамического производства VI век в Афинах ознаменован возникновением чернофигурного стиля, выдвинувшего аттическую керамику на первое место среди других керамических центров; возникают новые формы глиняных сосудов – таких, как гидрии и амфоры, улучшаются и разнообразятся формы, известные раньше. Не меньший прогресс мы видим и в судостроении и в городских общественных работах, достигающих в этот период значительных размеров: строятся гавани, растет количество верфей, прокладываются дороги, города обносятся новыми укреплениями, усиленно развивается храмовое строительство и т.д. Этот прогресс в промышленности, тесно связанный с утверждением рабовладельческой системы производства, затем замедляется, и период расцвета афинского общества не связан с какими-нибудь крупными техническими усовершенствованиями.

Носителями технического прогресса VII-VI вв. были граждане и метеки, свободное население, еще не отягощенное бременем разорительных повинностей и не истощенное конкуренцией рабского труда. Полное развитие рабовладельческого хозяйства в Греции характеризуется как раз отсутствием таких ярко выраженных технических сдвигов, а изобретения эллинистического периода совершаются не в рамках медленно деградирующей Греции, а в условиях развития производительных сил Востока и Запада.

Новый период технического прогресса открывается эпохой эллинизма, отмеченной изобретениями Архимеда, пожарным насосом Ктесибия, новыми подъемными приспособлениями, сознательным применением геометрических знаний к землемерным и гидравлическим работам и наконец применением водяной мельницы. В основе всех этих технических усовершенствований лежали приемы, издавна применявшиеся на древнем Востоке.

Надо подчеркнуть, что развитие техники в пределах античной формации имело определенную границу, за которую не могло переступить производство, основанное на системе непосредственного господства, подчинения и эксплуатации несвободной рабочей силы. Эта предельность возможного технического развития предопределялась самыми условиями рабского труда. Несвободный подневольный труд, как это констатирует Маркс и как это не раз отмечали и античные писатели, сам по себе исключал всякую возможность технического прогресса. Вряд ли можно говорить о постоянно прогрессирующем развитии индивидуальных навыков рабов в рудниках Лавриона или в рабских мастерских – навыков, закрепляемых кнутом надсмотрщика. Подлинно прогрессивным фактором мог быть труд только свободных ремесленников или же рабов, живущих отдельно от своих владельцев и непосредственно заинтересованных в улучшении своего материального благосостояния. Именно здесь только могли закрепляться индивидуальные навыки, частично переданные затем средневековью. Труд же основной массы рабов, доходя до предельной грани технического развития, превращался из прогрессивного фактора в регрессивный, становясь невыгодным и неокупающимся. Но об этом речь впереди. В условиях античного способа производства при ведущей форме рабовладельческого хозяйства ремесленник не мог развиваться в качестве свободного товаропроизводителя. Раб не имел этой возможности в силу своего несвободного положения, а свободный – в силу конкуренции с рабами, которые удешевляли его труд, делая его неокупаемым, и отбрасывали его в конце концов в ряды античного люмпен-пролетариата.

Некоторые из исследователей пытаются полемизировать относительно этого положения о силе рабской конкуренции, выставляя в качестве основного и единственного довода то, что раб и свободный в античности оплачивались одинаково. Но этот довод отнюдь не является убедительным, так как свободные именно потому и оплачивались наравне с рабами, что оплата рабов определяла собой оплату труда свободных, а не наоборот. Удешевление труда рабов влекла за собой удешевление труда свободных.

В конце Vв., судя по по афинским надписям, обычная плата всех категорий рабочих, от архитектора до ремесленника, на постройках Эрехтейона равнялась 1 драхме в день. Из этого однако трудно сделать вывод, что одинаковая оплата указывает на одинаковую продуктивность труда всех этих категорий. Одинаковая система оценки всех категорий рабочих является результатом влияния расценки рабской силы, при приобретении которой подрядчик платит рабовладельцу одинаковую цену за нанимаемых у него рабов различных профессий; кроме того это – следствие слабой дифференциации самого процесса работы, при которой нельзя было с достаточной точностью отделить сложную работу от простой. На это же указывает устойчивость тарификации в Дельфах, Афинах и на Родосе в различные эпохи. Так, в IV в. содержание раба повышается до 1 драхмы и 3 оболов. В III в. тарификация несколько разнообразится: квалифицированные рабочие получают на Делосе 2 драхмы в день, рабы – 2 обола, храмовые рабочие – 3 обола; но, поскольку к содержанию рабов прибавляют получаемую от государства одежду и жилище, разница между оплатой рабского и свободного труда сводится к минимуму.

Спрос на рабочие руки легко заполняется наличием рабской силы и незанятых ремесленников, причем и спрос и предложение в рамках античного общества никогда не достигают очень высоких размеров. Исходным пунктом установленной тарификации служит оплата издержек на содержание одного взрослого человека. Самый принцип, как мы видим, был как раз характерен для расценки содержания раба, и государственное рабовладение полностью проводило в жизнь эту систему оплаты своих рабов.

