Стругацкий А., Стругацкий Б. Указ. соч. 4 страница

м TqfflerA. The Third Wave. N.Y., 1980. P. 19.

³⁵ Землянова Л.М. Современная американская коммуникативистика. Теорети­ческие концепции, проблемы, прогнозы. М., 1995. С. 212.

ными, соседскими, общинными узами и единообразием духовных идеалов «город является местом, где смешивается множество культур и народностей, сохраняющих (внутри учрежденных пре­делов) свои собственные обычаи, костюмы и язык; живущих в непосредственной близости друг от друга, но обычно в разных кварталах, совместно занимающихся торговлей и бизнесом на рынке, но утверждающих право на независимую частную жизнь»³⁶. А еще через восемь лет А. Тоффлер описывает основ­ные структурные ячейки будущей новой цивилизации как «элект­ронные коттеджи» (1980), в которых малые семьи (родители и дети) решают все проблемы на компьютерном уровне, что, по мнению ученого-коммуникативиста, «поможет восстановить чув­ство принадлежности к обществу и приведет к возрождению та­ких добровольных объединений, как церковь, женские организа­ции, ложи, клубы, спортивные и юношеские объединения»³⁷.

Но как этот технико-технологический прогресс может сказа­ться на психике отдельного индивидуума? Ведь к мультисистемам и все более совершенным персональным устройствам электрон­ных средств связи получают открытый доступ и люди безотказ­ной доброты, и те, кто, по выражению Г. Бёлля, «принял причас­тие буйвола», идиоцентрированные и оллоцентрированные, эго­исты и альтруисты и т.д., и т.п. Но тут важно не просто расширение коммуникативного поля и не просто ускорение цир­куляции сообщений, а лавинообразный рост стохастичности всех социально-психологических процессов, всей духовной, производ­ственной и частной жизни социума. В современном мире любому человеку, даже фиксированному на оллоцентрическом поведении члену группировки, так называемой «братвы», приходится вхо­дить еще и во многие другие группы, влияние которых может быть противоречиво, и он сам склонен решать, как ему посту­пить. Увеличение количества групп членства ведет к снижению их влияния и уменьшению его глубины. Перед индивидуумом развертывается некоторый спектр ситуаций выбора, что называ­ется, в свое удовольствие, но и на собственный страх и риск. Раз­ного рода «команды единомышленников» по-прежнему более эф­фективны в житейском плане, нежели одиночки-идиоцентристы. Но многие «командные игроки» в глубине души завидуют незави­симости, самостоятельности, спонтанности своих идиоцентриро­ванных партнеров, конкурентов или просто знакомых. Оллоцент-ристские установки подвержены внутренней эрозии. В нашумев-

³⁶ Kahn H., Bruce-Briggs B. Things to Come. Thinking About the Seventies and Eig­hties. N.Y., 1972. P. 45.

" TofflerA. The Third Wave. N.Y., 1980. P. 220.

шем мюзикле «Метро» (2000) молодежная компания распевает: «Лучше быть в толпе, чем в команде». И это вовсе не парадокс. Если вдуматься, так оно и есть, потому что по мере распростра­нения идиоцентристских установок иной становится сама толпа. В ней все больше людей, как говорится, себе на уме, микро­групп, гнущих свою линию, отстраненно любопытствующих ком­паний и лиц, пришедших поразвлечься.

В октябре 1993 г., когда верные Ельцину войска штурмовали парламентский Белый дом, огромная толпа собралась на набе­режных и мостах Москвы-реки. В общей массе было немало лю­дей, призывавших идти на выручку народным депутатам или на помощь Президенту. Некоторые пробовали увлечь личным при­мером. Несколько человек, в том числе двое журналистов, рину­лись к Белому дому и, оказавшись под перекрестным огнем, за­легли в укрытии на ничейной земле. Остальные стояли молча, но не расходились, несмотря на опасность шальных пуль и оскол­ков. Толпа редела только по ночам. Но каждый приходил, ухо­дил, стоял молча или проявлял активность сам по себе, не подда­ваясь «чувству стадности». Между тем в Белом доме умирали молодые ребята, которых магия заклинаний Хасбулатова и матер­щины Руцкого вовлекла в стихию вооруженного мятежа. А по столичным улицам молодые офицеры из команды Ельцина гра­мотно и красиво маневрировали на танках, метко стреляя из пу­шек в окна парламента. И многим из них предстояло впоследст­вии испытать горькое идеологическое разочарование, пройти че­рез отчуждение сослуживцев, пережить глубокую депрессию.

