Глава 15. Он пришел в себя, услышав голос Филина.

Он пришел в себя, услышав голос Филина.

– Шульга! Ты меня слышишь, я знаю. Слышишь, а?

Тимур осторожно потер голову, потрогал ноющую после удара шею и приподнялся. Он лежал на самом краю поля, с одной стороны колыхались густые заросли кукурузы, с другой они становились реже, сквозь них виднелся холм с двумя вертолетами. Где-то неподалеку едва слышно гудел «трамплин».

– Шульга, эй! Можешь и дальше тихариться, хрен с тобой. Короче, артефакт у меня, причем я так понял, что это все три в один срослись… И дружки твои тоже у меня. Они мне не нужны, так что мы их сейчас валим, садимся в вертушку и летим к Периметру. Из Зоны выйдем, и я «слизни» загоню. И все, больше мне ничего не надо. А ты как хочешь. Мне вся эта беготня надоела.

Пока он говорил, голос становился все громче, и вскоре Тимур увидел Филина. Бандит держал за волосы Вояку, выкрутив ей руку, рядом переминался с ноги на ногу Боцман, дальше стояли Гадюка и Жердь, перед ними – ссутулившийся Растафарыч.

– Кончай девку, – приказал главарь.

Боцман с готовностью поднял «калаш», приставил ствол к голове Вояки. Растафарыч сзади дернулся, Жердь, оскалившись, сделал ему подсечку, и тогда Тимур встал.

– Ладно, прекращайте, – сказал он. – Вот я.

– Ну так иди сюда, – позвал Филин.

Тимур шагнул вперед, раздвигая ломкие стебли. Главарь оттолкнул девушку и врезал Тимуру правой. Тот не успел отклониться – упал на спину, вскочил, подстегиваемый яростью, получил еще один удар в челюсть, потом ногой в живот и скрючился на земле. Искаженное темное лицо приблизилось сверху.

– Сколько мне за тобой бегать пришлось, сучо-нок?! – процедил Филин. – Людей из-за тебя потерял! Вставай! Встать, сказал!

Тимур поднялся.

– К вертушке топай! – Филин напоследок приложил его кулаком между лопаток.

Ноги запутались в траве, Тимур едва не упал, но устоял и зашагал к холму мимо Растафарыча с бандитами. Гадюка выглядел как обычно, а у Жердя вид был какой-то диковатый, глаза блестели. Он прижимал к себе сумку Огонька, которого нигде не было видно… Может, в вертолете ждет?

– И не дергайся, малый, – произнес Боцман, тыча ему дулом автомата в затылок.

– А давайте я поле подожгу? – предложил Жердь. – Вон какое сухое, само просится…

– Успокойся ты со своим «подожгу»! – рявкнул Боцман, не оборачиваясь. – Достал уже, что на тебя нашло? Это к тебе маньячество Огонька перекинулось, как он помер?

– Просто я теперь хочу быть как он! – крикнул Жердь с вызовом. Ему никто не ответил.

Когда пленников подвели к вертолетам, Боцман сказал Филину:

– Плохое место. Открытое, да еще и возвышенность… Со всех сторон видно. Надо перелететь.

– В лесу не сядешь, а там дальше Могильник, – возразил Филин.

– Он не прямо здесь, за полем начинается. Лучше хотя бы на краю его сесть, там, возле заводей.

Филин обдумал это и приказал:

– Сажайте их внутрь. Пилот, заводи! – Он повернулся к Тимуру: – Где «ментал», Шульга? Как к нему отсюда попасть?

– Я не знаю, – покачал головой Тимур.

– Как это – не знаешь? Если ты именно сюда полетел, значит, знаешь.

Запихнув Растафарыча с Воякой в кабину, бандиты, кроме забравшегося следом Гадюки, столпились вокруг. На лицах было непонимание – никто, кроме Филина, до сих пор не слышал ни о каком «ментале».

– Не знаю, – повторил Тимур. – Путь к «мента-лу» Стае знает.

– Стае? – повторил Жердь. – Стае ничё знать уже не может, шкет. Стае твой в коробке той железной валяется, которая в лужу упала. Нет его уже!

Не обращая на него внимания, Тимур сказал Филину:

– «Слизень» поглощает сознание человека, если тот рядом с ним умрет. Примерно пять дней, а потом оно там растворяется, если его в «ментал» не переместить.

– Это я знаю, в лаборатории профессор объяснил.

– Ну так вот, сознание Стаса внутри сросшихся «слизней». Он знает скрытый путь к «менталу». Я – нет.

– А зачем ты сюда летел? Отвечай, или пристрелим этих двоих.

– Стае может говорить со мной во сне. То есть мне надо заснуть рядом с артефактом.

– А почему он раньше тебе не сказал, как к «мента-лу» попасть? Химичишь, сучонок! Артефакт уже три дня как у тебя.

– Потому что короткий путь к аномалии открылся, только когда три «слизня» срослись вместе. Поэтому я их и собирал.

– Командир, он чё несет? – спросил Жердь. – Это что за бред такой жгучий?

– То есть тебе заснуть обязательно надо? – повторил Филин.

– Мне или кому другому. Хотя другому Стае вряд ли про путь расскажет.

