Произведения Ю.К.Щуцкого 1 страница

а) Монографии, учебники, статьи, рецензии

1. Даос в буддизме. – Записки Коллегии востоковедов. Т.1. Л., 1927, с. 235-250.

2. Основные проблемы в истории текста " Ле-цзы". – Записки Коллегии востоковедов. Т.3. вып. 1. Л., 1928, с. 279-288.

3. Отчет научного сотрудника Азиатского музея Ю.К.Щуцкого о поездке в Японию. – Известия АН СССР. Серия: Отделение гуманитарных наук. №8-10. Л., 1928, с. 568-570. 　

4. Следы стадиальности в китайской иероглифике. – Яфетический сборник. VII. Л., 1932, с. 81-97.

5. Комиссия по латинизации китайской письменности: акад. В.М.Алексеев, Б.А.Васильев, А.А.Драгунов, А.Г.Шпринцин, Ю.К.Щуцкий. К вопросу о латинизации китайской письменности. – Записки Института востоковедения АН СССР. Т.1. Л., 1932, с. 35-54.

6. Чу Цзы-ци (Щуцкий Ю.К.). Ду Гуан-тин дуйюй даоцзяо сянчжэн чжи цзяньцзе (De symbolismo Taoistico ab auctore Tu Kuang-t'ing exposito). – Тоѐ гаку сорон (Philologia Orientalis). [Осака], 1934, Т.1, с. 175-184.

7. Учебник аннамского языка. Л., 1934. – 114, [32], 2 с: литогр.

8. Учебник китайского языка. (Байхуа). Л., 1934; 2-е изд. – 1935. – 285, XII, 11 с – В соавт. с Б.А.Васильевым.

9. [Рец. на: ] R.Chauvelot. En Indochine. Aquarelles de Marius Hubert-Robert. Ouvrage orné de 218 hé liogravures. Grenoble, 1931, 160 с – Библиография Востока. Вып. 2-4. (1933). Л., 1934, с. 150-151.

10. [Рец. на: ] Belpaire В. Le Taoï sm et Li T'ai Po. – Mé langes chinois et bouddhique. Bruxelles, 1932, vol.1, с 1-14. – Библиография Востока. Вып. 7. (1934). М.-Л., 1935, с. 137-140.

11. [Вступительная статья к " Стихам о жене Цзяо Чжун-цина" ]. – Восток. Сб. 1. М.-Л., 1935, с. 33-39.

12. Из литературы китайских эссеистов. – Восток. Сб. 1. М.-Л., 1935, с. 201-202.

13. Хрестоматия старокитайского языка для студентов-японистов. Л., 1936. – 4, 17, 38, 1, 11, XIII с: литогр.

14. Строй аннамского языка. Л., 1936. – 47 с.

15. Строй китайского языка. Л., 1936. – 35 с. – В соавт. с Б.А.Васильевым.

16. Китайская классическая " Книга перемен". Опыт филологического исследования и перевода. Тезисы диссертации. [Л.], 1937. – 8 с.

17. Китайская классическая " Книга перемен". М., 1960. – 424 с.

18. Schutskii J. Researches on the I Ching. Tr. by W.L.Mac-Donald and Tsuyoshi Hasegawa with H.Wilhelm. Introduction by G.W.Swanson. Princeton, N.J., 1979; L., 1980. – XVI, 254 p.

19. Жизнеописание. – Проблемы Дальнего Востока. М., 1989, №4, с. 148-155.

20. Современная роль " Книги перемен" в Китае и Японии. – Проблемы Дальнего Востока. М., 1990, №4, с. 157-159.

б) Переводы

21. Из китайских лириков [10 стихотворений: Ван Цзи, Сун Чжи-вэнь, Мэн Хао-жань, Лю Цзун-юань, Ван Вэй, Цянь Ци, Мэн Цзяо, Ли Бо, Пэй Ду, Юань Чжэнь]. Вступит, ст. В.М.Алексеева. – Восток. Кн.1. М. – Пб., 1922, с. 39-49.

22. Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр. Редакция, вводные обобщения и предисл. В.М.Алексеева. М. – Пб., 1923. – 144 с.

