Моцарт и Сальери 8 страница

Пушкин

Как бы сказать? по-русски - виршеписец

Иль скоморох.

Самозванец

Прекрасные стихи!

Я верую в пророчества пиитов.

IV

Отрывок, следовавший за исключенной сценой " Ограда монастырская"

Где ж он? где старец Леонид?

Я здесь один и все молчит,

Холодный дух в лицо мне дует

И ходит холод по главе...

Что ж это? что же знаменует?

Беда ли мне, беда ль Москве?

Беда тебе, Борис лукавый!

Царевич тению кровавой

Войдет со мной в твой светлый дом.

Беда тебе! главы преступной

Ты не спасешь ни покаяньем,

Ни Мономаховым венцом.

РУСАЛКА

I

Первоначальная редакция сцены " Светлица"

- Княгиня, княгинюшка,

Дитя мое милое,

Что сидишь невесело,

Головку повесила?

Ты не весь головушку,

Не печаль меня старую,

Свою няню любимую.

- Ах, нянюшка, нянюшка, милая моя -

Как мне не тужить, как веселой быть?

Была я в девицах, друг любил меня,

Вышла за него, разлюбил меня.

Бывало, дружок мой целый день сидит

Супротив меня, глядит на меня,

Глядит на меня, но смигивает,

Любовные речи пошептывает.

А ныне дружок мой ни свет ни заря

Разбудит меня да сам на коня,

Весь день по гостям разгуливает.

Приедет, не молвит словечушка мне

Он ласкового, приветливого.

- Дитя мое, дитятко, не плачь, не тужи,

Не плачь, не тужи, сама рассуди:

Удалый молодчик, что вольный петух -

Мах, мах крылом - запел, полетел,

А красная девица, что наседочка:

Сиди да сиди, цыплят выводи.

- Уж нет ли у него зазнобы какой?

Уж нет ли на меня разлучницы?

- Полно те, милая, сама рассуди:

Ты всем-то взяла, всем-то хороша.

Лица красотой, умом-разумом,

Лебединою походочкой,

Соловьиной поговорочкой,

Тихим ласковым обычаем...

II

Два места, вычеркнутые в беловой рукописи

КНЯЖЕСКИЙ ТЕРЕМ

Дружко

Уж эти девушки - никак нельзя им

Не попроказить. Статочно ли дели

Мутить нарочно княжескую свадьбу.

Слышен крик.

Ба! это что? да это голос князя!

Девушка под покрывалом переходит через комнату.

Ты видела?

Сваха

Да, видела.

Князь

(выбегает)

Держите!

Гоните со двора ее долой!

Вот след ее, с нее вода течет.

Дружко

Да, так, вода. Юродивая, видно,

Нечаянно сюда прокралась. Слуги,

Над ней смеясь, ее, знать, окатили.

Князь

Ступай, прикрикни ты на них, как смели

Над нею издеваться и ко мне

Впустить ее.

(Уходит.)

Дружко

Ей-богу, это странно.

Кто там?

Входят слуги.

Зачем пустили эту девку?

Слуга

Какую?

Дружко

Мокрую.

Слуга

Мы мокрых девок

Не видели.

Дружко

Куда ж она девалась?

Слуга

Не ведаем.

Сваха

Ох, сердце замирает.

Нет, это не к добру.

Дружко

Ступайте вон

Да никого, смотрите, не впускайте.

Пойти-ка мне садиться на коня.

(Уходит.)

Сваха

Недаром песню чудную пропели,

Недаром чудеса творятся. Чем-то

Все это кончится!

Светлица.

Мамка

.........

Ну в ком ему найти, как не в тебе,

Сокровища такого?

Княгиня

Я слыхала,

Что будто бы до свадьбы он любил

Какую-то красавицу, простую

Дочь мельника.

Мамка

Да, так и я слыхала,

Тому давно, годов уж пять иль больше.

Но девушка, как слышно, утопилась,

Так нечего об ней и поминать.

Княгиня

Уже одну любил он да покинул,

Так и меня покинуть может он.

Д.Д. Благой. " ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН"

" Евгений Онегин" по праву считается основным, центральным произведением

Пушкина. Работа над ним, продолжавшаяся около восьми с половиной лет (9 мая

1823 г. - 5 октября 1831 г.), падает на период наивысшего расцвета

творчества Пушкина-поэта (в дальнейшем он все больше и больше обращается к

прозе).