Чтобы не стать орудием чуждой воли, а прожить свою жизнь, современный человек должен сам отвечать себе на пресловутый вопрос: «Who is who?», — и сам для себя прогнозировать: «Что к чему ведет?» Но для этого нужна психологическая зрелость (в терминологии Ф. Перлза), преодоление внутренней склонности к «слиянию», «интроекции», «проекции», «ретрофлексии»... Объек­тивные возможности складываются все более благоприятно. Во всем мире становится обязательным среднее образование, и сроки обучения в школе имеют тенденцию к увеличению до 13—14 лет (Германия). Рассматривается вопрос о всеобщем высшем образо­вании (Япония) и обеспечивается его практическая общедоступ­ность (США).

Глобализация массовых коммуникаций ведет к тому, что со­поставление плюралистических потоков информации становится общедоступным и превращается в вопрос личного выбора. Самые авторитетные международные организации и специальные упол­номоченные президентов и правительств лоббируют индивиду­альную активность в борьбе за неотъемлемые права. Наконец, 262

сама психическая эволюция человека вышла на такой этап, когда любые парадигмы мышления и стили творчества могут быть освоены каждым и разумно использованы в соответствующих жизненных обстоятельствах. И хотя идиоцентрация личности не тиражируется в массовом порядке, психотехника коллективных форм мышления, общения и поведения стала несколько иной. Появились толпы, возникновение и действия которых невозмож­но объяснить по классическим трудам Г. Тарда, Г. Лебона или С. Московичи.

Когда НАТО начала бомбардировки Югославии, демократи­чески настроенная сербская молодежь в знак протеста каждую ночь в атакуемом самолетами и крылатыми ракетами Белграде устраивала многотысячные рок-концерты на площадях, веселые шествия по улицам с непристойными шуточками по адресу и американского президента Б. Клинтона, и своего президента С. Милошевича, а также диспуты в кафе. Не следует видеть в этом только легкомыслие или нежелание рисковать жизнью. Сто­ило натовским генералам высокогуманно предупредить о дате ра­кетно-бомбового удара по мосту через Саву, как на нем в качест­ве живого щита собралась танцующая молодежь. Вместе выходи­ли протестовать и те, кто мечтал о «Великой Сербии», и те, кто стремился интегрироваться в Европу, и те, кто просто хотел, что­бы «нас оставили в покое», словом, все без различия партийной, национальной или социальной принадлежности. У них не было всеобщих кумиров, общепризнанных вождей и абсолютных авто­ритетов. Да это и не было нужно для того, чтобы обозначить свое несогласие на глазах у всего мира. Но не стоит спешить с выво­дами. Это все-таки была толпа, то есть самозарождающийся со­циальный организм, тот самый, описанный еще В. Бехтеревым собирательный субъект, в коллективной рефлексологии которого исток массовых порывов — как взлетов единства духа, так и групповых преступлений. Впрочем, нужно видеть, что это толпа особого склада и непривычного стиля поведения. Она бесследно растворилась, после того как НАТО прекратила бомбардировки. Однако во время первых послевоенных выборов президента Югославии на улицах столицы снова появилась «танцующая оп­позиция», организационно не оформленная, но единогласно про­тестующая против того, чтобы у власти по-прежнему оставался коммунист С. Милошевич. И существенно заметить, что в сило­вых акциях — попытке захвата резиденции Милошевича, разгро­ме офиса государственного телевидения и т.п. — толпа участия не принимала. Это делали организованные группы, а для штурма госучреждений вообще была вызвана из провинции колонна шах­теров со своими бульдозерами. Понятно, что для сторонников

Милошевича, в руках которых была отмобилизованная армия, имеющий боевой опыт спецназ и полиция, не составило бы труда перехватить шахтеров-бульдозеристов или разогнать погромщи­ков. Но это пришлось бы делать на глазах у массы людей, реак­ция которых могла быть какой угодно. Не поддавалось прогнозу, какие формы и какой масштаб приняло бы кровопролитие и ка­кой резонанс покатился бы по стране и по всему миру. И комму­нисты сдрейфили. Они признали поражение на выборах. А сам С. Милошевич сначала был определен под домашний арест, по­том переведен в тюрьму, где ему позднее предъявили обвинение для передачи дела в суд.

