Глава девятая. Кончилась их авантюра просто, буднично и безнадёжно

Кончилась их авантюра просто, буднично и безнадёжно. Майор поднялся раньше всех и растолкал часового Печкина:

— Вставай. Страж неусыпный. Одевайся.

Печкин поднялся и не знал, куда глаза девать от стыда. Паша Черентай сидел за столом и питался оставшимися пельменями — прежний бомжик-воришка.

Майор тоже был одет и смотрел на журналиста с жалостью.

— Если бы в Зоне. Нас бы уже давно. Расстрелять бы тебя. На воротах. Из поганого ружья.

— Да я как-то неожиданно, — сказал Печкин.

— Нет, — сказал Майор. — Так всегда бывает. С некоторыми. Теперь бы кофе. Крепкого. Мужского рода.

И тут же раздался стук в дверь:

— Артур Иванович! Игорь Моисеевич! Завтракать будете?

— Смотри-ка — имена запомнила! — сказал Печкин. — А я всё никак не привыкну… За что ты меня Моисеичем оформил?

— За дело, — сказал Майор. — Открывай.

Печкин натянул штаны, прошлёпал по ледяным половицам К двери, повернул ключ — и впечатался в стену затылком.

Через две секунды всё было кончено.

Как положено — каски-маски-«абаканы», наручники, шестеро омоновцев и один в гражданском чёрном пальто — самый главный.

Печкин покосился на Майора — дескать, что же ты? Или ты только с бандитами храбрый да умелый? А на своего брата-мента не стоит?

Майор пожал плечами. А на Пашу Эмильевича и смотреть было незачем. Он тут никто. На него и омоновцы не смотрели — заковали и усадили на стул, охранник сзади, как у всех.

Пистолеты лежали на столе. Там же расстелился пояс шахида — сплошная ортопедия на вид, молодец, Мыло. Пластид от поролона на ощупь не отличишь. И его, пояс медицинский, хоть об пол бей. Если они сразу не сообразили про пояс — значит, не профессионалы…

И смертоносный мобильник был тут же…

— Теперь к делу, — сказал главный. Пожилой, с белыми бровями, в старомодной пыжиковой шапке, какие носили раньше все начальники. — Выяснять ваши настоящие имена я не собираюсь. Где деньги?

— Какие. Деньги, — сказал Майор. — Мы не за деньгами.

Белобровый рассмеялся.

— Ну выдержка у вас, мужики! Я бы так не смог! Семь лет терпели, сидели по своим гнёздышкам! А мы-то на здешних ментов грешили, сколько народу пострадало из-за вас… Профессор из дурки, хороший, говорят, был врач…

— Простите, — сказал Печкин. — Это недоразумение. Я известный журналист Дэн Майский, а это ваш коллега… Мы пытались выяснить обстоятельства одного происшествия… Действительно семилетней давности…

— Чего там выяснять, — сказал белобровый. — У психа были деньги. Много денег. Багажник и задняя часть салона. Миллиард или больше. Здешние не брали. Мы за ними следили — может, кто-то на Багамы поедет или маме розовый кадиллак купит… Обязательно кто-нибудь да прокололся бы в городе Кошкине! Оставили мы тут своего человечка…

Печкин догадался, кто этот человечек. Дама-портье, кто же ещё. Самая та работа, все приезжие на учёте… То-то она не пошла на поминки!

— Вот со психа. И спрашивайте, — сказал Майор.

— Ну да, — сказал белобровый. — Психа вы устранили. С понтом он сбежал.

— Простите, — сказал Печкин. — А чьи деньги-то были?

— Главное, что они были, — сказал белобровый. — А теперь их нет. Трюк с машиной был, конечно, ловкий, ничего не скажешь. Ни номеров на двигателе, ни километра на спидометре… То есть ни мили… Не жалко было машину бросать?

— Не жалко, — сказал Печкин. — Потому что мы её и в глаза не видели.

— Я тут не при делах, — пожаловался Черентай. — Просто сосед по номеру… В командировке я… Экспедитор…

— Дойдёт и до тебя, — посулил белобровый. — Всему своё время. С тобой всё понятно, экспедитор. Ну да. Экспедиторы под конвоем не ходят…

— Это ошибка, — сказал Майор. — Слово чести. Я офицер.

— Хрен ты моржовый, а не офицер, — ласково сказал белобровый. — Когда речь идёт о такой сумме, не бывает офицеров и рядовых, все равны.

— Вы не знаете, — сказал Майор. — С кем связались. За эти деньги. Вас на краю. Света найдут. Это не ваши деньги. И не ваш уровень.

— Ага, значит, всё-таки в курсе… Ладно. Сейчас эту гостиничную бабу мои ребята будут резать на куски. А вы услышите, как она орёт. Может, тогда возьмётесь за ум.

— Да хоть и на куски, — сказал Печкин. — Всегда ненавидел эту шпионскую породу, всю жизнь по гостиницам мотаюсь… «Что это у вас, мужчина, пьяная дама после одиннадцати часов делает?» Вот она за всех и ответит…

Что-то дрогнуло в лице белобрысого, и понял журналист Печкин — угадал…

— Они вот тоже меня мучили, — наябедничал Паша Эмильевич. — А чего хотели — непонятно…

— Или с этого шибздика начнём, — сказал белобровый. — Может, он тут и есть ключевая фигура…

— Вы проницательны, — сказал Печкин. — Потому что он и есть тот самый сбежавший псих. Только ему память стёрли капитально. Никакие специалисты не помогли. Вот мы его сюда и привезли — может, в знакомой обстановке чего и вспомнит…

— Если бы мы, — сказал Майор. — Приехали. Чисто за деньгами. То было бы нас. Побольше. И вы бы сюда. Не сунулись. Мы без машины. В сумку. Миллиард не упихаешь. Так что думай.