– Но как этот путь внутри артефакта открывается? Из кабины вертолета на него смотрели лица Вояки и Растафарыча. Тимур сказал:

– Не знаю. Путь как-то… проявляется внутри артефактов. Там вроде Зоны, то есть ее отражение… отпечаток. Я не знаю.

– А что ты там говорил, будто Стае твой в артефакте растворяется?

– Я так понял, среда внутри «слизня» как бы ядовитая. Там долго не выжить, она растворяет человека в себе. То есть его личность. Стае, когда прислал мне артефакт, в записке предупредил, что через пять дней погибнет. Сегодня – пятый день. То есть четвертый, но сутки бандероль ко мне шла. К ночи не станет Стаса, и потом уже некому будет нам про короткий путь рассказать.

– Ну это еще как посмотреть, – возразил Филин. – Если теперь «слизни» эти срослись… можно будет самому внутрь во сне попасть и путь этот найти.

– Командир, надо бы перелететь нам, – напомнил Боцман.

– Ладно, все внутрь.

Тимура усадили между Гадюкой и Филином, Вояка и Растафарыч оказались сзади, Боцман устроился впереди рядом с незнакомым Тимуру мужиком в военной форме. Тот хмуро оглядел троих пленников, отвел глаза и сказал, уставившись на приборную доску:

– Вы обещали, что отпустите меня, когда прилетим на место.

– А мы еще не прилетели! – отрезал Боцман. – Заткнись и врубай шарманку!

Когда машина начала подниматься, разворачиваясь к полю, Жердь спросил:

– Шкет, а чего ты так долго тихарился? Лежал там, молчал… Ясно ж было, что мы победили, э?

– На «трамплин» напоролся, – ответил Тимур. – Он меня подбросил, и я сознание потерял.

– А-а… – протянул Жердь, и тут Филин резко повернулся к пленнику.

– Сознание потерял? – повторил он. Тимур молчал.

– Потерял, – повторил Филин. – Типа обморок, а? А это ж как… как сон.

Тимур подался назад, когда Филин сорвал автомат с плеча Боцмана, но наткнулся на Гадюку, который пихнул его обратно. Приклад АК врезался ему в лоб.

Последнее, что он услышал, были слова главаря бандитов:

– Вот и поспи.

***

Через обмякшего Шульгу Боцман наклонился к главарю и спросил:

– Командир, насчет «ментала»… Объясни.

– Это аномалия, которая создает «слизни», – сказал Филин. – Она в Могильнике. Вроде как единственная на всю Зону.

– И зачем она тебе?

– Что значит – зачем? Она «слизни» делает. Каждый «слизень» не меньше двадцати тысяч стоит. Какие еще вопросы?

– И это все? – Боцман почесал бакенбард. – Но… А как часто она их делает? Что, если раз в год? Или реже? Что ж нам, так и куковать рядом с ней?

– Разберемся, – махнул Филин и продолжал, не замечая, что Боцман глядит недоверчиво: – Пока надо попасть к «менталу». Узнать, что это за скрытый путь, все разведать, а потом думать.

– А я слышал, некоторые аномалии можно передвигать, – вставил Жердь. – Не, серьезно! Вроде научни-ки сообразили, как делать такие… эти… энергетические, как их… ловушки типа. Захватываешь такой аномалию, и она как в коконе таком светящемся. Не распадается, не срабатывает, просто бурлит внутри него. Ну, этот, фильм видели старый такой, как его?.. «Охотники на привидений», во! Там мужики призраков в такие коконы ловили и лучом светящимся удерживали. Вот типа такого что-то. И аномалию можно потом перевозить. Только не любую аномалию вроде – с некоторыми получается, с некоторыми нет. Раздобудем такую ловушку, купим, у нас возле схрона «ментал» этот определим да будем артефакты, как яйца у наседки, тягать. Э, глядите, приходит в себя шкет.

У сидящего между Гадюкой и Филином человека дернулась голова. Потом шевельнулись руки, пальцы сжались, будто он схватился за невидимую рукоять…

Пилот на переднем сиденье сдавленно вскрикнул, и вертолет накренился.

***

«Смотри», – тихо сказал Стае.

Теперь Обрыва не было, хотя отдельные куски ландшафта, фигуры и деревья еще летали, но большинство из них опустились и срослись, как элементы конструктора «Лего».

«Ментол» там?» – спросил Тимур. К своему удивлению, он узнал холм, на котором совсем недавно стоял, и кукурузное поле, и зеленые заводи за ним…

«Я уже все разведал. Идем покажу».

Голос брата был совсем слабым, и Тимур старался не глядеть на него, потому что силуэт напоминал льдистое облачко, сквозь которое просвечивал пейзаж.

«Иди за мной. Быстрее».

Они поспешили вперед.

«Что снаружи?» – спросил Стае на ходу.

Тимур закончил рассказывать, когда они уже пересекли кукурузное поле.

«Здесь время движется не так, – пояснил Стае. – Вертолет еще не успеет сесть, а ты уже будешь знать дорогу к «ментолу».

«Но что это даст? Вокруг меня бандиты Филина, все со стволами. Я с ними не справлюсь».

«Наверное, нет. Но ты… у «слизней» есть одно интересное свойство. Я скажу позже, а пока что запоминай».

И Тимур запоминал. Чтобы пройти весь путь, им пришлось пересечь камыши, нырнуть в воду и сделать один необычный поворот – ив конце концов аномалия открылась взгляду. Она была… странной. Ничего подобного он не видел раньше.

