Моцарт и Сальери 5 страница

Мы, знаешь ли, мы жить привыкли на свободе.

Не ездим в общества, не знаем наших дам.

Мы их оставили на жертву старикам,

Любезным баловням осьмнадцатого века.

А впрочем, не найдешь живого человека

В отборном обществе. - Хвалиться есть ли чем?

Что тут хорошего? Ну, я прощаю тем,

Которые, пустясь в пятнадцать лет на волю,

Привыкли - как же быть? - лишь к пороху да к полю.

Казармы нравятся им больше ваших зал.

Но ты, который в век в биваках не живал,

Который не видал походной пыли сроду...

Зачем перенимать у них пустую моду?

Какая нужда в том? - В кругу своем они

О дельном говорят, читают Жомини.

- Да ты не читывал с тех пор, как ты родился.

Ты шлафорком одним да трубкою пленился.

Ты жить не можешь там, где должен быть одет,

Где вечно не курят, где только банка нет -

* * *

- Насилу выехать решились из Москвы.

- Здорова ль, душенька? - Здоровы ль, сударь, вы?

- Смешно: ни надписи, ни подписи - кому же?

Вдове? не может быть! Ну, кто ж соперник мой?

A! Верно Сонюшке! смиреннице такой.

Пора ей хлопотать о муже.

- Ну, как живете в подмосковной?

Что Ольга Павловна? - Мы ждали, ждали вас.

Мы думали, ваш жар любовный

Уж и погас...

И с бельведера вдаль смотрели беспрестанно,

Не скачет......

Спешить бы слишком было странно -

Я не любовник, а жених.

А что ее сестра? - Ей, кажется, не скучно:

Эльвиров с нею неразлучно.

- Ага. - Вчера был здесь, сегодня ждем его.

Так точно, от него. Что с вами? - Ничего.

- Ей-богу, сердце не на месте.

- Пожалуй, милая, вот это письмецо

Тихонько подложи. - Кому? - Моей невесте.

Да, Ольге Павловне - что смотришь мне в лицо?

Не прямо в руки ей, конечно.

Не проболтайся ж, друг сердечный.

- Ей-богу, вас понять нельзя.

Она ведь знает вашу руку.

- Да письмецо писал не я.

- Вот что!.. вы выдумали штуку!

Хотите испытать невесту? - Как не так!

Мне? ревновать! избави боже.

Я все же не дитя, а пуще не дурак.

- А что же?

- Браслеты я купил - прикажешь, покажу.

- Вот Ольге Павловне обновка.

- А знаешь ли, что я тебе скажу:

Дарю ее тебе, примерная плутовка.

- Помилуйте, да мне - и думать я не смела.

Мне совестно... я вся горю.

Покорно вас благодарю.

Я так... - Послушай! - улетела.

* * *

- Она меня зовет: поеду или нет?

Все слезы, жалобы, упреки... мочи нет -

Откланяюсь, пора - она мне надоела.

К тому ж и без нее мне слишком много дела.

Я нынче отыскал за Каменным мостом

Вдову с племянницей; пойду туда пешком

Под видом будто бы невинного гулянья.

Ах!.. матушка идет... предвижу увещанья...

А, здравствуйте, maman...

- Куда же ты, постой.

Я шла к тебе, мой друг, мне надобно с тобой

О деле говорить...

- Я знал.

- Возьми ж терпенье,

Мой друг, не нравятся твое мне поведенье.

- А в чем же?

- Да во всем - во-первых, ты жены

Не видишь никогда - вы как разведены...

Адель всегда одна - все дома - ты в карете,

На скачке, в опере, на балах, вечно в свете -

Или уже нельзя с женою посидеть?

- Да, право, некогда...

- Ты дома б мог иметь

Обеды, вечера - ты должен бы представить

Жену свою везде... Пора, пора исправить

Привычки прежние. - Нельзя ли сам собой

Отвыкнуть наконец от жизни холостой?