В теоретическом плане во всех перипетиях массового протес­та в Югославии интересно то, что столь наглядно, почти как на демонстрационном стенде, проявились синергетические законо­мерности возникновения и функционирования стохастических систем, к которым с полным основанием можно отнести такой социальный феномен, как толпа. Общее положение состоит в том, что энергия элементарных составляющих всегда избыточна по отношению к системе, поскольку элементы в известном смыс­ле самодостаточны и относительно независимы, так что могут даже выходить за пределы системы. При этом элементы способ­ны самопроизвольно изменяться, и по мере накопления таких из­менений система меняется тоже: ее равновесие — динамическое. Поле системы развивается с течением времени вследствие исто­щения энергий одних элементов и наращивания других, под вли­янием разнообразных перемещений элементов, появления новых и т.п. Будучи частным случаем общей закономерности, толпа как собирательная личность сама зависит от личностных качеств со­ставляющих ее людей, психика каждого из которых избыточна, то есть в принципе значительнее, чем требуется для массовидных действий. Именно избыточность индивидуальной психики была синергетическим ресурсом человека на всем эволюционном пути от коллективного бессознательного и общинного поведения к собственному самосознанию и личной ответственности. Индиви­дуальная психика развивается быстрее, чем коллективная. Уро­вень рефлексии, доступный индивиду, недоступен коллективному субъекту. Как в связи с этим развиваются механизмы и содержа­ния коллективного бессознательного — разговор будущего, по­скольку наука не располагает пока достаточным объемом вери­фицированных данных и надежным аппаратом анализа. Но изме­нения все более очевидны. И в этом отношении изменения в таком феномене коллективной психики, как толпа, более чем знаменательны.

Если на заре эволюции психика имела только один модус — коллективный, а «Я» в точности повторяло «Мы», то к концу вто­рого тысячелетия вполне оформился второй, связанный с осозна­нием собственной индивидуальной ценности. В борьбе за суве­ренность личности индивид может начать воспринимать все идеологии, требования и аффекты, идущие от социума, как ток­сические. Он отвергает все претензии «Мы» к своему «Я», отка­зываясь от любой групповой идентичности, полагая, что «никому ничем не обязан и не принадлежит ни к какому сообществу»³⁸. Однако в строгом смысле это не реалистично. Обе ипостаси пси­хики — индивидуальная и коллективная — взаимозависимы и осознаются в пределах принципа дополнительности Н. Бора и принципа неопределенности В. Гейзенберга. Не сознавая своей связи с коллективным бессознательным, человек только закреп­ляет эту связь, выводит ее из поля ясного видения и раскрывает­ся для манипулятивного воздействия извне через свои бессозна­тельные комплексы и ментальные архетипы. И если раньше про-i * пагандист стремился воздействовать непосредственно на толпу, которая всплесками коллективного бессознательного захлестыва­ла критическую мысль индивидов, то теперь он предпочитает вы­звать информационный шок, который каждым переживается лич­но (в соответствии с собственным вариантом ментальности) в са­мом широком диапазоне чувств — от полного приятия до крайнего осуждения, чтобы перевозбудившиеся индивиды сами, так сказать, изнутри, определили состав толпы, ее характер и со­ответствующую направленность действий. Чем острее шоковые публикации, тем разнообразнее и нетерпимее реакции реципиен­тов. Общественное мнение по этому вопросу расслаивается, при­ходит в состояние хаоса. Но зато возбуждается активность неко­торого числа индивидов, в совпадающей ментальности которых возникает эффект резонанса. И если таких людей достаточно много, их действия могут достичь единства и такой активности, за которой следуют уже силовые акции. Если нет, они тоже ока­зываются на улице, в гуще событий, как свидетели, а в критиче­ский момент и резерв активной части толпы.

Не случайно современный журналистский текст все реже опирается на идеологию, а апеллирует к ментальным структурам, базовым ценностям морали и страхам обычного человека. Когда на президентских выборах (1996) возникла гипотетическая опас­ность, что во второй тур выйдет кандидат от КПРФ Г. Зюганов и кандидат от ЛДПР В. Жириновский, рейтинги которых были за­метно выше, чем у действующего Президента Б. Ельцина, родил-

³⁸ См., напр.: Миллер Г. Тропик Рака. М, 1994.

