Глава 6. — Мадемуаз-з-зель не скучает?

Джурайя

— Мадемуаз-з-зель не скучает? — глумился громила, нависая над Элией. — Может, компанию составите четверым благородным господам, а то мы тута совсем одичали без женского обчества?

«Благородные господа, ага. Благородство так и прет. В тридцать три струи, не считая брызгов. Такие господа городскую виселицу очень даже украшают — смотришь, и сердце радуется. Вплеск спровоцировать? Сдохну, а они над трупом глумиться будут. Бр-р-р… Не в форме я пока. Может, Элька попробует?»

— В хорошей компании разве бывает скучно? — голосок медовый, бровки приподняты в неподдельном удивлении, интонации знакомые, убаюкивающие… — Вот и у вас, я вижу, тоже ОЧЕНЬ хорошая компания. Вы так редко видитесь, а у вас так много общего. Боюсь, я вам помешаю, вам ведь ТАК хочется поделиться с ними всем-всем, что у вас происходило, и им тоже так многое нужно вам рассказать…

«Голос льется патокой, акценты расставляются с математической точностью и непринужденной элегантностью, вплетаются в речь, зачаровывают… Почему он еще здесь? Сморгнул, потряс головой — и снова взор ясный. Что здесь вообще происходит?»

— Ты мне, киса, зубы не заговаривай. А дрыщу своему скажи — пусть отваливает по-хорошему. Детей и убогих не обижаем, — хохотнул громила. — А уж убогих детей — и подавно! Чего набычился, брателла? Ковыляй на тонких ножках, пока не переломаны!

«Блин, обидно даже. Хотя понять можно — настроение игривое, бить городского недоноска никто не собирается, но пока он (я то есть!) не свалит, крале неудобно как-то будет сразу согласиться.

Ну что про нас подумать могли? Сопливый аристократишка и непристойная женщина в глуши в трактире — явно понесла нелегкая острых ощущений поискать, стырил небось папашин кошель, купил на панели дамочку по вкусу — и в глушь, в тайгу! Частью природы себя ощутить. Почему же Элькины старания не дают результата? И я тоже: стараюсь вызвать выплеск — и ничего, силы как в бездонную яму утекают, уже голова кружится, скоро свалюсь, мне бы Эльку спасти, а сама, ладно… По Ценевым меркам, я и так зажилась. Он мне жизни до второго выплеска отмерил…»

— О, благородный господин, не пугайте моего кузена — видите, как он побледнел? Он нездоров, бедный мальчик. А что это ваши товарищи эль на три кружки разливают? — Элька, видимо, меняет тактику. — Хороший, дорогой эль, за который вы расплачивались из своего кармана… Нечасто позволяете себе такую роскошь? О боже, мне так жаль, такое оскорбление, вы ведь и не ожидали? Как вам сейчас больно от этого предательства. Я вас понимаю. Это всегда больно — когда вас предают близкие люди. Вы ведь не БУДЕТЕ убивать их за это? Хотя так поступил бы каждый благородный господин!

«…Поплыл? Быть мне продажной женщиной, если не поплыл! Глаза кровью налились, шея дергается, сейчас… Черт! Зажмурился, головой тряхнул, Эльку за руку хвать, ну же! Последние силы утекают… Быть мне непристойной женщиной. В следующей жизни…

Что-то громко взорвалось за столом „лесорубов“, осколки брызнули во все стороны, сила перестала изливаться, усилием воли удерживаю себя сидя, но получается плохо, не я сползаю — скамейка, на которой сижу, — качается, растворяется…

…С Элькой что-то происходит: в глазах свет, голос стал властным, я что-то пропустила?»

— Отпусти. — «Это Элька, ну и видок у нее — как у темной владычицы — лицо заострилось, потемнело, глазищи сверкают, я боюсь… Не Эльку боюсь, а чего-то такого… Просто СТРАХ». — Иди за свой стол!

«Идет, задом. Глаз не отводит от Эльки. Гоп-компания вскочила — на подмогу что ли? И тоже застыла. Трактирщик и тот господин возле барной стойки — кстати, откуда он взялся? Неважно… — двинулись в нашу сторону…»

— Всем оставаться на своих местах! Сейчас вы все свяжете друг друга. Последнего связывает трактирщик. Потом трактирщик залезает в подполье и закрывается крышкой. Приступить к выполнению приказа!..