23. Вэй Юн. Ночую в горах Ши-и; Мэн Хао-жань. Весеннее утро. – Литературные среды (прилож. к " Красной газете"). 1927, №12, с. 5.

24. Ли Бо. Тоска у яшмовых ступеней, Весенней ночью в г. Лояне слышу свирель; Бо Цзюй-и. Лютня (отрывок); Ван Вэй. Горный хребет, где рубят бамбук, Поднялся в храм " Исполненный прозрения"; Ван Чан-лин. В " Ненюфаровом доме" провожаю Синь Цзяня; Пэй Ди. За плетнем из магнолий; Цянь Ци. По Цзяну. – На рубеже Востока. 1929, №3, с. 60-64.

25. Капо Н. О фрагменте старой рукописи " Литературного изборника", хранящегося в Азиатском музее Академии наук. – Известия АН СССР. Серия: Отделение гуманитарных наук. Л., 1930, №2, с. 135-144.

26. Стихи о жене Цзяо Чжун-цина (Китайская поэма III века); Из китайской эссеистической литературы (Тао Юань-мин. Персиковый источник; Чжоу Лянь-си. Люблю лотос; Су Дун-по. " Красная стена"). – Восток. Сб.1. М.-Л., 1935, с. 40-50, 203-208. 　

27. [Неизвестный автор.] Стихи о жене Цзяо Чжун-цина; Ван Вэй. Провожаю Юаня Второго, назначаемого в Аньси. – Антология китайской поэзии. Т.1, 2. М., 1957, с. 259-270, 62.

28. Павлины летят (Стихи о жене Цзяо Чжун-цина); Тао Юань-мин. Персиковый источник; Ван Вэй [10 стихотворений]; Мэн Хао-жань [2 стихотворения]; Лю Цзун-юань [3 стихотворения]; Бо Цзюй-и. Лютня; Юань Чжэнь. Услыхал, что Бо Лэ-тянь смещен в Цзиньчжоуские конюшни; Су Дун-no. Красные стены. – Китайская литература. Хрестоматия. Т.1. М., 1959.

29. Канон перемен. – Проблемы Дальнего Востока. М., 1990, №4, с. 144-157; то же. – Наука и религия. М., 1991, №2, с. 38-41, №3, с. 18-19, №4, с. 26-28.

в) Рукописи

30. Размышление о китайской поэзии. Приложение: заметки В.М.Алексеева. 16-19 марта 1922. – Ленинградское отделение Архива АН СССР (ЛОААН). Ф. 820, оп. 4, ед. хр. №154. – 37 л.

31. Исповедание Дао у Гэ Хуна. 31 мая 1923. – ЛОААН. Ф. 820, оп. 4, ед. хр. №155. – 51 л.

32. Дао и Дэ в книгах Лао-цзы и Чжуан-цзы. 20-е гг. – ЛОААН. Ф. 820, оп. 4, ед. хр. №159. – 6 л.

33. Введение в даологию. Танская поэзия. Программа курсов лекций. 1924. – ЛОААН. Ф 820, оп. 4, ед. хр. №156 – 2 л.

34. Переводы с китайского: " Ши цзин", Ло Бинь-ван и др., каллиграфические упражнения. 1919-1928. – ЛОААН. Ф. 820, оп. 4, ед. хр. №53. – 75 л.

35. Автохарактеристика. 1929. – ЛОААН. Ф. 820, оп. 2, ед. хр. №164, л. 197-198.

36. [Рец. на: ] Ferguson J.C. Outlines of Chinese Art. – Архив АН СССР. Ф. 208, оп. 4, ед. хр. №103-83. – 7 л.

37. О применении стенографии к китайскому латинизированному языку. Май 1932. – Архив востоковедов ИВ АН СССР. Разр. 1, оп. 1, ед. хр. №165. – 12 л.

38. Система " Книги перемен". Тезисы доклада. 19 ноября 1933. – ЛОААН. Ф. 820, оп. 4, ед. хр. №160. – 5 л.

39. Автобиография (Жизнеописание). 25 января 1935. – ЛОААН. Ф. 820, оп., ед. хр. №161. – 8 л.

