Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Шестой ключ. Влюбленные
Когда Растина Brunswick в 1797 году вернулась с полейсражений в Сремски-Карловци, потому что капитан Опуич не могвозить ее за собой из боя в бой, она первым делом разыскалаЕремию Калоперовича, бывшего своего жениха. На руке у него былвиден шрам от пули покойного Пахомия Тенецкого, а в бороде --звездочки седины. -- Если тебе нужна жена, которая три раза теряланевинность, которая тебя презирает и которая тебе родит чужогоребенка, женись на мне, -- сказала она киру Еремии. Он подумал: " Боль -- это эхо чужой боли" -- и взял ее в жены. Итак, Растина Brunswick в Карловцах вышла замуж ипоселилась в просторном доме Калоперовича на Шекер-сокаке.Сначала у нее родился сын Арсений, потом дочь Дуня. Муж Растины никогда не показывал никаких признаковнетерпимости, и единственная его странность состояла в том, чтоиногда в его речи слова удивительным образом перескакивали сместа на место, потому что он всегда хотел сказать сразу двевещи. Он рассказывал детям, что в морях есть такие рыбы, которые могут выдержать только строго определенное количествосоли. И если вода окажется более соленой, чем они переносят, уних начинается помутнение разума. Так же обстоит дело и с нами.Потому что человеческое счастье как соль. Когда его слишкоммного, теряешь рассудок. Господин Калоперович купил Растине и Дуне по шляпе изрыбьей чешуи и подписал их на " Сербскую газету императорскогогорода Вены". Дуня выросла в худенькую, прожорливую девочку.Она запихивала в себя, во все отверстия своего тела, все, чтопопадалось ей под руки, -- пуговицы, кузнечиков, поющие юлы, живую рыбу, шпильки для волос, зерна фасоли, улиток, мячи, морковь, яйца, стручки гороха, пузырьки с одеколоном, огурцы, стеклянные шарики, венецианские альманахи, карандаши, дверныеручки, часы с музыкой, а однажды даже рыбий пузырь, который унее внутри лопнул... Мальчика господин Калоперович отдал учиться. -- Пусть будет как Цицерон. И юный Арсений Калоперович отправился в карловацкуюсербско-латинскую школу, откуда в первый же день привел домойудивительного ребенка, ласкового, как котенок, но уженапичканного латинскими цитатами и при этом хорошенького, каккуколка. Эту куколку, а точнее говоря, кукленка, звалиАвксентий Папила, и он был соседом Арсения по парте и дальнимродственником одного отставного генерала. Сирота, не имеющийникаких средств, Папила в обносках своих соучеников выгляделгораздо наряднее, чем они в новой, дорогой одежде. От рожденияу него был маленький шрам на виске, и это придавало емузагадочный вид. -- Тот самый, с пробитой головой, -- в шутку говорили онем товарищи, но при этом любили его. Его обожали все кошки, все попадьи и все школьники Карловцев. Из-за этого, а может, ииз-за чего-то другого, повсюду, где бы Папила ни появился, онем рассказывали невероятные, а зачастую даже просто страшныеистории. Самым замечательным было то, что он сам этих историйникогда не слышал и бывал изумлен, случайно узнав про себячто-нибудь из того, что говорили. Иногда он чувствовал, чтожизненный путь перед ним извивается, как червяк. Мальчики уже перешли в класс риторики, и Папила все времяпроводил теперь в большом доме Калоперовича, почти не бывая всвоем бедном жилище. Как-то вечером он начал переписывать длясебя и Арсения рукописный учебник, взятый на несколько дней уодного из учеников. Он писал своим прекрасным почерком, макаяперо то в чернильницу, то в свой рот и громко произносяпереписываемые фразы: -- Praecepta artis oratoriae in tres partes digesta etJuventuti Illyrico-Rasciane tradita ac explicata in CollegioSlavono-Latino Carloviciensi, Anno Domini... Тут вдруг у себя под носом он обнаружил зеркальце. Рядом сним смеялась госпожа Растина, указывая на его лицо, перепачканное чернилами. Она обтерла ему губы своим надушеннымрукавом. -- А ты не мог бы научить нас с Дуней латыни? А то нам такскучно. -- Можно, -- сказал Папила, -- но только если вы менясвозите в театр в Темишоару и если господин Еремия согласитсякупить мне одну книгу. -- А какую бы ты хотел? -- Про Элладия, того, который продал душу дьяволу. НаписалВикентий Ракич, и еще одну, немецкую, о докторе Фаусте. Обенапечатаны в 1808 году. С этого дня в доме господина Калоперовича, который былхорошо виден с кораблей, плывущих по Дунаю, начались урокилатыни. Сначала Авксентий Папила на веранде занимался с Дуней, а потом шел в гостиную вместе с Арсением, которому мать времяот времени, послюнявив пальцы, приглаживала красивые волосы.