«Я видела только, как ВСЕ достали ремни, веревки и начали вязать друг друга. Потом тьма…

…Меня тащут. Под мышки, как соседка баба Тьяна своего благоверного из пивнушки. По кочкам, камням, что-то больно бьет по плечу, что-то давит на живот, сквозь вату судорожное дыхание, перемежаемое всхлипами… Кто бы это был?.. Тьма…

…Меня не тащут, лежу на твердом. Под головой — котомка, тепло. Сквозь веки свет пробивается, пахнет дымом. Костер — хорошо… Тьма…

…В рот льется что-то горячее и нестерпимо сладкое, под спиной — что-то мягкое, а может — кто-то, и голову придерживает… Элька — всплывает в памяти. Подруга. Подруга — хорошо… Тьма…

…Открыла глаза — сверху звезды, повернулась — рядом костер. А в ухо кто сопит и спину греет? Элька! Как ты выбралась?!! Выбралась?! Воспоминания обрушились лавиной — трактир, лесорубы, съем, господин за стойкой… Кстати, кто он? Неважно…»

— Элька, Элька, проснись! Что там было? Как?.. — Джурайя трясла ее как грушу, а толку никакого, проворчала что-то сквозь сон, положила сверху руку — спа-а-ать. Спать — хорошо…

А утро началось с того, что Джурайю трясла Элька. Что характерно, тоже как грушу.

— Блин. Вставай, соня. Завтрак стынет! Тебе чего — пирожных или мяса?

— Чего-чего… Пирожных, конечно. А потом мяса. А потом опять пирожных. Куда лезет?

«Вот и Марисса каждый раз после выплеска говорила — куда лезет. Стоп… Выплеска НЕ БЫЛО! А ощущение такое, будто был».

— Э-э-эль, расскажи, а… Я, похоже, все самое интересное проспала…

Тут Элька и рассказала. И, честно говоря, Джу не знала, смеяться или плакать. Сила у Эльки невеликая — на одного, максимум двоих здоровых мужиков на уговоры хватает. А тут и на одного не хватает — причем старается, как на троих, а эффект на выходе — пшик. Почувствовала подруга, что Джу к выплеску готовится, видела, что сила уходит безрезультатно, пыталась перенаправить интерес — на его компанию. Ничегошеньки не выходит, а потом трах-бах-шарах! Что-то грохнуло, осколки — будто лунный камень взорвался — бело-голубые, светятся… И тут ей показалось со страху, будто силу в нее влили — щедро, от души! Страх переродился в ЯРОСТЬ, ГНЕВ, ВОЛЮ. Чувство появилось: если прикажет — головы друг другу зубами будут отгрызать, на своих кишках повесятся — перечить не посмеют. А уж ерундовинка такая, как друг друга повязать, и вовсе сопротивления не встретила. Единственного несвязанного и сидящего в подвале трактирщика хрупкая девушка заперла, поставив на крышку люка дубовую стойку. А стойку, наподобие той, четыре здоровых мужика в родном поместье от столяров в новую пивнушку тащили — упарились. Откуда силы — неясно. А потом под ненавидящими взглядами из-за кляпов во рту поснимала кошели поясные, собрала провизии, нашла мешок сахару — тоже взяла, — это он Джу так больно по плечу бил, болтался на весу. Выволокла Джурайю за порог, котомку, едой набитую, пристроила ей на живот, мешок через плечо перекинула и потащила в лес, подальше от этого злосчастного трактира. Кстати, тащила она ее, оказывается, трое суток, с перерывами, с ночевками, а не одну ночь — как показалось Джу.

Все это время чувствовала, что она если не всемогущая — так всесильная точно. А сейчас опять, как обычно. Силы, наверное, кончились. Наверное, там какой-то амулет был, не иначе. Может, накопитель, черт его не разберет… А в момент взрыва она одна колдовала, вот по открытому каналу сила к ней и перешла. Это было единственное, чем Джу могла объяснить Эльке, далекой от магии, чудесное спасение.

Цень очень много рассказывал о силе, о каналах силы, об амулетах, магических кристаллах, а Джурайя слушала, затаив дыхание. Вот только рассказывал он о них как о сказочных предметах, преданья старины глубокой, атрибуты древних великих чародеев, что горами, как вениками, трясли. Если бы он ее учил даром пользоваться, а не глушить его… Может, и сам не умеет?

И про таких, как Элька, Джурайе старенький учитель рассказывал. Называли их в древности парламентерами. Рождались они очень редко и истреблялись очень быстро. Почти не имея магической силы, они были очень уязвимы, но могли заставить кого угодно сделать что угодно, причем так, чтобы заставленный считал, что это было его собственное решение. Пусть дурное, но свое. Так развязывались великие войны. Так мирились непримиримые враги, разрушившие полконтинента, пытаясь отомстить друг другу, а после милой беседы с парламентером клявшиеся друг другу в вечной дружбе и братавшиеся на крови. У кого парламентер — тот и кукловод. А орудие кукловода очень часто становится самой желанной мишенью для противника. Цень говорил, что вот уже четыре века не рождала земля Соединенных Королевств парламентеров. И лишь очень немногие помнят, кто это такие и какую опасность представляют для государства, в котором родятся.