В " Евгении Онегине" нашел свое наиболее полное воплощение один из

значительнейших замыслов поэта: дать образ " героя времени", типический

портрет современника - человека нового, XIX столетия. Замысел этот возник у

Пушкина почти сразу же после окончания первого большого его произведения -

сказочно-романтической поэмы " Руслан и Людмила".

Всего через несколько месяцев после завершения " Руслана и Людмилы"

Пушкин начинает писать свою первую южную поэму " Кавказский пленник", главной

задачей которой было, по его собственным словам, олицетворить в образе героя

" отличительные черты молодежи XIX века". Однако Пушкину удалось осуществить

это далеко не с той степенью полноты и широты обобщения, к которой он

стремился. Реалистическое в существе споем задание вступало в противоречие с

приемами в средствами романтической поэтики, самым значительным

представителем которой в мировой литературе того времени был Байрон и

которой Пушкин здесь следовал. Субъективно-лирический метод " писания"

портрета героя с самого себя не мог привести к созданию объективного

образа-типа широкого общественно-исторического охвата. Препятствовала этому

и характерная для жанра романтической поэмы нарочитая загадочность,

недосказанность авторского повествования о герое, окружавшая его образ

особым таинственным ореолом. Художественная задача, поставленная Пушкиным,

требовала для своего полноценного разрешения и другого творческого метода, и

иной жанровой формы. " Характер главного лица... приличен более роману,

нежели поэме, - писал Пушкин о герое " Кавказского пленника", - да и что за

характер? Кого займет изображение молодого человека, потерявшего

чувствительность сердца в несчастиях, неизвестных читателю..." (черновик

письма к Н. И. Гнедичу от 29 апреля 1822 г.; см. т. 9). И вот год спустя

после этого письма Пушкин принимается за работу над " романом в стихах" -

" Евгением Онегиным".

Задание, которое ставит себе Пушкин в " Евгении Онегине", аналогично

заданию " Кавказского пленника". В образе главного героя романа Пушкин опять

хочет изобразить " отличительные черты молодежи XIX века", которые он пытался

раскрыть в характере Пленника. В предисловии к изданию первой главы " Евгения

Онегина" (1825) Пушкин и сам говорит, что характер " главного лица" нового

произведения " сбивается" на характер Пленника (см. раздел " Из ранних

редакций"). В основе фабульной линии, связанной с " главным лицом", в

значительной степени лежит та же сюжетная схема:

Онегин, как и Пленник, покидает " свет", уезжает из столицы; в иной,

патриархальной среде встречается с юной и чистой девушкой; оказывается

неспособен разделить и даже понять и оценить ее большое чувство. Однако, при

наличии этой непосредственной преемственной связи, тем значительнее и

принципиально важнее существенное различие этих произведений. К

осуществлению одного и того же замысла Пушкин идет теперь совсем иным, по

существу прямо противоположным путем и, в соответствии с этим, облекает свое

новое произведение совсем в иную жанровую форму. Эта форма - не поэма, а

" роман в стихах" - подсказана Пушкину Байроном - его стихотворным романом

" Дон Жуан", который Пушкин считал лучшим творением английского поэта.

При первом же своем упоминании о работе над " Евгением Онегиным" Пушкин

сообщал: " Пишу не роман, а роман в стихах - дьявольская разница. Вроде " Дон

Жуана"..." (письмо П. А. Вяземскому от 4 ноября 1823 г.; см. т. 9). Однако,

когда года полтора спустя.А. Бестужев, познакомившись в рукописи

с первой главой " Евгения Онегина", стал сравнивать ее с " Дон Жуаном",

Пушкин, который написал к этому времени уже около четырех глав своего

романа, энергично отклонил правомерность такого сопоставления: " Ты

сравниваешь первую главу с " Дон Жуаном". - Никто более меня не уважает " Дон

Жуана" (первые 5 песен, других не читал), но в нем ничего нет общего с

" Онегиным" " (письмо Бестужева Пушкину от 9 марта 1825 г. и ответ Пушкина от

24 марта; см. т. 9).