ся план раскрутить кандидатуру генерала А. Лебедя, чтобы, оття­нув на него «патриотический электорат», просто снять «проблему ЛДПР». Тогда имиджмейкеры из группы Б. Березовского выпус­тили на телеэкраны два пропагандистских ролика, структурно схожих, как однояйцовые близнецы.

Первый. Широкая лента реки. В пойме костер. Варится уха. Группа плотных мужчин, видимо довольных, улыбчивых, уверен­ных в движениях... Кто-то из них не очень внятно, как бы про себя проговаривает: «Вот все у нас есть! Теперь только еще бы человека...» Проникновенный голос диктора за кадром: «Есть та­кой человек! И ты его знаешь». И крупно портрет Александра Ле­бедя, плотного мужчины с апломбом атамана.

Второй. Широкая лента реки. Пароход. На палубе под про­ливным дождем упоенно отплясывает плотный мужчина. Не очень внятно, как бы сказанные про себя звучат слова: «Вот все у нас есть! Теперь только еще бы человека...» Проникновенный голос диктора за кадром: «Есть такой человек! И ты его знаешь». И крупно портрет Александра Лебедя, плотного мужчины с ап­ломбом атамана.

Тут каждая деталь восходит к архетипическим ценностям русской ментальное™. Река — символ дороги, пути, судьбы и жизни. Костер — символ своей воли, свободного привала, неза­висимого существования. Ладья, корабль — символ казацкой доли, надежды и удачи, активности и успеха. Дождь — символ благодати. И, наконец, диалог голосов о главном человеке, пред­водителе, атамане. Что он значит в русской ментальности, можно понять хотя бы по народной песне «Любо, братцы, любо...», а лучше по пронзительным строкам поэмы Сергея Есенина «Пуга­чев»: «Проведите! Проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!»

Новейшие информационные технологии все рассчитывают очень точно. Но и тип личности современного человека стал до­статочно сложным. Поэтому имиджмейкерам нередко удается до­биться сиюминутного политического успеха, но они никогда не могут предвидеть всех последствий как для реальной практики общества, так и для ментальности социума. Хотя на тех прези­дентских выборах В. Жириновский потерял большую часть элек­тората и с тех пор уже не воспринимался как политик первого ряда; хотя А. Лебедь, занял в первом туре почетное третье место, чем способствовал выходу Б. Ельцина во второй тур, а затем, по­рекомендовав своим избирателям отдать свои голоса действующе­му Президенту, обеспечил ему победу, генерала быстро сняли с должности секретаря Совета Безопасности РФ. Впрочем, он успел-таки наделать немало трудно исправимых ошибок, которые

вызвали глубокое разочарование прежде всего у тех людей кото­рые «голосовали менталитетом». Б. Березовский чуть ли не" един­ственный олигарх, который на всех выборах в Российской Феде­рации с неизменным успехом разыгрывал «русскую карту». Но есть объективные основания утверждать, что конечные результа­ты столь эффективного имиджмейкерства и его самого не просто привели к политическому разочарованию, а глубоко перепугали.

Здесь проявляется фундаментальное значение дополнитель­ности индивидуальной и коллективной психики. Развитие идио-центристских установок приводит к обострению антиномии лич­ность—группа. С одной стороны, усиливается сопротивление личности поглощающему влиянию толпы и других очевидных проявлений коллективной психики. С другой — вследствие такой поляризации обостряются страх личной ответственности, тревога неопределенности, чувство незащищенности, которые подталки­вают человека обратно в лоно оллоцентристских надежд на мощь < и целостность группового «Мы». «Можно сказать, — пишет известный специалист в области психотехнологий убеждения Е.Н. Волков, — что происходит глобальный переход от " общества групп" к " обществу личностей (индивидов)". Но при этом сохра­няется и будет сохраняться социальный, т.е. групповой характер психики человека, что выражается в фундаментальной потребно­сти человека в присоединении к группе со стабильной системой ориентации»³⁹. И, по его мнению, патологическим выражением этого процесса становится широкое распространение во всем мире деструктивных культов, шарлатанских сект, антиобществен­ных группировок, террористических организаций, главным прин­ципом которых становится полный контроль сознания извне и, в сущности, переключение его в русло группового восприятия, пе­реживания и поведения. Это и в самом деле вполне реальная и очень опасная ловушка для человека, выломившегося уже из тра­диционных установок, но еще не укрепившегося в новых для него идиоцентристских ориентациях. Человеку, отказавшемуся от круговой поруки традиций и группировок, трудно проходить между Харибдой пропаганды и Сциллой сектантства без перебора вариантов с осведомленными интеллектуальными партнерами, без оглядки на пример тех, кто, так же как он, опирается на са­мого себя. Кто-то может выдержать одиночество, изоляцию, а то и роль белой вороны, кто-то — нет. В старые времена это была трагическая проблема. Она и сейчас тяжела до чрезвычайности.