40. Записка о работе " " Книга перемен" – исследование и перевод". 28 января 1935. – ЛОААН. Ф. 820, оп. 4, ед. хр. №162. – 10 л.

41. Китайская классическая " Книга перемен". Исследование, перевод текста и приложения. Осака – Ленинград, 1928-1935. – Архив востоковедов ИВ АН СССР. Разр. 1, оп. 1, ед. хр. №166 (1, 2, 3, 4, 5). – 813 л.

г) Письма

42. В.М.Алексееву. 24 августа 1923. 20 марта (?) 1927. 18 августа 1927. 23 марта 1929. И др. – ЛОААН. Ф. 820, оп. 3, ед. хр. №908.

43. В.Л.Котвичу [1872-1944]. 25 мая 1925. 22 ноября 1926. 25 мая 1927. – ЛОААН. Ф. 761, оп. 33, ед. хр. №33.

44. С.Ф.Ольденбургу [1863-1934]. 1928. – ЛОААН. Ф. 208, оп. 3, ед. хр. №686.

45. С.Ф.Ольденбургу. 7 мая 1928. – Архив АН СССР. Ф. 208, оп. 3, ед. хр. №3.

46. Ф.А.Розенбергу [1867-1934]. 2 мая 1928. – ЛОААН. Ф. 850, оп. 3, ед. хр. №128.

Литература о Ю.К.Щуцком и его произведениях

1. Азиатский музей – Ленинградское отделение Института востоковедения АН СССР. М., 1972, с. 594 (имен. указ.).

2. Алексеев В.М. Записка о научных трудах и научной деятельности профессора-китаеведа Юлиана Константиновича Щуцкого. Приложения 1-7: Замечания на перевод Ю.К.Щуцкого " Бао-пу-цзы". В научно-исследовательский институт им.

А.Н.Веселовского. Письмо Н.Я.Марру. Докладная записка о научном сотруднике II разряда Ю.К.Щуцком на предмет выдачи ему авторитетной научной квалификации. Приписка к заявлению Ю.К.Щуцкого о командировке его в Китай и Японию за книгами для Азиатского музея. Директору Азиатского музея АН СССР заявление старшего научного хранителя Азиатского музея В.М. Алексеева. Записка о Ю.К.Щуцком. – Алексеев В.М. Наука о Востоке. М., 1982, с. 89-97.

3. Алексеев В.М. Замечания на книгу-диссертацию Ю.К.Щуцкого " Китайская классическая " Книга перемен" ". – Алексеев В.М. Наука о Востоке. М., 1982, с. 371-388.

4. Баньковская М.В. Малак – литературные вечера востоковедов. 20-е годы. – Традиционная культура Китая. М., 1983, с. 119-126.

5. Бик Е.П. [Рец. на: ] Восток. Кн.1. – Красная новь. 1922, №6 (10), с. 352-353.

6. Буров В.Г. Изучение китайской философии в СССР. – Великий Октябрь и развитие советского китаеведения. М., 1968, с. 99-110.

7. Быков Ф.С. [Рец. на: ] Щуцкий Ю.К. Китайская классическая " Книга перемен". – Народы Азии и Африки. 1963, №1, с. 213-216.

8. Быков Ф.С. Зарождение общественно-политической и философской мысли в Китае. М., 1966, с. 38-42.

9. Грякалова Н.Ю. [Вступительная статья к подборке стихотворений Е.И.Васильевой, посвященных Ю.К.Щуцкому]. – Русская литература. Л., 1988, №4, с. 201-204.

10. Гудзий И.К. [Рец. на: ] Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр. – Новый Восток. М., 1923, №4, с. 470.

11. История философии в СССР. Т.5. Кн.2. М., 1988, с. 181.

12. Кобзев А.И. Победа синих чертей (о Ю.К.Щуцком). – Проблемы Дальнего Востока. М., 1989, №4, с. 142-147; то же. – Наука и религия. М., 1991, №4, с. 28-31.

13. Кобзев А.Н. Произведения Ю.К.Щуцкого. Литература о Ю.К.Щуцком и его произведениях. – Проблемы Дальнего Востока. М., 1989, №4, с. 155-156.