Эти, казалось бы исключающие друг друга, утверждения на самом деле оба

справедливы. Лиро-эпическая форма пушкинского " романа в стихах" с его

" смесью прозы и поэзии в изображении действительности" (Белинский),

непрерывными авторскими " лирическими отступлениями", афористическими

суждениями и высказываниями на самые разнообразные темы, непринужденной

поэтической " болтовней", ироническим тоном и веселым, порой пародическим

пересмеиванием устарелых, но еще бытующих литературных традиций,

действительно очень близка к " Дон Жуану". Но по существу Пушкин не только не

следует Байрону, но и прямо противопоставляет свой роман произведению

английского поэта-романтика.

При сходстве манеры повествования " Евгений Онегин" и " Дон Жуан"

представляют собой два совершенно различных вида романа. Действие " Дон

Жуана" перенесено в прошлое - в XVIII в. По фабуле это - любовно-авантюрный

роман с галантными приключениями условно-литературного героя. " Евгений

Онегин" - роман о современности, о пушкинском " сегодняшнем" дне, -

произведение, которое заимствует все свое содержание - образы действующих

лиц, картины быта, природы, -из непосредственно окружавшей поэта

действительности.

Читая пушкинский роман в стихах, мы все время ощущаем присутствие

автора, который неизменно выражает свое личное отношение к совершающемуся,

дает свою оценку всему, о чем он рассказывает и что показывает в своем

произведении, - героям, фабульным положениям, в которые они попадают, их

реакции на это, их поведению, поступкам. Но поэт не смешивает воедино

лирическое и эпическое начала, не подменяет образа героя самим собою, объект

- субъектом. Нагляднее всего это сказывается на новом методе изображения

" главного лица" романа, лица, в котором с наибольшей силой проявляются

" отличительные черты молодежи XIX века" и который в силу этого особенно

близок и родствен самому поэту. Перечисляя те " черты" в натуре Онегина,

которые ему " нравились", указывая на известное сходство характеров и

жизненных обстоятельств героя и самого себя (строфа XLV первой главы),

Пушкин одиннадцатью строфами ниже столь же отчетливо подчеркивает и

" разность" между собой и героем (строфа LVI). То, что говорится здесь о

различном отношении автора и героя к природе, как бы последнее звено в целой

цепи " разностей", которые то и дело выступают из предшествующего изложения

(см., например, строфы XVII-XXII, в которых говорится о равнодушии и

охлаждении Онегина к театру, балету и тут же, в лирическом отступлении,

показано совершение иное, восторженное отношение к ним поэта). Отделение

автора от героя дается не только в порядке субъективных деклараций, а и

художественно-объективно, образно-осязательно. Не ограничиваясь, так

сказать, бесплотным присутствием своим в строфах романа (которое все время

дает себя знать в особой то лирической, то иронической, порой и той и другой

вместе, интонации повествования и еще непосредственнее сказываете" в

лирических отступлениях), поэт прямо объективирует себявводит в ряд

вымышленных персонажей, в образно-художественную ткань романа, живописующую

картину жизни петербургского общества " в конце 1819 г." (то есть незадолго

до высылки Пушкина из столицы на юг), как точно датирует он действие первой

главы в предисловии к ней. Это несомненно сообщает данной картине большеи

жизненности и полноты. По-видимому, с этой же целью поэт показывает (именно

показывает, а не только называет.) в той же первой главе в числе друзей

Онегина и еще одно реальное лицо, для данной эпохи весьма выразительное, -

своего близкого приятеля, кутилу и вольнодумца - гусара Каверина; позднее, в

седьмой главе, в картину дворянской Москвы он подобным же образом включает

характерную фигуру своего друга - поэта кн. Вяземского - рисует знакомство

его с Татьяной. Отводя целых семь строф (строфы XLV-LI) из шестидесяти,

составляющих первую главу, описанию своего знакомства и дружбы с Онегиным, -

поэт наглядно демонстрирует читателю, что автор и герой не одно, а два лица,

из которых каждое имеет свой особенный характер (" Я был озлоблен, он

угрюм"), живет своей собственной жизнью. Снова и таким же точно приемом

напоминает об Этом Пушкин читателю и почти в самом конце романа, в

вынужденно исключенной из него предпоследней главе - о путешествии Онегина:

герой и автор встречаются друг с другом в Одессе незадолго до ссылки поэта в

Михайловское.

