Военная экстрасенсорика: Запад 3 страница

**

Моя первая военная цель в программе дальновидения

Конец 1978 года ознаменовал новый этап в моей практике по дальновидению. Фред Этуотер уведомил меня, что предстоит провести первый эксперимент по обнаружению реальной цели. На следующее утро, ровно в 9: 00 я прибыл на своё рабочее место в полной готовности к испытанию. Я хорошо выспался и не мог дождаться минуты, когда можно будет продемонстрировать, как хорошо я справлюсь с задачей по обнаружению реальной цели.

И вот мы расположились в комнате, где обычно проходили наши практические сеансы по дальновидению. К моему удивлению, Фред достал из своего портфеля конверт и извлек из него фотографию. Это была аэросъёмка ангара самолета с высоты не менее трёх тысяч футов – перспективная съёмка передней части ангара со скользящими воротами. Вокруг ангара стояло много маленьких самолетов. В большинство своём это были одномоторные и двухмоторные самолёты, как гражданские, так и военные. Среди них не было ни одного реактивного самолета. Всё указывало на то, что это военный аэродром.

Я знал, что это было не по протоколу: дальновидящему не положено ничего показывать до того, как он не проведёт сеанс. У нас это называлось «первичной загрузкой». Пытаться определить, чем могла бы быть цель, когда вы полностью «слепы» и понятия не имеете, о чём идёт речь, несомненно, трудно. Но и «первичная загрузка» тоже очень мешает сосредоточиться. Как только мне показали фотографию ангара, мой мозг тут же заполнился всевозможными вариантами, что бы это могло быть. Я рассердился и спросил Фреда, зачем он это сделал. Фред ответил, что сожалеет, но начальство предписало ему поступить именно так. Ему приказали показать мне перед сеансом фотографию и сказать, что цель находится в ангаре самолета. Фред не знал, почему ему отдали такой приказ, но он обязан его выполнить. Он вручил мне фотографию и повторил приказ. Что мне оставалось делать? Пришлось согласиться с их условиями.

Я смотрел на фотографию, но не изучал ее. Я понимал: чем меньше я знаю, тем лучше. Поблагодарив Фреда, я положил фотографию на столик, стоящий между нами. Я лёг на кожаную кушетку и, закрыв глаза, пытался забыть, что я видел на фотографии, но у меня ничего не получалось. Я пытался снова и снова, продолжая говорить себе, что мне нужно определить цель, находящуюся в ангаре, а не сам ангар. Я повторял это про себя много раз и скоро почувствовал себя так, словно на мгновение моё сознание затуманилось, и я вошёл в особое состояние между сном и явью. Но только на одно мгновение, потому что тут же ощутил, что вновь вернулся в действительность с ясным осознанием, что мне надо сосредоточиться на цели. Как только я вспомнил об этом, сразу же появилось видение железной трубы или какого-то длинного устройства, похожего на перископ, который внезапно промелькнул в моём видении. Я пытался удержать возникшую картинку, напрягая все силы, чтобы управлять ею. Перископ преобразовался в некое оптическое устройство слежения, визир, с мягкими резиновыми колпачками и устройством для глаз, повешенный на пульт управления. Я открыл глаза, взял бумагу и карандаш и начал торопливо зарисовывать то, что удерживал мысленным зрением. Увиденные мной вещи быстро превратились в нечто, напоминающее два уровня какого-то транспортного средства. Был верхний уровень и более низкий уровень, выдающийся вперёд. На обоих уровнях были сиденья, у каждого были свои функции и различная оснащенность приборами с армированием и другими средствами защиты. Внезапно перед моим мысленным взором возник жёстко закрепленный компьютер военного типа с клавиатурой, и я зарисовал его расположение. Это было трудно, но я смог сделать набросок расположения различных кнопок и кнопочных панелей. Стали приходить изображения складов снарядов, быстро превращающиеся в большие орудийные укрытия, которые в свою очередь преобразовывались в рельсы, ведущие вглубь транспортного средства. Возник сегмент автономного питания и бронированная его защита с автоматизированной подачей питания. Детали всё наплывали, и я едва успевал зарисовывать все подробности интерьера транспортного средства, вплоть до его трёхмерного изображения.