Я сделаю тебе другое замечанье...

ПЕРЕВОД НАЧАЛА КОМЕДИИ ШЕКСПИРА " МЕРА ЗА МЕРУ"

Дук

Вам объяснять правления начала

Излишним было б для меня трудом.

Не нужно вам ничьих советов. Знаньем

Превыше сами вы всего. Мне только

Во всем на вас осталось положиться.

Народный дух, законы, ход правленья

Постигли вы верней, чем кто б то ни был.

Вот вам наказ: желательно б нам было,

Чтоб от него не отшатнулись вы.

Позвать к нам Анджело.

Каков он будет

По мненью вашему на нашем месте?

Вы знаете, что нами он назначен

Нас заменить в отсутствии, что мы

И милостью и страхом облекли

Наместника всей нашей власти, что же

Об нем вы мните?

Ескал

Если в целой Вене

Сей почести достоин кто-нибудь,

Так это Анджело.

Дук

Вот он идет.

Анджело

Послушен вашей милостивой воле,

Спешу принять я ваши приказанья.

Дук

Анджело, жизнь твоя являет

То, что с тобою совершится впредь.

* * *

Графиня (одна, держит письмо).

" Через неделю буду в Париже непременно"... Письмо от двенадцатого, сегодня

осьмнадцатое; он приедет завтра! Боже мой, что мне делать?

Входит Дорвиль.

Дорвиль. Здравствуйте, мой ангел, каково вам сегодня? Послушайте, что я вам

расскажу - умора... Что с вами? вы в слезах.

Графиня. Вы чудовище.

Дорвиль. Опять! Ну, что за беда? Все дело останется в тайне. Слава богу,

никто ничего не подозревает: все думают, что у вас водяная. На днях все будет

кончено. Вы для виду останетесь еще недель шесть в своей комнате, потом

опять явитесь в свет, и все вам обрадуются.

Графиня. Удивляюсь вашему красноречию. А муж?

Дорвиль. Граф ничего не узнает. Мужья никогда ничего не узнают. Месяца через

три он приедет к нам из армии, мы примем его как ни в чем не бывало; одного

боюсь: он в вас опять влюбится - и тогда...

Графиня. Прочтите это письмо.

Доpвиль. Ах, боже мой!

Графиня. Нечего глаза таращить. Я пропала - вы погубили меня.

Дорвиль. Ангел мой! Я в отчаянии. Что с нами будет!

Графиня. С нами! с вами ничего не будет, а меня граф убьет.

Доpвиль. Кто его звал? Какая досада.

Графиня. Досада! вам досадно потому, что вам некуда будет ездить на вечер,

пока не заведете себе другой любовницы (баронессы д'Овре, например.

Несносная мигушка).(Передразнивает ее.) Видите, что вы чудовище: я гибну, а

вы смеетесь.

Доpвиль. Я не допущу его до Парижа, я поеду навстречу к графу. Мы

поссоримся, я вызову его на дуэль и проколю его.

Графиня. Какой ужас! Я не позволю вам проколоть моего мужа. Он для меня был

всегда так добр. Я перед ним кругом виновата; я могла забыть все свои

обязанности, изменить ему... и для кого?.. для изверга, который не

посовестился... оставьте меня, говорят вам, оставьте меня.

Доpвиль. Поезжайте в свою деревню, в Британию.

Графиня. Это зачем? Разве граф за мною не поскачет?

Доpвиль. Скройтесь в мой замок.

Графиня. Вот еще! а шум? а соблазн? но, может быть, вам того и надобно. Вы

хотите, чтоб весь свет узнал о моем бесчестии: самолюбие ваше того требует.

Доpвиль. Как вы несправедливы! но что же нам делать?

Графиня. Вот до чего довели вы меня! ах, Дорвиль! я говорила вам, вы не

хотели мне верить; вы поставили на своем; посмотрите, что из этого вышло...