Во время подготовки к печати первой главы " Евгения Онегина" Пушкин

вслед за текстом посылает набросанный им рисунок, иллюстрирующий XLVIII

строфу, с ее характерным петербургским пейзажем (см. стр. 29). Настойчиво

требуя приложения соответствующей " картинки" к печатному тексту первой

главы, Пушкин, несомненно, хотел и зрительно закрепить в сознании читателей,

что автор и герой - два разные лица.

Все это показывает, какое большое и важное значение придавал поэт

выработанному им теперь и существенно новому по сравнению с " Кавказским

пленником" объективно-реалистическому способу изображения человеческого

характера. В одной из заключительных строф первой главы (строфа LVI), как бы

теоретически осмысляющей опыт творческой работы над ною, он прямо

противопоставляет себя " гордости поэту" - Байрону, демонстративно заявляя,

что, в противоположность ему, он не " намарал" в лице героя своего

собственного портрета, и добавляя: " Как будто нам уж невозможно // Писать

поэмы о другом, // Как только о себе самом". В этих шутливых по тону строках

по существу содержится серьезнейшая и с полной, отчетливостью

сформулированная декларация того принципиально нового творческого пути, на

который, отталкиваясь от субъективно-романтического метода Байрона, Пушкин

становится уже в 1823 г. и который все больше и больше делается основным,

магистральным путем его творчества.

Пушкин никогда не переставал высоко ценить сильные стороны

свободолюбивой и мятежной, исполненной неудовлетворенности и протеста поэзии

Байрона. Вместе с тем Пушкин все критичнее относится к творческому методу

великого поэта-романтика, который, по его словам, " бросил односторонний

взгляд на мир и природу человеческую, потом отвратился от них и погрузился в

самого себя. Он представил нам призрак себя самого. Он создал себя

вторично... Он постиг, создал и описал единый характер (именно свой), все,

кроме некоторых сатирических выходок, рассеянных в его творениях, отнес он к

сему мрачному, могущественному лицу, столь таинственно пленительному"

(заметка " О трагедиях Байрона", 1827 г.). В переполняющей последующие главы

" Евгения Онегина" то явной, то скрытой полемике с этими сторонами творчества

Байрона - его " унылым романтизмом", " безнадежным эгоизмом" его

героев-индивидуалистов - Пушкин утверждает себя, свой взгляд на мир и людей,

свой новый творческий метод. О том же, как далеко отходит Пушкин от Байрона

к концу работы над " романом в стихах", яснее всего говорит его собственное

признание, что глава о путешествии Онегина - по форме - пародия на сводившие

его с ума лет десять назад и продолжавшие сводить с ума огромную часть его

современников, как в России, гак и на Западе, " Странствования

Чайльд-Гарольда".

Метод объективного изображения героя, осуществляемый Пушкиным

посредством целого ряда тонких художественных приемов, дает себя знать с

первых же строф " Евгения Онегина". Вместо традиционно описательной

экспозиции роман открывается как драматическое произведение - внутренним

монологом Онегина. Из этого короткого монолога сразу же выступают

отличительные черты его характера. Это - человек острой и трезвой мысли,

эгоист, скептик, даже циник, превосходно разбирающийся в " низком коварстве"

- лжи и лицемерии патриархальных семейных связей и отношений. Подлинное

отношение Онегина к умирающему дяде ясно из первых же его слов,

перефразирующих строку известной басни Крылова " Осел": " Осел был самых

честных правил". И вместе с тем Онегин считает себя вынужденным подчиниться

этим сложившимся патриархальным связям, то есть, в свою очередь, лгать и

лицемерить, сетуя лишь на сопряженную с этим скуку. Таким предстанет нам

" главное лицо" романа и в один из самых ответственных моментов его жизни - в

эпизоде дуэли с Ленским. Онегин сам прекрасно понимает, что он был неправ,

зло подшутив над " робкой, нежной" любовью пылкого, восторженно-наивного

поэта, к которому искренне, " всем сердцем" привязался. Но он находится во

власти того самого " общественного мненья", предрассудков дворянской среды,

всю ничтожность которых он полностью сознает: не только принимает вызов на

дуэль, но и дерется со всем ожесточением - убивает друга.