Наконец картинки перестали мелькать перед моим мысленным взором, и я отложил карандаш. Передав рисунки Фреду, я сказал ему, что именно находится внутри ангара.

Фред был доволен. Прежде чем изучить документы, мы обсудили цель. Фред сказал, что изначально он понятия не имел, что она из себя представляет. Этого не знал даже руководитель проекта Пламя Гриля. Таков был тест всего проекта, он должен был показать, насколько эффективна наша работа. А ещё Фред сказал, что любой, получив подобную «первичную загрузку», нарисовал бы самолёт. Любой, но не я.

– Хорошая работа, – сказал Фред.

К тому же я не стал зарисовывать внутреннюю часть здания, что означало, что я на самом деле установил реальный контакт с целью, которая находилась в здании, и это, по его словам, тоже было замечательно. Я ответил Фреду, что на протяжении всего сеанса был в полном контакте с целью. Я знал, что хорошо справился с заданием, и понимал, что если и не проявил до конца свои возможности, то и не провалился.

Как выяснилось, мы оба оказались правы. Целью был Танкер XM-1 Абрамса. Это был новейший секретный опытный образец танкера, ещё не принятого тогда на вооружение Армией США. Таких экземпляров было на то время всего три. Один из них преднамеренно оставили в ангаре самолета, чтобы проверить, сможем ли мы описать его как цель. Предполагалось, что в лучшем случае мы сможем увидеть летательные аппараты, и танкер окажется за пределами нашего мысленного зрения. Каково же было всеобщее удивление, когда мы не только идентифицировали цель, являющуюся танкером, но и смогли зарисовать Абрамса снаружи и изнутри, включая его автоматизированную систему погрузки, новую оптическую систему слежения, компьютерную систему танкера, размещение кнопок и кнопочных панелей, а также общие детали интерьера. Особенно впечатлил всех тот факт, что мы были в состоянии сделать это в так называемом двойном слепом эксперименте, который осложнялся очень отдалённым расстоянием и получением ложной предварительной информации. Так триумфально началась моя работа по дальновидению в рамках проекта «Пламя Гриля».

В это же самое время началась моя карьера экстрасенса в рамках только что запускающегося в то время разведывательного проекта в 902 Группе Военной Разведки. Мой начальник, возвратившись в Эрлингтон, штат Виргиния, пошёл на приём к руководителю департамента Министерства и потребовал моей замены. Генерал сместил меня с очень важного поста, который я занимал ранее, будучи очень востребованным специалистом, одним из двадцати девяти всемирно известных военных экспертов в моей области, занимавшего заметное место в Министерстве, и перевёл в невидимые бойцы 902 Группы Военной Разведки. Это было не в интересах Министерства, так как там было занято только 79% должностей военных экспертов (в штате было лишь 23 квалифицированных старших ворент-офицеров из 29 необходимых для работы по всему миру). И больше половины из них должна была исполнять свою трудную миссию в горячих точках планеты.

В среднем каждый из ворент-офицеров проводил за границей около пяти лет. Общий стаж работы за границей как ворент-офицеров, так и офицеров, исполняющих обязанности без произведения в должность, не превышал восьми лет. Я же уже отслужил за границей более 12 лет и больше года был военным экспертом № 1. 9 лет было посвящено работе экспертом за пределами Штатов, так что вряд ли кто из коллег мог на меня пожаловаться. Но всё же два ворент-офицера написали жалобу в Министерство по поводу моего назначения в 902 Группу Военной Разведки вне штата, как только впереди замаячила их первая командировка экспертами в горячую точку. В жалобе было написано, что с этой трудной миссией должен ехать я, поскольку это я «лишний», а они в штате.

Чтобы было понятно, как это могло повредить мне как ворент-офицеру, процитирую кадровика из Военного Департамента – того самого человека, в обязанности которого входило отслеживание моих назначений, продвижений по службе и защита моих профессиональных интересов. Итак, цитата:

«Если Вы будете настаивать на том, чтобы работать не в военном экспертном комитете, то я больше не буду отстаивать Ваши интересы. Более того, я сделаю всё возможное, чтобы снять Вас как Главного ворент-офицера с должности, занимаемой Вами в Военном Департаменте».