Но еще более странной показалась Тимуру дорога, которая привела их к «менталу» от кукурузного поля. Он никогда не думал, что такое возможно, даже в Зоне. Хотя, если задуматься, только здесь подобный путь и мог существовать. Ясно, почему никто не знал о нем, найти его случайно можно было лишь при невероятном стечении обстоятельств.

Они остановились перед «менталом». Место, где притаилась аномалия, наполняло бульканье, а еще здесь необычно пахло. Под ногами плескалась вода.

«Почему она такого цвета?» – спросил Тимур.

Стае сказал:

«Кальций. Где-то он выходит на поверхность, и вода вымывает его. Ты запомнил, Тим?»

«Я все запомнил. Но это уже почти не важно. Мы летим в вертолете, слышишь? Рядом четверо бандитов, у всех стволы. Контейнер у них, и я ничего не могу сделать».

«Ты можешь закрыть глаза».

«Что?» – удивился Тимур.

«Закрой глаза, Тим. Закрой и посмотри на то, что увидишь».

Если бы у Тимура было тело, он бы окинул его скептическим взглядом.

«Что ты говоришь? Меня нет, ты что, не видишь? Это ты здесь весь, а я…»

«Потому что я умер, а ты спишь. Только это не важно. Попробуй закрыть глаза».

«Но как?! – закричал Тимур. – У меня нет глаз! Нет век! Ничего нет, только мысли…»

«И все-таки закрой глаза. Просто представь, что они есть, представь, как закрываешь их… Ну! Ты делал это миллион раз, вспомни, как это происходит, и закрой глаза еще раз, даже если их нет!»

«Это какой-то бред», – сказал Тимур недовольно.

И попытался сделать то, о чем просил Стае.

Вот он сидит в кабине вертолета между Филином и Гадюкой, рокочет двигатель, сзади притихшие Растафа-рыч и Маша, на которых наставил ствол Жердь, впереди Боцман и незнакомый пилот. Тимур неподвижен, он смотрит прямо перед собой, положив руки на колени, глядит между двух голов в лобовое окно… А потом закрывает глаза.

Обычно это происходит мгновенно, но сейчас он представлял, что веки смыкаются медленно, что темнота опускается на мир сверху, поле зрения сужается до светлой полоски, в которой расплываются предметы, она становится совсем узкой… исчезает… только пятна и круги перед глазами…

«Эй!» – Он дернулся.

«Не открывай! – донеслось из окружившей его мутной темноты. – Сохрани это ощущение! Сейчас увидишь… Ну же… Есть?»

«Есть», – сказал Тимур.

Он видел.

Пятна, круги и тени, что клубились под несуществующими веками, сложились в картину. Он видел кабину и людей вокруг, но как-то необычно: темные силуэты, в середине которых горел огонь. У одного – это же Филин! – темное жгучее пламя, у другого, управляющего вертолетом, что-то тусклое, едва заметное. Боцман горел ровно и ярко, Жердь чадил, разбрасывал искры, огонь его души дергался, мерцал, вспыхивал и пригасал.

«Это их сознания?» – спросил Тимур, усилием воли удерживая видение, а вернее, удерживаясь внутри этого видения.

Откуда-то издалека, из-за границ ментального мира, донесся голос Стаса:

«Да, и ты можешь проникнуть в некоторые. Человеком со слабой волей, раненым или напуганным, управлять легче. А вот с Филином тебе не справиться. Боцман тоже вряд ли подойдет, а Жердь… ну, может, он…»

«Погоди, мы уже подлетаем! – закричал Тимур. – Я вижу… нет, чувствую! Но как…»

Он понял, что видит глазами пилота – в сознание того проникнуть оказалось легче всего. Совсем близко была панель с приборами и рукоятками, стекло, а дальше – полоса земли на краю кукурузного поля.

Пилот ощутил его присутствие. Тимур понял это, когда холодный факел, которым казался чужой рассудок, испуганно полыхнул. Ему почудилось, что пилот вскрикнул, со всех сторон задергались светящиеся нити… Это же… это его…

Тимур мысленно потянул за одну из них – и ощутил, как дернулась голова пилота… Нет, его голова! Он рванул за две другие нити – шевельнулись руки, – пустил их волной…

Пальцы сжались на рукояти управления.

Пилот – нет, Тимур! – вскрикнул, и вертолет накренился.

***

– Да что с ним такое было?!

– Видели? Задергался вдруг – и вертушка вниз.

– Может, падучая у парня? Или со страху…

– Жив он?

– Я откуда знаю, Боцман?

– Ну, шею ему пощупай или руку.

– Чё мне его щупать, вон уже Гадюка щупает!

– Мертв, – тихо, с пришептыванием, произнес третий голос после паузы. – Шею сломал.

– Ну и мутант с ним, все равно не нужен больше. Ведь не нужен, командир? Прилетели?

Тимур увидел темный туннель. Он испугался, что каким-то образом его снова затягивает внутрь артефакта, хотя в глубине этого туннеля не было пятна света, только непроглядная ночь…

Туннель отодвинулся и стал широким стволом обреза-дробовика. Филин за шиворот поднял Тимура на колени, ствол уперся в лоб между бровями. Шелестела трава, рядом плескалась вода и кто-то стонал. Донесся голос Жердя:

– Глядите, вроде лодочная станция тут?