Нечего ко мне ласкаться, подите прочь. Дорвиль, Дорвиль! перестаньте. Вы с

ума сошли. Ах!.. постойте, какая прекрасная мысль!

Доpвиль. Что такое?

Графиня. Я умру со стыда, но нет иного способа.

Доpвиль. Что ж такое?

Графиня. После узнаете.

* * *

От этих знатных господ покою нет и нашему брату тюремщику. Простых людей,

слава богу, мы вешаем каждую пятницу, и никогда с ними никаких хлопот.

Прочтут им приговор, священник причастит их на скорую руку, дадут бутылку

вина; коли есть жена или ребятишки, коли отец или мать еще живы, впустишь их

на минуту, а чуть лишь слишком завоют или заболтаются, так и вон милости

просим. На рассвете придет за ними Жак-палач - и всe кончено. А вот посадили

к нам графа Конрада, так я и жизни не рад. Я у него на посылках. Принеси

то-то, скажи то, кликни того-то. Начальство поминутно меня требует: всe ли у

тебя исправно? да не ушел ли он? да не зарезался бы он? да доволен ли он?

Чeрт побери знатных господ! И с тех пор, как судьи приговорили его к смерти,

так тюрьма моя сделалась трактиром, ей-богу, трактиром. И друзья, и родня, и

знакомые - все лезут с ним прощаться, - отпирай всякому, да смотри за всеми,

да не смей никого обидеть; и хоть бы что-нибудь в руку перепало, да нет, все

народ благородный - свободен от всех податей. Право, ни на что не похоже!

Слава богу, что утром отрубят ему голову, а уж эту ночь напляшемся...

Стучат.

Это кто стучится? (Идет к дверям и отворяет окошечко.) Что вам надобно?

Слуга (за дверью). Отворяй, - графиня с дочерью!

Тюремщик. А где пропуск?

Слуга (бросает ему бумагу). Ha! скорее ж! поворачивайся!

Тюремщик. Сейчас, сейчас! экая каторга!

Отворяет двери. Входят графиня и дочь ее, обе в черном платьe. Тюремщик

им низко кланяется.

ПАПЕССА ИОАННА

Acte I

La fille d'un honnete artisan, etonne du son savoir, la mere, vulgaire, n'y

voyant rien de bon. Gilbert invite un savant a venir voir sa fille - le

prodige de famille. Preparatifs - ou la mere est seule a fuire tout.

La passion du savoir.

Le savant (le demon du savoir) arrive au milieu de tout le monde invite par

Gilbert. Il ne parle qu'avec Jeanne et s'en va. Commerage des femmes, joie

du pere - souci et orgueil de la fille. Elle devant St. Simon. L'ambition.

Elle fuit pour aller en Angleterre etudier a l'universite.

En recit

Jeanne a l'universite, sous le nom de Jean de Mayence. Elle se lie avec un

jeune gentilhomme espagnol. Amour, jalousie, duel. Jeanne soutient une these

et est faite docteur. -

Jeanne prieur d'un couvent; regle austere qu'elle y etablit. Les moines se

plaignent...

Acte II

Jeanne a Rome, cardinal; le pape meurt. - Elle est faite pape. -

Jeanne commence a s'ennuyer.

Acte III

Arrive l'ambassadeur d'Espagne, son condisciple. Leur reconnaissance. Elle

le menace de l'Inquisition, et lui d'un eclat. Il penetre jusqu'a elle. Elle

devient sa maitresse. Elle accouche entre le Colisee et le couvent de **. Le

diable l'emporte. {1}

* * *

- И ты тут был? Расскажи, как это случилось?