14. Конрад Н.И. [Рец. на: ] Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр. – Восток. М. – Пб., 1924, кн.4, с. 174-179; то же. – Конрад Н.И. Избранные труды. Синология. М., 1977, с. 587-594.

15. Конрад Н.И. От редактора. – Щуцкий Ю.К. Китайская классическая " Книга перемен". М., 1960, с. 5-14.

16. Милибанд С.Д. Биобиблиографический словарь советских востоковедов. М., 1975, с. 622-623.

17. Никифоров В.Н. Советские историки о проблемах Китая. М., 1970, с. 275-277, 305, 313, порт.

18. Петров Н.А. Ю.К.Щуцкий (Биобиблиографическая справка). – Щуцкий Ю.К. Китайская классическая " Книга перемен". М., 1960, с. 15-17.

19. Рубин В.А. [Рец. на: ] Щуцкий Ю.К. Китайская классическая " Книга перемен". – Вестник древней истории. 1961, №3, с. 136-140.

20. Скачков П.Е. Библиография Китая. М., 1960, с. 684 (алф. указ.).

21. Hoodock J. [Рец. на: ] Shchutskii J. Researches of the I Ching. – Philosophy East and West. Vol.31, №4. Honolulu, 1981, с 551-552.

Предисловие к первому изданию " Китайской классической «Книги Перемен»" (Н.И.Конрад)

Ю.К.Щуцкий пришел к своей работе над " И цзином" сложным путем. Занимаясь изучением древней, а затем и средневековой китайской литературы, Ю.К.Щуцкий особенно много внимания уделял памятникам, отражавшим развитие философской мысли. Конфуцианская линия этой мысли с самого начала поставила его лицом к лицу с " И цзином", поскольку уже в ханьское время " И цзин" был не только включен в конфуцианский канон, но и поставлен в нем на первое место. Когда же Ю.К.Щуцкий приступил к изучению сунского периода истории китайской философии, выяснилось, что научное овладение " И цзином" стало совершенно необходимым, т.к. без понимания этого древнего памятника невозможно было разобраться не только в таких первостепенной важности для сунской школы работах, как " Тай цзи ту шо" Чжоу Дунь-и, " Чжоу и чжуань" Чэн И-чуаня, " Чжоу и бэнь и" Чжу Си [173], но и вообще во всей системе философии сунской школы [174].

Еще большее внимание Ю.К.Щуцкий уделял даосской линии китайской философской мысли. Свидетельством его работы над даосскими классиками были переводы Лао-цзы и значительной части сочинений Ле-цзы и Чжуан-цзы. При этом Ю.К.Щуцкий смело перешагнул заветный рубеж, перед которым остановились многие исследователи даосизма в Европе: он перешел к изучению средневекового даосизма. О его работе в этой области говорит сделанный им, но, к сожалению, утраченный перевод Гэ Хуна (Бао-пу-цзы). Продвигаясь по этому пути, Ю.К.Щуцкий дошел до трактата " Тай сюань цзин" и тут опять оказался перед " И цзином": было ясно, что " Тай сюань цзин" при всем своем оригинальном облике все же представляет особый вариант того же направления теоретической мысли, первое выявление которой мы находим в древнем " И цзине".

В это же время Ю.К.Щуцкий обратился к изучению буддизма. К занятиям буддийской философией его привели прежде всего сунские мыслители (поскольку, как это хорошо известно, буддийская философия оказала очень серьезное влияние на развитие сунской философской школы) при всем их непримиримом отношении к доктрине буддизма. Кроме того, следя за историей философской мысли китайского средневековья (III-IX вв.), Ю.К.Щуцкий не мог не видеть процесса интенсивного распространения буддизма в Китае, укрепления его позиций как вероучения, развития его философской линии; он не мог не учитывать огромного значения для философской мысли в Китае переводов на китайский язык буддийской философской литературы, переводов, принесших с собой целый арсенал философских понятий, осмысленных с помощью средств китайского языка. Он видел, как на китайской почве буддийская философия соприкоснулась с философской мыслью конфуцианства и даосизма и как она в трактате Оу-и вплотную подошла к тому же " И цзину".