Филин пронзительно глядел на Тимура, темное пламя плясало в больших выпуклых глазах.

– Шульга, одно из двух, – ровным голосом заговорил он, – ты сейчас рассказываешь мне про дорогу к «менталу» или я спускаю курок. Потом стреляю тех двоих, и мы уходим.

Тимур, скосив глаза влево, спросил:

– Здесь есть лодки?

– Боцман! – окликнул Филин.

После паузы тот ответил:

– Все разбиты, кроме одной. Эта еще вроде годится.

– Надо плыть, – сказал Тимур. – Стае показал мне путь. Надо идти по воде или плыть. Между зарослями. Поворачивать…

– Говори!

– Чтобы ты убил меня?

– Говори! – Ствол сильнее вжался в кожу.

– Стреляй, – предложил Тимур. – Все равно этот путь не описать. Стае мне его показал, и я только показать смогу.

Филин медлил, а темный огонь полыхал в его глазах.

– Командир… – неуверенно произнес Жердь. Филин толкнул Тимура стволом, опрокинув на спину, повернулся:

– Все в лодку!

Тимур потрогал лоб, с которого стекала кровь, помассировал ноющее плечо, ощупал бока и встал.

Вертолет лежал неподалеку, зарывшись кабиной в мокрую грязь на мелководье. Шелестел тростник, ходил волнами на ветру, между зарослями плескалась вода. Растафарыч и Вояка стояли на коленях, перед ними, подпрыгивая, с грозным видом прохаживался Жердь – в одной руке пистолет, в другой бутылка из тех, что любил швырять Огонек.

Когда-то здесь текла широкая река, но теперь она превратилась в цепь мелких озер и болотец. В конце приземистого настила стояла будка с затянутым дырявым целлофаном окошком и вывороченной дверью; двумя рядами лежали притопленные лодки – только овалы бортов торчат над водой. Лучше всего сохранилась одна, привязанная в начале причала, – большая, с тупой кормой и узким длинным носом. В ней даже валялось весло, правда, со сломанным черенком, а на кормовой лавке лежал облезлый пробковый круг.

– Далеко плыть? – спросил стоящий в лодке Боцман. Тимур качнул головой и тут же пожалел об этом – шею прострелила боль.

– Может, час. Не меньше. Точно не знаю.

– Как это ты не знаешь? – тут же вскинулся Жердь. – Темнишь, Шульга!

Тимур молчал.

– Так что, командир? – спросил Боцман. – Может, грохнуть всех троих и назад?

– Или давайте я их подожгу! – предложил Жердь.

– Плывем, – сказал Филин.

***

Тимура посадили на носу, за ним на корточках пристроился Боцман, уперев в спину пленника ствол, дальше Филин, потом Растафарыч с Машкой, Гадюка и на корме – Жердь. Со словами «Налегай, волосатый» он вручил Растафарычу обломок весла, и бывший водитель НИИЧАЗа стал грести.

Вода плескалась о борт, шелестел камыш. Повинуясь указаниям Тимура, Растафарыч несколько раз повернул лодку, пересек большой участок воды, свободный от зарослей, и углубился в лабиринт мелких островков. Лодочный причал давно пропал из виду; посудина медленно плыла через протоки. В щели просачивалась вода, скоро под ногами захлюпало. Бледная Вояка, повесив веснушчатый нос и зажав руки между грязными исцарапанными коленями, понуро сидела у ног Растафарыча. Жердь на корме вдруг громко звякнул, прошептал: «Получилось!» – и все, кроме девушки, оглянулись. Бандит держал перед собой бутылек с толстым горлышком, над которым поднималась шапка пены. Из нее постреливали крупные трескучие искры зеленого и синего цвета, ярко вспыхивали, разлетались во все стороны, как фейерверк, и с шипением падали в воду.

– Ну ты вконец охренел, длинный! – высказался Боцман. – Выбрось ее!

– Зачем? – спросил Жердь, сияющими глазами пялясь на искры.

– А если взорвется щас? Бросай!

Гадюка, сидевший ближе других бандитов к корме, отклонился подальше от Жердя.

– А если оно в эту… реакцию с водой вступит? – спросил тот. – Ни за что не брошу! Это суперсмесь, мне Огонек как-то рассказывал, что все хотел ее сделать… А у меня вышло! Я теперь… я теперь как он!

– Идиот ты теперь, а не как он, – начал Боцман, и тут бутыль выстрелила таким ярким снопом искр, что на воду и на дно лодки легли тени сидящих в ней людей.

Потом искры пропали, а пена потекла по бутылке на руку Жердя.

– Жжет! – Он поспешно поставил бутыль на дно и сунул кисть в натекшую сквозь щели воду. Та окрасилась в какие-то подозрительные радужные цвета. Пена почти исчезла, и Жердь заткнул горлышко пробкой.

– Это и горючка, и кислота! – объявил он гордо, надевая поверх пробки резиновый колпачок, который тоже Достал из сумки. – Так Огонек говорил. Она и взрывается, и жжет, как… как кислота, короче. Эй, это что такое?

Все оглянулись. Лодка плыла мимо широкой заводи, притаившейся между большим земляным островом и заваленной гниющими стеблями осоки песчаной косой. Вода в заводи напоминала ртуть и не плескалась, там вообще не было ни одной волны – она была как зеркало неправильной формы.