- Изволь: я только расплатился с хозяином и хотел уже выйти, как вдруг слышу

страшный шум; и граф сюда входит со всею своею свитою. Я скорее снял шляпу и

по стенке стал пробираться до дверей, но он увидел меня и спросил, что я за

человек. - " Я Гаспар Дик, кровельщик, готовый к вашим услугам, милостивый

граф", - отвечал я с поклоном - и стал пятиться к дверям, но он опять со

мной заговорил и безо всякого ругательства. - " А сколько ты вырабатываешь в

день, Гаспар Дик? " - Я призадумался: зачем этот вопрос? Не думает ли он о

новом налоге? На всякий случай я отвечал ему осторожно: " Милостивый граф, -

день на день не похож; в иной выработаешь пять и шесть копеек, а в другой и

ничего". - " А женат ли ты, Гаспар Дик? " - Я тут опять призадумался: зачем

ему знать, женат ли я? Однако отвечал ему смело: " Женат". - " И дети есть? " -

" И дети есть". - (Я решился говорить всю правду, ничего не утаивая.) - Тогда

граф оборотился к своей свите и сказал: " Господа, я думаю, что будет

ненастье; моя абервильская рана что-то начинает ныть. - Поспешим до дождя

доехать; велите скорее седлать лошадей".-

ИЗ РАННИХ РЕДАКЦИЙ

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Предисловие к первому изданию (1825) главы первой:

Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено.

Несколько песен, или глав, " Евгения Онегина" уже готовы. Писанные под

влиянием благоприятных обстоятельств, они носят на себе отпечаток веселости,

ознаменовавшей первые произведения автора " Руслана и Людмилы".

Первая глава представляет нечто целое. Она в себе заключает описание

светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года и

напоминает " Беппо", шуточное произведение мрачного Байрона.

Дальновидные критики заметят, конечно, недостаток плана. Всякий волен судить

о плане целого романа, прочитав первую главу оного. Станут осуждать и

антипоэтический характер главного лица, сбивающегося на Кавказского

пленника, также некоторые строфы, писанные в утомительном роде новейших

элегий, в коих чувство уныния поглотило все прочие. Но да будет нам

позволено обратить внимание читателей на достоинства, редкие в сатирическом

писателе: отсутствие оскорбительной личности и наблюдение строгой

благопристойности в шуточном описании нравов.

В рукописи - вместо последней фразы предисловия:

Звание издателя не позволяет нам хвалить, ни осуждать сего нового

произведения. Мнения наши могут показаться пристрастными.

Но да будет нам позволено обратить внимание почтеннейшей публики и гг.

журналистов на достоинство, еще новое и сатирическом писателе: наблюдение

строгой благопристойности в шуточном описании нравов. Ювенал, Катулл,

Петрон, Вольтер и Байрон - далеко не редко не сохранили должного уважения к

читателям и к прекрасному полу. Говорят, что наши дамы начинают читать

по-русски. Смело предлагаем им произведение, где найдут они под легким

покрывалом сатирической веселости наблюдения верные и занимательные.

Другое достоинство, почти столь же важное, приносящее не малую честь

сердечному незлобию нашего автора, есть совершенное отсутствие

оскорбительной личности. Ибо не должно сие приписать единственно отеческой

бдительности нашей цензуры, блюстительницы нравов, государственного

спокойствия, сколь и заботливо охраняющей граждан от нападения простодушной

клеветы, насмешливого легкомыслия.

В беловой рукописи стихи 8-14 строфы V читались:

Подозревали в нем талант,

И мог Евгений в самом деле

Вести приятный разговор,

А иногда веселый спор

О господине Мармонтеле,

О карбонарах, о Парни,

Об генерале Жомини.

Примечание к строфе VIII, имевшееся в первом издании:

Мнение, будто бы Овидий был сослан в нынешний Акерман, ни на чем не

основано. В своих элегиях Ex Ponto {1} он ясно назначает местом своего

пребывания город Томы при самом устье Дуная. Столь же несправедливо и мнение

Вольтера, полагающего причиной его изгнания тайную благосклонность Юлии,

дочери Августа. Овидию было тогда около пятидесяти лет, а развратная Юлия,

десять лет тому прежде, была сама изгнана ревнивым своим родителем. Прочие

догадки ученых не что иное, как догадки. Поэт сдержал свое слово, и тайна

его с ним умерла:

Alterius facti culpa silenda mihi. {2}

Примечание сочинителя.