Чтобы закончить обзор положения и условий работы ремесленников, необходимо отметить еще некоторые особенности греческой промышленности.

Говоря о мастерских отца Демосфена, мы упомянули о том, что в числе его имущества находилось и сырье, оцененное в 150 мин. Отец Демосфена владел строевым лесом, слоновой костью, железом и медью. Отсюда следует, что отец Демосфена сам снабжал свои мастерские (оружейную и кроватную) необходимым сырьем. Но это однако было отнюдь не обязательным. Очень часто ремесленники получают материал непосредственно от заказчика, особенно же это практиковалось на общественных работах, предпринимаемых государством. Для сложных или художественных работ доставляло материалы непосредственно государство, как например золото и слоновую кость – для статуй Фидия, медь, олово и топливо – для отливки, дерево – для помоста.

В отдельных случаях государство сдает доставку материала откупщикам, точно оговаривая это в договоре, привлекая иногда к работе по доставке материалов не одного, а нескольких откупщиков. Поэтому на общественных работах, как правило, и раб, и метек, и фет продавали только свою рабочую силу, а не свои изделия.

Мастерская также наряду с изготовлением изделий из своего сырья охотно принимала заказы с материалом заказчика или производила ремонт приносимых им вещей.

Работа в мастерских производилась на виду у всех и очень часто свободные афиняне, философы, просто любопытные и «золотая афинская молодежь» проводили время в этих мастерских, болтая друг с другом, заводя философские дискуссии, передавая последние городские сплетни и наблюдая за происходящей работой. Открытые двери мастерских никогда не закрывались перед посторонними посетителями, и античные мастерские до известной степени играли роль современных нам клубов или кафе. Каждое производство имело свои песни, некоторые из них дошли до нашего времени, о других мы знаем только по упоминаниям древних.

Надписи аттических ваз знакомят нас с языком широкого трудового населения. Кречмер, написавший специальное исследование об языке греческих надписей на вазах, справедливо отмечает, что эти надписи имеют такое же значение для изучения языка низших и малообразованных классов, как папирусы для изучения эллинистического языка.

Язык сельского и городского населения представляет существенные различия, и это легко понять, если мы вспомним, что городское ремесленное население представляло пеструю смесь греческих и негреческих наречий. Преобладание метеков и рабов оказывало свое воздействие и на язык ремесленников-афинян, терявший «чистоту» греческой литературной речи.

Таким образом афинское население оказывалось включенным в неафинское, окружавшее его сомкнутым строем. Только учитывая эту пестроту языков, одежд, диалектов и обычаев, можно, хотя бы отдаленно, представить себе реальную, живую и деятельную толпу, заполнившую ремесленные районы и шумевшую на торговых площадях.

В Афинах в этот период работали самые разнообразные мастерские, но почти исключительно на удовлетворение бытовых потребностей общества. Поэтому-то Аристотель и впал в столь свойственную античному обществу иллюзию, рассматривая рабов как подмастерьев в сфере потребления. При отсутствии машинной техники производство средств производства не играло сколько-нибудь значительной роли, и весь смысл работы заключался в производстве средств потребления. Как мы увидим ниже, это целиком относится не только к керамической и текстильной, но и к металлургической промышленности.

Однако нужно особо выделить производство оружия и затраты на сооружение военного флота, игравшие в античной промышленности выдающуюся роль. При том значении, какое имела внешняя торговля, каждый соседний город, каждый сколько-нибудь значительный торговый и промышленный центр был враждебно настроен к своему соседу. Отсюда в античном производстве налицо некоторая гипертрофия военной техники и производства для военных нужд, которыми иногда, по свидетельству древних, занимались целые города, представляя собой как бы единую военную мастерскую.

Промышленность в Греции никогда не занимала того исключительного места в хозяйственной системе государства, какое она занимает теперь, и это объясняется не только ее скромными размерами. но и ее потребительским характером. Залогом процветания греческих городов-государств была политическая сила данного государства. Экономический расцвет Афин V-IV вв. был основан на взносах союзников, регулярно пополняющих государственную казну, на транзитной торговле, мощным центром которой в этот период являлся Пирей, на эксплуатации лаврионских серебряных рудников, на торговой экспансии в колониальной области, особенно в Причерноморье, и лишь в последнюю очередь – на развитии промышленности, игравшей роль главным образом в экспорте керамики, масла и вина, а также текстильных и металлических изделий.

Гибельный для Афин исход Пелопоннесской войны, кончившейся разгромом первого афинского морского союза и уничтожением афинского флота, прекратил приток союзных взносов в Афины. Быстрым результатом этого было расстройство государственных финансов и разорение частных лиц. Новый удар нанесен был македонским завоеванием, после чего наступает резкий отлив капиталов в другие города, оказавшиеся в центре новых торговых путей, и кризис Афин приобретает затяжной характер.