После рассказа Элька заметно помрачнела. Она и не думала, что является носительницей древнейшего зла — умения вести переговоры. Настал момент, когда девушки должны были решить, что делать дальше.

Второй раз за время путешествия Джу слушала тишину, Элька молчала, ДУМАЛА! Джурайя тоже подумывала, но не так интенсивно. Во всяком случае, скрипа мозга в черепной коробке слышно не было. Для напряженной работы мысли было несколько причин:

— Элька трое суток тащила Джу НЕИЗВЕСТНО КУДА, и они просто не знали, ГДЕ находятся;

— у них теперь было достаточно денег не только на дорогу, но и на прилично одеться, оставалось только найти то место, где это можно было сделать;

— у них была еда в количестве, достаточном для недельного похода, но сил уже оставалось разве что на однодневный переход;

— и последнее — концепция изменилась, и если Элька раньше хотела устроиться в услужение и заниматься тем, что умела с детства, то после недавних открытий стоило заручиться защитой какого-нибудь мага, и желательно посильнее, а это означало — теперь они вместе ищут того самого мага и молятся всем богам во главе с Единым, чтобы он взял их ученицами обеих.

Вот только где они его ищут?!!

Джурайе пришлось оставить Эльку у костра с вещами и отправляться в разведку. «А что бы я делала, если бы не на охоту с отцом ходила да у Ценя тренировалась, а под окошком с пяльцами на заднице мозоль насиживала да плоскопопие развивала, как мать хотела?»

Джурайе повезло — к вечеру она уже знала, где пролегает хорошая, утоптанная дорога, в каком направлении нужно двигаться до ближайшего городка, и главное — что они уже не в графстве де'Карри. Еще одна ночь в лесу — хорошо выспаться, набраться сил и, по возможности, съесть большую часть припасов.

«…Никогда бы не подумала, что девушке опаснее путешествовать в сопровождении мужчины, чем в одиночестве. И все потому, что мужчина этот — хлюпик. А точнее — я, постриженная под эльфа, а после трактирных приключений — еще более тощая и нездоровая на вид».

Элька в срочном порядке придумала новую легенду — она служанка, сопровождающая юного аристократа в город к известному магу-целителю, дабы избавить от гложущего его недуга, а попросту — от язвы, коей и является Джу. Элька об нее язык обточила — язва на язве, говорит — великое открытие современной медицины, маг-целитель требуется не ниже первого ранга, остальные не справятся. Да за излечение подобного недуга и премию Ковена заработать можно! В конце концов Джу выдала ей, что единственная язва здесь — это она, и именно она ее и мучает. Вот уже дня четыре. Хорошо хоть три из них в беспамятстве провела — не страдала…

На хорошенькую служаночку западали все встречные и поперечные, благо двигались они по оживленному торговому пути, направляясь к ближайшей ярмарке. Первоначально девушки планировали большую часть пути пройти по лесу, вдоль дороги, но вскоре отказались от этой дурной затеи — Элькины атласные туфельки с большим трудом дожили до выхода на тракт и теперь доживали свои последние минуты. А по лесу тащиться в модельной обуви оказалось просто невозможно — сила, влившаяся в нее во время показательного гипнотического сеанса в трактире, благополучно была ею же израсходована на трехсуточное буксирование вялой тушки Джу с последующим приданием ей необходимых для человеческого организма свойств — прямохождения и внятной речи.

Девушки очень обрадовались, когда первый же обоз, идущий в попутном направлении, галантно предложил им проехаться с ветерком. Как выяснилось, небескорыстно. Бескорыстный торговец — это само по себе звучит странно, но когда им предложили оплатить проезд и деньгами, и свальным грехом («Как много извращенцев населяет наше такое с виду приличное королевство! Даже то, что я теперь мальчик, их не остановило»), это было уже явной наглостью. А нелегкая жизнь научила наказывать наглецов по всей строгости. Наглецов было всего два, поэтому хватило одной Эльки — это стало уже доброй традицией. Она попросту убедила их, что целый воз, наполненный рулонами отборного шелка и тонкорунной шерсти, стоит отдать сиротскому приюту, а они люди небедные, еще заработают. Так что на ярмарку даже и заезжать не стоит, прямиком к сироткам. Да не забудьте проверить через недельку, не уворовали ли смотрители ткани на личные нужды, да деньжат на портняжную мастерскую подкиньте — чтобы одежки деточкам пошили.