В черновиках к строке " О господине Мармонтеле" имеется ряд знаменательных

вариантов: " О Бейроне, о Манюэле", " О Мирабо, об Мармонтеле", " О гетерии,

Манюэле".

Пропущенная строфа IX (имеется в беловой рукописи):

Нас пыл сердечный рано мучит.

Очаровательный обман,

Любви нас не природа учит,

А Сталь или Шатобриан.

Мы алчем жизнь узнать заране,

Мы узнаем ее в романе,

Мы все узнали, между тем

Но насладились мы ничем.

Природы глас предупреждая,

Мы только счастию вредим,

П поздно, поздно вслед за ним

Летит горячность молодая.

Онегин это испытал,

Зато как женщин он узнал.

Пропущенные строфы XIII и XIV (имеются в черновой рукописи):

XIII

Как он умел вдовы смиренной

Привлечь благочестивый взор

И с нею скромный и смятенный

Начать, краснея, разговор,

Пленять неопытностью нежной

И верностью надежной

Любви, которой в мире нет,

И пылкостью невинных лет.

Как он умел с любою дамой

О платонизме рассуждать

И в куклы с дурочкой играть,

И вдруг нежданной эпиграммой

Ее смутить и наконец

Сорвать торжественный венец.

XIV

Так резвый баловень служанки,

Анбара страж, усатый кот

За мышью крадется с лежанки,

Протянется, идет, идет,

Полузажмурясь, подступает,

Свернется в ком, хвостом играет,

Готовит когти хитрых лап

И вдруг бедняжку цап-царап.

Так хищный волк, томясь от глада,

Выходит из глуши лесов

И рыщет близ беспечных псов

Вокруг неопытного стада;

Все спит, и вдруг свирепый вор

Ягненка мчит в дремучий бор.

Примечание к строфе XXVI в первом издании:

Нельзя не пожалеть, что наши писатели слишком редко справляются со словарем

Российской Академии. Он останется вечным памятником попечительной воли

Екатерины и просвещенного труда наследников Ломоносова, строгих и верных

опекунов языка отечественного. Вот что говорит Карамзин в своей речи:

" Академия Российская ознаменовала самое начало бытия своего творением,

важнейшим для языка, необходимым для авторов, необходимым для всякого, кто

желает предлагать мысли с ясностию, кто желает понимать себя и других.

Полный словарь, изданный Академиею, принадлежит к числу тех феноменов, коими

Россия удивляет внимательных иноземцев: наша, без сомнения счастливая,

судьба, во всех отношениях, есть какая-то необыкновенная скорость: мы зреем

не веками, а десятилетиями. Италия, Франция, Англия, Германия славились уже

многими великими писателями, еще не имея словаря: мы имели церковные,

духовные книги; имели стихотворцев, писателей, но только одного истинно

классического (Ломоносова), и представили систему языка, которая может

равняться с знаменитыми творениями Академий Флорентийской и Парижской.

Екатерина Великая... кто из нас и в самый цветущий век Александра I может

произносить имя ее без глубокого чувства любви и благодарности?.. Екатерина,

любя славу России, как собственную, и славу побед, и мирную славу разума,

приняла сей счастливый плод трудов Академии с тем лестным благоволением,

коим она умела награждать все достохвальное и которое осталось для вас,

милостивые государи, незабвенным, драгоценнейшим воспоминанием".

Примеч. соч.