Так мы обрисовали внешний характер этого кризиса, к которому привели однако и глубоко внутренние причины, лежащие в основе рабовладельческих и хозяйственных отношений.

Афины никогда, даже в эпоху своего расцвета, не были только промышленным центром. Наряду с промышленностью сохранилось в качестве важной отрасли аттического хозяйства и земледелие, и очень большую роль играли торговые операции, успех которых в силу транзитного характера торговли не всегда зависел от мощности промышленной продукции Афин.

Однако, как это уже отмечалось, промышленная продукция также играла свою роль в оживлении афинской торговли; она экспортировалась в колонии и часто изготовлялась специально на «колониальный вкус».

Наиболее значительными отраслями промышленности, работающими также и на экспорт, были металлическое, керамическое и текстильное производства, составившие славу афинских мастеров.

К рассмотрению этих основных производств в отдельности мы и перейдем, присоединив к этому еще и строительное производство, занимавшее важное место в каждом греческом городе-государстве.

Говоря об Афинах, мы не ставим, однако, Афины в какое-нибудь особое положение по сравнению с другими греческими торгово-промышленными центрами; за основу взяты Афины как наиболее типичный и наиболее ярко выраженный пример античного рабовладельческого полиса.

Одной из наиболее важных отраслей греческой промышленности являлась добыча и обработка металлов. Она началась еще в крито-микенский период. Раскопки показывают, что в некоторых местах она восходила к концу неолита. Мифы об идейских дактилях и тельхинах на Крите, о фиванских кабирах и т.д. указывают на большую древность металлургии; может быть, эти мифы сохранили воспоминания о производственных металлургических коллективах, когда производство находилось еще в руках не индивидуальных производителей, но всей общины.

Греция никогда не была особенно богата металлами, но все же повидимому все основные металлы в большем или меньшем количестве здесь встречались. Наиболее известные в древности медные рудники находились на Крите, на Эвбее, в окрестностях г. Халкиды (от «халкос» – медь; ко времени Страбона эти рудники были уже исчерпаны) и на Кипре. Долгое время думали, что олово, необходимое для сплава бронзы, импортировалось в Грецию с берегов современной Великобритании и Испании. Но раскопки Дэвиса обнаружили добычу олова в окрестностях Дельф, где, по его мнению, оно добывалось, хотя, может быть, и в незначительных количествах, вплоть до византийского периода. Железо добывалось в Лаконике, на многих островах Эгейского моря и на побережье Черного моря (Халибы). Серебро встречалось реже; кроме Аттики оно добывалось на Кипре, Сифносе и в Пангее. Еще реже встречалось золото. Хотя гробницы крито-микенского общества изобиловали золотом, но золотых месторождений в Греции очень мало. Существует гипотеза, что большая часть золота, найденного в этих гробницах, была не местного происхождения, а привозного, может быть, малоазийского. В самой Греции в VI в. до н.э. были известны золотые рудники Сифноса. Обследование острова Сифноса устанавливает, что в конце VI в. большая часть этих рудников была затоплена. В V в. наибольшей известностью пользовались рудники Фасоса и пангейские рудники фракийского побережья, частью принадлежащие фасосцам. За обладание этими рудниками уже с начала V в. начинается упорная борьба. По мнению Пердризе, уже Мильтиад был увлечен идеей захвата рудников сначала Фасоса, а затем Пангея. Борьба за пангейские рудники между Фасосом и Афинами, в которую затем вмешивается и Олинф, проходит красной нитью через весь V век и в IV в. заканчивается победой Филиппа. На недостаток золота в Греции прежде всего указывает монетная система, ведущая основной счет в серебре (в Спарте довольно долго удерживалась железная монета). Сохранилось известие о том, что Гиерон Сиракузский, нуждаясь в золоте, послал вестников за золотом в Грецию, и те после долгих поисков нашли его только в Коринфе у Архителя, причем последний сам собирал его в течение долгого времени.

Нужно думать, что открытие месторождения того или иного металла чаще всего было случаем – нахождением этого металла на поверхности. Страбон рассказывает о фракийских пахарях, находивших при вспашке крупинки золота; однако, железную руду, может быть, определяли не только по находкам на поверхности, но и по цвету земли. Для серебра иногда делались пробные вырубки или колодцы, но эти работы были всегда сопряжены с риском ничего не найти и потому имели место не так часто.