Что страшнее для торговца, чем ДОБРОВОЛЬНО лишиться прибыли? Даже кастрация меркнет рядом с такими страданиями. Дальше они благоразумно отказывались от попутного транспорта, предпочитая сохранить веру в людей и пожертвовать туфлями. Благо топать оставалось не больше часа до городских ворот…

Графство Тенор славилось своими ярмарками. Небогатое ремеслами, оно процветало на товарно-денежных отношениях, банкиры всех мастей, от состоящих на службе королевству до разношерстных мошенников, фактически управляли графством, игнорируя престарелого графа. Чему он особенно не сопротивлялся, получая свою долю от каждой сделки.

А где процветает торговля, там и преступность чувствует себя очень даже вольготно, воры и мошенники просто откупались от продажных городских стражей. Иногда, чтобы не привлекать внимания короля, на главных площадях устраивались показательные порки и казни «королей» преступного мира, по сути — тех, кто не желал делиться или попросту крысятничал. Именно поэтому юные путешественницы лишились почти всех своих денег, едва войдя в городские ворота. Уцелел только один кошель, который рачительная Элия, наслышанная о городских воришках, припрятала под юбками. Да тот, который отхватила своей «бабочкой» вместе с пальцами грабителя-неудачника быстрая Джурайя, вовремя заметив, а скорее почувствовав подвох, когда случайный прохожий чуть не сбил ее с ног, а потом почему-то хотел убежать. Инстинкт сработал раньше мысли, рука сама выхватила нож и полоснула по завязкам мелькнувшего кошеля. Преступник, завывая и придерживая раненую руку, бросился прочь, а Джурайя в изумлении смотрела на валяющийся в грязи кошель с отрезанными тесемками и лежащие рядом три пальца. Горожане, уставшие от безнаказанного разбоя на улицах, аплодировали «смелому мальчику».

Инцидент произошел у входа в оружейные ряды, на глазах торговцев и мирных граждан, поэтому лавочник, к которому подошла Джу, чтобы выбрать себе меч, просто вынужден был сделать ей незначительную скидку и небольшой подарок.

Выбор Джу не случайно остановился на легкой катане с удобной гардой — она была сильной, по сравнению с любой другой девушкой, ловкой и умелой. Но очень легкой. Тяжелый двуручник при ударе просто унес бы ее за собой, а защищаться от поднаторевшей в уличных стычках ночной братвы шпагой или сабелькой было просто смешно. Подарок торговца — набор метательных ножей на перевязи — тоже пришелся очень кстати. Джу тренировалась метать охотничьи ножи и хоть срезала листок с дерева на расстоянии пятидесяти локтей при боковом ветре, но все же испытывала какую-то неловкость.

Торговец хвалил за прекрасный выбор, приглашал заходить еще и провожал взглядом, полным сожаления о недополученной паре серебряных монет на кислой морде.

— Эль, может, хоть перочинный ножик купим? С лезвием на пружинке? Ну ты же как голая на этих улицах, без оружия… — вопрошала Джу подругу.

Элия, шарахавшаяся от каждого звяка в оружейной лавке, на улице вздохнула с облегчением.

— Спасибо, обойдусь как-нибудь. Нет, не боюсь никого зарезать. Я боюсь ЗАРЕЗАТЬСЯ. А если меня толкнут, а он в ридикюле раскроется — и прямо в печень?! У меня только жизнь начинается, я, может, еще замуж хочу и детей нарожать, нет, не надо мне ножей. Сама носи — на тебе железа больше, чем ты весишь, как таскаешь-то и не ломаешься?! Пошли, нам еще одеваться нужно. ДА, и тебе тоже! С таким оборванцем приличной девушке стыдно рядом появиться. Сейчас вот оденусь в приличную, и извольте соответствовать, молодой человек!

— Да погоди, не переодевайся в приличную, неприличные больше зарабатывают, а в этом неприличном городке — так и подавно. Только процент большой страже отстегивать придется. Ко мне уже подруливали, спрашивали, почему новый сутенер на учет не встал в городском управлении. С расценками заодно ознакомили, можем маленький бизнес сделать. А с твоим даром ты и с честью не расстанешься, расскажешь клиенту, что все уже было, и он остался доволен.

— Язва — она и есть язва. И как меня, честную девушку, угораздило с таким связаться? Тощий, наглый, еще и сутенер! Все, ухожу в монастырь. Пошли в одежные ряды. Будем из сутенера прынца делать.