Я принёс эту бумагу своему Командиру, который в свою очередь поговорил со своим Командиром, но всё то время, пока я оставался вне штата и должности, не получал никаких поощрений, продвижений по службе и прочих выгод.

Кроме того, так как это был временный проект, нам не было разрешено жить в форте Мид, Мэриленд. Поэтому, я был вынужден ездить из своей квартиры в Виргинии. В то время я жил в Рестоне, штат Виргиния, по другую сторону Кольцевой дороги. Как долго мне приходилось добираться до Форта Мид, может догадаться каждый, кому приходилось ездить в час пик по округу Колумбия. Так как работа начиналась в 7: 30, я каждое утро должен был отправляться в путь не позднее 4: 30, чтобы успеть к началу рабочего дня. Три часа напряжённого движения не способствовало проведению качественных сеансов дальновидения, особенно с точки зрения стрессового фактора.

Зимой дела обстояли ещё хуже, особенно если шел снег, или дороги покрывались льдом. Были такие вечера, когда приходилось восемь – девять часов двигаться бампер в бампер, только чтобы возвратить домой, упасть в кровать, провалиться часа на четыре в сон, а потом вновь начать повседневную рутину. Были времена, когда я в день проезжал мимо 5-6 автомобильных аварий, чудом не попадая в автомобильную смятку. Смею предположить, что только самый лучший из экстрасенсов, может выжить, пройдя через несколько лет битв за рулём, как это сделал я. Кстати, прекрасный способ отбирать будущих экстрасенсов для сложных проектов. Любой, кто более четырёх лет ездит на работу, ежедневно преодолевая пятьдесят с лишним миль по Кольцевой дороге округа Колумбия, и при этом ни разу не разбил машину, тот стопроцентный экстрасенс!

**

Переход к реальным операциям

В начале ноября 1979 года в здание американского Посольства в Тегеране (Иран) вторглись иранские революционеры и захватили заложников. Ранним утром меня и нескольких других дальновидящих подняли с постелей и вызывали в офис. Нас предупредили, чтобы мы, пока будем находиться в дороге, не слушали никаких радиопередач и не смотрели телевизор. Это требование было излишним, потому что никто в Америке в этот ранний час ещё знал о происшедшем.

Было ещё темно, когда мы собрались в кабинете, где уже были Фред Этуотер и майор Уэтт, уполномоченный дать нам необычное задание. Было сказано, что одно из наших посольств (где – не уточнялось) захвачено террористами, есть заложники. После этого сообщения Этуотер бросил на стол более ста фотографий и попросил идентифицировать только те фотографии, на которых изображены люди, взятые в заложники. Таким образом, то раннее утро ознаменовало начало новой темы, в которой были задействованы все дальновидящие нашего отдела и которую мы разрабатывали в течение года, проведя сотни индивидуальных сеансов дальновидения.

Как дальновидящие мы сделали всё от нас зависящее, останавливаясь лишь у той границы, которая могла привести к возможному расстройству психики. Невозможно описать, как тяжело было раз за разом определять одну и ту же цель, день за днём, месяц за месяцем. Осложняло ситуацию и то, что каждый раз возникала проблема с первоначальной загрузкой, ведь мы осматривали одних и тех же людей, одни и те же здания, комнаты, участки, точки, списки, оборудование, цвет, отношения, и т.д. лишь с небольшими изменениями и при самых напряженных обстоятельствах. Представление между реальным и воображаемым быстро стирается, время вытягивается в одну непрерывную линию. Исчезают границы между понятиями «сегодня», «завтра», «вчера», и вы уже не разбираете: работаете ли вы на Центральное разведывательное управление, или Совет Национальной безопасности, или Управление Национальной безопасности, или Службу Разведки и Безопасности США, или на них всех вместе взятых. Вдобавок ко всему, на всех этих уровнях мы непреднамеренно наживали себе врагов. Начальству хотелось всего и сразу, мы и делали то, что они требовали: просматривали каждое здание, каждую комнату, каждого человека. Описывали, что делают люди, во что они одеты, что едят, как чувствуют себя, какая там мебель, какой краской покрашены стены, какие картины на них висят, какие ковры на полу. Даже спрашивали, какой высоты трава во дворике. Интересовало их также, сколько автомобилей было оставлено возле здания, в каком именно месте они припаркованы, какой они марки, и стояли ли они передней своей частью к зданию или кузовом.