Разработки велись очень простыми орудиями; основных орудий было четыре: молот, клин, кайло и лопата. Наряду с этими железными орудиями, может быть, употреблялись и деревянные клинья и молоты. Для добычи руды в земле прорубались штольни или галлереи, очень низкие (не выше 1 м, иногда и ниже), причем прорубка штолен такими примитивными орудиями была очень трудна. При суточном рабочем дне можно было продвинуться в течение месяца всего на 10 м. Наряду со штольнями в V в. начинают вырубаться и шахты, обеспечивающие большую глубину и выясняющие характер залегания руды. Наибольшая глубина шахт достигала 119 м. Подобных шахт сейчас открыто до 2 тыс. Выемка руды производилась вручную путем выламывания рудных жил, иногда же путем нагревания породы, охлаждавшейся затем струей воды. В последнем случае добыча руды облегчалась вследствие образования трещин. В этих низких и узких штольнях, в которых нельзя было выпрямиться, при тусклом свете маленьких глиняных светильников, в спертом воздухе (вентиляция чаще всего была естественной, так как прорубка вентиляционных каналов требовала рабочей силы и времени, не принося выгод), на большой глубине под землей круглыми сутками в совершенно невыносимых условиях работала армия рабов. Диодор Сицилийский, описывая испанские рудники, специально останавливается на положении рабов, занятых добычей серебра: «Те люди, которые занимаются работой в рудниках и которые приносят своим господам невероятные по своим размерам доходы, изнывают от своей работы в подземных шахтах и денно и нощно, и многие из них умирают от чрезмерного труда. Нет у них ни освобождения от работы, ни перерыва в ней. Надсмотрщики бьют их и заставляют переносить весь ужас их бедственного положения, доводя их до смерти. Впрочем наиболее крепкие физически и выносливые в течение долгого времени выдерживают свой тяжелый труд, хотя смерть и является для них предпочтительнее, чем жизнь при таких ужасных условиях» (V, 35-38).

Эксплуатация рабов (а в рудниках работали исключительно рабы и незначительный по сравнению с общей массой рабов процент преступников) в рудниках шла по линии выколачивания из них абсолютной прибавочной стоимости путем прямого принуждения – непомерным удлинением рабочего дня и отсутствием регулярного отдыха. У рабов в рудниках, по свидетельству Ксенофонта, было не больше 5 свободных дней в году.

Примитивная техника до известной степени окупалась физической силой и выносливостью раба. Аристотель очень четко формулирует этот взгляд античных греков на рабов как на орудие производства, говоря, что за отсутствием инструментов, работающих сами по себе, их заменяли рабы.

Весь процесс работы шел вручную. Вручную – глиняными сосудами или мехами – вычерпывалась в случае надобности из рудников вода, вручную – корзинами или мешками – руда вытаскивалась из недр штолен на поверхность. В испанских рудниках откалывались иногда очень большие куски, и рабы круглые сутки выносили их и в темноте передавали друг другу. Для переноски руды часто были приспособлены специальные рабы-носильщики. Они пробирались, согнувшись, в штольнях и затем по каменным уступам, заменявшим лестницу, взбирались со своей ношей наверх. Им приходилось иногда взбираться с очень большой глубины (100 м). Может быть, иногда применялись также очень примитивные подъемные приспособления.

Доставленная наверх руда дробилась в ступах и ручных мельницах, затем промывалась в особых резервуарах и наконец после предварительного обжига направлялись в плавильные печи. Плавильные и купеляционные печи, недорого стоившие, уже достигали значительных эффектов. В Лаврионе серебро добывалось из свинцового блеска в процессе плавления и купеляции; так же здесь устранялись и другие примеси. Печи, вероятно, были небольшие, но о них мы ничего точно сказать не можем, так как они до нас не дошли; топливный лес, рано вырубленный в Лаврионе, приходилось доставлять из других областей. Расплавленное серебро отливалось в слитки и могло затем экспортироваться.