Предоставив сперва слово герою, поэт вслед за тем вступает в свои

права, берет слово сам. В романтической поэме при обрисовке характера

Кавказского пленника Пушкин намекает на некое " грозное страданье", с которым

пришлось померяться силами герою, на " бурную жизнь", которой он " погубил

надежду, радость и желанье", заинтриговывая этим читателя, но не давая

сколько-нибудь ясного представления о причинах утраты героем

" чувствительности сердца", " преждевременной старости" его души. В

противоположность этому в романе в стихах поэт с самого начала ставит перед

собой и последовательно осуществляет задачу: " отыскать причину" такого

душевного состояния героя-современника, добавляя, что это " давно бы"

следовало сделать. Он никак не романтизирует это состояние, а наоборот,

снимает с него ореол романтической " мировой скорби", дает ему гораздо более

прозаическое обозначение - " скуки", " хандры", рассматривая его как нечто

ненормальное, болезненное, как некий общественный " недуг", связанный не с

неведомыми и " безыменными страданьями", а с конкретными условиями реальной

отечественной действительности: " русская хандра".

Из рассказа о прошлом Онегина, сразу же прикрепляемого к точно

определенной общественной среде, - столичному (" родился на брегах Невы")

дворянско-светскому обществу, читатель узнает, как постепенно складывался

характер героя: узнает о беспорядочной семейной обстановке и быте

родительского дома мальчика Евгения, об его уродливом воспитании на

иностранный лад, его возмужалости, суетном и бесплодном светском

существовании. Читатель видит, что никаких " несчастий" с Онегиным не

происходит. Наоборот, " забав и роскоши дитя", он проводит время " среди

блистательных побед, // Среди вседневных наслаждений". Словом, в

обстоятельствах его жизни не было решительно ничего романтически

исключительного; напротив, они были сугубо типичными для людей данного

общественного круга. Типические обстоятельства сложили и типический

характер. Типичность характера Онегина сразу, при знакомстве с первой же

главой пушкинского романа, бросилась в глаза современникам поэта. Онегиных,

подчеркивал в рецензии на первую главу один из критиков, " встречаем дюжинами

на всех больших улицах". " Я вижу франта, который душой и телом предан моде -

вижу человека, которых тысячи встречаю наяву, ибо самая холодность и

мизантропия теперь в числе туалетных приборов", - писал Пушкину А. Бестужев.

Однако романтик Бестужев не понял всей реалистической сложности " главного

лица" пушкинского романа в стихах.

Онегин - не просто " франт", " молодой повеса". Сам Пушкин неоднократно

отзывается о своем герое иронически. Но своеобразный лиро-иронический тон -

характерная особенность всего пушкинского романа в стихах, свидетельствующая

о выходе Пушкина на совершенно самостоятельный творческий путь, об его

способности критически отнестись и к самой действительности, и к

существовавшим до этого традиционным (в частности, и в особенности, -

романтическим) способам и приемам ее литературно-художественного отражения.

Поэт ни в какой мере не скрывает существеннейших недостатков своего героя, в

которых отчетливо проступают родимые пятна его общественной среды, но в то

же время подчеркивает и положительные стороны характера Онегина - " души

прямое благородство", показывает, что по своему интеллектуальному складу он

головою выше окружающих. Недаром поэт не только заявляет, что ему нравятся

" черты" Онегина, но и делает себя в роману его задушевным другом. Не просто

" мода" - и " русская хандра" Онегина, подобная, но отнюдь не тождественная

байроновскому " английскому сплину". Томительная, неизбывная " скука" -

неудовлетворенность окружающим - свойство, присущее ряду хорошо известных

Пушкину передовых его современников. Достаточно познакомиться с таким

характернейшим документом эпохи, как письма к друзьям основоположника

русской элегической поэзии XIX в. Батюшкова. Тот же Батюшков в очерке

" Прогулка по Москве" изобразил себя в качестве некоего своего " доброго

приятеля", который " везде равно зевал". Не менее характерен дневник хорошо

известного Пушкину декабриста Н. И. Тургенева, который так и озаглавлен им

" Моя скука" и где он прямо называет скуку " болезнью, только гораздо

опаснейшею телесной".

" Охлаждение" Онегина - не напускное чувство. Это лучше всего

доказывается тем, что он вовсе оставляет " свет", уединяясь в своем кабинете.