Тут начинался урок латыни для госпожи Растины. На стол подаваливареники с улитками и пироги с пахучими травами. Вареникилежали в фарфоровой миске, по дну которой проходил желобок, соединявшийся с углублением в форме сердца. В этом углублениисобиралось масло, чтобы вареники не плавали в нем. К пирогамподавали чай из крапивы с медом, любимый напиток молодогогосподинчика Папилы, который, после того как с угощением былопокончено, обучал госпожу Растину приемам риторики или читал ейотрывки из " Илиады" голосом, похожим на мурлыканье кота: -- Есть за морями, возле Трои, горький источник, и водуего пить нельзя. Сюда на водопой собираются разные звери, ноони не пьют, пока не появится единорог. Рог у него волшебный, икогда, опустив голову к источнику, он касается им воды, онастановится вкусной. Тогда вместе с ним начинают пить и другиезвери. А когда он, утолив жажду, поднимает рог из воды, онаделается такой же горькой, какой и была. А если единорог мутитрогом воду, от его взгляда она делается прозрачной, и в ееглубине как на ладони видно все будущее мира... Однажды вечером, когда Арсения не было в гостиной, аПапила только начал объяснять новую главу из " De tropisdictionis" своей ученице и благодетельнице госпоже Растине, онавдруг сказала: -- Хочу рассказать тебе кое-что, мой милый. ГоспожаАвакумович доверила мне тайну, которая стоит внимания. Так чтослушай. Лет шестнадцать назад случилось так, что в однойдостойной семье мать поняла, что у нее будет ребенок. Онамечтала иметь сына, отец мечтал иметь дочь, однако никто из нихне мечтал о том, что ребенок будет от другого отца. Такимобразом, этот еще только зачатый ребенок сразу стал нежеланным.Мать должна была устранить его еще до того, как муж что-тозаподозрит. Знахарка, которую она пригласила, сказала, чтолегче всего это сделать, переместив зародыш в утробукакого-нибудь другого лица или даже предмета. Как они этоосуществили, никто не знает, но только зародыш действительнооказался внутри мягкого, обитого бархатом кресла. Там онпродолжал расти, и как-то раз, когда муж уселся в кресло, онуслышал, как в нем что-то постукивает... Тут молодой Папила вдруг прервал рассказ госпожи Растины, он был явно смущен, даже принялся было продолжать урок, какбудто она ничего и не говорила: -- К тропам относятся: метафора, синекдоха, метонимия, антономазия, ономатопея, катахреза и металепсис. Allegorianihili alius est quam continua Metaphora... Однако на этом месте госпожа Растина приложила к губамПапилы свой веер, обласкала его серебристым взглядом и спокойнопродолжала: -- Метафорически или аллегорически, не важно, но женщина, о которой я рассказываю, однажды, исполненная ужаса, позваласвоего мужа прислушаться к креслу -- в спинке его совершенноотчетливо билось чье-то сердце... -- Dic quibus interris et eris mihi magnus Apollo... -- Через месяц-другой под обивкой кресла были уже хорошовидны очертания скорчившегося тельца, а если кто-нибудь в негосадился и откидывался на спинку, ребенок прижимался к спинесидевшего в поисках тепла и биения чужого сердца. Вскоре подбархатом можно было даже разобрать, что это мальчик... -- Crudelis Mater magis, an puer imquebus ille Improbusille puer, crudelis tu quaque Mater... Этими словами обезумевший Авксентий, в душе котороговоцарился ужас, попытался продолжить свои безуспешные попыткивсе-таки провести урок, но госпожа Растина решительно, однойфразой закончила рассказ: -- Наконец обивку кресла распороли и в спинке нашли тебя, Авксентий Папила! При этих словах Авксентий затрепетал, вскрикнул и бросилсяв раскрытые объятья госпожи Растины, которая, чтобы успокоитьего и защитить от страшных мыслей, прижала к своей груди иперенесла из описанного в рассказе кресла прямо в свою постель. В те дни 1813 года в Карловцах лунный свет был подбитзеленым, дул ветер, уносивший вместо шляп имена, и лилисьжирные, обильные дожди. -- Вы только посмотрите на них, -- ворковала госпожаРастина, показывая из окна своей комнаты, которое напоминалопарящий над улицей паланкин со стеклянными стенками, напрохожих, идущих по продуваемой ветром улице. -- Посмотрите, каждая спрятала свое имя между грудями. Первый же, кто запуститтуда руку, может его унести. Больше всего остерегайтеськрасивых, -- говорила своему сыну и своему любовнику госпожаКалоперович, переполненная счастьем оттого, что к нейнеожиданно вернулась молодость, -- остерегайтесь тех, у коговерхняя губа накрашена зеленой, а нижняя -- фиолетовой помадой.