Таким образом, у Ю.К.Щуцкого действительно все дороги вели к " И цзину", и он стал склоняться к мысли приступить к специальному изучению и переводу этого памятника. Мы, коллеги Ю.К.Щуцкого по изучению Китая, единодушно поддерживали его. Мы полагали, что к " И цзину" его ведет неумолимая логика его собственного научного развития, а кроме того, мы все – и те, кто работал над китайской художественной литературой, и те, кто изучал исторические памятники, – постоянно сталкивались с " И цзином" – то в виде цитаты, то в виде отдельных понятий и образов, то в форме отзвука какой-либо ицзиновской мысли. И всегда было ясно, что правильно понять что-либо в " И цзине" изолированно, вне всей его системы – невозможно; что оторванное от целого понимание какой-либо части может привести к ошибкам в понимании и того места изучаемого нами памятника, в котором так или иначе проявился " И цзин". Надо было кому-то работу над " И цзином" проделать, и Ю.К.Щуцкого мы считали наиболее подготовленным к этому. В такой обстановке Ю.К.Щуцкий и принял решение приступить к " И цзину" [175].

Оказалось, однако, что на пути к пониманию " И цзина" стоит... сам " И цзин". Над всей более чем двухтысячелетней историей китайской философской мысли " И цзин", как гигантская птица Пэн [176], пролетел на своих " Десяти крыльях". Эти " крылья" выросли у " И цзина" еще в глубокой древности и так прочно срослись с ним, что последующие поколения не отделяли их от самого " корпуса". " Корпус" же, т.е. сама " основа" (" цзин"), состоял, как известно, из 64 гексаграмм с присоединенными к каждой из них изречениями, " афоризмами", как их называет Ю.К.Щуцкий; " крылья" появились – даже по исконной традиции – позднее и являются своего рода " приложениями" к " основе", то развивающими заложенные в ней идеи, то что-то к ним дополняющими. Через эти " приложения", главным образом через первое из них – трактат " Си цы чжуань", – в дальнейшем и стали видеть вообще весь " И цзин". Когда говорят, что история философской мысли в Китае начинается с " И цзина", имеют в виду именно " Си цы чжуань". Первая фраза этого трактата – " то Инь, то Ян – это и зовется Путем" [177]– стала исходным положением, пожалуй, самой мощной линии истории китайской философии.

Конечно, это положение, выраженное в " Си цы чжуани" словами, имеет свое соответствие и в " основе" – в ее графической части, где оно выражено в различных комбинациях и чередованиях цельных и нецельных черт. Однако положение " то Инь, то Ян – это и зовется Путем" есть уже осмысление этих комбинаций, есть уже формулировка некоего закона бытия, выведенного из графического символа. Оставляя в стороне вопрос, правильно или неправильно графическая символика была так истолкована, все же это было именно истолкование, т.е. нечто присоединенное к графике. И пусть значительность этой формулы и сделала ее подлинными крылами, на которых так высоко вознеслась " основа", все же это относится к истории развития концепции, выведенной из " И цзина", а не к самой " основе". Именно поэтому Ю.К.Щуцкий и начал с того, что решительно отстранил " крылья" и занялся " основой", т.е. " цзином".

Этим самым он поставил себя перед огромной трудностью. Всем, занимавшимся " И цзином", хорошо известно, что путь к этому памятнику древней философской мысли искали прежде всего через " крылья". Вне контекста " крыльев" исконная часть памятника если и оказывалась какой-то " основой", то разве лишь для мантической практики, понять же " И цзин" в свете мантических представлений глубокой древности было весьма нелегко даже при наличии огромной литературы, сложившейся вокруг этого аспекта " И цзина".

Ю.К.Щуцкий решил прежде всего разобраться в тексте, сопровождающем каждую гексаграмму. Как известно, он слагается из трех элементов: названия, присвоенного гексаграмме, " слов" (цы), поясняющих каждую черту гексаграммы, и " слов", истолковывающих гексаграмму в целом. К этим трем элементам местами добавляется четвертый, который ставится сразу же после названия гексаграммы: в совокупности эти элементы составляют так называемые " четыре свойства" (" сы дэ") [178]. Ю.К.Щуцкий отнесся к " четырем свойствам", как и принято в ицзинистике, как к тому, что непосредственно связано с графической основой " И цзина", и при своих обращениях к комментаторской литературе старался разобраться именно в них.