В результате мы начали получать информацию о людях, которых воспринимали как заложников, но которые на самом деле таковыми не являлись. Маневры американской армии и другие передвижения в центре и в нижней части Тегерана, которые производили впечатление поспешных, странных или неуместных, с участием лиц, которые, по нашему убеждению, были американцами, или, по крайней мере, людьми, связанными со Штатами – всё трактовалось как действия с заложниками.

На самом же деле мы непреднамеренно вмешались в жёстко контролируемую секретную операцию по освобождению заложников! В результате наш отдел внезапно наводнился оперативниками из Органов Безопасности, которые буквально хватали наших людей, уводя их на допросы и требуя признания, кто допустил утечку информации об операции, которая должна была начаться в «Первой Пустыне» и многих других местах города. Наше вмешательство привело к значительным осложнениям при выполнении некоторых боевых задач, особенно это касалось спецопераций Совета Национальной безопасности.

**

Советский самолет радиотехнической разведки, Африканское Конго, Заир

В 1975 году секретный советский самолет радиотехнической разведки упал где-то в Центральной Африке, и по понятным причинам его искало множество людей. Ценность этого самолёта для разведслужб была огромной. По ряду причин вычислили, что самолёт упал где-то в Центральном Конго, в Заире. Но, из-за многокилометровой зоны предполагаемого крушения и труднопроходимости местности, даже воздушное наблюдение не дало результатов – не удалось обнаружить ни место крушения, ни каких-нибудь свидетельств его. Это был прекрасный тест для уже действующего проекта Пламя Гриля. Если никто не смог обнаружить цель, значит, необходимо использовать какие-то экстраординарные средства, чтобы определить её местонахождение и извлечь из этого хоть какую-нибудь пользу.

Кроме нас троих, работающих над этой проблемой в рамках проекта Пламя Гриля, над ней трудилось много учёных из Стэнфордского Университета и дальновидящие из учебной группы при нём. Нам выделили три автономные области в Заире, до13 километров в диаметре каждая. Дальновидящим из Стрэдфордского Института и дополнительной учебной группе достались такие же участки. Поисковые команды были отправлены в места предполагаемого крушения, и самолет сел за километр от места, предоставленного в распоряжение группы дальновидящих. Все указанные зоны находились в пределах восьми километров от фактического места крушения. Когда первые поисковые команды прибыли к месту назначения и вошли в означенный на карте круг, они столкнулись на дороге с местными жителями, несущими обломки потерпевшего крушение самолёта, которые они растаскивали по своим деревням, чтобы использовать для укрепления своих хижин.

Известно, что об этом случае доложили президенту, потому что Президент США Джимми Картер официально заявил об этом инциденте в присутствии газетных и телевизионных репортеров, обсуждая его со студентами колледжа в 1995. Он говорил о пропаже секретного советского самолета (бомбардировщика), возможно с ядерными боеголовками на борту, сконструированного с учётом самых передовых технологий, и это было очень опасно, ведь первыми его могли обнаружить не спецслужбы США и других стран, но и террористические организации. Когда его спросили, каким образом нашей стране удалось обойти всех и найти самолёт первыми, президент ответил, что это было сделано при помощи женщины-экстрасенса.

К сожалению, он делал эти комментарии, держа в руках папку, на корешке которой было рельефная надпись: «Пламя Гриля». В результате нам пришлось в срочном порядке изменить своё кодовое название, и с той памятной трансляции по национальному телевидению наш проект стал называться «Центральный Путь» и никогда больше мы не использовали старое название «Пламя Гриля».