Боцман привстал, Растафарыч прекратил грести, поднявшая голову Вояка приоткрыла рот от удивления.

– У-ух… – протянул Жердь.

– Шульга! – позвал Филин. Не оборачиваясь, Тимур сказал:

– Ну?

– Что это такое?

– Не знаю. Мы уже в Могильнике, тут что угодно может быть.

Жердь уточнил:

– Но нам туда сворачивать не надо?

Тимур показал вперед – над зарослями камыша виднелся край чего-то темного, издали напоминающего большой решетчатый купол.

Туда. Филин встал на лавку, схватившись за плечо Боцмана.

– Это что?

– Соснодуб.

– А! – закричал Жердь. – Ну точно! То-то я гляжу – вроде соснодуб… А оно, оказывается, соснодуб! Ну правильно, ну ясно… Командир, давай я его подожгу?

– Как ты добросишь? – удивился Боцман. – Он же далеко…

– Да не, я про озеро это, про воду! – Жердь ткнул пальцем в сторону ртутной заводи.

– Отставить поджигать воду, – скомандовал Боцман и тоже выпрямился, разглядывая аномальное растение далеко впереди. – Шульга, почему туда?

– Через него лежит путь к «менталу», – ответил Тимур.

– Это как?

Вместо ответа он пожал плечами. Впервые с того момента, как упал вертолет, подал голос Растафарыч:

– Что такое соснодуб?

Вояка, привстав, начала было объяснять ему, но Гадюка ударил ее кулаком под колено, и она упала обратно. Развернувшись, девушка крикнула:

– Не трогай меня, змеюка!

– Заткнись, – презрительно бросил он.

– Сам заткнись! Еще раз тронешь – я тебя… Маша ойкнула, когда ствол АК стукнул ее по затылку.

– Молчи, – сказал Боцман и добавил, обращаясь к Растафарычу: – А ты греби дальше. А ты, Жердь, тоже заткнись.

Лопасть сломанного весла снова опустилась в воду.

Солнце ползло к горизонту, но жара не спадала. Ветер совсем стих, камыши и осока застыли, вода не плескалась – мертвый штиль царил вокруг.

– Мошкары совсем нет, – прошептал Жердь. – Слышите? В таких местах всегда слепней полно, а тут… Почему их нет? Что за место такое? Не, мне только хорошо, что нет, но странно же…

– Закрой пасть уже, – велел Боцман.

Если бы не плеск, с которым весло погружалось в воду, вокруг царила бы полная тишина. Лодка миновала корягу, рассеченную широкой гниющей трещиной, в которой росли мелкие грибы, и впереди открылся заболоченный остров, изогнутый полумесяцем. В излучине, затылком на выступающей из воды жирной черной грязи, лежал мертвец в последней стадии разложения. Он раскинул руки, будто на спине пытался выползти из воды, спасаясь от чего-то, да так и не выполз.

– Чё это с мужиком? – громко спросил Жердь. – Вы гляньте, на груди…

И тут Боцман не выдержал. Все в банде привыкли к болтливости длинного, и помощник главаря тоже давно привык, тем более что Жердь зачастую первым замечал всякие странности и непонятки в окружающем и доводил до общего сведения факт их наличия, но место это – тихое, жаркое, залитое ярким светом клонящегося к горизонту солнца, вызывало такую подспудную тревогу, что безудержная болтовня бандита здесь особенно нервировала. Вскочив, Боцман отпихнул с пути Растафарыча, который едва не свалился в воду, перешагнул через пригнувшуюся Машу, пролез мимо подавшегося к борту Гадюки – и врезал Жердю, вставшему ему навстречу, прикладом в живот.

Охнув, тот согнулся, одну руку прижал к брюху… а другой, неожиданно для всех и, кажется, для самого себя, вмазал Боцману по лицу.

– Не трожь меня! – с тихой ненавистью прохрипел Жердь, хватаясь за пистолет. – Не сметь, понял?!

Боцман, качнувшись назад, вскинул «калаш». Он уже готов был отправить строптивца на тот свет, когда сзади раздался голос Филина:

– Стой!

Опустив АК, Боцман схватил Жердя за руку, которой тот пытался вытащить оружие из кобуры, наклонился к нему, едва не ткнувшись носом в его нос, процедил:

– Еще раз пасть разинешь – завалю на хрен! Круто развернувшись, так что лодка закачалась, он пошел обратно. Тимур, глядя вперед, сказал:

– Осторожно. Течение началось.

Лодку медленно потащило вокруг острова, и Растафарыч стал подгребать.

– Туда? – спросил Филин.

Тимур кивнул. Он смотрел на труп в воде, потому что только сейчас заметил то, о чем пытался сказать Жердь: на груди мертвеца была широкая рана, будто трещина, как на той коряге, и в ней точно так же росли мелкие грибы. Шляпки их отливали тусклым изумрудом, как брюшко навозной мухи. Да и вообще грибы они напоминали только с первого взгляда – скорее уж это были какие-то почки… или, может, коконы? Зародыши? Куколки?

Мертвец пропал из виду, когда лодка миновала островок. Течение усилилось, вода покрылась мелкими волнами.

Посудину потащило прямо к островку, состоящему из гнилой массы веток, листьев и стеблей осоки. Тимур, сев на носовое ограждение и выставив вперед ноги, уперся в него, оттолкнулся – лодка качнулась и впритирку поплыла мимо, скребя бортом. Тимур так и остался сидеть, но Филин негромко приказал:

– Шульга, назад.