³⁹ Волков Е.Н. Преступный вызов практической психологии: Феномен дест­руктивных культов и контроля сознания // Журнал практического психолога. 1996. № 2. С. 92.

Но нынешнее общество предоставляет все больше социальных и правовых условий, которые позволяют сохранить суверенность личности как в потоке пропаганды, так и перед соблазном фана­тизма. А Интернет возводит в степень внутренний потенциал личности, реализуя новую парадигму мышления.

В этом смысле Интернет можно сопоставить с теми социаль­но-психологическими резонаторами индивидуального сознания в массовой коммуникации: «массовые обряды»; «идеологические системы»; «общественное мнение»; «шоу-бизнес»; «самоактуали­зация», — которые рассматривались выше при анализе предшест­вующих парадигм мышления и соответствующих типов текста. Говорилось, в частности, что «массовый текст любого типа нуж­дается в усилителе, образно говоря, синхрофазотроне, который разгонял бы элементарные частицы сообщения до скоростей, когда они беспрепятственно пронизывают глубины психики, как нейтрино вселенную, проникая в механизмы бессознательного». Сейчас эта эвристическая метафора претендует на чуть ли не бук­валистское понимание. Как будто наконец материализовалась мечта древних греков о машине, из которой в трудный момент исходит божество, чтобы открыть все тайны, разрешить все проб­лемы и предсказать будущее. Разумеется, прямого подобия с «(Deus) ex machina» у Интернета не больше, чем у телевизора с «наливным яблочком на золотой тарелочке» из русских сказок. Но в какой степени инсталлированные в компьютерной сети программы изоморфны стохастическим процессам становления, к примеру, общественного мнения или самоуправства толпы — во­прос теперь открытый: гипотезы сформулированы, и, когда объем экспериментальных данных достигнет критической массы, одно­значные выводы станут неизбежны. И самым существенным здесь является то, что в Интернете четко фиксируются, а значит, открываются для объективного наблюдения, анализа и верифика­ции все моменты транзактного (взаимовоздействующего) включе­ния личности в массовую коммуникацию, когда сознанию инди­вида волей-неволей приходится оперировать теми речемысли-тельными единицами и в том темпоритме, как предопределено самодостаточностью коллективного резонатора. Поэтому (в пер­вом приближении) можно сказать, что особенности Net-мышле­ния предопределяются параметрами сетевого текста, системой устойчивых приемов презентации информации, структурирова­ния сообщений, организации коммуникативного процесса.

Но какие особенности текстов Интернета прежде всего бро­саются в глаза и поражают воображение пользователей? Об этом можно судить по записям испытуемых (московских школьников

и студентов-журналистов), которые они делали в процессе изуче­ния компьютерных технологий массовой коммуникации.