Владельцем Лаврионских рудников было государство. Возможно, что часть рудников оно эксплуатировало непосредственно от своего имени, а часть сдавало арендаторам на откуп. К аренде Лаврионских рудников, как правило, допускались только граждане и в исключительных случаях метеки, получившие исотелию, т.е. уравнение в правах с гражданином. Аренда сдавалась государством обычно на краткий срок: рудники на ходу – на 3 года, а еще не эксплуатированные жилы, требовавшие разведки и устройства системы шахт и штолен, по всей вероятности, – на 10 лет. Около 20 тыс. рабов, работающих на Лаврионских рудниках, были распылены в шахтах не одного, но многих арендаторов. Государство сдавало на откуп рудники только небольшими участками, и при расширении дела арендаторы должны были откупать от государства ряд таких мелких участков. Арендаторы платили, как кажется, особо за аренду плюс 1/24 валового дохода. Наряду с крупными арендаторами, как метек-фракиец Сосий, нанявший для работы в рудниках у Никия Никерата 1 тыс. рабов по оболу за человека в день, были и мелкие, имевшие едва ли больше 15 или 20 рабов. Обычной цифрой для арендаторов средней руки можно считать около 100 рабов, занятых и под землей, и на промывке, и в плавильне. Сосуществование бок о бок многочисленных и крупных и мелких арендаторов, краткость арендных сроков создавали сильный ажиотаж, конкуренцию и зависть менее удачливых арендаторов к более удачливым. В результате – в целях скорейшей наживы, в лихорадочных поисках более богатых месторождений, в нежелании оставить что-либо следующим арендаторам – эксплуатация рабов принимала самые жесткие и уродливые формы. Отказывались от широких штолен и от каких бы то ни было технических приспособлений (даже от примитивных воротов у устьев шахты для поднятия грузов), применяли при разноске чаще ручную силу рабов, которая обходилась дешевле тягловой силы животных. Раб, нанимавшийся арендатором у рабовладельцев за обол в день, при огромных доходах от рудников был очень выгоден. Его можно было использовать с небольшим перерывом на сон почти круглые сутки; правда, этим вызывались большая смертность рабов и быстрое физическое их истощение, но такое хищническое расходование рабской силы вполне окупалось. Античные писатели рассказывают нам о ряде рабовладельцев, в короткий срок разбогатевших от эксплуатации рудников. Таков, например, Эпикрат у Гиперида, быстро составивший состояние в 200 талантов, и др. Обогащались в свою очередь и рабовладельцы, промышлявшие сдачей рабов в аренду. Кроме Никия, сдававшего в наем 1 тыс. рабов, Ксенофонт называет Гиппоника (600 рабов) и Филемонида (300). Были и более мелкие поставщики рабов, вплоть до Диоклейда, сдававшего в наем своего единственного раба. Доход с рудников был настолько значителен, что Ксенофонт рекомендует государству для поправления расстроенных финансов вести обработку рудников государственными рабами, вычисляя, что от доходов с 1 200 рабов в течение 5-6 лет у государства оказалось бы менее 6 тыс. рабов, приносящих в год чистой прибыли 60 талантов. Вполне понятно, что очень рано в рудниках началось революционное брожение, принимавшее форму или массового бегства рабов, как при занятии спартанцами Декелеи (413 г.), или открытого восстания 103 г., когда рабы захватили рудники и долгое время терроризировали аттических рабовладельцев. Кандалы, клейма и бич надсмотрщика поэтому с ранних пор были введены в практику организации труда в Лаврионских рудниках, как, впрочем, и в остальных рудниках античного общества.

Таков был в кратких чертах процесс добывания металлов. Сырье, поступавшее с рудников в ремесленные центры, могло продаваться арендаторами или на рынках, или иногда тут же на месте купцам.

В мастерской обработка металла производилась вручную очень примитивными средствами, о которых уже говорилось выше. Литейное и кузнечное дело повидимому не были диференцированы одно от другого и производилось теми же рабочими. При обработке меди, бронзы и других цветных металлов сначала выковывались металлические листы разной толщины, из которых затем изготовлялись требуемые изделия; для более мелких предметов обрабатывались куски металла. Но наряду с этим вскоре стало применяться и литье. Для формовки литых изделий употреблялся станок, конструкция которого нам неизвестна. Его изобретение приписывалось Феодору Самосскому.

Железо в основном употреблялось на изготовление оружия и орудий труда. Кроме того важной отраслью металлического производства являлось монетное дело. Цветные металлы шли на утварь и украшения. Нам известна металлическая посуда, серебряные и золотые кубки, не говоря уже о браслетах, кольцах, одеждах, затканных золотом, золотых венках и пр.

Общественное разделение труда к этому времени было уже довольно развито: у античных авторов мы находим упоминания о ножовщиках, оружейниках, изготовителях шлемов, мечей, панцырей, щитов, копий, стрел, серпов, замков, золотых и серебряных изделий и даже об изготовителях гвоздей.

Отдельные, и особенно художественные, ремесла достигали значительного развития. Сделанные из золота и слоновой кости статуи Фидия, например, указывают на высокое развитие мастерства золотых дел. В семьях состоятельных граждан было много золотых венков, различных туалетных принадлежностей из драгоценных металлов, серебряной посуды и кубков, что заставляет с несомненностью предполагать, что большая часть этих художественных изделий производилась непосредственно в Афинах. Отдельные виды афинской драгоценной посуды (например тяжелые фереклейские кубки) пользовались известностью далеко за пределами Аттики. Мы знаем о мастере золотых дел – владельце золотоплавильной мастерской на афинской агоре, который изготовил по заказу оратора Демосфена золотой венок и затканный золотом гиматий. Лисий рассказывает в свою очередь о том, что он отдал в починку бронзовую подставку сосуда, украшенную масками сатиров, в мастерскую, изготовлявшую сосуды аналогичной формы. Мастерская щитов банкира Пасиона была, очевидно, значительной, так как он пожертвовал государству изготовленные в ней 100 щитов; у Кефала, отца Лисия, была мастерская щитов в Пирее приблизительно со 120 рабами. Отец Софокла имел оружейную рабскую мастерскую. У отца Демосфена была мастерская ножей с 32-33 рабами.

Мы видим. что здесь, так же как и при добыче металлов, основным трудом являлся труд рабов, собранных в особые помещения, которые назывались «рабочими домами».