Пришлось поднять ноги. Выпрямляться во весь рост он не стал: из-за течения и мелких волн лодку теперь покачивало.

– А вообще кто-то живет в таких местах? – спросил сзади Жердь. – На болотах, которые ближе к Периметру, там ведь и псевдопсы бродят, и кабаны захаживают… А тут?

– Придурок, – бросил Боцман, не оборачиваясь. – Там мелко, земля, между нею лужи. Ходить можно. Здесь вода сплошняком – какие кабаны? Как они тут смогут?

– Сам придурок! – ответил Жердь.

Это было что-то неслыханное – раньше он никогда не смел отвечать на критику начальства, не важно, Филина или Боцмана… После смерти Огонька что-то в Жерде изменилось. Помощник главаря покосился на него через плечо. Вел себя длинный и правда иначе: дергал головой, стрелял глазами по сторонам, иногда быстро облизывался. Казалось, он чем-то озабочен, мысли бродят где-то далеко. Еще он то и дело потирал ладони, а иногда начинал любовно ощупывать сумку Огонька. Двинулся, решил Боцман. Они ведь вдвоем всегда были, на все задания их Филин вместе посылал, и хотя Огонек, кажется, Жердя не очень-то и жаловал, тот к нему относился по-братски. И что-то у него в голове сместилось после смерти напарника, винтик какой-то отскочил, маленький, но важный, отчего весь мозговой механизм пошел вразнос.

Боцман посмотрел на Гадюку. Тот неподвижно сидел позади пленных, в одной руке нож, в другой «берет-та». Вот за этого можно быть спокойным – с его психикой никогда ничего… И тут Боцман поймал взгляд, который Гадюка бросил на затылок конопатой девчонки. В нем была… ну да, злоба. Ненависть. Обещание убить.

Ну точно! Боцман наконец сообразил. Гадюка ведь женоненавистник, как он мог забыть. Это стало ясно еще после того, как отряд пару раз наведался в «Сундук», хозяин которого держал в заведении несколько девчонок нетяжелого поведения. Да и за Периметром… Точно, разведчик баб не переносит. Девка в лодке для него как личное оскорбление, вот почему он злится.

Боцман взглянул на пленных. Волосатый подгребал, лавируя между островками, лицо его было сосредоточенным и отрешенным. На груди шнурок с каким-то мешочком, на запястье браслет из деревянных шариков. Ишь, нацепил на себя, хиппи прибабаханный!

От такого чувака чего угодно ожидай: если угроза какая, может с визгом упасть на землю, прикрыв голову, а может броситься вперед, размахивая кулаками… А этот парень армейским вертолетом управлял, сообразил Боцман. Ведь не Шульга же и не девка, правильно? Стало быть, служил? Значит, не такой уж и задохлик…

Ну и баба еще. Он посмотрел на Вояку, которую до сегодняшнего дня никогда не видел, хотя и знал, что в бригаде Лохматого есть такая. От нее вообще никаких проблем: баба – она баба и есть. Но лучше все равно пристрелить ее побыстрее, только, конечно, попользоваться сначала… Вообще непонятно, зачем Филин этих двоих за собой тащит. Дело ведь только в Шульге, а они не нужны. Или командир рассчитывает, что пацан с ними дружен и они Шульгу как-то связывают?

Пожав плечами, Боцман отвернулся. Солнце пересекло половину неба между зенитом и горизонтом, соснодуб стал ближе – еще несколько островков миновать, и всё.

– Как доплывем, что дальше?.. – начал Боцман, и тут почти вскользь к лицу что-то пролетело.

– Э! – вскинулся он. – Это что было? Филин вопросительно повернул к нему голову.

– Мимо тварь какая-то прошмыгнула.

– Какая еще тварь? – заволновался Жердь, когда-то подвергшийся нападению роя мутировавших местных ос и с тех пор нервно переносивший летающих насекомых.

– Такая вроде тонкая, как иголка… э…

– Иголка? – повторил Филин.

Они разом подняли стволы, и тут Шульга с носа крикнул:

– Ложись!

Лодка достигла большой заводи – целого озера посреди водного лабиринта. Соснодуб высился прямо за ним. Из воды торчали островки необычной конической формы… то есть шалаши, как тут же стало понятно. Вернее, островки тоже были – вроде того, в который чуть не воткнулась лодка, из веток и всякой гнили, – а над ними стояли тростниковые шалаши. Они казались лохматыми из-за торчащих во все стороны листьев, мелких веточек и стеблей. Между жилищами было даже подобие мостков – вязанки влажного хвороста, сложенные длинными рядами. Наверное, под ними в дно уходили колья, на верхние концы которых вязанки были насажены, поэтому они и не уплывали.

Все повалились на дно лодки, которую течение потащило через озеро. С тонким жужжанием низко над ней пролетело еще одно «насекомое», а потом и третье впилось в борт. Тимур, не разгибаясь, осторожно вытащил длинную колючку с утолщением на одном конце, оглядел и вручил протянувшему руку Боцману, который после короткого осмотра передал колючку главарю.

– Может, они ядовитые, – сказал Тимур.

– А кто стрелял? – шепотом спросил Боцман и повысил голос: – Все на месте, не высовываться!