• Сергей С. «На сайте https://1001.vdv.ru у нашего преподавателя Ш. среди прочих писем, пришедших к нему по е-мейлу, есть следующее: «Нашел Ваш сайт случайно. Задал в поисковую машину слово " металлопрокат", она дала мне ссылку на Ваш сайт. Зашел — не оторвался, пока все не прочел». Если взглянуть на электронный сайт как на некое завершенное целое, то можно заметить, что сайт представляет собой не­кую модель Интернета в миниатюре, некую мини-паутину. В самом деле, как тело Интернета пронизано и связано в еди­ное целое взаимными ссылками, так и сайт является единым целым (как программно, так и для восприятия читателя) лишь постольку, поскольку имеет заглавную страницу, с ко­торой путем выбора ссылок можно попасть в любой раздел сайта, а также поскольку из одного раздела сайта можно по­пасть в другой, минуя заглавную страницу, или на другой сайт, путем выбора другой ссылки... Зачастую ссылки не имеют никаких комментариев, и выбор читателя случаен. Он может равновероятно попасть на какой-то из разделов дан­ного сайта или на другой сайт... Невозможно заранее преду­гадать, отправляясь в Интернет, куда в конце концов при­дешь. Как показывалось в начале, поисковая машина выдает до 90% хлама, информации, которая никак не может помочь пользователю в поиске того, что он задался целью найти. Однако эта информация может оказаться интересной в плане других увлечений, и он может пойти по этому пути, опять-таки не зная, куда этот путь приведет его. Таким обра­зом, ставится под сомнение сам принцип детерминизма... Даже отдельное сообщение — это мини-паутина. Достаточно только " кликнуть" на слове-ссылке, чтобы произошло пере­мещение внутри текста: от начала к нужному абзацу или на­оборот. При желании можно вставить дополнительные ссыл­ки на другие тексты, а также графику, как статичную, так и анимативную, видео- и аудиоматериалы. Таким образом, не только сайт, но и минимальная смысловая единица — тек­стовой, графический, видеофайл является мини-паутиной, к которой неприменимы законы детерминизма».

• Александра М. «...Изменение, которое я могу отметить в себе после того, как я стала пользователем Интернета, большая уверенность в своих возможностях. Как гласит реклама ин­формационно-поисковой системы JANDEX: «Возможно все!». То, на что раньше уходило много времени и сил, те­перь можно достичь за несколько минут. Важно четко опре-

делить задачу, путь ее решения и сделать то, что нужно. Ко­нечно, надо знать, где искать. Работа в Интернете требует большей логичности, собранности и, как ни странно, фанта­зии. Постоянно тренируя в себе эти качества, мозг работает динамичнее...»

• Евгения Б. «В школе задали реферат о поведении наполео­новской армии в оккупированной Москве. Облазила весь Интернет, скачала 18 страниц, а потом обнаружила, что это просто цитата из книги Тарле " 1812 год", которая стояла у нас на полке в домашней библиотеке...»

• Реплики в чате: «Искушенному. А ты сам пробовал носить розовые очки? Что хорошего в красных лицах людей и чер­ной листве деревьев? Сов. Дикая рожа»; «Холодному Кин-конгу. Своей " шифровкой" ты открыл сезон охоты на кин-конгов и сам выписал лицензию на свой отстрел. Ну и полу­чи по лбу! Ты, гад, первый, посягнувший на святая святых нашей вольной страны — на тайну личности. Это — место общения душ, хотя и под масками. Душ! Ты понял? Раскры­вая чужое псевдо, ты совершил самое гнусное и подлое пре­ступление! Попробуй оправдаться. Не сможешь — умри! С презрением, Сов. Дикая рожа».

• Сергей С. «Характерной чертой паутинотекста является его фантомность. Он есть. Его можно прочитать, внести в память компьютера, растиражировать. Но нельзя поручиться, что зав­тра, через час или через минуту он все так же будет находить­ся на том же месте в Сети в неизменном виде. Изменения мо­жет внести и сам автор, и системный оператор (администра­тор), и хакер путем несанкционированного взлома, да и сам читатель в чате, где полотно разговора в реальном времени меняется каждую секунду. Возникает ощущение постоянно меняющегося, нестабильного, пульсирующего текста. Это — текст-сердце, которое гонит информацию по сосудам-ссыл­кам. Текст-мускул, который, постоянно пульсируя, в любой момент может развернуться в сторону пользователя и нанести удар: направить такой поток информации, с которым прини­мающий не сможет справиться, вообще заблокировать компь­ютер от входа в Сеть и т.п., не говоря уже о хакерских атаках и разного рода вирусах. Так что приходится всегда быть наго­тове и ожидать удара из-за угла, тем более что враг невидим и непредсказуем, как и сам мир Сети».