Примечание к строфе L в первом издании:

Автор, со стороны матери, происхождения африканского. Его прадед Абрам

Петрович Аннибал на 8 году своего возраста был похищен с берегов Африки и

привезен в Константинополь. Российский посланник, выручив его, послал в

подарок Петру Великому, который крестил его в Вильне. Вслед за ним брат его

приезжал сперва в Константинополь, а потом и в Петербург, предлагая за него

выкуп; но Петр I не согласился возвратить своего крестника. До глубокой

старости Аннибал помнил еще Африку, роскошную жизнь отца, 19 братьев, из

коих он был меньшой; помнил, как их водили к отцу, с руками, связанными за

спину, между тем как он один был свободен и плавал под фонтанами отеческого

дома; помнил также любимую сестру свою Лагань, плывшую издали за кораблем,

на котором он удалялся.

18-ти лет от роду Аннибал послан был царем во Францию, где и начал свою

службу в армии регента; он возвратился в Россию с разрубленной головой и с

чином французского лейтенанта. С тех пор находился он неотлучно при особе

императора. В царствование Анны Аннибал, личный враг Бирона, послан был в

Сибирь под благовидным предлогом. Наскуча безлюдством и жестокостию климата,

он самовольно возвратился в Петербург и явился к своему другу Миниху. Миних

изумился и советовал ему скрыться немедленно. Аннибал удалился в свои

поместья, где и жил во все время царствования Анны, считаясь в службе и в

Сибири. Елисавета, вступив на престол, осыпала его своими милостями. А. П.

Аннибал умер уже в царствование Екатерины, уволенный от важных занятий

службы, с чином генерал-аншефа на 92 году от рождения.

Сын его генерал-лейтенант И. А. Аннибал принадлежит бесспорно к числу

отличнейших людей екатерининского века (ум. в 1800 году).

В России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине

недостатка исторических записок, странная жизнь Аннибала известна только по

семейственным преданиям. Мы со временем надеемся издать полную его

биографию.

Примеч. соч.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Стих 5 строфы IV в рукописи сперва читался:

Свободы сеятель пустынный.

Стихи 8-12 строфы VI в рукописи сперва читались:

Крикун, мятежник и поэт,

Он из Германии свободной

Привез учености плоды -

Вольнолюбивые мечты,

Дух пылкий, прямо благородный.

За IX строфой в беловой рукописи имеются следующие три строфы:

Х

Не пел порочной он забавы,

Не пел презрительных Цирцей,

Он оскорблять гнушался нравы

Избранной лирою своей;

Поклонник истинного счастья,

Не славил сетей сладострастья,

Постыдной негою дыша,

Как тот, чья жадная душа,

Добыча вредных заблуждений,

Добыча жалкая страстей,

Преследует в тоске своей

Картины прежних наслаждений

И свету в песнях роковых

Безумно обнажает их.

XI

Певцы слепого наслажденья,

Напрасно дней своих блажных

Передаете впечатленья

Вы нам в элегиях живых,

Напрасно девушка украдкой,

Внимая звукам лиры сладкой

К вам устремляет нежный взор,

Начать не смея разговор,

Напрасно ветреная младость

За полной чашею, в венках,

Воспоминает на пирах

Стихов изнеженную сладость

Иль на ухо стыдливых дев

Их шепчет, робость одолев;

XII

Несчастные, решите сами,

Какое ваше ремесло;

Пустыми звуками, словами

Вы сеете разврата зло.

Перед судилищем Паллады

Вам нет венца, вам нет награды,

Но вам дороже, знаю сам,

Слеза с улыбкой пополам.

Вы рождены для славы женской,

Для вас ничтожен суд молвы -

И жаль мне вас... и милы вы;

Не вам чета был гордый Ленский:

Его стихи конечно мать

Велела б дочери читать.

В черновике последняя строфа сопровождалась примечанием:

La mere en prescrira la lecture a sa fille. {3}

Piron

Стих сей вошел в пословицу. Заметим, что Пирон (кроме своей " Метромании")

хорош только в таких стихах, о которых невозможно и намекнуть, не оскорбляя

благопристойности.