Ю.К.Щуцкий подметил в них наличие нескольких пластов, отличающихся друг от друга и по образу мышления, и по языку, и по содержанию, что позволило ему предложить гипотезу о трех слоях основного текста, возникших в разное время. Эта гипотеза не повторяет в иной форме обычного положения ицзиновской традиции, говорящего о различных " авторах", создававших последовательно основной текст " И цзина", что является несомненным признанием разновременности отдельных частей этого текста. Авторами " слов", приурочиваемых к отдельным чертам, и " слов", относящихся к гексаграмме в целом, традиция называет разных лиц из числа исторических или легендарных персонажей глубокой древности; Ю.К.Щуцкий же различал слои по признаку языка и содержания. Это позволило ему показать наличие в основном тексте гадательных формул, примет, поговорок, выраженных языком образов, и двух других слоев, слагавшихся из суждений, выраженных языком понятий.

Соответственно такому пониманию текста " основы" Ю.К.Щуцкий постарался и перевести его на русский язык. Каждый слой он переводил отдельно, считая, что приемы перевода в каждом случае должны отражать языковую и смысловую особенности каждого слоя. Так появились у него три текста перевода: перевод первого слоя; перевод второго слоя со включением в него – в скобках – первого; перевод третьего слоя со включением – в скобках – двух первых. Разумеется, подобное расчленение текста основной части " И цзина" должно быть еще всесторонне проверено наукою, но предложенное Ю.К.Щуцким и хорошо обоснованное им понимание разнослойности основного текста открывает не только простую историческую разновременность отдельных частей этого текста, что допускается и традицией, но – что гораздо важнее – отражение в такой разновременности развития языка и мышления.

Во всяком случае мы через перевод Ю.К.Щуцкого чувствуем глубочайшую народность " основы" " И цзина", неотделимость ее от фольклора с его острой наблюдательностью, меткими оценками, иносказательностью, остроумием. По образности " И цзина" можно в какой-то мере судить о поэтическом, образном мышлении древних китайцев, и весь первоначальный текст начинает казаться своеобразным документом народно-поэтического творчества [179]. Таков подсказываемый Ю.К.Щуцким увлекательный вывод о характере первоначальной основы чисто мантического для одних, глубоко философского для других, всегда загадочного для всех древнейшего памятника китайской письменности, получившего знаменательное название " Книги перемен".

Следует сказать, что к мысли о наличии в " И цзине" фольклорных элементов уже подходил один из западных синологов – А.Уэйли. Ю.К.Щуцкий упоминает о статье Уэйли, в которой эта мысль была высказана. Но путь, которым шел Ю.К.Щуцкий, был совершенно другим; главное же, он указал место этих элементов, определил их границы и охарактеризовал их роль.

Как ни трудна была уже эта одна задача – разобраться в сложном составе " слов", сопутствующих гексаграммам, – перед Ю.К.Щуцким стояла еще другая задача, более трудная: ему нужно было понять связи между гексаграммами.

Как известно, 64 гексаграммы расположены не в случайном порядке [180]. Каждая гексаграмма призвана обозначать определенную ситуацию, причем ситуацию не статическую, а динамическую: об этом говорит композиция гексаграммы, указывающая на переход от одной черты к другой. Переход обозначает движение внутри ситуации; ситуация обрисована как нечто развивающееся и к чему-то приводящее. И этот признак распространяется и на соотношения гексаграмм: каждая гексаграмма отталкивается от предыдущей и подходит к последующей. Таким образом, ряд расположенных в определенном порядке 64 гексаграмм представляет целостную картину – также не статическую, а динамическую. Если динамика отдельной гексаграммы обозначает ход развития ситуации, то динамика ряда 64 гексаграмм обозначает переход от одной ситуации к другой. Поскольку же " И цзин" есть " Книга перемен", т.е. говорит о жизни в ее непрерывно идущих изменениях, картина 64 гексаграмм в их последовательности при наличии связи каждого звена с предыдущим и последующим должна раскрывать динамику бытия.