Но тут-то и сказывается " проклятое воспитание" Онегина

гувернерами-иностранцами, которые учили его многому, но ничему не научили, а

главное - не привили никаких навыков к труду. Светская жизнь утомила его

своим бегом на место, своей занятостью без дела, а делать что-нибудь он не

умел и не хотел: " Труд упорный ему был тошен". " Преданный безделью, томясь

душевной пустотой" - слова, в которых указаны и причина и следствие - таким

он предстает перед читателями в начале действия романа; таким - " Дожив без

цели, без трудов // До двадцати шести годов, // Томясь в бездействии досуга"

- остается Онегин почти на всем протяжении романа.

Бестужев был неудовлетворен тем, что Пушкин не изобразил своего Онегина

в прямом столкновении " со светом, чтобы

в резком злословии показать его резкие черты", то есть не дал в его

лице нечто подобное герою грибоедовского " Горя от ума" - Чацкому. Он, как и

Рылеев, не считал Онегина подходящим героем для большого стихотворного

произведения, предметом, достойным поэтического воспевания. Пушкин,

наоборот, сразу же оценив великое значение грибоедовской комедии, именно

образом Чацкого не был удовлетворен, не одобряя метода изображения героя как

второго " я" автора, рупора авторских высказываний, от чего сам он решительно

отошел в образе Онегина. Пушкин отметил, что агитационная функция роли

Чацкого оказалась в противоречии с логикой образа:

умный человек ведет себя неумно (см. письмо Пушкина к А. Бестужеву от

конца января 1825 г., т. 9). В последней главе романа поэт и прямо, почти

полемически, противопоставляет в этом отношении грибоедовскому герою своего

Онегина, который " попал как Чацкий с корабля на бал", но в противоположность

грибоедовскому герою " не мечет бисера" перед великосветской " толпой": " Стоит

безмолвный и туманный". Образ Чацкого исполнен декабристской патетики, что и

Давало Герцену основание назвать его типом декабриста в русской литературе.

Но по методу разработки он еще несколько сродни традиционному амплуа

резонера. " Это Онегин-резонер", -замечает Герцен (" О развитии революционных

идей в России"). Образ Онегина не только заключает в себе неизмеримо более

широкое обобщение, но и отличается более углубленной реалистической

разработкой. Онегин - отнюдь не идеальный образец добродетелей, каким в

значительной степени является Чацкий, напоминающий в этом отношении

положительных героев фонвизинского " Недоросля", а сложное и противоречивое

сочетание многих положительных качеств и многих недостатков. Мало того,

" типичный характер", показанный в " типичных обстоятельствах" {1}, Онегин

отвечает и второму необходимому признаку реалистического образа, также

указанному Энгельсом: он " тип, но вместе с тем и вполне определенная

личность, " этот"..." {2}.

В допушкинской русской литературе уже имелись правдивые, порой

реалистически очерченные образы, но данные лишь под одним, сатирическим,

углом зрения. Это относится не только к Фонвизину, но и к Грибоедову, и к

Крылову-баснописцу. В обрисовке характера Онегина Пушкин впервые

художественно осуществил принцип всестороннего реалистического обобщения,

представляющего органический сплав типического и индивидуального; овладел

методом реалистической типизации не в узких рамках условного басонного жанра

или сатирической комедии с ее также условными единствами места и времени, а

в широкой вместительной раме романа, охватывающего почти всю жизнь героя.

В новом реалистическом качестве образ Онегина предстает уже в первой

главе романа. Характер героя дан здесь не только в его настоящем, - в своем

уже сложившемся виде, но показан и в истории его развития, в динамике

становления, формирования. По дальнейшему ходу, в фабульном развертывания

романа, этот, уже сложившийся характер, " дорисовывается", выступает все

отчетливее и яснее. В разнообразной житейской обстановке (в деревне, в кругу

поместного дворянства, в странствиях по России, на великосветском рауте), в

различных фабульных положениях (испытание дружбой, любовью, убийством друга)

образ Онегина раскрывается всеми своими сторонами, отсвечивает всеми

гранями. Наконец, в последней глава на этот образ накладываются некоторые

новые черты, открывающие перспективы его дальнейшего развития, определяющие

его возможную будущую судьбу, которая остается (по причинам, от автора, если

не полностью, то в значительной степени не зависевшим) за пределами восьми