Доходы от таких мастерских были довольно значительны. Пасион, например, сдает в аренду своему вольноотпущеннику Формиону мастерскую щитов за 1 талант, причем эта мастерская приносила чистого дохода 100 мин. Мастерская ножей приносила отцу Демосфена чистого дохода 30 мин. Мы не знаем условий рабского труда в мастерских, но если он и был менее суров, чем в рудниках. то все же произвол, наказания и сильно удлиненный рабочий день применялись в полной мере и здесь.

Керамическое производство – вторая очень важная отрасль афинской промышленности. В поэмах Гомера производство посуды настолько развито, что термин «керамос» обозначает всякий, уже не обязательно глиняный, сосуд. Медленно вращающийся гончарный круг был известен уже в период сложения домашней общины в архаической формации. Существует много типов художественной керамики, изучение которой составляет специальную область истории искусства. В отношении последней здесь мы можем ограничиться лишь самой общей характеристикой художественных стилей. Скажем лишь, что художественная керамика процветала уже в полной мере в крито-микенский период. Собственно греческий период в европейской части Греции ознаменован в керамике появлением геометрического стиля, главным центром которого была Арголида с двумя геометрическими стилями: протокоринфским геометрическим стилем на севере и аргосском на юге. Особого расцвета он достиг, однако, в Аттике в образцах аттического геометрического, так называемого «дипилонского», стиля (названного по месту первых находок у двойных ворот, по-гречески «дипилон», в Аттике), почему многие ученые склонны вообще считать Аттику родиной этого стиля. Геометрический стиль получил свое название по характеру росписи, состоящей из простых геометрических фигур в различных комбинациях: ряды точек, прямые линии, зигзаги, звездочки, треугольники, круги, меандровые линии и пр. Фигуры животных и людей здесь также подчинены принципу геометризации. Сосуды этого стиля по времени идут непосредственно за микенской керамикой, от которой они наследуют высокое мастерство и технику гончарного производства; однако, в манере и способе орнаментации между ними такой глубокий разрыв, что многие ученые обосновывали этим различием гипотезу переселения северных племен. Наряду с этим возникла гипотеза, оспариваемая теперь рядом ученых, о «национальном» греческом, «сельском», «крестьянском», стиле, который никогда не исчезал совершенно, но был лишь оттеснен на второй план наносным «чужеземным» микенским стилем, и после падения микенской культуры вновь началось его оживление, приведшее к высокому художественному расцвету. К этому построению нужно, однако, относиться с большой осторожностью. Памятники не дают нам возможности говорить об эволюционной преемственности между грубыми примитивами домикенской геометрической керамики и высокоразвитой орнаментацией собственно геометрического стиля, несмотря на все их различие, не существует полного разрыва. И после падения микенского стиля мы имеем продолжающееся влияние микенской керамики на геометрическую. С другой стороны, в позднемикенской керамике мы имеем явные следы геометризации. Мы должны учитывать единую линию развития с перерывом постепенности, и этот перерыв постепенности, с нашей точки зрения, в керамике наглядно иллюстрируется появлением развитого геометрического стиля.

Мы вплотную подходим к новой гипотезе, пытающейся с большей достоверностью решить проблему перехода крито-микенского общества в греческое. Падение микенской культуры не было результатом чисто внешних потрясений; если для Пелопоннеса факт «дорического» завоевания до сих пор признается большинством ученых. то для Аттики все исследователи единогласно отмечают отсутствие завоевания, а между тем именно Аттике принадлежат наиболее совершенные образцы геометрического стиля. Поэтому есть большие основания связывать и резкий перелом между микенским и геометрическим стилями с крупнейшими внутренними социальными сдвигами, начавшимися на рубеже II и I тысячелетий, а именно с начавшимся процессом становления классового рабовладельческого общества.

Развитие геометрического стиля в основном падает на IX и VIII вв. Не вдаваясь в подробное его описание, мы отметим лишь появление на дипилонских вазах, как впрочем и на сосудах других геометрических стилей, человеческих изображений, неизвестных микенской керамике. На сосудах этого стиля появляются целые сцены со множеством фигур: праздничные и похоронные процессии, вереницы колесниц, морские сражения. Изображения человека и животных весьма условны, но это не столько детская беспомощность, сколько тонкая и сознательная стилизация, разлагающая фигуры живых существ на комбинацию нескольких простых геометрических фигур. Особый интерес проявляется в дипилонской керамике к изображению морских битв. Эти сцены стоят в несомненной связи с развитием судостроения и мореходства, которым сопровождался процесс колонизации. Некоторые ученые связывают эти морские сцены на аттических сосудах с учреждением около половины VIII в. навкрарий.

Как мы уже отмечали, развитый геометрический стиль, охватив европейскую часть Греции, почти совершенно не затронул ее азиатской части. Наиболее значительные находки сосудов этого стиля были обнаружены на Лесбосе, в Лариссе, Милете, на Самосе, но и здесь образцы геометрического стиля, очень незначительные по количеству, качественно стоят гораздо ниже европейских образцов.