К приведенным строфам примыкает еще одна, сохранившаяся только в черновике:

Но добрый юноша, готовый

Высокий подвиг совершить,

Не будет в гордости суровой

Стихи нечистые твердить;

Но праведник изнеможенный,

К цепям неправдой присужденный,

В свою последню ночь в тюрьме

С лампадой, дремлющей во тьме,

Не склонит в тишине пустынной

На свиток ваш очей своих

И на стене ваш вольный стих

Не начертит рукой безвинной,

Немой и горестный привет

Для узника грядущих лет.

Строфа XIV в беловой рукописи оканчивалась:

Собою жертвовать смешно.

Иметь восторженные чувства

Простительно в шестнадцать лет;

Кто ими полон, тот поэт

Иль хочет высказать искусство

Пред легковерною толпой.

Что ж мы такое?.. боже мой!..

За этим шло:

Сноснее, впрочем, был Евгений:

Людей он просто не любил

И управлять кормилом мнений

Нужды большой не находил,

Не посвящал друзей в шпионы,

Хоть думал, что добро, законы,

Любовь к отечеству, права -

Одни условные слова.

Он понимал необходимость,

И миг покоя своего

Не отдал бы ни для кого,

Но уважал в других решимость,

Гонимой славы красоту,

Талант и сердца правоту.

После строфы XVI в черновой рукописи следовало:

От важных исходя предметов,

Касался часто разговор

И русских иногда поэтов.

Со вздохом и потупя взор,

Владимир слушал, как Евгений

Венчанных наших сочинений,

Достойных похвал

Немилосердно поражал.

Стихи 4-14 строфы XVII в беловой рукописи читались:

Онегин говорил об них

Как о знакомцах изменивших,

Давно могилы сном почивших

И коих нет уж и следа.

Но вырывались иногда

Из уст его такие звуки,

Такой глубокий чудный стон,

Что Ленскому казался он

Приметой незатихшей муки.

И точно: страсти были тут,

Скрывать их был напрасный труд.

Дальше следовали еще три строфы:

Какие чувства не кипели

В его измученной груди?

Давно ль, надолго ль присмирели?

Проснутся - только погоди.

Блажен, кто ведал их волненье,

Порывы, сладость, упоенье,

И наконец от их отстал;

Блаженней тот, кто их не знал,

Кто охладил любовь разлукой,

Вражду злословием. Порой

Зевал с друзьями и с женой,

Ревнивой не тревожась мукой.

Что до меня, то мне на часть

Досталась пламенная страсть,

Страсть к банку! ни дары свободы,

Ни Феб, ни слава, ни пиры

Не отвлекли б в минувши годы

Меня от карточной игры;

Задумчивый, всю ночь до света

Бывал готов я в прежни лета

Допрашивать судьбы завет:

Налево ляжет ли валет?

Уж раздавался звон обеден,

Среди разорванных колод

Дремал усталый банкомет.

А я, нахмурен, бодр и бледен,

Надежды полн, закрыв глаза,

Пускал на третьего туза.

И я теперь, отшельник скромный,

Скупой не веруя мечте,

Уж не поставлю карты темной,

Заметя грозное руте;

Мелок оставил я в покое,

Атанде, слово роковое,

Мне не приходит на язык -

От рифмы также я отвык.

Что будешь делать? Между нами -

Всем этим утомился я.

На днях попробую, друзья,

Заняться белыми стихами,

Хоть все имеет quinze et le va {4}

Большие на меня права

Строфа XXI в беловой рукописи первоначально кончалась стихами:

Так в Ольге милую подругу

Владимир видеть привыкал;

Он рано без нее скучал

И часто по густому лугу,

Без милой Ольги, меж цветов

Искал одних ее следов.

После XXII строфы в беловой рукописи были еще две:

Кто ж та была, которой очи

Он без искусства привлекал,

Которой он и дни и ночи

И думы сердца посвящал?

Меньшая дочь соседей бедных.

Вдали забав столицы вредных,

Невинной прелести полна,

В глазах родителей она

Цвела, как ландыш потаенный,

Незнаемый в траве глухой