Именно это Ю.К.Щуцкий и постарался разъяснить. Он пытался это сделать с помощью того, что он назвал " интерпретирующим переводом".

Положение об " интерпретирующем переводе" было выдвинуто В.М.Алексеевым, учителем Ю.К.Щуцкого. Работая над переводом известного стихотворного трактата Сы-кун Ту о " Категориях поэзии" [181], В.М.Алексеев вынужден был к буквальному переводу присоединить " интерпретирующий", т.е. распространенное изложение содержания первого перевода словами переводчика. Ю.К.Щуцкий, создав буквальный, или, как он его назвал, " филологический" перевод текста, почувствовал, что без особого объяснения смысл переведенного может оказаться непонятным. Ввиду этого он и решил филологический перевод подкрепить интерпретирующим.

Задача интерпретирующего перевода у Ю.К.Щуцкого оказалась шире, чем у В.М.Алексеева. Ю.К.Щуцкому нужно было не только сделать понятным текст, приложенный к каждой гексаграмме, но и раскрыть связи между гексаграммами, т.е. представить " основу" " И цзина" как некое цельное произведение.

Эту сложнейшую задачу Ю.К.Щуцкий стремился решить следующим образом.

Он хотел раскрыть содержание " И цзина" не своими словами, а образами и идеями, данными в " словах" (цы), прикрепленных к каждой гексаграмме, " афоризмах", как называет эти слова Ю.К.Щуцкий; раскрыть при этом в той последовательности и связи, на которые указывает графика каждой из гексаграмм и порядок их в общей цепи.

Он хотел, чтобы все то, что ему самому нужно было говорить в объяснение как образов и идей " И цзина", так и связи их, укладывалось в мир " И цзина", очень отчетливо образовавшийся вокруг него.

Этот замысел выводил работу автора из сферы комментирования, пусть даже самого высокого; он ставил перед автором задачу творческую. " Интерпретирующий перевод" и есть творческое воспроизведение концепции " И цзина".

В " интерпретирующем переводе" перед нами, таким образом, два текста: текст самой " Книги перемен" и авторский текст самого Ю.К.Щуцкого. Первый текст, естественно, взят из перевода. Как же сложился второй текст? Ведь, согласно указанному выше, Ю.К.Щуцкий и свой авторский текст в данном случае хотел построить на образах и идеях ицзинистики. Перед автором стояла, следовательно, задача: создать для себя " ицзинистическую опору".

Решая эту труднейшую задачу, Ю.К.Щуцкий, естественно, обратился к огромной литературе, выросшей вокруг " И цзина" за две тысячи лет. Эта литература образует плотную стену, преграждающую доступ к цитадели – к самому памятнику, но в ней есть и врата, через которые можно к этой цитадели пробраться. В том, что ключ к таким вратам должен существовать, сомневаться нельзя: над " И цзином" задумывались многие выдающиеся умы, крупнейшие мыслители Китая и Японии; некоторые из них имеют несомненное право занять место в первом ряду великих мыслителей человечества.

В высшей степени интересно, у кого Ю.К.Щуцкий стал искать ключ к " И цзину". Как это видно из его работы и как известно тем, кто в свое время следил за его научным путем, он усердно изучал ицзиновскую литературу, прежде всего, конечно, ту, которая появилась на родине " И цзина", т.е. китайскую, но вслед за ней и ту, которая представляет ответвление китайской, – японскую. При этом он не ограничился лишь той ее частью, которая написана на китайском языке, но обратил внимание и на те работы об " И цзине", которые японские исследователи создавали на своем родном языке. Уже этим одним Ю.К.Щуцкий сразу выдвинулся вперед из ряда европейских синологов, занимавшихся " И цзином", даже лучшие из них считали возможным обходить синологию японскую. Ю.К.Щуцкий обратился к этой синологии, причем не только к старой, созданной в русле китайской традиции, но и к новой, которая сочетает элементы старой традиции с приемами современного научного исследования.