**

Субмарина Класса Тайфун, Северодвинск, Советский Союз

В сентябре 1979 года Военно-морской офицер, работающий в Совете Национальной Безопасности, принес в наш офис информацию об одной из самых важных целей, над которой нам когда-либо приходилось работать. Это была одна из первых оперативных разведывательных целей, поставленных передо мной, и, несомненно, одна из самых существенных. Но вначале ни у кого из нас не возникало мыслей относительно важности цели или её роли в нашем проекте ни в политическом, ни в военном отношении; мы не предполагали извлекать из неё никаких-то дивидендов, ни тогда, ни сейчас, много лет спустя.

Цель была черно-белой фотографией очень большого промышленного здания, находящегося на некотором расстоянии от воды, очевидно являющегося частью Северодвинского судостроительного завода на Белом море, около Северного Полярного Круга. Во время долгой холодной зимы этот порт полностью замёрзал, покрываясь толстым и непроницаемым слоем льда. Рядом со зданием были свалены штабеля промышленных материалов и просматривались железнодорожные пути в обе стороны. В течение многих месяцев материалы доставлялись в здание, но вагоны всегда выходили оттуда пустыми – из здания никогда ничего не вывозили. Материалы были общими по своей природе, и невозможно было определить, для чего конкретно они могли использоваться. Здание было громадное, рискну предположить, что в то время это было одно из самых больших, если не самое большое сооружение в мире, объединяющее под одной крышей множество построек. На здании было написано «Строение № 402», и никаких других опознавательных знаков и характерных признаков оно не имело. Многочисленные агентства, получившие задание определить, что происходит внутри здания, бились над решением этой задачи не один месяц, так и не приблизившись к разгадке, пока цель не поставили перед нами. Для того чтобы определить функциональное назначение здания, я использовал в работе дальновидение.

На первом сеансе дальновидения по заданной проблеме мне дали только ряд географических координат местоположения здания, и я определил его, как очень крайний север. Цель явно находилась к северу не ближе Финляндии, но гораздо восточнее неё. Я сосредоточился на цели, но ощущал только ледяную пустыню, холод и скалы. Посреди этой пустыни я видел очень большое промышленное здание с большими дымовыми трубами, а чуть поодаль от него гавань или море, покрытое толстым слоем льда.

Поняв, что я правильно определил местность и вижу цель, Фред открыл коричневый конверт с заданием и показал мне аэросъёмку здания. Я воспринял его как очень большой навес, постройку гигантских пропорций, с неприметной плоской линией крыши. Фред тогда спросил меня, что, по моему мнению, может находиться внутри здания.

Потратив значительное количество времени на расслабление и попытку освободить свой ум, я представил себя дрейфующим вниз и медленно проникающим через крышу-навес внутрь здания. То, что внезапно последовало за этим видением, можно назвать взрывом видений. Я ощутил себя парящим в здании, размером с два с половиной - три торговых центра, объединённых под одной крышей. Я неверно определил размер здания. Оно было значительно больше, чем я мог вообразить, потому что первоначально я судил по двум внутренним стенам, которые, на первый взгляд, определяли длину здания. Но они казалось лишь основанием, стенами, поддерживающими непосредственно здание и крышу. По всей их длине были пустые сегменты. Моё внутреннее зрение обрисовывало всё так, будто я нахожусь в здании и вижу это своими собственными глазами. Такое при дальновидении происходит крайне редко. Цель виделась настолько точно, что это казалось почти нереальным.

В гигантских областях залива между стенами находилось нечто, похожее на огромные секции, напоминающие обрезанные сигары или секции в форме сигар, каждая из которых представляла собой отдельную конструкцию. Вокруг этих «сигар» всюду были подмостки. Части и секции этих форм приваривались друг к другу, как если бы две формы сигары соединялись вместе в пары-близнецы. Это напоминало строительство колоссальных размеров субмарины, таких огромных пропорций по высоте и длине, каких мне не доводилось видеть прежде. Это фактически были две субмарины, соединённые боками. Вместе они не уступали по размерам авианосцу времён Второй Мировой Войны. Шум строительства наполнял всё здание: стук, грохот, визг, звуки высокоэнергичной электроники, излучающей сильные пучки света при сварке стальных стен полуметровой толщины. От ярких дуг пучков света, весело пляшущих по стали, здание наполнялось густым сине-фиолетовым дымом. Душ горячего металла плескался в дуге, просачиваясь сквозь бетонные перекрытия. Я был ошеломлён деталями. Их было так много, что они, по сути, отключили мой мозг. Стараясь ничего не упустить, я несколько часов после сеанса зарисовывал детали, мелькавшие в моём сознании в течение нескольких минут, которые я провёл внутри здания 402.