VIII-VII века, отмеченные в истории большим колонизационным движением греков на восток и запад, открывают новую страницу в истории греческой керамики. Греция все ближе соприкасается с Востоком и путем колонизационного движения и путем растущего обмена. Восточные изделия начинают находить в Греции все больший сбыт; в Ионии, на Родосе, Кипре и Крите возникают первые опыты подражания и переработки восточных оригиналов. Местные геометрические стили пронизываются восточным влиянием, и взаимопроникновение этих двух стилей создает единое новое целое, известное в науке под названием «ориентализирующего» стиля. Этим названием ученые хотят подчеркнуть момент самостоятельной переработки греками восточных образцов, исключающей простое подражание им. VII век является периодом расцвета этого стиля. Выделяется ряд крупных керамических центров – Коринф, Родос, Навкратис, Самос, Клазомены, Афины и др. Конечно ни формы сосудов, ни характер рисунка и орнамента не были совершенно одинаковы в разных центрах; но повсюду рисунок размещался в поясах, повсюду он выделялся темными фигурами на светлом фоне, повсюду преобладающим мотивом становятся растительный орнамент и изображения реальных и фантастических животных и птиц, вписанных в пояса и следующих друг за другом без внутренней композиционной связи. Все сосуды этого стиля чрезвычайно декоративны. Огромную роль в развитии этого стиля сыграла Иония, отдельные центры которой являлись в этот период передовыми в экономическом отношении. Среди них особенно нужно отметить Милет с его мощной торговой колониальной экспансией, главным образом направленной на Черноморское побережье. Между тем формирование классового общества и на материке шло в свою очередь быстрым темпом.

Раньше других греческих центров на европейском материке выдвинулся Коринф. отчасти благодаря своему исключительно благоприятному географическому положению, но главным образом вследствие внутренних экономических причин, рано заставивших коринфян обратиться к ремеслам и торговле. В этот период коринфская керамика, славившаяся прекрасным качеством глины, находит широкое распространение – от берегов Скифии и до Италии и Сицилии. VII век является периодом блестящего торгового и ремесленного развития Коринфа. Наряду с развитием судостроения в Коринфе процветают и текстильное и металлическое производства и особенно керамика так называемого коринфского «ориентализирующего» или «коврового» стиля с обильным употреблением резьбы. Кроме Коринфа возникает и ряд других керамических центров, из которых необходимо отметить Беотию, Халкиду и Эретрию. Аттика в этот период находится еще под сильным влиянием Коринфа; аттические сосуды этого стиля также расписаны поясами с преобладающим растительным и животным орнаментом. Постепенно в схематические ряды животных или людей, следующих друг за другом, начинает все больше проникать сюжет. В подготовке чернофигурного стиля важную роль сыграло искусство Ионии, в частности Клазомен, откуда дошли до нас кроме ваз и художественно расписанные глиняные саркофаги. В ионийской керамике большую роль играют сюжет и человеческие фигуры, стилизованные в Клазоменах до вычурности и неестественности. Но, несмотря на эту нарочитую вычурность, здесь проявилось хорошее знание мускулатуры и форм человеческого тела. Производство ионийской керамики, падающей на VI в., вытесняется распространением аттической чернофигурной керамики, причем некоторые исследователи предполагают, что в связи с выдвижением Афин и афинской керамики многие ионийские мастера могли переселиться в Аттику и работать в аттических мастерских.

VII-VI века, о значении которых для Аттики мы уже говорили, ознаменовались здесь мощным подъемом афинского керамического производства. Именно Аттика стала родиной чернофигурного стиля, сразу выдвинувшего аттическую керамику на первое место среди других керамических центров. То, к чему приблизились другие центры, здесь приняло четкие формы. В технике керамического производства совершается большой сдвиг: как правило, исчезает облицовка, заполнительный орнамент начинает играть лишь второстепенную роль и вскоре исчезает совсем, исчезают фризы застывших в одной и той же позе животных и людей. Декоративный характер росписи, напоминающей пестрые ковровые ткани, с заполнительным орнаментом и художественной игрой красок исчезает. Ваза теперь служит фоном для фигурных изображений; на сосудах более раннего времени эти изображения вставлены еще в условную рамку. Затем исчезает и рамка, и фигурное изображение свободно размещается на незакрашенном фоне сосуда. На красном естественном фоне аттической глины намечался контур фигуры, покрывающийся затем черным лаком. По этому лаку процарапывались затем детали одежды, орудие, мускулатура и т.д. Прежние бытовые и орнаментальные изображения почти совершенно вытесняются сюжетом мифологического содержания. Неподвижные раньше фигуры оживают. Лица, руки и ноги женщин, окрашенные, как правило, в белый цвет, вносят разнообразие в рисунок, но техника изображений остается по-прежнему силуэтной.