Белобровый действительно задумался.

— В долю проситесь? Надо прикинуть…

— Нет, — сказал Майор. — С вами. Договориться можно. С хозяином денег. Исключено. Он тогда и вас. И нас. Без различий. С ним. Лучше по-хорошему.

— Значит, это с вашими мы тогда схлестнулись? — сказал белобровый.

— Не обязательно, — сказал Печкин. — Тут много кто этими деньгами интересуется, как бы промежду шестерёнок не угодить…

— А ты ему. Позвони, — сказал Майор. — Вон мобила. Там всего один номер. На крайняк. А я так понимаю. Сейчас крайняк.

— Очень правильно понимаешь, — сказал белобровый бандит взял телефон.

Ну вот и всё, подумал сталкер Печкин. Если бы Майор на то не решился, я бы и сам… Ноги окоченели, не подхватить бы простуду… Нашёл о чём беспокоиться! Потому что живыми нам всё равно отсюда не уйти, так хоть в дурном обществе… Интересно, Господь сочтёт это самоубийством или за мучеников проканаем? Правильно всё, Всеволод Петрович Каргин, настоящий русский офицер. Бомжа только жалко. Хотя я всё ещё могу предупредить…

И Белый не придёт. И ещё мучиться будет из-за того, что послал нас сюда…

Но белобровый гад и сам-то явно колебался — мало ли на кого нарвёшься? Может, там такая крыша, что только с группой армий?

— Спроси Рубика Евгеньевича, — подсказал Печкин. — Это пароль. А то тебя просто пошлют…

И закрыл глаза. И сразу вспомнил чьи-то старые стихи: «Трус притворился храбрым на войне, поскольку спуску трусам не давали. Он бледный в бой катился на броне и вяло балагурил на привале…»

Обычно это помогало в трудную минуту. А кто автор, так теперь и не узнаю…

Но вместо взрыва запрыгал, забрякал по полу тазик из-под холодных пельменей…

Печкин с трудом открыл глаза — тело не слушалось.

По номеру-люкс бесшумно метался чёрный вихрь — клацали затворы, падали тела…

Работал Посланец Чёрного Властелина.

Сейчас он и за нас возьмётся, думал журналист. Правильно его Майор опасался. Значит, вот он когда просыпается… Когда припечёт…

Всё было кончено. Шестеро фальшивых омоновцев валялись по разным углам, белобровый лежал лицом вниз на сплющенной раскладушке…

— Ну вы крутые демоны… — восхищённо сказал Павел Эмильевич Черентаев, антиобщественный элемент. И никакой он уже был не Посланец… И на порванную цепочку наручников смотрел с изумлением…

— Ключ поищи, — скомандовал ему Майор. — Где. Сам знаешь. Опытный.

Черентай нашёл ключ, расстегнул наручники сначала Майору, потом Печкину.

— Менты-то живые, — сообщил он. — Дышат. Их бы того…

— Ну что, Печкин, — сказал Майор. — Будешь их. Кончать.

— Нет, — сказал журналист. — Не могу так…

— А ты. Через не могу. Они бы тебя. Не задумываясь. — В том-то и беда моя, что задумываюсь, — сказал Печкин. — Трагедия всей жизни. Ты уж сам…

— За гада держишь, — сказал Майор. — Нехорошо. Ладно. Сколько-то минут. У нас есть. Потому что. Без стрельбы. И не надо её. На улице их. Неизвестно сколько. Поэтому так.

— Допросить бы атамана, — сказал Печкин.

— Некогда, — сказал Майор. — И незачем. Если уж он. За столько лет. Ничего не надыбал. Это хорошо. Что не закоченели. Раздевай их. Главного я сам. Прошманаю.

Майор собрал документы, сунул Печкину «беретту», стал снимать с одного из бандитов куртку.

— Переодевайся, — сказал он. — Пашу не надо. Мы его выведем. Как бы. Быстрее. Наверняка. У них связь. С теми на улице.

— Нет у них связи, — сказал Печкин. — Они же липовые. То есть мобила-то у главного есть, и не одна…

— Захвати, — сказал Майор. — Деньги тоже.

— Я уже лопатник добыл, — смущённо сказал Паша.

— Ай молодца! — сказал Печкин. — Только руки держи вместе, как ты есть конвоируемый…

Майор, уже переодетый и в маске, вытащил из всех автоматов рожки, прибавил к ним запасные и уложил в печкинскую сумку, благо была почти пустая. Два «абакана» он оставил, остальные свалил в шкаф. Потом подумал и отправил туда же смертоносный пояс. Потом задумчиво поглядел на свой смертоносный мобильник…

Они спустились вниз. Дама-портье вопросительно взглянула.

— Свободна, — просипел журналист не своим голосом. — Вали отсюда побыстрее…

— Гуманист хренов, — тихонько сказал Майор.

Они вышли на крыльцо и увидели, что на другой стороне улицы стоит чёрный «хаммер», а в нём скучает водитель и ещё кто-то.

Майор сделал знак рукой — дескать, бегите наверх, там без вас не управятся. Дисциплина у белобрового была на высоте, никто слова не сказал, и почти уже дошли конвоиры Паши до машины, как вдруг вылетело со звоном стекло и завизжал женский голос:

— Пацаны! Это подстава! Валите их!

— Сама виновата, — сказал Майор. — Падай!

Так единственная кошкинская гостиница «Гостиница» перестала существовать.