Мы отправили результаты первого сеанса по дальновидению в Совет Национальной Безопасности. Они вызвали много разногласий. Другие агентства уже создали свои собственные теории о том, что происходило внутри Здании 402 и теперь яростно их отстаивали, подвергая сомнению мой опыт дальновидения, хотя их анализ также невозможно было проверить, как и мои видения. Вывод был сделан почти единодушный: Советы строят принципиально новый тип военного судна – возможно, для транспортировки войск, возможно, с вертолетной площадкой – но субмарина? Этот вариант даже не рассматривался!

Во время второго сеанса дальновидения я находился еще ближе к строящемуся судну. Теперь я был в состоянии судить о его размерах и высоте: по длине он был приблизительно равен двум полям для игры в американский футбол (200м), по ширине около 23 метров. Если сравнивать с обыкновенным жилым домом, то это судно было в 6 -7 этажей или приблизительно 28 метров в высоту, если не брать в расчёт боевую рубку, высота которой была не менее 20 метров.

Передние двигатели были полностью бандажированы и отличались от обычных – я сделал их детальные эскизы. С большим интересом я оглядел скошенные стволы реактивных снарядов, лежащие перед боевой рубкой, насчитал примерно 18-20 пусковых установок для межконтинентальных баллистических ракет с десятью автономными боеголовками, способными к запуску на ходу (новая технология для советского военного флота).

Было много и других вещей, которые я тогда увидел, но по прошествии почти двух десятилетий мне трудно вспомнить все детали. Важно отметить, что большая частью полученных мной на этом сеансе дальновидения фактов была подтверждена в последующих опытах, проводимых другим дальновидящим – Хартлейфом Трентом. Все эти материалы, расшифровки и зарисовки были отправлены в Совет Национальной Безопасности.

Впоследствии нам как-то сказали, что материал был решительно и бесповоротно забракован чиновниками Совета Национальной Безопасности, один из которых, Роберт Гейтс, позже стал Заместителем Директора ЦРУ, а в итоге Министром обороны США при Президенте Буше.

Услышав, что материал отклонен, я повторно «отсмотрел» тот же участок и, основываясь на личной оценке скорости строительства субмарины и сравнивая данные предыдущего и повторного сеанса, определил вероятную дату запуска, которая, по моим подсчётам, приходилась на середину января. Дата абсолютно невероятная для спуска на воду субмарины, особенно в этом районе мира, если брать в расчёт, что здание не связано с морем, расположено возле замёрзшей гавани, причём толщина льда превышает несколько метров. Аналитики в Совете Национальной Безопасности (СНБ) праздновали победу, не упуская случая поиздеваться над предсказаниями экстрасенса.

Однако спутниковые фотографии, полученные в середине января 1980 года, показали новый канал, ведущий от здания к морю. То, что стояло на территории дока, было невиданной по размерам боевой подлодкой, равной которой на западе тогда ещё не было. Рядом с ней выглядела карликом субмарина класса Оскар, прибывшая в док для ремонта. На снимке ясно обозначились люки подлодки, открытые для загрузки двадцати скошенных снарядов. Принципиально новая субмарина получила очень подходящее для неё название: «субмарина класса Тайфун», главным образом из-за огромного количества воды, которую она вытесняет собой в гавани.

Прочитав отчёт о моих предсказаниях и увидев зарисовки субмарины, полученные в результате сеансов дальновидения, один адмирал Военно-Морского Флота, служащий в СНБ, предложил идею: организовать аэро- и космическое наблюдение за Северодвинской верфью в течение той недели, когда Тайфун, по моим данным, должны были спустить на воду. И Тайфун действительно спустили на воду прямо под объективами американских космических фотокамер в срок, всего на несколько дней отличавшийся от указанного мною. В итоге по субмарине класса Тайфун было собрано за короткое время больше разведданных, чем о любой другой субмарине за всю историю их существования. И она действительно во всех основных деталях соответствовала моему первому описанию, полученному путём дальновидения.