В конце VI в. происходит новый сдвиг в технике художественной росписи.

Некоторые исследователи связывают переход от чернофигурного стиля к краснофигурному с именем афинского мастера Андокида. До нас дошел очень интересный сосуд, связанный с именем этого мастера, одна половина которого расписана при помощи чернофигурной техники, другая – при помощи краснофигурной. Краснофигурная роспись на чаше Андокида по манере рисунка еще очень тесно примыкает к чернофигурной, но тем не менее первый шаг в развитии нового стиля был сделан. Новый стиль отменяет прежнюю силуэтность рисунка, покрывая фон черным лаком и оставляя фигуры незакрашенными на красном фоне глины. На этот светлый фон тончайшими линиями наносится рисунок, передающий теперь множество деталей, недоступных чернофигурной технике. Необходимость ставить каждую фигуру по возможности особняком, избегая слияния нескольких силуэтов в один, теперь отпала. Художник получил возможность на том же пространстве давать гораздо более сложные композиции, заставляя фигуры перекрещиваться, ставя одну фигуру впереди другой и т.д. Рисунки лучших мастеров этого стиля обнаруживают прекрасное знание анатомии человеческого тела, передавая тонкую игру мускулов; с другой стороны, внимание художника все чаще обращается к передаче складок одежды.

Чернофигурный стиль, однако, исчезает не сразу. Некоторые виды сосудов, например панафинейские амфоры, служившие наградой победителю на играх, продолжают оставаться чернофигурными. На передней стороне амфоры изображалась обычно Афина, на обратной – сцена из гимнастических, мусических или конных состязаний. С IV в. на амфорах появляются также имена архонтов, по которым амфоры могут легко датироваться.

Расцвет краснофигурного стиля падает на V-IV вв. В III в. – конец краснофигурного стиля, его вырождение и схематизация. Его исчезновение связано с новым перемещением экономических центров. Наступает эпоха эллинизма, выдвигающая другие центры производства эллинистической керамики.

Необходимо отметить, что в VI в. мы встречаем в Афинах еще одну обособленную от чернофигурного и краснофигурного стилей группу керамики, достигшую наибольшего расцвета в V в., чисто афинского происхождения. Это – белые погребальные лекифы, появление которых связывают с мастерской Никосфена. Сосуды этого стиля покрывались молочно-белой известковой обмазкой. и фигуры обрабатывались или темными силуэтами, или линейными штрихами. Эти сосуды обслуживали специально погребальный культ; на них изображалось, как оплакивают умершего, как его уводит Харон, иногда, как его укладывают братья – сон и смерть; очень часто представлена сцена жертвы у гроба, причем мертвец при этом сидит или у гроба, или на ступенях жертвенника.

Эти контурные рисунки допускали большую индивидуализацию и выразительность изображаемых фигур, чем даже в краснофигурной живописи.

Преобладание мифологических сюжетов в чернофигурной и краснофигурной живописи и сцен погребального ритуала в белых лекифах начиная с VI в., конечно, не могло быть случайным. Период тирании, без сомнения, подчинил своему политическому влиянию искусство, внедрив в него определенную тематику. Религия стала для Писистрата и его сыновей одним из важных средств политического господства. Вспомним постройку большого Гекатомпедона, храма для празднования установленных Писистратом Панафиней; впервые при Писистрате были введены культы Олимпийского Зевса и Пифийского Аполлона; в долине Илиса была начата постройка огромного храма в честь Олимпийского божества, учреждены храм Диониса у подножья Акрополя, храм Деметры в Элевсине. Дифирамбические поэты, находившие раньше покровительство в Коринфе, переселяются теперь в Афины. В Афинах же в этот период из Дионисовых празднеств возникает трагедия; при Гиппархе редактируется гомеровский эпос с политическими поправками, подчеркивающими роль Афин и Писистратидов. Вспомним характерный анекдот о въезде Писистрата в город в сопровождении гетеры, изображающей Афину. Культовые сцены проникают во все области искусства, в том числе и художественная роспись афинских ваз захвачена этим общим движением. Мифология эпоса облекается в художественные формы, мифологическо-культовый момент, насыщенный политическим содержанием самоутверждающегося афинского государства, все больше вытесняет бытовую тематику и становится, наконец, господствующим.

В VI в., в то время как греческие керамические центры Ионии и Коринфа деградируют, керамическое производство в Афинах развивается с необычайным подъемом, далеко опережая в своем развитии другие греческие города-государства, подпадающие теперь под аттическое влияние. Существование дема «горшечников», название «керамик», данное городской ремесленной части Афин, указывает на то, что изготовление художественной и простой посуды играло большую роль в системе афинского хозяйства. Уже в VI в. в Афинах существовали большие рабские керамические мастерские. На их существование определенно указывает тройная сигнатура на отдельных вазах: владельца мастерской, гончара и художника, в иных случ