– Не знаю. Но похоже…

– Эй, вижу одного! – гаркнул Жердь. Невзирая на приказ, он приподнялся. Да еще и занес руку с бутылкой – но не той, из которой недавно бил фейерверк искр, поменьше и пузатой, – а другой поднял зажигалку.

– Вон он, крысеныш мелкий!

– Какой крысеныш? Не вздумай кидать! – заорал Боцман, но было поздно.

Щелкнула зажигалка, заткнутая в горлышко тряпка вспыхнула, и Жердь метнул бутылку.

Большинство шалашей казались пустыми, но на пороге одного, свесив в воду кривые ноги, сидел бюрер в набедренной повязке из грязных тряпок, и в руке его была длинная трубка из тростника, конец которой он поднес ко рту.

Четвертая стрелка вонзилась в приклад дробовика, который Филин поднял перед собой, защищаясь. Бутылка, кувыркаясь, полетела к бюреру и на середине пути будто напоролась на невидимую стену. Зигзагом она рванулась в сторону, затем как бумеранг устремилась обратно в лодку, но не долетела – взорвалась в воздухе.

Огненный дождь просыпался на воду. Каждая капля, каждый гудящий комок огня, падая в озеро, не гас, а расплывался маслянистой лужицей, на поверхности которой шипело пламя.

Отбив летящую бутылку усилием своей мутантской воли, бюрер вскочил и попятился в глубь шалаша.

А из других начали высовываться головы самок и детенышей. Ни одного самца, кроме стрелка… Это что, гарем у него такой? Или он охранник?

Додумать Тимур не успел, потому что Боцман крикнул: «Огонь!», и озеро огласилось выстрелами.

Течение уже несло лодку между крайними шалашами. Автоматная очередь скосила самку с мелким детенышем на руках, пистолет Гадюки проделал пару дырок в груди другой. Со всех сторон в людей полетели мокрые ветки, обломки тростника и даже водяные хлопья: отрываясь от поверхности озера, они гротескно взлетали в воздух, подобно прозрачно-серебристым снежкам, ударялись в борта и с хлопками лопались, обдавая все вокруг брызгами.

Посудина вплыла в залитую огненным дождем область, прорезая носом горящие лужи. Между ними показалась голова бюрера-подростка с ножом в зубах. Клинок был проеден ржой до крошащихся дыр. Мутант-тинейджер до пояса выскочил из воды, но Машка, выдрав обломок весла из рук Растафарыча, врезала ему лопастью по башке и отправила обратно.

Маслянистые пятна горели со всех сторон, от них поднимался сизый дымок с запахом керосина. Большой клубок веток, упав откуда-то с неба, будто сам собой нахло-бучился на голову Жердя, который заорал и стал слепо шарить вокруг. Тонкий стебель молодого тростника едва не воткнулся в глаз дернувшегося Тимура и до крови поцарапал щеку. Жахнул обрез, дробь срубила ближайший шалаш вместе со стоящим у входа бюрером с духовой трубкой в руке. В другой он держал кривую деревянную дуду и, пуча волосатые щеки, дул в нее, издавая пронзительные скрипучие звуки.

Бюрер упал, и Тимур, догадавшись, в чем дело, крикнул:

– Это был часовой! Сейчас остальные появятся! Индеец, греби!

Растафарыч потянул из рук Маши весло, а она, подавшись к нему, прошептала:

– Прыгай!

– Что? – не понял он.

– Прыгай сейчас!

Но Гадюка, хоть и палил во все стороны, внимательно следил за пленниками. Увидев, как Вояка что-то шепчет, бандит ударил ее рукоятью пистолета по затылку.

– Сидеть! – прошипел он.

– Ах ты, гад ползучий! – завопила Маша, поворачиваясь.

– Не бей ее! – крикнул Растафарыч и сжал кулаки, подавшись к бандиту.

Тот врезал ему костяшками под дых, пригнулся – лопасть весла пронеслась над головой, зацепив темя. Гадюка упал на дно, Машка вскочила, отшвырнув весло, крикнула: «За мной!» – и сиганула через борт.

Растафарыч с Гадюкой вскочили. Пленник занес ногу, чтобы шагнуть следом за девушкой, но ему в лоб врезался запущенный бюрерами большой ком грязи, опрокинул на спину, залепив лицо.

– Гадюка, назад! – крикнул Боцман, хватая весло. Не слушая, тот бросил пистолет, сунул нож в зубы и прыгнул за Воякой.

Лодка вырвалась из усеянного огненными пятнами участка на край озера, от которого к соснодубу вела протока. В магазине Боцмана закончились патроны; запасного не было, и ему пришлось перезаряжать, доставая патроны из подсумка. Филин, зарядив обрез, направил его на Тимура. Освободившийся от веток Жердь палил с кормы из пистолета и все вопил:

– Гадюка! Гадюка!

Быстрое течение несло лодку к протоке, сзади летели ветки, комья грязи и водяные хлопья, но их стало меньше – бандиты выкосили значительную часть самок и детенышей.

Растафарыч сел на дне лодки, протирая глаза кулаками. Боцман, напихав полный магазин патронов и вставив его в автомат, таращил глаза, но не видел среди огненных пятен позади двух человеческих голов.

– Командир! – позвал он.

Филин посмотрел за корму, потом в сторону носа. До соснодуба оставалось всего ничего.