**

О терроризме

Сейчас мы живём теперь в новую эпоху, эпоху терроризма, когда даже самые передовые и изощрённые технологии сбора разведданных не смогут защитить нас от террористов, использующих методы и тактики средневековья. В рамках исторической структуры американского проекта по дальновидению в противовес угрозе международного терроризма были разработаны трансцендентные и асимметричные приёмы ведения войны с использованием дальновидения.

Понимая, что энтропия, намерение и ожидание играют значительную роль в успешности сеансов дальновидения, мы в полной мере осознаём, какой огромный негативный эффект оно может повлечь за собой, если террористы будут использовать его по всему миру как оружие массового поражения. Не объединить усилия, упустить возможность использовать такие способности в защиту мира было бы трагедией немыслимых пропорций. Если трагедию можно предотвратить, было бы непростительной ошибкой не отвести её совместными усилиями.

Наши российские друзья и коллеги тоже добились потрясающих результатов в своих проектах, которые теперь известны и нам. Пришло время объединить наши усилия и возможности, чтобы использовать их для защиты всех Наций доброй воли, ставя заслон будущим угрозам, с которыми предстоит столкнуться человечеству.

Глава 5
За кулисами программы Звёздные Врата

Эдвин Мэй

По образования и учёной степени я физик-ядерщик, и начало моей служебной карьеры было связано именно с этой областью знаний. Тем не менее, с 1976 года моя деятельность была целиком посвящена изучению ЭСВ и проблемам применения его в национальных интересах. Большинство моих друзей до сих пор удивляются и не могут понять, как я смог совершить такой, по их мнению, совершенно невероятный кульбит. В этой главе я расскажу о том, как моя жизнь и карьера сделали настолько крутой поворот, что я из академического физика-исследователя превратился в директора секретной правительственной программы экстрасенсорного шпионажа, известной теперь под названием «Звёздные Врата».

**

Детство и юность

Я родился в Бостоне, штат Массачусетс, в январе 1940 года, как раз перед тем, как Соединённые Штаты Америки вступили во Вторую Мировую войну. Мой отец служил в военно-морском флоте, и наше семейство следовало за ним повсюду, где ему приходилось проходить службу, пока отца не послали участвовать в боевых действиях на Тихом океане. К тому времени две мои сестры, мать, и я жили в Калифорнии.

После войны, в 1946 году, по непонятным мне причинам моё семейство обосновалось в Тусоне, штат Аризона, купив там у некоего «джентльмена» ранчо в 40 акров, в котором водились лошади, цыплята, обитало много котов и собак. Но необычнее всего для сороковых годов было то, что в одном доме на ранчо жило два семейства.

В те времена я ездил в школу на лошади. Теперь, по прошествии почти 60 лет, наше «ранчо», находящееся тогда далеко от города, оказалось в самом центре Тусона, а на пустыре, месте моих детских игр, сейчас открыт торговый центр!

Ещё в пятидесятые годы меня стало интересовать всё, что было связано с Россией (Советским Союзом). В детстве я часто болел, и, чтобы мне не было скучно, родители клали рядом с кроватью книгу – Всемирную Энциклопедию. Я самостоятельно освоил кириллицу и приобрёл некоторые знания по географии России. К примеру, мог довольно точно разместить на контурной карте многие большие города России. Кто мог тогда подумать, что мой детский интерес к России был предвестником последующих жизненных событий, которые свяжут меня с этой страной на долгие годы. Когда на орбиту был запущен первый русский спутник, я, едва услышав об этом, выбежал на улицу, чтобы понаблюдать, как эта «новая звезда» тихо скользит по небу – для меня это было очень волнующим событием.

Начиная с 7 класса и до окончания средней школы, я учился в школе-интернате, в Тусоне, приблизительно в 20 милях от дома. Образование, которое я получил там, сыграло огромную роль в определении карьеры всей моей жизни. В выпускном классе (1958) я брал уроки физики у очень умного преподавателя, который ввёл в основной курс азы интегрального исчисления – небывалое в те времена дело. Мне нравилось заниматься этим, и я весьма преуспел в науке.