• Сергей К. «Мне, наверное, лучше отказаться от практики в журнале " Ровесник". Публикуют меня охотно. Но писать приходится о знаменитостях, с которыми я никогда не встре­чался и вряд ли когда-нибудь встречусь. Факты скачиваю из

Интернета, потом комбинирую и раскрашиваю. Не без твор­ческого напряжения. Волнительно и весело. Но как будто го­товишь жаркое из консервов и полуфабрикатов. И тут все так. А зачем поваренку быть на кухне, где никто натураль­ную даже яичницу не жарит?»

Сразу, что называется, невооруженным глазом видны типо­логические особенности сетевого текста, которые требуют особо­го способа мышления. Прежде всего это гипертекстовые ссылки или «линки» (от англ. link — сцепка, линия связи, связующее зве­но), которые пронизывают всю толщу культуры и благодаря ко­торым текст в себе самом несет указание, в какие разнообразные контексты он может быть включен и какие при этом может иметь разнообразные значения. Каждый «линк» — это дополнительная степень свободы проникновения в суть сообщения и интерпрета­ции данных. Но по мере продвижения по «линкам», число ко­торых не лимитировано, мысль может переориентироваться, с подчинившись побочным импульсам любопытства, или даже непроизвольно перемениться под влиянием новых данных, рас­крывающих суть дела с непредвиденной стороны. Когда-то для развития логики науки стало очень конструктивным предположе­ние Ф. Франка о «свободе воли» электрона (1961). А сегодня спе­цифику Net-мышления следовало бы определять как «свободу воли» сетевого текста.

Паутина взаимопересекающихся «линков» способна переме­шать контексты сообщений в состояние чуть ли не первобытного синкретизма, природного хаоса, информационной плазмы... — ряд метафор можно продолжать и продолжать, но суть их оста­нется одной и той же: это спонтанный механизм фазового пере­хода к симультанной информации второго порядка (в синергети-ческом значении термина), которая задает новый уровень осмыс­ления явления. В ситуации фундаментальной неопределенности сетевой текст срабатывает как разгадка в загадке, вызывая эффект «Ага-переживания» от вспыхивающей очевидности причинно-следственной взаимосвязи события с некоторой системой собы­тий (деталей события с целостной структурой явления), благода­ря чему картина мира логически упорядочивается и открывается перспектива для эффективного мышления, общения и поведения. Самое существенное в том, что роль «последней капли», вызыва­ющей кристаллизацию симультанной информации второго по­рядка, может сыграть любой коммуникативный элемент: указание на реальный объект, исторический пример, культурная реминис­ценция, аналогия, метафора, модальное слово и т.п. Получается, что им всем одинаково придается виртуальная предметность, что это — равнозначимые феномены психической реальности. И, к

примеру, модальное слово будет существенно не как проявление некоего субъективного отношения, а как предметное отнесение самой ситуации к одному из состояний неопределенности — слу­чайности, вероятности, возможности, необходимости, прогнози­руемое™ и т.п., поскольку именно это первостепенно важно для читателя в момент поиска оснований для собственного выбора.

Виртуальная предметность не всегда схватывается воображе­нием наглядно, хотя абстрактная живопись справляется с этим вполне убедительно. Зато виртуальная предметность вызывает ро­ение символических образов, обновляет социокультурные эмбле­мы (традиционные оценки действий и состояний, фиксирован­ные в пословицах, афоризмах, девизах, гербах и т.п.), придает знаковую чувственность абстрактным понятиям и категориям. Поэтому паутинотекст не имеет «экспозиции», «завязки», «куль­минации» и т.п. Композиция упрощается до простого перечня фактов, мнений, прецедентов, цитат, подробностей, деталей, привходящих обстоятельств, разного рода данных и персоналий. Все разделы сайта самодостаточны и вместе с тем открыты для любых комбинаций с другими самодостаточными разделами по­средством системы линков. Это оптимально, если предположить, что в основе Net-мышления, как пусковой механизм, кроется бы­стродействующая система эвристических операций в сфере вир­туальной предметности. Тогда понятно, что в паутинотексте из­лишни и даже вредны сюжетные ходы, потому как, подобно непрошеным советам, стеснили бы спонтанность выбора, замед­лили скорость перебора вариантов. Получается, что вторым спе­цифическим свойством сетевого текста является своеобразная ассорти-композиция, когда более или менее укомплектованное содержание разворачивается по принципу удобства доступа, как на прилавке или верстальном столе.