Тех, на чьи серьги садятся птицы. Такие с руки будут поить васводой, в которой переночевал цветок шалфея, водой, попивкоторую забудешь свою мать. Она говорила, а ее сын Арсений смотрел на нее и неузнавал, она же смотрела на Папилу так, как будто перед ней былангел. Госпожа Растина теперь по-новому воспринимала вкус сока изгрибов, который она очень любила, а запах корицы пересталаотличать от запаха кофе. Госпожа Калоперович, которая ужеслышала деревянный стук копыт коня с берега своей ночи ивидела, как опускается мрак на берегу ее имени, совершеннопреобразилась. -- Не можешь ли ты как-нибудь прийти ко мне, когда я сплю? -- говорила она своему любовнику. -- Мне никак не удаетсянасладиться тобой и во сне. А мой сын Арсений мне больше неснится. Как-то утром она сказала Папиле: -- Прошлой ночью во сне ты страшно напугал меня. Тыподкрался ко мне с фонарем. Я звала тебя в свои сны, чтобы тыменя ласкал, а ты хотел меня убить. Гусарской саблей. Чтобы ее успокоить, молодой Папила подарил ей ту самуюсвою улыбку, о которой женщины в Карловцах говорили, что она" дороже верхового коня стоит", и подушку голубого цвета счетырьмя бубенчиками по углам, чтобы она вспоминала о нем итогда, когда спит. На подушке было вышито золотыми ниткамипо-латыни: " Когда госпожа Растина ложится, бубенчики звенят, и изних сыплются сны. Когда госпожа Растина встает, снывозвращаются назад в бубенчики, а в кровать забирается кошкагоспожи Растины. Кошка мурлычет и бьет лапой по бубенцам, истоит одному из снов госпожи Растины выпасть из бубенца, кошкахватает его в пасть и глотает. Но это слишком грубая пища, икошке она вредна, поэтому, испугавшись того, что проглотила, она несколько дней не мурлычет и ищет траву иссоп, которойлечатся от укуса змеи. С помощью этой травы она излечивается иот снов госпожи Растины". На другой стороне подушки было написано: " Кошку зовутАвксентий Папила". Госпожа Растина с гордостью отнесла подушку на своелюбимое окно, она не сводила влюбленного взгляда своихсеребристых глаз с Папилы, ради него каждый день по целому часуходила, поставив на темя подсвечник с горящей свечой, и послемноголетнего перерыва снова достала из черной шкатулки, обитойбархатом и украшенной слоновой костью, свой кларнет. Немногокраснея, она играла однажды после полудня своему сыну и своемулюбовнику " Divertismento-Corale di Sant'Antonio -- per flauto, oboe, clarinetto, fagoto e corno", и как раз в тот момент, когда она добралась до " Minuetto", в комнату вошла ее дочь Дуняс верхней губой, накрашенной зеленой, а нижней -- желтойпомадой. Госпожа Растина поперхнулась, отложила флейту и в тот жевечер тайком застелила постель дочери тонким покрывалом изкозьей шерсти. Взглянув на следующий день на спину своеголюбовника, она заметила, что вся кожа Авксентия в красныхцарапинах от жесткой козьей шерсти. Сходя с ума от ужаса, онавечером тайком подсмотрела, как моется ее дочь. Разглядывая еечерез полупрозрачную занавеску, госпожа Растина вдруг подумала, что мужчине никогда не понять, что чувствует моющаяся женщина, так же как и женщина не может представить себе ощущениямужчины, отряхивающегося после того, как помочился... Тут онаувидела, что Дунины колени покраснели от козьей шерсти. Так онаузнала больше, чем хотела узнать. В бессильной ярости она не спала всю ночь и прошла посвоей комнате столько, сколько потребовалось бы ей идти пешкомдо соседнего города Сланкамена. Утром позвала к себе сына, обняла его и все ему рассказала. Они поплакали, прижавшись другк другу, а потом он встал, вошел в комнату, где Папила давалурок латыни его сестре, и, угрожая двумя пистолетами свзведенным курком, обоих выгнал из дома.
Данная страница нарушает авторские права?