А из боковой протоки кто-то вплывал в озеро.

– Дальше, – приказал Филин. Боцман заорал на пленника:

– Греби!

– Надо забрать Машу! – крикнул Растафарыч.

– Греби, сказано!

– Пошел ты, мазафака штопаная! – Растафарыч приподнялся, чтобы прыгнуть за борт.

– Жердь! – приказал Боцман.

– Слушать старших! – визгливо крикнул Жердь и набросился на пленника. Тот отбил один удар, заехал бандиту локтем в грудь, но, получив рукоятью пистолета между глаз, свалился на дно. Жердь принялся пинать его, выкрикивая несвязные угрозы, и бил бы долго, если бы лодка не закачалась, вплыв в протоку, где течение стало еще сильнее, и бандит едва не выпал за борт.

Отдуваясь, длинный сел на корме, взял весло и начал грести. Растафарыч тяжело ворочался в луже потемневшей от крови воды между лавками. Боцман отвернулся от них.

Прямо перед лодкой раскинулся соснодуб – кривые стволы, сросшиеся в большой решетчатый купол. Под куполом было темно, что-то булькало и пенилось, вода со всех сторон устремлялась туда.

– Это… – начал Боцман, привставая.

– Стойте, нам чё, туда?! – заорал сзади Жердь, позабыв про приказ.

Течение еще усилилось, лодку все быстрей несло к со-снодубу.

– Шульга! – окликнул Филин, и Тимур посмотрел через плечо:

– Да, туда.

– Под соснодуб?

– Да.

Филин выпрямился.

– Зачем?

– Попасть к «менталу» можно через то место.

– Да что это за фигня?! – выкрикнул Жердь. Боцман сказал:

– Командир, под соснодубами образуются «газировки».

– Правильно! – подхватил Жердь. – Они кислоту и газы всякие выделяют, а те разъедают… Да вон же она, зеленая, в воде!

Грести больше не было смысла, и он бросил весло рядом со стонущим Растафарычем, лицо которого было залито кровью.

– Я тебе носяру сломал, а? – спросил Жердь злорадно. – Надо было все кости переломать!

Лодка все сильнее качалась на волнах. Темная вода под соснодубом бурлила и пенилась, и словно бледно-зеленый туман клубился неглубоко под поверхностью, то выстреливая во все стороны извивающиеся щупальца света, то втягивая их обратно. Над «газировкой» вскипали пузыри и кружился большой водоворот.

– Шульга! – Ствол дробовика смотрел Тимуру в грудь, большие темные глаза буравили его.

– Это короткий путь к «менталу», – произнес он ровным голосом и пошире расставил ноги на качающейся лодке. – Его мне и показал Стае. Или через Челюсти, или здесь.

– Как отсюда куда-то попасть? – спросил Боцман. – Там аномалия. Смертельная, мать ее. Он нас в ловушку привел!

– Я не знаю как, но отсюда мы попадем к «менталу», – повторил Тимур.

– Тикать надо! – крикнул Жердь. – Ныряем!

Даже если бы кто-то стал грести обратно, лодку теперь было не остановить, сильное течение несло ее к зеленому водовороту, клокочущему в тени под куполом.

– Командир! – позвал Боцман.

– Все на месте! – приказал Филин. – Жердь, не ры-пайся. Шульга, так «ментал» где-то рядом? Это точно?

Вода грохотала, заглушая слова, свистел вырывающийся из нее газ, и Тимур прокричал:

– Я не знаю, рядом или нет, но он – дальше., за «газировкой»! Точно!

– Значит, ты мне больше не нужен, – сказал Филин и вдавил спусковой крючок.

Растафарыч, крякнув, врезал ему по ногам обломком весла.

Филин боком упал на борт, дробь ушла в сторону, вырвавшийся из ствола язык пламени опалил затылок Боцмана, тот заорал и открыл огонь. Автоматные пули раздробили доски прямо над сжавшимся на дне Тимуром. От боли из глаз Боцмана брызнули слезы, и он стрелял, не видя куда. Растафарыч снова замахнулся, но Филин, не вставая, ткнул прикладом дробовика, попал ему в лоб и сбросил пленника в кипящую воду.

Нос, ставший дырявым как решето, потащило вниз: лодка достигла водоворота. Пули били в доски над самой головой Тимура. Протянув руку, он схватился за ствол АК и рванул его влево, вывихнув Боцману палец, вдавливающий спусковой крючок, а потом, когда выстрелы смолкли, дернул на себя. Выдрав оружие из рук бандита, привстал и швырнул автомат в стоящего на коленях Филина. Тот отклонился, дробовиком отбил оружие, и этой секунды Тимуру хватило, чтобы, перегнувшись через стонущего Боцмана, голова которого стала пятнистой от волдырей и порохового нагара, схватить контейнер, стоявший возле главаря.

Филин закричал.

Тимур спиной опрокинулся с лодки.

Его сразу завертело, кипящая зеленая вода обожгла, мерзкий запах «газировки» ударил в нос. Он прижал контейнер к груди, увидел над собой днище лодки, краем глаза заметил безвольно качающееся тело Растафарыча, потом Тимура развернуло лицом вниз, прямо под ним оказалось жгучее, пылающее кислотно-зеленым огнем ядро аномалии… и сильный поток швырнул его вверх.