Такова была первая особенность Ю.К.Щуцкого как исследователя " И цзина". Была и вторая, не менее существенная.

Знание обширной китайской литературы об " И цзине" позволило Ю.К.Щуцкому избежать обычного пути европейских переводчиков " И цзина", да и вообще китайской классической литературы. Переводы этих классиков появились в XVIII-XIX вв. Лучшие из переводчиков подготавливали свои переводы в Китае. Это был тогда цинский Китай, феодальный Китай абсолютистского маньчжурского режима. Мы знаем, каково было состояние классической филологии в Китае того времени. Маньчжурское правительство, особенно в годы царствования Кан-си и Цянь-луна, превосходно учло значение идеологии и поняло, что традиционное конфуцианство может стать серьезной идеологической опорой абсолютистского режима, если конфуцианскую мысль направить в соответствующее русло и обставить ее разъяснительной литературой [182]. Это было важно еще и потому, что в составе конфуцианства таилась и идеологическая оппозиция, оперировавшая теми же понятиями, положениями, идеями, как и та линия, которая была взята правительством на вооружение. Нам известна борьба, которую вели друг с другом эти две линии, известно и то, какие меры принимались правительством для того, чтобы на поверхности всегда была именно охранительная линия конфуцианства. Поэтому европейские синологи XVIII-XIX вв., работая в Китае, имели дело главным образом с той литературой, через которую и предлагалось подходить к классикам. Тем самым они подпадали под влияние определенной, во всяком случае ограниченной, линии философской мысли. Совершенно другим путем пошел Ю.К.Щуцкий. Он, конечно, знал цинскую комментаторскую литературу, но главное внимание его привлекли две работы: статьи Чжан Сюэ-чэна (1738-1801) и монография Пи Си-жуя (1850-1908). Это были работы исследовательского характера, написанные в русле критического направления классической филологии Китая цинского времени. Об их научной ценности свидетельствует факт переиздания их в наши дни в Китайской Народной Республике [183]. Ю.К.Щуцкому принадлежит честь быть первым из европейских синологов, сумевших понять научную важность трудов этих китайских ученых.

Труды эти были привлечены Ю.К.Щуцким главным образом для освещения проблемы происхождения " И цзина" и состава этого древнего памятника. В понимании же смысла основной части " И цзина" ему помогли совсем другие исследователи: Ван Би (226-249), Оу-и (1598-1654) и Итó Тó гай (1670-1736) [184].

Этот отбор заслуживает особого внимания. Ван Би, как известно, искал ключ к пониманию " И цзина" в даосской философской мысли; Оу-и стремился осмыслить понятия и концепции " И цзина" с помощью понятий и идей буддийской философии; Итó Тó гай походил к " И цзину" с позиций конфуцианства.

Для тех, кто наблюдал путь, которым пришел к " И цзину" сам Ю.К.Щуцкий, выбор этих авторов понятен: как было сказано выше, к " И цзину" привело его собственное изучение конфуцианства, даосизма и буддизма. Требует только объяснения, почему из всех конфуцианских авторов Ю.К.Щуцкий выбрал японца Итó Тó гая. Почему он не остановился, например, на таких работах, как знаменитый трактат Чэн И-чуаня или замечательные исследования Чжу Си? Объяснение, по-видимому, заключается в следующем. Опираться в работе над " И цзином" на трактаты этих двух великих мыслителей старого Китая означало бы погрузиться в систему идей сунской философской школы. " И цзин" в освещении Чэн И-чуаня и Чжу Си – принадлежность прежде всего этой школы, один из устоев ее системы. Вполне возможно и – с точки зрения истории философии в Китае прямо необходимо подвергнуть внимательному исследованию " Чжоу и чжуань" младшего Чэн-цзы [185]и " Чжоу и бэнь и" Чжу-цзы, но это было бы исследованием философии сунской школы. Ю.К.Щуцкий, знакомясь с этими прославленными работами, видимо, понял это и решил из конфуцианских работ по " И цзину" взять такую, которая стремилась бы подойти к " И цзину" по возможности в его собственном облике. Такую работу он и увидел в трактате Тó гая.